Может быть, это удивит Вас, но я вынужден в Вашем расхождении с учебником, изданным «Просвещением», стать на сторону учебника.

Ваша ошибка заключается в одной неточности. Вы считаете, что слова «лестница» и «лезть» – одного корня. Это – правильно. Однако общий корень у них не «л-е-з-т», а «л-е-з».

В самом деле, если допустить, что корнем является звукосочетание «лезт», то в таких словах, как «лезу» или «лазание», «влезающий» корень являлся бы в каком-то «укороченном» виде, как бы освободившись от некоторой своей необязательной части, согласного «т». Но ведь корнем (см. БСЭ) именуется «часть слова, не поддающаяся дальнейшему разложению на части». А этому противоречила бы возможность разделить корень «лезт» на часть «лез», которая возникает в одной группе слов (я уже назвал три таких слова), и на часть «т», появляющуюся в других словах (типа «лазать», «лестница» и т.п.).

Следовательно, «лезт» – не корень, а производная основа, состоящая из основы «непроизводной» (она же – корень) и того или иного суффикса. В данном случае мы наблюдаем суффикс «т», который встречается во множестве глаголов. Так, в глаголе БИТЬ корнем является не «бит», а только «би», ибо лишь эта морфема входит в такие слова, как «биение», «убиенный», «убийство» и тому подобные. Суффикс же «т» в соединении с корнем «би» позволяет нам образовывать слова типа «би-т-ый», «би-т-ье», «би-т-ком» и пр.

Вот почему справедливо также и то, что непроизносимое «т» в слове «лестница» не может быть установлено по слову «лезть» или, тем более, по слову «ла-з-и-ть». Это не много отличалось бы от того, как если бы Вы попробовали установить, что слово «мыло» следует писать «мы-т-ло» на том основании, что существует глагол «мы-ть».

Правописание слова «лестница» действительно «непроверяемо» способами школьных грамматик. Установить его можно только при помощи этимологических разысканий, а учебник, выпущенный «Просвещением», не имел право отсылать школьников даже 5-8 классов к неизвестным им законам этимологии…»

Ошибкой советского филолога Г.В.Успенского является то, что надо было принять за внимание подхода в акцентировании корня «ле», в слове «лестница, а не посылать кого бы то ни было к довольно-таки спорным этимологическим законам, несостоятельность которых почему-то используют языковеды до настоящего момента в общепринятой речевой закономерности.

Но давайте предложим невероятное, что в слове «лестница» корнем станет теперь не общепринятое звукосочетание «лез», а всего лишь частичное «ле». И далее с уведомлением, что первичное «ле» имело в своём окончании твёрдый звуковой знак «з», но потом в течение времени он исчез. Стало быть, не притёрся к слову «лестница».

Что же теперь мы наблюдаем примечательного помимо главной части слова – корня?

Некую абракадабру – «стница». Но эта абракадабра только на первый взгляд невероятна. За непонятным как бы абсурдным «стница» прячется удобоперевариваемое слово «зданьице». Если, конечно, мы поменяем здесь глухие согласные на звонкие звуки. А теперь сопоставьте значение «лестница» к определению действия «лез в зданьице».

Удовлетворены ли вы теперь важностью смысла?

И надо ли вновь обращаться к дополнительному ряду этимологических закономерностей в поисках наиболее правильного ответа?

Тут же следует представить, что сооружение «лез в зданьице» как общеизвестное – «лестница»: две жердинки с перекладинами, были изобретены неким умельцем из уголовного мира. Скажем, где-то в «XVIII веке» или в начале «XIX столетия». Это как раз те периоды, когда интенсивно на базе порою фантастических версий формировалась традиционная история.

Теперь рассмотрите ситуацию применяемого сооружения «лез в зданьице». Как водится в старые добрые времена в городских зданиях, обычно верхние этажи занимали состоятельные люди, а в нижних этажах проживала прислуга. Следовательно, лёгкая «лестница» нужна была только для вторых и третьих этажей, где хранилось накопленное богачами добро. Отсюда вор и лез в зданьице только по лёгкому сооружению, а не по бытовавшему на крыльцах тяжёлому бревну с вырубленными ступеньками. В основном воровство процветало и процветает в либерально устроенном Российском государстве от времён самозванца Петра Великого до настоящих дней, а не в европейских государствах, где оно в жесточайшей форме пресекалось на корню. Поэтому и «лестница» – российского вора изобретение, а не где-то там теряется в глубине забытого времени. Отсюда лишний дополнительный ответ также не помешает в пересмотре общеизвестной версии татаро-монгольского ига, которого фактически никогда не было.

И ещё на эту тему дополнительное знание из лингвистической области. Таран – стенобитное орудие. Скорее всего, как гласит история, пробивание ворот в крепостях и укреплённых городах. Не рассуждая о технологическом совершенстве тарана, поговорим о его происхождении, как слова.

Этимолог Макс Фасмер в своём «Словаре» через этимологический преобразовательный ряд знал, что слово «таран» обозначает «стенобитное орудие». И корень у него, вне сомнения, тот же – «таран». Но так ли было в действительности, как об этом уверяет общеизвестное традиционное мнение.

Предлагаю альтернативный вариант, что при захвате крепостей, в первую очередь обращали внимание не на «стенобитное орудие», а на его возможности – пробивание дыры в воротах. Поэтому вполне могло статься, что первоначально это «стенобитное орудие» называли дыриной. Так сказать, первый этап становления условного определения для термина «таран». Кстати, в турецком языке до настоящего момента виноградную гусеницу называют «дыр-дыр».

Улавливаете тождество равенства для гусеницы и для прислуги «тарана»?

Вполне и на законных основаниях турецкое слово «дыр-дыр» проявилось во времена русско-турецких войн из лексики русских завоевателей.

А теперь знакомимся со вторым этапом этимологической подработки для слова «таран». Сравниваем: «таран» и определительную условность «дар ан», как «дар он». Радостный возглас победителя относительно «стенобитного орудия», принёсшего победу в пробивании бреши при захвате очередной крепости. Так как слово «таран» было старорусского речевого образца и приносило множество побед, то от традиции никуда не увильнёшь. И даже новые веяния словообразований не смогли сдвинуть коренные наработки прошедшего времени. Так в русском языке приживались и другие «таинственные» словесные абсурды по отношению к современному литературному правописанию типа: «або стол» – «апостол», «по дочери это» – «па дчери це», как «падчерица».

Дата добавления: 2015-10-13