Ежовые рукавицы и закрученные гайки

Пока мы остаемся живыми могилами убитых зверей, зарезанных для услаждения наших аппетитов, как мы можем ожидать идеальных условий на земле?

Джордж Бернард Шоу

Делу о противостоянии активистов экспорту живого скота суждено было стать самым продолжительным уголовным процессом в истории борьбы за права животных. Но, несмотря на то, что он длился целых 22 недели, о нем мало что было написано.

Кульминацией так называемого заговора кампании против экспорта животных, в котором обвинялись несколько человек, стало нападение при помощи бензиновой бомбы на таверну "Белый олень" в деревне Хенфилд в Западном Суссексе. Предыстория такова, что два брата, ключевые фигуры в торговле скотом, были завсегдатаями этого паба. Однажды ночью, когда паб уже был закрыт, кто-то бросил горящее устройство внутрь через окно первого этажа. Хозяину и его семье, находившимся наверху, пришлось убежать. Огонь выпотрошил весь первый этаж. На следующий день один из якобы участников поджога якобы рассказывал об этом людям. Утверждали, что от него все еще пахло бензином. Вскоре полиция уже вовсю производила аресты за многочисленные нарушения. Большинство задержанных -- одному из которых было 15 лет -- принялись делать заявления, которые не только противоречили заявлениям других арестантов, но и друг другу. В деле "Белого оленя" началась жуткая неразбериха, и местные протестующие (для которых прямое действие было практикой абсолютно незнакомой) совершенно запутались.

Возникла проблема и с полицейским информатором, который, работая в центральной части страны за несколько лет до этого, сдал двух активистов, пытавшихся, как утверждалось, приобрести огнестрельное оружие. Обоих заключили под стражу и обвинили в преступном сговоре с целью совершения убийства, но позднее их полностью оправдали. Мик Робертс, ничем не примечательный человек средних лет, страдающий от излишнего веса, умудрился каким-то образом отметиться в кампании против экспорта живого скота в Суссексе. Его положение усугубили местные выпивохи и сплетницы, которые дополнили беспорядок дезинформацией, и их говорливое меньшинство стало опаснее всего остального. Вскоре главной темой обсуждения среди активистов в Шореме уже были спекуляции на тему того, кто же подпалил паб.

Подобные второстепенные мишени логичны в борьбе против эксплуатации животных и безоговорочно подвергаются нападениям, хотя было время, когда даже дома угнетателей находились вне поля зрения активистов. Эволюция движения привела к более широкому, всеохватывающему подходу, который предполагает возможность атак на самые разные, не всегда очевидные объекты. Сегодня дома вивисекторов воспринимаются как первоочередные цели, наряду с самими лабораториями. При этом пострадать от рук бойцов ФОЖ может даже фирма, которая занимается доставкой сэндвичей с сыром и/или ветчиной. Не включать подобные предприятия и объекты в круг интересов для диверсии значит потворствовать страданиям животных и недостаточно делать для их прекращения.

Однако в это конкретном деле проблема для многих заключалась в неразборчивости поджигателей; дело было не в том, что в паб частенько наведывалась пара экспортеров скота, а в том, что наверху в момент поджога находились беззащитные люди, которые могли пострадать. Нападение на заведение, направленное на то, чтобы привлечь внимание его посетителей и других людей считалось приемлемой тактикой, но нельзя поджигать ни в чем неповинных владельцев. Существуют организации, которые не так строги в этом вопросе и не придерживаются принятого ФОЖ морального кодекса. Есть группы, которые поощряют физическое насилие в отношении угнетателей животных. Разумеется, землевладельцы, устраивающие охоту, могут быть рассмотрены как цели активистов подобных объединений при определенных обстоятельствах. В реальности же, конечно, кто угодно -- от лица какой бы то ни было организации или от собственного имени -- способен делать все, что ему заблагорассудится, во благо животных, но опыт показывает, что угнетатели животных используют случаи таких "злоупотреблений" для дискредитации движения. Именно так и поступает Машина государства, она постоянно испытывает нужду в таких примерах. Именно поэтому границы допустимого должны быть очерчены очень четко. Эта позиция была озвучена, как реакция на поджог, но посеяла распри.

В сентябре 1995 года Королевский суд Льиса приговорил 35-летнюю Барбару Тренхолм и 18-летнего Джастина Райта к десяти и пяти годам тюрьмы соответственно за их участие в поджоге 400-летней таверны. С самого начала и до конца процесса оба подсудимых отрицали свою роль в этой атаке.

Эпизод с "Белым оленем" стал серьезной дилеммой для Группы поддержки ФОЖ. Впервые за всю историю она столкнулась с акцией, которая затрагивала определения приемлемого и неприемлемого в "правилах" ФОЖ. На дебаты, последовавшие за атакой и арестами, ушло немало сил, и члены Группы поддержки путем голосования решили, что подсудимым не будет оказана финансовая поддержка, но будет оказана моральная. Они приняли во внимание тот факт, что подсудимые -- если они вообще были виновны -- действовали, по их собственному мнению, в интересах животных и поэтому должны получить хоть какую-то помощь. Это был бестолковый компромисс.

Поджог таверны (от имени какой-либо организации или анонимно), в которой находятся живые люди, вполне справедливо воспринимался как шаг за границы допустимого. Несмотря на избыток риторики о "жаждущих насилия отморозках за права животных", ни один из жесточайших монстров, на которых активисты когда-либо нападали, не был убит. И лишь несколько человек испытывают подлинное желание повести движение по пути насилия, потому что такой подход противоречит фундаментальному принципу ФОЖ о неприятии всякого зла, хотя некоторые активисты, возможно, порадовались бы убийству угнетателя животных, и последующее за этим освещение в новостях наверняка посеяло бы панику среди остальных эксплуататоров. В более широком социальном контексте, правильно это или нет, атаки на извращенцев и педофилов встречаются взрывом аплодисментов, и необходимо отметить, что некоторые газеты тайно злорадствуют по поводу нападений на тех, кто совершил преступление на почве секса, одобряя подобный самосуд, но при этом обзывают освободителей животных последними словами, когда те отыгрываются на неодушевленных предметах.

В результате многочисленных дискуссий было решено, что столь радикальный поступок нельзя воспринимать поверхностно (если это действительно была запланированная акция настоящих зоозащитников) и, несмотря на то, что таверны можно атаковать в случае, если они поят и развлекают угнетателей животных или просто дают им кров, нападать на самих трактирщиков непозволительно. Если бы на момент пожара в пабе не оказалось ни души, разговоров было бы намного меньше, но серьезные дебаты о(б) (не)обоснованности поджога второстепенного объекта с риском для человеческих жизней были необходимым процессом.

Протесты против экспорта животных вливали новую кровь в кампании с более широким спектром. Среди новоприбывших были и настоящие психи, как их описывали другие активисты. Но вместе с тем протесты провоцировали политику насилия со стороны властей и учили новичков тому, что стражи правопорядка могут вести себя как угодно, не считаясь с законом. В протестах участвовали огромные толпы приличных мужчин и женщин из самых разных поколений. В них принимали участие целые семьи -- семьи "нормальных" людей. Но оставались в рядах протестующих и зоозащитники, которые готовы были бороться с экспортом живых (или мертвых) животных до конца.

Для остановки фургонов и грузовиков применялись кое-какие зрелищные и инновационные тактики, привлекавшие пристальное внимание СМИ; это способствовало позитивным изменениям в отношении общества к угнетению животных. Но неминуемо, как это всегда бывает, когда собираются большие скопления людей, борющихся против чего-то, не обошлось без проблем с эго и агентами-провокаторами.

Через три года после начала кампании шесть человек из окрестностей Шорема отбывали сроки продолжительностью от двух до десяти лет и еще многие получили менее существенные наказания за ряд совершенных и несовершенных правонарушений. И это далеко не все, чем запомнились эти протестные акции и вознаграждение за них. Столькие подсудимые делали заявления, в которых обвиняли друг друга; было столько слухов и намеков на полицейских лазутчиков и ябед, что складывалось впечатление, будто по другую сторону баррикад выстраивается не менее громоздкая толпа людей -- с той лишь разницей, что все они получают зарплату. Больше, чем где бы то ни было в Англии южное побережье имело репутацию территории, кишащей доносчиками и информаторами, и несколько громких судебных дел доказали, что эта репутация вполне оправдана. В Шореме сформировалась плодоносная для полиции почва, кишащая наивными, молодыми, неопытными активистами, не умеющими держать рот на замке, что делало их легкой добычей для многочисленных стукачей.

По завершении продолжительного процесса Мика Робертса (настоящее имя -- Майкл Суорот Али) каким-то образом обвинили в преступном сговоре с целью причинения криминального ущерба и посадили на шесть лет. 27-летний Джо Тейлор и 18-летний Квин Чепман получили по два года, а 35-летнему Тони Дейли дали четыре года за причинение ущерба грузовикам с телятами. Его жену осудили условно. Адвокаты немедленно подали против этих обвинений апелляции. Они просили суд принять во внимание тот факт, что при признании вины подсудимых были учтены сведения, которые никак не относятся к выдвинутым против них обвинениям. Например, в ходе процесса сторона обвинения неоднократно делала отсылки к поджогу "Белого оленя" и почтовым бомбам Министерства справедливости, хотя ни то, ни другое не имело ничего общего к обвинениям, по которым проходили подсудимые.

Апелляционный суд создал прецедент, заключив, что если подсудимого обвиняют по статье "Сговор с целью совершения криминального ущерба", необходимо уточнять, к чему конкретно относится это обвинение -- к поджогу, поджогу с намерением подвернуть жизнь людей риску, причинению криминального ущерба, причинению криминального ущерба по халатности и так далее -- потому что Параграф 1.1. Закона о причинении криминального ущерба от 1977 года охватывает все эти правонарушения. Суд постановил, что, поскольку было неясно, в чем именно присяжные признали виновными подсудимых (в поджоге или в преступлениях, которые им инкриминировали), обвинения необходимо снять. Тони Дейли сократили срок до того времени, которое он уже провел в заключении, а остальных отпустили без каких-либо условий.

За день до начала демонстраций Sunday Express опубликовала материал по указке "полиции и экспертов из разведки", в котором предупредила о возможной эскалации кампании со стороны экстремистов за права животных, упомянув о том, что могут иметь место акты физической ликвидации вивисекторов, которые, как утверждалось, столкнулись с "новой ужасающей угрозой в виде убийц на порогах их домов". Высокопоставленный источник в полиции поддал жару, равно как и пара вивисекторов со сказочками про периодические домогательства, заставляющие их жить в страхе. Давление со стороны индустрии усиливалось, требуя более внушительных ресурсов и серьезных законов, чтобы справляться с угрозой гражданского сопротивления. И вот прошло десять лет и по-прежнему нет никаких убитых вивисекторов, зато есть убитые активисты и многочисленные серьезные нападения на протестующих.

За все эти годы лишь пара образцов огнестрельного оружия попала в руки активистов, и то в дальнейшем суды снимали с них обвинения из-за подозрительных обстоятельств, окружавших эти обвинения. За все эти годы лишь один угнетатель животных был избит бейсбольной битой, многие получили угрозы. Несмотря на скромные масштабы акций законы стали жестче и позволяли быстро сворачивать легальные акции протеста. В частности, в ответ на упомянутые выше заявления о страшной новой угрозе было образовано новое подразделение полиции под руководством Скотланд-Ярда -- Антитеррористическая служба. Сначала враги зоозащитников получили имя ARNI, а теперь это называлось Национальным тактико-координационным советом по экстремизму (NETCU), аббревиатура которого скорее подошла бы для фамилии румынского центрального нападающего. Смысл названия этой спецслужбы отсутствует вовсе, если только полицейские не хотят признать, что они -- экстремисты. Тем не менее, это серьезное образование, назначенное правительством отстаивать интересы сфер бизнеса, с которыми у нас проблемы.

NETCU бесстыдно раздает ссылки на RDS и другие организации, выступающие за вивисекцию, на своем сайте, утверждая, что "Общество защиты исследований работает, чтобы способствовать наилучшему пониманию хорошо организованных и гуманно проводимых экспериментов на животных. Оно также сотрудничает с благотворительными группами и Правительством, чтобы стимулировать передовые практики в лабораторных опытах и развитие альтернативных методик". Правительство не слишком заботится о том, чтобы скрыть принципиальные причины своего высокомерного поведения и категорическую защиту всего, что совершается по отношению к животным: власти необыкновенно тесно связаны с индустрией вивисекции и ее лоббистскими группами вроде RDS. Растущая интеграция между политиками и этими кровными интересами носит нарочито финансовый характер. Министерство здравоохранения даже рекомендует RDS в своих ответах на письма с вопросами про опыты на животных! Таким образом, правительство бездумно повторяет пропаганду RDS.

Последнее правительство консерваторов пыталось преследовать людей, жаждавших перемен, используя силу закона. Сначала оно представило Закон о соблюдении общественного порядка от 1986 года, в том числе для того, чтобы сделать невозможным саботаж охоты. Закон должен был положить саботажу конец, но он был принят слишком поздно, не работал, как планировалось, и стоил полиции очень крупных компенсаций за аресты с нарушением закона и незаконные задержания.

Следующей атакой на освободителей животных стал Закон об уголовных преступлениях от 1994 года. Согласно этому постановлению, нелегальное проникновение на чужую территорию стало уголовным преступлением, задержанный лишался права на молчание, полиция получила полномочия устанавливать условия выхода под залог, которые использовались для того, чтобы запрещать саботажникам бывать вблизи охоты месяцами или не давать протестующим возвращаться к зданиям лабораторий для проведения демонстраций. Кроме того, среди прочего, полицейские получили возможность задерживать и обыскивать людей на акциях протеста. Закон трактовал любую деятельность на частной земле как "незаконное проникновение на чужую территорию с отягчающими обстоятельствами". Любого, кого ловили за этим, отныне могли осудить на три месяца тюрьмы или приговорить к выплате штрафа в размере ё2000. Закон был нерадиво составлен и не стал столь эффективным в подавлении оппозиции, как предполагалось. И хотя кому-то из власть имущих удалось его применить, большинство полицейских в этом не преуспели, и произведенные аресты увенчались предъявлением лишь нескольких обвинений; при этом 90% обвиняемых впоследствии были оправданы. Желая ослабить или уничтожить протестные движения, эти новые законы наоборот сплотили антивоенные, зоозащитные, экологические, туристические, веселящиеся и другие группы. Ряды сомкнулись.

В июне 1997 года добавилось еще одно постановление, преследующее целью помочь полиции предотвращать протестные акции. Консерваторы открыли настоящую охоту на публичные выступления, вечеринки, пикеты, саботаж охоты, кочевую жизнь, заботу о здоровье и так далее. От лейбористов ожидали более бережного обращения, но теперь мы знаем, что нас попросту облапошили. В 1997 году через парламент благополучно прошел Закон о защите от домогательств. Он сопровождался пристальным вниманием СМИ к растущей проблеме преследования мужчинами женщин и подкреплялся скромным числом разрекламированных судебных процессов. Протестные группы и правозащитники подали голос, но, как известно, именно в области гражданских прав взгляды правительства и вольнодумцев расходятся кардинально. Если защита женщин была настоящим мотивом для представления закона, значит можно назвать забавным совпадением тот факт, что женщинам запретили протестовать против жестокости и эксплуатации, чинимых теми же мужчинами, что составили и отстояли этот закон.

Аналогичным образом Закон о профсоюзах от 1992 года, Закон об уголовных преступлениях и полиции от 2001 года и Закон об антиобщественном поведении от 2003 года активно использовались для подавления протестов за права животных. Одну женщину арестовали и обыскали ее дом в 2004 году за то, что она отправляла вежливые электронные письма в компании, участвующие в отравлении животных в ходе лабораторных опытов. Полиция трактовала ее действия как домогательства. Обвинения были сняты, потому что полицейские слишком долго доводили дело до суда. Других людей арестовывали и изводили за то, что они демонстрировали изображения угнетения животных. Одну небольшую группу полиция отогнала от передвижного цирка, потому что его сотрудники, жившие в трейлерах, сказали, что протест против их работы -- это домогательство. Все это будничные инциденты, отраженные в документах NECTU.

В 2005 году правительство лейбористов протолкнуло Билль о серьезной организованной преступности, который определяет как домогательство абсолютно все. Это позволяет запретить даже раздачу листовок. Параграф 121 билля запрещает людям "прибегать к продолжительному поведению, которое включает домогательства двух и более человек", а также "побуждать кого-то не делать чего-либо, что он делать не обязан, или делать что-то, что он делать не обязан". Домогательство может включать "одно и то же действие, совершенное по отношению к двум и более людям". Иными словами, ваши действия будут интерпретироваться как домогательства, стоит вам только приблизиться к кому-то, к кому вы уже приближались с одной и той же листовкой, которая этому человеку не понравилась.

В последние годы полицейские стали брать с собой на рейды огнестрельное оружие, даже если они расследовали дело о взломе зоомагазина. И уж очень серьезно они были экипированы для засады на скотобойне Рафика. Благодаря CS-баллонам и дубинкам многие невооруженные протестующие получили серьезные травмы. Сколько времени понадобится, прежде чем полиция совершит "ошибку" и заверит общественность в проведении внутреннего расследования по поводу безвременной и насильственной смерти какого-нибудь зоозащитника? Произойдет это до или после того, как становящиеся все более агрессивными охотники убьют кого-нибудь еще? И неужели никому нет дела? В конечном счете, борьбу за права животных не должно окружать столь интенсивное насилие, но угнетателям животных и полиции удается уходить от ответственности куда чаще, чем нести ее.

В начале 1995 года люди в масках, связанные с чеширскими охотниками, ворвались в дома известных саботажников в Ливерпуле и Манчестере. В первом случае они избили женщину и ее собак. Все остальные обитатели жилища в этот момент находились снаружи, поэтому смогли избежать побоев. Второй дом, выбранный в качестве мишени, был пуст, поэтому отморозки просто выбили четыре двери. Проникнуть в третий дом им так и не удалось. Женщине, которую избили, было велено впредь не мешать проведению охоты, если она не хочет, чтобы громилы вернулись.

А недавно в Милтон-Кейнс под автомобилем хорошо известного саботажника было обнаружено взрывное устройство. Это была далеко не первая подобная атака, а одна из целой серии, когда машины сжигали, оставив в них мертвых изувеченных животных, как какую-то визитную карточку шизофреника. Как обычно, много историй связано с насилием вокруг цирков, включая дело о подстреленном активисте и еще одном проколотом, хотя, по счастью, серьезно от рук циркачей еще никто не пострадал.

Не испугавшись угроз и насилия, в ответ на атаки в Ливерпуле активисты ФОЖ подожгли 30 молоковозов, связанных с Milk Marque, и еще кое-какие машины индустрии. Ущерб исчислялся суммой около ё2 миллионов. Помощник главного констебля Чешира Джон Дуайер сказал по этому поводу: "Если их целью было нанести максимально серьезный урон, то они своего добились. Большую часть автомобилей придется списать".

Дата добавления: 2015-09-03