Экспорт живых животных. Чисто английское несогласие

За шесть недель зимы 1994 года три значительных события потрясли движение, объединив его разрозненные элементы в одну мощную силу. Первым было судилище в Олд-Бейли, вслед за которым двумя неделями позднее поднялось огромное восстание против экспорта скота. Все началось с крошечной искры в южном порту Шорема в Суссексе, когда вечер протеста закончился цепной реакцией по всей стране, вовлекшей в движение тысячи людей, многие из которых никогда до этого ни против чего не протестовали. А потом произошло еще одно жестокое убийство. И жертвой стал так называемый экстремист.

Борьба с экспортом живых животных традиционно была прерогативой RSPCA и "Сострадания в мировом животноводстве" (CIWF) и обращала на себя внимание благодаря таким людям, как Джоанна Ламли и Селия Хаммонд. Вопрос об освобождении животных не ставился, речь шла лишь об облегчении их страданий. То, что еще совсем недавно считалось второстепенной проблемой ввиду осознаваемых прибылей от убийства животных на британских скотобойнях в сравнении с числом вывозимых за границу, стало яростной битвой для целого движения. Естественно, я воспринимаю проблему о "благопристойности" забоя в Великобритании так же, как любой, кому известны способы убийства животных ради пищи. У меня нет никакого желания видеть, как животное убивают здесь, а потом переправляют его труп за рубеж, чтобы там его съели. Велферисты, однако, требуют именно этого. Это повергает меня в логический ступор, потому что я-то думал, что скотобойни -- это по определению места жестокости, куда ни одно животное не должно попадать ни при каких обстоятельствах.

Велферисты умудряются публично и слезливо протестовать против экспорта живого скота на бойню и при этом употреблять пищу, произведенных из этих зверей, параллельно получая деньги от Скотоводов и Ко за рекламу продуктов животного происхождения и проявляя тем самым лицемерие и двойные стандарты. Они не стремятся к прекращению эксплуатации животных. Одна из этих завсегдатаев СМИ -- женщина, которая называет себя "любительницей животных" и позорит этот статус, снимаясь в рекламе молочных йогуртов с добавлением желатина.Инспекторов RSPCA, в свою очередь, сняли на камеру грызущими части тел животных в ходе их бросающих в дрожь объездов поголовья британского скота, попавшего на скотобойни континентальной Европы. Какие шансы остаются у животных при таких представителях?

Это поразительное лицемерие распространено среди велферистов повсеместно: CIWF выступают за то, чтобы забой животных в Соединенном Королевстве не заканчивался, и предлагают в своем "Руководстве для сострадательного потребителя" покупать "органические или выращенные на свободном выгуле мясо, молоко и яйца", дабы "помочь растущему числу сельскохозяйственных животных наслаждаться свежим воздухом и светом солнца" (до того дня, конечно, как их погрузят в фургоны и отвезут на бойню). В этом смысле неудивительно, что в сентябре 2006 года CIWF открыто поддержала потенциальное возрождение забоя телят в Великобритании, утверждая, что это гуманно, особенно органическая версия ферм. Когда же любители мяса из животных на свободном выгуле и здоровом питании поймут, наконец, что все это одна большая ложь; что с забоем скота в силу привычки сопряжено ужасное насилие; что животные -- это плохой источник питания; что скотобойни -- дерьмо; что производство мяса вредит экологии?

RSPCA пошло еще дальше и привело зоозащитников в замешательство своим продвижением продуктов животного происхождения с маркировкой "Пища свободы", производство которой, по словам Общества, "улучшает жизнь максимально возможного числа животных" -- животных, которые проживают короткие, жалкие жизни и умирают насильственной смертью. Вы несомненно можете помочь им, выбрав понравившийся вариант из серии "Рецептов пищи свободы от знаменитостей", которая представляет собой сборник отталкивающих кулинарных затей. Как сказал один граф, президент Ассоциации деревенских джентльменов, "вместо того, чтобы превращаться в организацию оптового забоя, со стороны RSPCA было бы мило занять более позитивную позицию относительно предотвращения роста разведения скота... RSPCA также оказалась совершенно неэффективной против разрастающегося скандала вокруг вивисекции и проведения повторных экспериментов на животных..."

Так как же вышло, что движение за освобождение животных ввязалось в массированную общенациональную битву против экспорта скота? Как получилось, что некоторые из радикальных активистов сражались на улицах плечом к плечу с велферистами, будто бы желая, чтобы животных убивали на бойнях в Великобритании?

3 января 1995 года около 200 человек, включая многих местных жителей, стояли с акцией протеста в порту Шорема на южном побережье. Едва ли общество могло игнорировать проблему долго, учитывая, сколькие люди наблюдали сцены, напоминавшие события 1940-х годов в Европе -- огромные грузовики с грудными телятами проезжали всю набережную Брайтона в доки -- через самое сердце родины движения за освобождение животных. "Большие черные носы и печальные глаза преследуют тебя, ища утешения. Они торчат из каждой дырки в перевозчике и ты видишь их, когда идешь на пляж". Такую фразу не встретишь в брошюре, ее можно только услышать от ближнего, который не смог отвернуться от этих несчастных сирот.

Акции протеста сами по себе не были чем-то из ряда вон выходящим, потому что первое время оппозиция не имела достаточных сил. Управляли процессами в основном группы подобные Коалиции за права животных на Юго-Востоке, Благотворительной организация в помощь животным Восточного Кента и CIWF, но внутри этих масс происходило какое-то брожение, и никто не мог предположить, что дело обернется тем, чем обернулось. Все началось с гонок, в которых участвовали крупнейшие велферистские группы, стремившиеся первыми выследить самые длинные маршруты перевозок животных по стране; подобные поездки уже считались давно и хорошо задокументированным кошмаром. Вслед за выходом передачи в программе "Мир в действии", показавшей кадры леденящих кровь путешествий, в ходе которых животные днями не видели пищи, воды, отдыха и элементарного комфорта, CIWF проспонсировала лобби в парламенте. Истерические заголовки стали своего рода отражением эмоций общественности -- не говоря уже о петиции, которую подписали 400.000 человек и представили Минсельхозу. Не обошлось без опасений, что запрет на экспорт телят в Великобритании лишь увеличит число животных, отправляемых за границу. Также выяснилось, что член парламента Уильям Уолдергрейв, глава Министерства сельского хозяйства, продовольствия и рыбной промышленности, сам вовлечен в торговлю грудными телятами.

В день первой акции протеста в Шореме в распоряжении властей оказались всего 50 полицейских. Их скверно экипировали, при этом отправив расчищать дорогу, заблокированную хладнокровными, злющими протестующими. Через полчаса после начала противостояния проигрывающей в численности полиции и нацеленных только на победу активистов, фургоны развернулись и уехали. Полиция объявила о том, что больше попыток пробраться в порт предпринято в этот день не будет. Про петиции можно было забыть, экспорту животных был положен конец. Как верно сказала позднее драматург и участник благотворительных кампаний Карла Лейн, "желая привлечь внимание общества к жестокости, эти люди сделали за несколько дней больше, чем люди вроде меня за годы мирных дискуссий".

Прошел слух о победе в Шореме, и ряды протестующих расширились. Следующим вечером собралось уже 300 человек всех возрастов, рас и вероисповеданий. Полиция Суссекса удвоила контингент. Это означало, что они опять заведомо не могли предотвратить неизбежное, о чем на сей раз сообщили СМИ, назвав блокировку дороги анархистским восстанием и в красках расписав, как толпы атакуют плохо оснащенных констеблей. По новостям на следующей же день разлетелась фотография активиста в вязаной маске, стоящего на крыше грузовика, полного телят, и разбивающего лобовое стекло кирпичом. Но вместо того, чтобы отпугнуть обывателя, эта пропаганда в СМИ возымела эффект боевого клича, сплотившего людей. Ошибка прессы крылась в том, что новостные редакторы акцентировали внимание на "головорезах", а любители животных, велферисты, веганы и так далее обратили внимание на животных, которые покидали наши берега, чтобы отбыть на бойню. Их волновало именно это.

CIWF вновь превзошла себя, встав на сторону СМИ и осудив агрессивные действия, завершившиеся парой разбитых окон, а также проворство тех, кто сумел маневрировать между полицией и экспортерами, чтобы остановить жестокий бизнес. Руководство организации ужасала сама возможность того, что ее смогут ассоциировать с подобными людьми и фотографиями. CIWF свернула всю атрибутику и заявила, что отныне не желает иметь ничего общего с организацией демонстраций. Она призвала своих сторонников не посещать подобные акции и не участвовать в кампании протии экспорта животных. Местные активисты ответили на это скомканное послание сбором еще более масштабных протестных акций, напомнив, что эти мероприятия, прежде всего, не имеют никакого отношения к CIWF. Это началось буквально на следующий день, когда число активистов выросло до 1000 человек, твердо решивших не пропускать фургоны. Внезапно кампания против экспорта скота стала чем-то существенным. Но почему?

После трех дней перекрытого экспорта и активного освещения в СМИ полиция оценила масштабы катастрофы, обходившейся предпринимателям в ё200.000 в сутки, забронировала все номера в местных отелях и прислала 1500 офицеров из других частей, чтобы сбалансировать силы противостояния и гарантировать благополучный проезд фургонов. То, что было сделано потом, не укладывалось в голове.

Представьте себе отряд особого назначения, который колотит дубинками старушек, швыряет детей в стены, пинает семьи, сидящие на дороге. Представьте десяток мотоциклистов впереди полицейского спецназа, тесно сомкнувшего ряды и марширующего параллельно огромному каравану фургонов, набитых грудными телятами. Представьте полицейских, гребущих в шлюпках, и полицейских ныряльщиков в порту, которые должны убедиться в том, что корабли с телятами беспрепятственно покинут территориальные воды... Очевидцы всех этих сцен никогда уже не смогли их забыть. Полиция Лондона многому научилась у блюстителей Суссекса по части того, как расправляться с несогласными. Нехватки офицеров в резерве, который, если что, можно было привлечь к наведению порядка на разъяренных кампусах, не ощущалось. Битвы продолжались часами, днями, неделями, месяцами. Полиция произвела более 300 арестов. Многие протестующие получили ранения. Это был сигнал к действию для всей центральной Англии.

Акции простерлись далеко за пределы Шорема во все места, откуда экспортировали животных --Брайтлингси в Эссексе, Плимут в Девоне, Довер в Кенте, Ковентри в Уорвикшире. Если Шорем был Откровением, то Брайтлингси стал Вторым пришествием. Этот городок в графстве Эссекс объединил 2000 человек, собравшихся в порту, чтобы заблокировать экспорт животных. При тогдашней численности населения в 8000 это был немалый процент небезразличных жителей. На телевизионных экранах планеты мелькали сцены, в которых полиция Эссекса, имевшая репутацию самой свирепой после лондонской, налетала на мирных граждан, сидевших на дороге к пристани в попытке помешать грузовикам со скотом покинуть страну. Действия властей были так откровенны и агрессивны, что один таблоид даже назвал полицейских наемниками непосредственно в заголовке на передовице.

У Деррика Дея, немолодого активиста-ветерана, случился сердечный приступ, и он умер в ходе одного из столкновений протестующих с полицейскими Эссекса вскоре после того, как устроил последним выволочку за их грубость.

76-летнего Роджера Сира смерть настигла в Шореме. Окна его дома выходили на пристань, и это означало, что он мог дежурить, глядя на воду, высматривая, не прибудут ли корабли за телятами, и сообщать о происходящем другим активистам. Он играл важную роль в процессе, и фермеры знали это, поэтому пытались его запугать. Он говорил: "Я должен что-то делать. Я не могу стоять в стороне и думать о том, что ждет этих телят. Мне звонил человек и угрожал отравить моих кошек. Но такие трусы меня не остановят". Угрозы действительно не повлияли на действия Роджера, но несомненно стресс сказался на его здоровье, подкошенном воспалением легких, и он скоропостижно скончался пару месяцев спустя.

Речь шла уже не только о жестокости к животным. Речь шла о праве выражать протест, о том, чтобы бросить вызов ценностям так называемой демократии, и о том, что полиция грубо и неоднократно нарушала закон. Конечно, были люди, которым настолько претила мысль о том, что животных будут отправлять на какую-нибудь укромную скотобойню в Испании, что они предпочитали испытать на себе ярость полиции особого назначения, только бы животных убивали на территории Британии. Конечно, среди протестующих было и много веганов, людей, выступающих против любой эксплуатации животных и которые не готовы быть частью системы, которая заставляет коров постоянно беременеть, чтобы они давали максимум молока; которая депортирует детей этих коров умирать в Европу в тесных деревянных загонах, по дороге кормя их едой с недостатком питательных веществ, чтобы их мясо оставалось нежным.

При этом в числе протестующих были вегетарианцы и мясоеды, которые несли личную ответственность за участь этих телят и за страдания их вечно выделяющих молоко матерей. Новостные редакторы понимали, что миф об анархистском мятеже держится на честном слове и набросились на этих людей, обвиняя их в лицемерии, не забывая, однако, делать традиционный трюк -- обескровливая поддержку общественности посредством позиционирования мирных протестующих бесчинствующими имбецилами. Из этой смеси лжи и жульничества они и стряпали свои заголовки. В некоторых сообщениях говорилось, что дороги блокировали главным образом сторонники концепции NIMBY, не желавшие, чтобы фургоны проезжали именно по их городам. Где-то писали, что в Брайтлингси "активисты за права животных избили полицейского офицера". Потом выяснилось, что офицер собственными силами налетел на зеркало заднего вида, но сколькие из нас запоминают опровержения шокирующих известий, а не сами известия? Полиция уже вовсю бомбардировала повестку любого дня полоумными историями про отравление детей, терроризм в жилых районах, сожжение кур заживо, убийства животных активистами в лабораториях и после освобождения, отравление и ослепление охотничьих лошадей и гончих, а заодно и задержку медицинского прогресса. Ну, дела!

Несмотря на разнообразие мотиваций протестующих, государство было очень ограниченно в своем подходе. Для него в центре конфликта стояла торговля телятами, приносившая по ё200 миллионов в год. Власти даже не интересовались побегом заключенных из тюрьмы строгого режима на острове Уайт прямо через пролив от Шорема. Это был действительно серьезный инцидент, который в конечном счете привел к очень публичному и очень разрушительному конфликту между министром внутренних дел и тюремной службой, которую ждал невероятный переворот, приведший к тому, что учреждение понизили, сделав тюрьмой общего режима, уволили начальника и повсеместно опозорили.

Трое заключенных Категории А, отбывавших пожизненные сроки (двое из них сидели за убийство) были в бегах пять дней, в то время как куда более мощные полицейские силы, чем те, что были брошены на поимку уголовников, занимались обеспечением безопасности для фургонов и кораблей, транспортировавших телят на континент. Беглецам чудом не удалось угнать самолет, как они планировали. Их арестовали на острове пять дней спустя: их случайно узнал тюремный надзиратель. При этом 200 офицеров полиции прочесывали остров площадью 380 квадратных километров, зато свыше 1000 скопились в крошечном порту Шорема.

Сторонники всех групп -- от RSPCA до Министерства справедливости -- побудили все главные судоходные компании отказаться иметь дело с перевозкой сельскохозяйственных животных. Этого удалось добиться и в отношении авиакомпаний. Никто не хотел испытать на себе гнев британских активистов. Это была безусловная победа, но она не позволила убить торговлю, которая теперь осуществляется через порт Довера.

И впереди была еще одна страшная трагедия.

Дата добавления: 2015-09-03