Знак «У» – момент предсмертного перехода

А вот переходом от жизни к смерти древние мыслители избрали звук «у». Веских примеров также предостаточно, но я пока остановлюсь подробнее на одном – церковном. Ибо сие их исключительное право на подобную тему философствовать. Редко кто не знает такого праздника как Успение Богородицы, но мало кто догадывается, что слово «Успение» означает некий переход событийности – «сопела, сопела и усопла», т.е. «дышала, дышала и умерла». Ещё, к примеру, взять вот такие небольшие определители событийности из нашей диалектной речи: «шёл, шёл по бренной жизни и ушёл на тот свет»; «долго бился об стенку головой и наконец-то убился, помер сердечный»; «ведь щекотали его кикиморы, пока не ущекотали до смерти». В последнем случае кикиморами оказываются не какие-то там бестии из славянского пантеона об идолах, но всего лишь словосочетание «хи-хи мор» (смерть со смеху). Подобное упреждение существует даже в знаменитом «Слове о плъку Игореве», где автор надсмехается, обращаясь к придуманному им песнопевцу Бояну: «Абы ты сия плъкы ущекотал…» – «Как бы ты эти полки смешнее умертвил».

То есть значение глагола «ущекотать» не надо было многочисленным переводчикам и исследователям «Слова» подразумевать под утверждением «воспеть», а двигаться через установку определения «ущекотать – помереть со смеху». Отсюда и предполагать, что Автор относился к творчеству Бояна с язвительной иронией, а не наоборот, был от него в восхищении.

Поэтому для звукового символа «у» это не только обозначение волчьего воя, как ранее было мною предложено, но ещё и как возможный переход из жизни в небытие. Однако может статься, что волчья и человеческая жизни, исходящие из древних времён, суть единого события. Где именно этот звук, находившийся почти непосредственно в начале той первичной азбуки, как бы одновременно служил напоминанием о прошедшем ужасном событии и советовал предостережением подобного не совершать. Только человек пока ещё несовершенное существо, ибо в нём изначально заложен ген не только на самоуничтожение, но и на уничтожение всего вокруг находящегося. Вот и поразмышляйте теперь на досуге, почему всё хорошее нами постоянно забывается, прививая только разрушительные способности.

Юношество определялось знаком «И»

Если внимательно прислушаться к протяжному звуковому символу «и», как бы слышится плач ребёнка – «и-и-и». На основе этого можно пока предположить, что знак «И» не только имитировал чей-то плач, но мог в те времена иметь значение определения рождения и последующей молодости индивида вплоть до его взросления. Есть и примеры из древности. Ингоръ или Игорь русских летописей – обычно самый последний младший ребёнок. Слово из морской лексики – юнга, т.е. тоже самый младший на корабле.

Уже слышу ваш злорадный смешок: «Это куда автора занесло? Где «и» и почему вдруг заговорил об «ю»?»

Ничего предосудительного в данном примере нет.

Мы что слышим в слове «юнга»?

Нечто с йотированным звуком как «йунга».

Так ведь?

А что же видим при начертании этого слова с наличием прописного йотированного знака «ю»?

Нечто невразумительное, если придерживаться правописания современного «и» старым стилем «i», которое начертано вместе со звуком «о» - «iонга», как «йонга».

Подвергнув это слово йотированию, вы услышите совершенно странное – «ёнга», вместо привычного – «юнга».

Такие вот иногда странности проявляются в русском языке для постижения умственной мудрости и всё пока в порядке значимости.

Следовательно, смеётся тот, кто усмехается последним.

И всё-таки, как быть относительно слова «юнга», пример-то приведен не ради праздного любопытства, чтобы над кем-то подшутить.

Интересный ответ можно вновь получить из книги Леонтьевых «БИАРМИЯ: Северная колыбель Руси», стр.43-44, неоднократно цитируя взятую цитату из труда К.Ф.Тиандера:

«Эти народы возбуждаются горячительным излишеством и, растлевая как можно больше женщин чрезвычайно возмутительным образом, производят бесчисленное множество детей в браках, так постыдно заключенных. Когда это потомство вырастает, оно заводит споры из-за имущества с отцами, дедами и между собой, так как численность его очень велика, а земля, ими занимаемая, не может их пропитать. Тогда это множество юношей бросают жребий, кто из них, по древнему обычаю, должен быть изгнан в чужие края, чтобы мечом завоевывать себе новые страны, где они могли бы жить в вечном мире. Так поступали геты (Gete), они же и готы (Gothi), обезлюдев почти всю Европу, до сих пор, где они остановились ныне…

Покидая свою землю, они направляют свою волю на смертоносное нападение на народы. Отцы их гонят, чтобы они набрасывались на царей. Их отсылают без всякого добра, чтобы они на чужбине добыли себе богатство. Их лишают родной земли, чтобы они разместились спокойно в чужой. Их изгоняют на чужбину, чтобы они обогащались оружием. Вытесняют их свои люди, для того чтобы с ними делили имущество чужое. От них отмежевывается собственная родня, да возрадуются они имуществу чужестранцев. Их покидают отцы, не должны их видеть матери. Возбуждаются мужество юношей на истребление народов. Отечество освобождается от излишка жителей, а чужие страны страдают, безобразно наводненные многочисленным врагом. Обезлюживается все, что попадается им на пути. Они едут вдоль морских рубежей, собирая добычу с земель. В одной стране они грабят, в другой – сбывают. Проникши в гавань мирным путем, они отплачивают насилием и грабежом» (Датско-русские исследования, К.Тиандер)».

Вот, оказывается, какими были «юнги» или «инги» в прошедшей действительности. И далеко не выходцами из Дании, как об этом акцентируется Леонтьевыми в их этой книге.

При твёрдом условии, что они спускались в лодиях только по Западной Двине для ограбления территорий Европы из дорусских пространств. О чём и предполагал однажды историк А.Л.Никитин, строивший свою гипотезу о движениях викингов с побережья только Западной Двины, а не с других месторасположений. Ошибка его лишь в том, что он отметил родину викингов устьем Западной Двины. Тогда как возможным месторасположением этих знаменитых некогда разбойников являются источники Западной Двины и Волги. То есть именно как раз просторы Валдайской возвышенности, как об этом было почти заявлено финским учёным К.Ф.Мейнандером. Он же отметил родину викингов Ярославским Поволжьем.

И это о них, как об «инглингах, инглизах викингах, йомсвикингах, варягах, аргонавтах, арийцах, данайцах, племенах богини Дану, финнгаллах, дубгаллах, варангах, аскеманнах, норманнах, берсерках» заговорили потом объятые ужасом европейцы и прочие народы.

С моей точки зрения правильнее было бы предпоследнее название тех юных разбойников обозначать не как совсем искажённое до неприятия слово норманны из европейской формы «nord man» (северный человек), а если кому-то уж очень захотелось бы прикоснуться к европейской письменной культуре, то запечатлеть менее извращённое – норд манны, как «северные люди». Собственно, такие же искажения, как мы смотрели, относятся и к другим наименованиям. К этим разноместным названиям речных грабителей следует добавить и ещё одно, находящееся в русской летописной истории – ушкуйники. Оно также претерпело искажение из первоначального – Ра уз гий. Следует здесь добавить, что примерное определение этих слов с позиции современной лингвистики может быть следующим: «обнажённый разбойник реки Ра».

Когда же читатель освоит значение каждого символа, то откроется более интересный подтекст для каждого слова, особенно в древнерусских «Словарях».

Может быть, даже сознательно филологи исказили предложенное словосочетание, ибо промежуточная форма уже при составлении сложного слова неожиданно просматривается как «руский».

Представляете такую параллель доказательства: руский = разбойник.

Это уж потом российские языковеды добавили в середину этого, первоначально достаточно завуалированного слова, ещё один письменный символ «с», завершившийся новым лингвистическим неприятием, более известным в значении этнонима – «русский».

И начали учёные, затем дезинформировать общественность о якобы затерянных корневых производных «этнонима» русский. Вот и получились горы ненужной макулатуры, разбросанной по частным и общественным библиотекам.

И не исход готов (гетов) «IV веке н.э.», предшественников русичей, происходил согласно данных классической истории, просто неверно однажды было прочитано старое слово «гад», не в бранном определении, а при зоологическом значении – «змей».

Это тот вид животных по зоологическим данным, которые из отряда пресмыкающихся.

Ну а так как среди этих тварей земных попадались ещё и смертельно ядовитые особи, то строители носовую часть речных, а затем и морских парусных лодий для устрашения наращивали стилизованной скульптурой в виде головы змеи.

Вне сомнения на корме красовалась уже сложная форма устрашения – отрубленная голова лесного быка тура, не подвластная резцу ваятеля.

Именно останки такой лодьи археологи нашли в историческом кургане и окрестили боевой ладьёй киевского князя Святослава Игоревича.

Традиционной истории фантазёры возвеличили подвиги для этого вымышленного героя, тогда как потомки лишь дополняли фактами археологических раскопов приверженностью неизвестной действительности быть для этой легенды.

Если предполагать, что подобные боевые корабли принадлежали не князю, а молодым изгоям, то приходится констатировать, что отверженные злые мальчики чувством юмора не страдали и резвились, кто как мог.

Дата добавления: 2015-10-13