Классная комната и внешний мир

Спальня у Ольги в Гатчинском дворце осталась прежней, нокак только девочке исполнилось семь лет, ее столовую превратилив классную комнату. Там она вместе с одиннадцатилетним Михаиломзанималась с девяти утра до трех дня. С той поры брат и сестрастали неразлучными. -- У нас с ним было много общего, -- рассказывала мнеВеликая княгиня. -- У нас были одинаковые вкусы, нам нравилисьте же люди, у нас были общие интересы, и мы никогда нессорились. Когда ее разлучали с братом, Ольга приходила в отчаяние. Втаких случаях она умудрялась переслать брату записку черезкого-то из слуг. Подобный способ общения перерос в привычку.Иногда она посылала Михаилу два или три письма в день. ОднаждыВеликая княгиня показала мне несколько записок, нацарапанных набумаге с Императорским гербом, какие она писала брату вГатчине: "Мой милый старый Миша! Как твое горло? Мне не разрешаютвидеться с тобой, я тебе кое-что пришлю! А теперь прощай. Целуютебя, Ольга". "Милый Миша! Мама не разрешит мне выходить гулять завтра,потому что я гуляла сегодня утром. Пожалуйста, поговори с нейеще раз. Страшно извиняюсь. Ольга". У маленькой Ольги было несколько ласкательных прозвищ дляМихаила, но чаще всего она называла его "милый дорогойшалунишка", которое так и осталось за ним на всю жизнь.Позднее, став уже взрослыми, они бывали на официальных приемах,и Ольга Александровна, зачастую забываясь, в присутствиионемевших от изумления сановников, обращалась к брату: "милыйшалунишка". Слушая рассказы Великой княгини о далеких ее школьныхгодах, я ловил себя на мысли о том, что, несмотря напревосходное воспитание, которое получили дети Александра III,образование их оставляло желать много лучшего[Лишь двоепредставителей царствующего Дома Романовых из девятнадцатиполучили соответствующее своему высокому положению образование:Александр I, ученик Фредерика Лагарпа, и Александр II,наставником которого был поэт В.А.Жуковский. Основнымипредметами в обучении младших сыновей Императора были языки ивоенные дисциплины.]. Великая княгиня называла мне имена многихнаставников, которые все до одного были выбраны ее родителями.В их числе были мистер Хит, учитель английского и месьеТормейе, учитель французского языка, и один безымянныйгосподин, который преподавал Царским детям географию ираздражал их тем, что слишком серьезно относился к самому себе.Хотя он никогда не покидал пределов Петербурга, он имелобыкновение с большим апломбом рассказывать о заморскихстранах, подробно описывая ландшафты и растущие в этих странахцветы, словно успел объездить весь мир. Великий князь Георгийвсякий раз охлаждал рвение бедняги. Стоило географу заговоритьо каком-то очередном памятнике скульптуры или цветке, Георгийвежливо спрашивал: "А вы сами его видели? А сами вы нюхали этотцветок?" На что бедняга мог лишь робко ответить: "Нет". По словам его сестры, Георгий был большим проказником. Егоклассная комната находилась рядом с комнатой брата Николая,Наследника престола, который хохотал до слез, слушая, кактерзает учителей Георгий. Николаю было часто труднососредоточиться во время занятий, потому что Георгий то и делоотвлекал его. -- Вообще говоря, у Георгия было особое чувство юмора.Всякий раз, как он выдавал особенно удачную шутку, Никизаписывал ее на клочке бумаги и прятал в "шкатулку курьезов"вместе с другими памятками своего отрочества. Шкатулку эту онхранил у себя в кабинете, когда стал царем. Зачастую оттудаслышался его веселый смех: Ники перечитывал извлеченные изтайника шутки брата. В довершение всего, у Джорджи был соучастник его проделок,причем, весьма живописный. Это был зеленый попугай Попка,который почему-то не любил мистера Хита. Всякий раз, как бедныйучитель входил в комнату Джорджи, попугай начинал злиться изатем передразнивать мистера Хита, щеголявшего своим британскимпроизношением. В конце концов мистер Хит до того рассердился,что перестал давать Джорджи уроки до тех пор, пока Попку неунесли в другое место из классной комнаты брата. Царских детей обучали танцам, русскому языку и рисованию. -- Танцы были одним из важных "предметов", которым мызанимались вместе с Мишей. Учителем танцев у нас был господинТроицкий, натура артистическая, очень важный, у него были белыебакенбарды и офицерская осанка. Он всегда ходил в белыхперчатках и требовал, чтобы на рояле его аккомпаниатора всегдастояла ваза со свежими цветами. Прежде чем начать па-де-патине, вальс или польку, которуютерпеть не могла, мы с Мишей должны были сделать друг другуреверанс и поклониться. Мы оба чувствовали себя такими дуракамии готовы были провалиться сквозь землю от смущения, тем более,что знали: вопреки нашим протестам, казаки, дежурившие возлебальной комнаты, подсматривают за нами в замочные скважины.После уроков они всегда встречали нас широкими улыбками, чтоеще больше увеличивало наше смущение. Похоже на то, что лишь уроки истории и рисованияпо-настоящему привлекали юную Великую княжну. -- Русская история, -- признавалась она мне, --представлялась как бы частью нашей жизни -- чем-то близким иродным -- и мы погружались в нее без малейших усилий. Утренние визиты в рабочий кабинет отца становились всекороче, зато интереснее и разнообразнее. Ольга была достаточновзрослой, чтобы слушать рассказы о прошлом -- о Крымской войне,об успехе отмены крепостного права, о великих реформах, которыепроводил ее дед, несмотря на отчаянное сопротивление со стороныразличных кругов, о русско-турецкой войне 1877 года, врезультате которой Балканы освободились от турецкоговладычества. Но в ее познаниях оставалось много пробелов. Как мы увидимдальше, вместе со своей семьей Ольга переезжала из одногодворца в другой, расположенный в северной части Империи;изучила Крым, познакомилась с Данией, куда ездила каждый год вгости к деду, датскому королю Христиану IX и бабушке, королевеЛуизе. Однако дворцы Петергофа, Царского Села и Гатчины былирасположены в том регионе империи, который был захвачен ушведов Петром I [Автор ошибается. Земли, о которых идет речь, идаже те, которые нынче входят в состав Финляндии, как явствуетиз Финского исторического атласа, некогда принадлежали ВеликомуНовгороду. (Примеч. переводчика).]. Сельское население здесьсоставляли так называемые чухонцы. Это древнерусскоеопределение относилось к обитателям восточной оконечностиБалтийского побережья. Ни Ольга, ни остальные Царские дети невполне представляли себе, как живет население центральной частиРоссии. Знакомству с условиями жизни подданных препятствовалискорее принимаемые меры безопасности, чем вопросы этикета.Члены Императорской семьи во время поездок из Санкт-Петербургав Крым пересекали всю Россию, но путешествовали они в тщательноохраняемых Императорских поездах под бдительным оком солдатСобственного Его Величества Железнодорожного полка. Однимсловом, у них не было возможности изучить свою родину. Можнотолько удивляться, что юная Царевна с младенческих лет полюбилапростой народ. Она знала простых людей потому что никогда неупускала возможности приобрести себе друзей. -- Моего отца они называли мужицким Царем, -- сказала мнеоднажды Великая княгиня, -- потому что он действительно понималкрестьян. Подобно Петру Великому, он не переносил помпезность ироскошь, у него были простые вкусы и, по его словам, ончувствовал себя особенно свободно, когда мог облачиться впростое крестьянское платье. И я знаю, что бы о нем ниговорили, простые люди любили его. Видели бы вы эти радостныелица солдат во время маневров или после какого-нибудь смотра!Такое выражение не появляется у солдата по приказу офицера.Даже в раннем детстве я знала, как они ему преданы. После 1889 года Ольга уже не обедала и ужинала в своейдетской столовой каждый день. Часто случалось, что по приказуИмператрицы миссис Франклин надевала на девочку новое платье,особенно тщательно расчесывала ей волосы, и младшая дочьИмператора отправлялась в дальнее путешествие в одну издворцовых столовых, где ей предстояло обедать с родителями иприглашенными в тот день гостями. За исключением званых обедов,когда хозяева и гости трапезничали в Мраморной столовой рядом сТронным залом Павла I, живя в Гатчине, императорская семьяобедала в просторной ванной комнате на первом этаже, выходящейокнами в розовый сад. Комната эта действительно использоваласьв качестве ванной комнаты Императрицей Александрой Федоровной,супругой Николая I. У одной из стен стояла огромная мраморнаяванна, позади которой укреплены были четыре больших зеркала.Мать Великой княгини велела наполнить ее горшками сразноцветными азалиями. -- Робкой я не была, -- рассказывала Великая княгиня, --но эти семейные обеды скоро стали для меня сущей мукой. Мы сМихаилом все время ходили голодные, а хватать куски в неурочноевремя миссис Франклин нам не разрешала. -- Голодные? -- переспросил я, не скрывая изумления. -- Ну, разумеется, еды было достаточно, -- приняласьобъяснять Ольга Александровна, -- и хотя блюда были простые,выглядели они гораздо аппетитнее, чем те, которые нам подавалив детской. Но дело в том, что существовал строгий регламент:сначала еду подавали моим родителям, затем гостям и так далее.Мы с Михаилом, как самые младшие, получали свои порции в самуюпоследнюю очередь. В те дни считалось дурной манерой и естьслишком поспешно, и подъедать все, что положили тебе натарелку. Когда наступал наш черед, мы успевали проглотить лишьодин или два куска. Даже Ники однажды так проголодался, чтосовершил святотатство. Великая княгиня рассказала мне, что каждый ребенок из ДомаРомановых при крещении получал золотой крест. Крест был полый инаполнен пчелиным воском. В воск помещалась крохотная частицаЖивотворящего Креста. -- Ники был так голоден, что открыл крест и проглотил всеего содержимое. Потом ему стало очень стыдно, но он признался,что это было аморально вкусно. Я одна знала об этом. Ники незахотел рассказать о своем проступке даже Георгию и Ксении. Чтоже касается наших родителей, то не нашлось бы слов, чтобывыразить их негодование. Как вы знаете, все мы были воспитаны встрогом послушании канонам религии. Каждую неделю служилилитургии, а многочисленные посты и каждое событиеобщенационального значения отмечалось торжественным молебном,все это было так же естественно для нас, как воздух, которым мыдышали. Не помню ни одного случая, чтобы кто-то из нас вздумалобсуждать какие-то вопросы религии, и все-таки, -- улыбнуласьВеликая княгиня, -- святотатство моего старшего брата ничутьнас не шокировало. Я только рассмеялась, услышав его признаниеи впоследствии, когда нам давали что-то особенно вкусное, мышептали друг другу: "Это было аморально вкусно", и никто нашегосекрета так и не узнал. Я снова выразил сомнение в том, чтобы наследник престоламог оказаться настолько голодным, живя во дворце, где в кухнях,кладовых, складах полно всевозможной еды. -- Это так, но существовал строгий порядок, -- объяснилаВеликая княгиня. -- Подавали завтрак, ленч, чай, обед ивечерний чай все в строгом соответствии с инструкциямидворцовым буфетчикам. Некоторые из этих инструкций сохранилисьбез изменения со времен Екатерины Великой. Скажем, в 1889 годупоявились маленькие булочки с шафраном, которые ежедневноподавались к вечернему чаю. Такие же булочки подавались придворе еще в 1788 году. Мы с моим братом Михаилом то и делопроказничали, но мы просто не могли зайти украдкой в буфет ипопросить бутерброд или булку. Такие вещи просто не делались. Несмотря на то, что из-за стола приходилось зачастуювставать голодной, такие семейные обеды были полезны для юнойВеликой княжны. Разговаривать за столом она не могла, затомогла слушать. И она с интересом прислушивалась к каждомуразговору. Разговору, в котором участвовали члены императорскойфамилии, иностранные владетельные особы, министры и дипломатыее отца. И маленький ее мирок увеличивался с каждой неделей.Портреты отдельных лиц, которые она набрасывала для меня,разительно отличались от тех, которые изображали впоследствииисторики. Тем не менее, портреты эти основывались на личныхвпечатлениях Великой княгини и отражали ее собственныевоззрения. Возьмем, к примеру, генерала Черевина, начальниканаводившей на всех страх Охраны, который часто приглашалсяИмператором к обеду[Если г-н Воррес подразумевает под словом"Охрана" Охранное отделение, прозванное ее негласнымисотрудниками-революционерами "Охранкой", то он ошибается.Генерал-адъютант П.А.Черевин был начальником Дворцовой охраны уИмператора Александра III, а не "Охранки" (Примеч.переводчика).]. Благодаря его личной преданности Государю иИмператрице Черевин стал другом Императорской семьи, но я немогу не удивляться тому, что, зная, чем занимается Охрана,Великая княгиня, тем не менее, отзывалась о нем: "Дружелюбный,великодушный, скромный. Он был очень популярен в Петербурге". Неужели она не знала, что тысячи матерей, живших в столицеи ее окрестностях, пугали своих детей именем Черевина? В столовой Гатчинского дворца Великая княгиня встречала изнаменитого Победоносцева, бывшего некогда наставником ее отца,теперь же могущественного Обер-прокурора Святейшего Синода.Ольга Александровна призналась мне, что его боялись во всехчастях Российской Империи. -- И все же люди были не вполне справедливы к нему, --сетовала она. -- У него была внешность аскета, и иногда глазаего приобретали холодное, как сталь, выражение. Я знаю, что онбыл ревностным сторонником самодержавия, панславизма иантисемитом. Но в нем было и много хорошего. Я часто наблюдала,как он добр с детьми. И он мог быть забавным. Но в его внешнейнеуязвимости был один изъян: он боялся призраков. Они с женойзанимали квартиру на Литейном в Петербурге. В доме, где онижили, водились призраки. Победоносцев приглашал священников стем, чтобы они изгнали духа. Несмотря на это, невидимоечудовище то и дело своими когтями срывало с Победоносцеваодеяла. Победоносцев был до смерти напуган, но продолжалоставаться в том же доме до тех пор, пока жена его не переехалав другое здание, куда последовал за ней и сам Победоносцев. Онсам рассказывал эту историю. Мне часто приходит в голову мысль,что если бы публика знала, что Победоносцев может чего-тобояться, то она бы изменила свое мнение о нем. -- Разве он не оказывал влияния на Императора? -- спросиля. -- Полагаю, люди были склонны преувеличивать его влияние.Я действительно помню, что мой отец более внимательновыслушивал его, чем других министров, -- возразила Великаякнягиня. -- Однако отец обычно сам принимал решения, независимоот чьих-либо советов. Вы знаете, сколько он работал! Текороткие утренние встречи с отцом врезались мне в память. Егорабочий стол был буквально завален кипами бумаг. Уже потом яузнала, что он частенько засиживался за работой далеко заполночь. Днем он принимал у себя министров, иерархов церкви,губернаторов и других лиц. Даже в Крыму, где он, казалось,должен был бы отдыхать от государственных забот, к нему то идело приходили государственные бумаги, а приезжавшиенескончаемой вереницей курьеры и фельдъегери обеспечивали егопостоянную связь с правительством. -- Не могу сказать, -- добавила Великая княгиня, -- чтобыя разбиралась во всех сторонах его работы, но я твердо знаю,что она ложилась нечеловеческой нагрузкой на него, отнимая уотца все его время и силы. Он так любил находиться в кругусемьи, но зато как жалел тратить часы на разного родаофициальные развлечения! В этом он походил на Петра Великого. Настоящими праздниками были те дни, когда, услышав, какчасы на башне дворца бьют три раза, Великая княжна и ее братМихаил получали сообщение о том, что Его ИмператорскоеВеличество изволит взять их с собой в гатчинские леса. -- Мы отправлялись в Зверинец -- парк, где водились олени-- только мы трое и больше никого. Мы походили на трех медведейиз русской сказки. Отец нес большую лопату, Михаил поменьше, ая совсем крохотную. У каждого из нас был также топорик, фонарьи яблоко. Если дело происходило зимой, то отец учил нас, какаккуратно расчистить дорожку, как срубить засохшее дерево. Оннаучил нас с Михаилом, как надо разводить костер. Наконец мыпекли на костре яблоки, заливали костер и при свете фонарейнаходили дорогу домой. Летом отец учил нас читать следыживотных. Часто мы приходили к какому-нибудь озеру, и Папа училнас грести. Ему так хотелось, чтобы мы научились читать книгуприроды так же легко, как это умел делать он сам. Те дневныепрогулки были самыми дорогими для нас уроками. После прогулки, часов в пять пополудни, дети пили чай вобществе Государыни Императрицы. Иногда в гости к Императрицеприезжала компания дам из Петербурга, и тогда семейное чаепитиепревращалось в нечто, напоминающее официальный прием. Дамысадились полукругом вокруг Государыни, которая разливала чай изкрасивого серебряного чайника, поставленного перед неюбезупречно вышколенным лакеем, Степановым. Правда, однаждыторжественность чайной церемонии нарушил неисправимыйпроказник, Георгий, причем, весьма живописным образом. В тотмомент, когда Степанов с обычным своим величественным видомвошел в комнату, Георгий выставил ногу. Неожиданно лицоСтепанова исказилось от боли и изумления: он оказался на полу,а кругом валялись чашки, тарелки, предметы серебряного сервиза,пирожные. На картину эту с ужасом смотрели знатные дамы иИмператрица. -- Только Георгию могло сойти с рук подобное безобразие,-- заметила Великая княгиня. -- Дело в том, что Мама питала кнему слабость. Очевидно, вещее сердце матери предчувствовалочто-то. И действительно, когда Георгию было всего двадцать, онзаболел туберкулезом и семь лет спустя скончался вАббас-Тумане, у подножья Кавказских гор. Для маленьких Ольги и Миши воскресенье было радостнымднем. В этот день им разрешалось приглашать к себе в гостидетей из знатных семейств. Те приезжали из Петербурга напоезде, чтобы напиться чаю и поиграть с Царскими детьми паручасов. В дальней части дворца для юных гостей было отведенотринадцать комнат, являвшихся частью апартаментов ИмператораПавла I. -- Однажды один из моих самых любимых товарищей по играм,сынишка графа Шереметева, погибшего в Борках, где-то раздобылмедвежью шкуру -- с головой, лапами с когтями и прочим. Напяливее на себя, он стал на четвереньках ползать по коридорамдворца, издавая при этом грозное рычание. Старик Филипп,работавший на кухне, неожиданно наткнулся на страшного "зверя".Похолодев от страха, бедняга вскочил на один из длинных столов,стоявших вдоль коридора, и бросился бежать с криком: "ГосподьВсемогущий, во дворце медведь! Помогите!" Мы так испугались,что Мама может узнать об этой проделке! Именно Император, а не Императрица был ближе к двуммладшим детям. По признанию Великой княгини их с матерьюразделяла пропасть. Императрица Мария Федоровна великолепновыполняла свои обязанности Царицы, но она всегда оставалась ею,даже входя в детскую. Ольга и Михаил боялись мать. Всем своимповедением она давала понять, что их крохотный мирок с ихмелкими проблемами не очень-то интересует ее. Маленькой Ольгеникогда не приходило в голову искать у родительницы утешения исовета. -- По существу, заходить в комнаты Мама заставляла меняНана. Приходя к ней, я всегда чувствовала себя не в своейтарелке. Я изо всех сил старалась вести себя, как следует.Никак не могла заставить себя говорить с Мама естественно. Онастрашно боялась, что кто-то может перейти границы этикета иблагопристойности. Лишь гораздо позднее я поняла, что Мамаревнует меня к Нана, однако моя привязанность к Нана была неединственной преградой, разделявшей мать и дочь. Если мы сМихаилом делали что-то недозволенное, нас за эту шалостьнаказывали, но потом отец громко хохотал. Например, так было,когда мы с Михаилом забрались на крышу дворца, чтобыполюбоваться на огромный парк, освещенный лунным светом. НоМама, узнав о таких проказах, даже не улыбалась. Наше счастье,что она была всегда так занята, что редко узнавала о нашихпроделках. Однако у матери и дочери были, по крайней мере, два общихинтереса, которые могли бы легко сблизить их обеих. императрицаМария Федоровна обожала живопись, хотя ни в Дании, ни в Россиине получила настоящего художественного образования. В одной изгалерей впоследствии висела ее картина -- портрет кучера внатуральную величину. Ее младшая дочь проявила талант художницыв столь раннем возрасте, что Император решил пригласить к нейнастоящего учителя живописи. -- Мне разрешили держать в руках карандаш даже на урокахгеографии и арифметики. Я лучше усваивала услышанное, еслирисовала колосок или какие-нибудь полевые цветы [Талант Великойкняжны (а затем княгини) развивался и зрел. Ее натюрморты ипейзажи были восхитительны, и она продолжала рисовать до концасвоих дней.]. Другой привязанностью, объединявшей Императрицу и юнуюВеликую княжну, была любовь к животным, в особенности, лошадям. -- Верховая езда была излюбленным занятием для нас, детей.Лошадей мы просто обожали: у каждого из нас был свой инструкторверховой езды -- офицер Императорской гвардии. В седле мычувствовали себя, как рыбы в воде. Мама тоже обожала лошадей,но Папа их терпеть не мог, -- призналась Великая княгиня. Императорские лошади были очень плохо объезжены и частолягались. Ольга Александровна вспомнила случай, которыйпроизошел в Гатчине. Императрица подъехала на изящной коляске кподъезду дворца, чтобы предложить Государю прокатиться вместе снею. Едва Александр III встал на подножку коляски, лошадиначали пятиться, и он тотчас спрыгнул на землю. -- Садись же! -- воскликнула Императрица, но Государьотрезал: -- Если хочешь разбиться, поезжай одна. Великая княгиня рассказывала: -- Мама лично занималась Императорскими конюшнями, азаведовал придворной конюшенной частью обер-шталмейстергенерал-адъютант Артур Грюнвальд. Это был добрый старыйгосподин, не вполне соответствовавший своей должности. ОднаждыМама понадобилась для ее коляски пара лошадей покрупнее. Икогда она захотела взглянуть на лошадей, генерал Грюнвальдсказал: "Oui, je les ai achetes, mais je conseillerais Madamede ne pas les conduire" (Да, я их купил, но я не советую ВашемуВеличеству управлять ими!) Императрица и великолепно ездила верхом, и правилалошадьми, да и все ее дети сели на лошадь раньше, чем научилисьходить. Однако не только лошади владели сердцами детей. Если быим было позволено держать у себя всех животных, которых дарилиим родные и друзья, то дворец мог бы превратиться в зоопарк. Вкачестве подарков им дарили собак, медвежат, кроликов, волчат,зайцев, даже лосей и рысей. Всех этих животных, кроме собак,отправили в зоологические сады Петербурга и Москвы. Одной из любимиц Великой княжны была белая ворона, которуюподарил ей отец. Был у нее и волчонок, которого держали навыгоне и кормили фруктами и молоком, а также Куку, заяц,который стал совсем ручным и ходил за своей хозяйкой повсюду,словно собачонка. Но охоту она терпеть не могла. -- Как-то на Рождество Михаилу подарили его первое ружье.По-моему, ему тогда было десять лет. На следующий день он убилв парке ворону. Увидев, как она упала, мы подбежали и увидели,что она ранена. Мы оба сели на снег и горько заплакали. Мойбедный братец весь день ходил расстроенный, но его стрелковоеискусство, разумеется, улучшилось. У него был превосходныйинструктор, и в конце концов Михаил стал отличным стрелком. Номне охота никогда не нравилась. Ни мою сестру, ни меня,стрелять не учили... Двумя самыми памятными днями в году были Рождество иПасха. У Великой княгини остались самые теплые и яркиевоспоминания об этих праздниках. Прежде всего, это былисчастливые семейные торжества, но в эти два дня понятие "семья"включало не только Императора, Императрицу и их детей, но такжевеликое множество родственников. К ней принадлежали тысячислуг, лакеев, придворной челяди, солдат, моряков, членовпридворного штата и все, кто имел право доступа во дворец. Ивсем им полагалось дарить подарки. Подарки представляли собой целую проблему. Согласноэтикету, ни один из членов Императорской семьи не вправе былзаходить в магазин ни в одном городе. Владельцы магазиновдолжны были сами присылать свои товары во дворец. Александр[Магазин в Петербурге, с которым можно сравнить магазин Эспри'св Лондоне. Все остальные перечисленные магазины примерно такогоже рода.], Болен, Кабюссю, Сципион, Кнопп и другие торговцыотправляли в Гатчину один ящик за другим. -- Однако, -- вспоминает Великая княгиня, -- из года в годони присылали одно и то же. Если у них что-то покупали, этикупцы полагали, что нам и впредь потребуется то же самое.Как-то получалось, что у нас никогда не хватало времениотправить эти товары обратно, в Петербург. Кроме того, живяпочти безвыездно во дворце, мы не имели ни малейшегопредставления о том, какие появились новинки. По-настоящемусолидные магазины в то время не рекламировали своих товаров. Нодаже если какие-то из них и рекламировали их, мы, дети, всеравно их рекламу не смогли бы увидеть: приносить газеты вдетские было строго-настрого запрещено. Подарок, который явсегда дарила Папа, был изделием моих собственных рук: это былимягкие красные туфли, вышитые белыми крестиками. Мне было такприятно видеть их на нем. Карманных денег у Императорских детей не было. То, что онивыбирали в качестве подарков для друзей и знакомых,оплачивалось из казны. Что сколько стоит, они не знали. Старшаясестра Ольги, Великая княжна Ксения, в которой мать души нечаяла, однажды очутилась в апартаментах Императрицы, когда двефрейлины распаковывали коробки с драгоценностями и безделушкамиот Картье из Парижа. Ксения, которой было тринадцать лет, ещене решила, что подарить родительнице. Неожиданно девочкаувидела филигранный флакон для духов с пробкой, украшеннойсапфирами. Она схватила флакон и стала упрашивать графинюСтроганову не выдавать ее секрета. Этот флакон, должно быть,стоил целое состояние, и Ксения подарила его Императрице наРождество. Немного позднее Мария Федоровна дала понять, чтодети могут только любоваться коробочками от Картье и другихювелиров, и не более того. Император Александр III ненавидел всякую показную роскошь.Ему ничего бы не стоило осыпать драгоценностями своих детейкаждое Рождество, но вместо этого дети получали игрушки, книги,садовые инструменты и прочее. И все-таки, несмотря на бережливость Императорской четы[А.А.Мосолов в своей книге "При дворе последнего Императора"отмечает безграничную доброту Императрицы Марии Федоровны (с.106 и далее) (Примеч. переводчика.)], рождественские подаркиобходились ей дорого. Следовало одаривать всех родственников,как русских, так и зарубежных, весь придворный штат,правительственных чиновников, всю прислугу, солдат и матросов,служивших у Императорской фамилии... Списки, составляемые вканцелярии Министра Императорского двора, насчитывали несколькотысяч имен, и на всех карточках, прикрепленных к подаркам,стояли подписи Императорской четы. Такое количество подарковедва ли можно было подобрать индивидуально. Они представлялисобой, главным образом, изделия из фарфора, стекла, серебра.Родственники и близкие друзья получали драгоценности. За несколько недель до Рождества во дворце начиналасьсуматоха; прибывали посыльные с какими-то пакетами, садовникинесли многочисленные елки, повара сбивались с ног. Даже личныйкабинет Императора был завален пакетами, на которые Ольге иМише было запрещено смотреть. В тесной кухне в задней частидетских апартаментов миссис Франклин священнодействовала,готовя сливовые пудинги. Такое блюдо без труда могли быизготовить и повара, но миссис Франклин и слышать не хотела отом, чтобы переложить эту обязанность на чужие плечи. К Сочельнику все уже было готово. Пополудни во дворценаступало всеобщее затишье. Все русские слуги стояли возлеокон, ожидая появления первой звезды. В шесть часов начинализвонить колокола Гатчинской дворцовой церкви, созывая верующихк вечерне. После службы устраивался семейный обед. -- Обедали мы в комнате рядом с банкетным залом. Дверизала были закрыты, перед ними стояли на часах казаки Конвоя.Есть нам совсем не хотелось -- так мы были возбуждены -- и какже трудно нам было молчать! Я сидела, уставясь на свой нож ивилку и мысленно разговаривала с ними. Все мы, даже Ники,которому тогда уже перевалило за двадцать, ждали лишь одного --когда же уберут никому не нужный десерт, а родители встанутиз-за стола и отправятся в банкетный зал. Но и дети, и все остальные должны были ждать, покаИмператор не позвонит в колокольчик. И тут, забыв про этикет ивсякую чинность, все бросались к дверям банкетного зала. Дверираспахивались настежь, и "мы оказывались в волшебном царстве".Весь зал был уставлен рождественскими елками, сверкающимиразноцветными свечами и увешанными позолоченными ипосеребренными фруктами и елочными украшениями. Ничегоудивительного! Шесть елок предназначались для семьи и гораздобольше -- для родственников и придворного штата. Возле каждойелки стоял маленький столик, покрытый белой скатертью иуставленный подарками. В этот праздник даже Императрица не возмущалась суматохойи толкотней. После веселых минут, проведенных в банкетном зале,пили чай, пели традиционные песни. Около полуночи приходиламиссис Франклин и уводила не успевших прийти в себя детей назадв детские. Три дня спустя елки нужно было убирать из дворца.Дети занимались этим сами. В банкетный зал приходили слугивместе со своими семьями, а Царские дети, вооруженныеножницами, взбирались на стремянки и снимали с елей все допоследнего украшения. "Все изящные, похожие на тюльпаныподсвечники и великолепные украшения, многие из них былиизготовлены Боленом и Пето, раздавались слугам. До чего же онибыли счастливы, до чего же были счастливы и мы, доставив имтакую радость!" Вторым памятным днем календаря была Пасха. Ее праздновалиособенно радостно, потому что ей предшествовали семь недельстрогого воздержания -- не только от употребления в пищу мяса,масла, сыра и молока, но и от всяческих развлечений. На этотпериод прерывались и уроки танцев у Великой княжны. Неустраивались ни балы, ни концерты, ни свадьбы. Период этотназывался Великий пост, что очень точно определяло егозначение. Начиная с Вербного воскресенья дети посещали церковьутром и вечером. Некоторое послабление дисциплины приносилаВеликая Суббота. Миссис Франклин могла отойти ко сну в ееобычное время, но Ольга, уже не считавшаяся младенцем,оставалась на ногах. Для заутрени -- службы, продолжавшейсясвыше трех часов, Ольга одевалась как для торжественного приемаво дворце: на голове усыпанный жемчугами кокошник, вышитаявуаль до талии, сарафан из серебряной парчи и кремовая атласнаяюбка. Все, кто присутствовал на службе, надевали праздничноепридворное платье. Церковная служба в столь непривычное для неевремя, должно быть, производила на впечатлительную девочкунеизгладимое впечатление благоговения, ожидания и радости. -- Я не помню, чтобы мы чувствовали усталость, зато хорошопомню, с каким нетерпением мы ждали, затаив дыхание, первыйторжествующий возглас "Христос Воскресе!", который затемподхватывали Императорские хоры. За стенами храма мог еще лежать толстый слой снега, нослова тропаря обозначали конец зимы. После возгласа "ХристосВоскресе!", на который присутствующие отвечали: "ВоистинуВоскресе!", разом исчезали заботы и тревоги, разочарования ибеды. У всех, стоящих в храме, в руках зажженные свечи. Всехохватывает радостное чувство. Долгий пост окончен, и Царскиедети бегут в банкетный зал, где ждут их всякие вкусные вещи, ккоторым им запрещено было притрагиваться с самой масленицы.Начинается разговленье. -- По пути мы ежеминутно останавливались, чтобыпохристосоваться с дворецкими, лакеями, солдатами, служанками ивсеми, кто нам встречался, -- вспоминала Ольга Александровна. Светлое Христово Воскресение вряд ли можно было назватьднем отдыха для Императорской семьи. День начинался с приема водном из величественных залов Большого Гатчинского дворца.Государь и Императрица стояли в конце зала, а все обитателидворца подходили к ним, чтобы похристосоваться и получитьпасхальное яйцо, изготовленное из фарфора, яшмы или малахита. -- Особенно мне нравилось стоять рядом с Папа, когданаступала очередь христосоваться с детьми-певчими из церковногохора. Некоторые из них были совсем крошками, и лакеямприходилось их поднимать и ставить на стул. Не мог же мой отецнаклоняться по нескольку раз в минуту, чтобы поцеловатьмалышей. В такого рода церемониях проходил весь день. ПополудниИмператор в сопровождении младших детей посещал казармы,находившиеся как рядом с дворцом, так и в других местах города.Когда Ольга подросла, ей разрешили держать в своих руках подносс фарфоровыми яйцами. -- Каким занятым и счастливым был этот день! И как точноон оправдывал старинную русскую поговорку: "Дорого яичко вХристов день!" После того, как прадед Ольги Александровны Великий князьНиколай (впоследствии Император Николай I) сочетался браком сШарлоттой, принцессой Прусской (принявшей православное имяАлександры Феодоровны), всем казалось, что будущее ДинастииРомановых зависит исключительно от него. Родитель его, Павел I,единственный сын Екатерины II, имел десять детей, из нихчетырех сыновей. Но у Александра I, его старшего сына, родилисьлишь две дочери, умершие во младенчестве, Константин былбездетен, а у Михаила, который женился последним из четырехбратьев, родилась лишь одна дочь. Именно благодаря Николаю Iфамилия Романовых была спасена от угасания. Четыре сына НиколаяI родили ему семнадцать внуков. Когда Ольге исполнилось десять лет, ей с трудом удавалосьсосчитать всех членов Императорской фамилии. Помимо собственноРомановых в нее входили также принцы Мекленбург-Стрелицкие иОльденбургские, а также герцоги Лейхтенбергские. Все они,женившись на великих княжнах, отказались от своей национальнойпринадлежности и стали членами Императорского Дома.Императорская фамилия была также связана кровными узами снесколькими владетельными германскими домами -- Прусским,Кобург-Готским, Гессенским, Баденским и Виртембергским, сДатской королевской фамилией, а через нее и с Греческой. В 1874году единственная сестра Александра III, Великая княжна МарияАлександровна, вышла замуж за герцога Эдинбургского. Корочеговоря, единственными владетельными домами, не связанными узамис Романовыми, были Габсбурги, Бурбоны, и дом Браганцы,исповедовавшие католицизм, что являлось непреодолимой преградойдля брака в глазах русских. В Императоре Александре III было много от патриарха; кмногочисленной фамилии Романовых он относился, как к единомусемейному клану, и в период его царствования мало кто слышал окаких-то группировках, распрях или соперничестве. Даже еговспыльчивый брат Владимир и его властолюбивая супруга МарияПавловна вынуждены были мириться с политикой Государя, котораяобъединяла, хотя бы внешне, Императорскую фамилию. АлександрIII, ненавидевший напыщенность и показную роскошь, придавалбольшое значение семейным узам. Крестины, бракосочетания,похороны, не говоря о других важных событиях, являлись поводомдля того, чтобы всех Романовых собрать вместе, а уж хозяиномИмператор был великолепным. Такого рода встречи не обязательно происходили в Гатчине.Но именно эта Царская резиденция была особенно дорога ОльгеАлександровне, проведшей в ней свои детские годы. Но послетого, как закрылась книга детства, маленькая Ольга сталапереезжать, как это происходило ежегодно, с одного места надругое. К западу от Санкт-Петербурга, на южном берегу Финскогозалива находится Петергоф, славящийся во всем мире своимифонтанами, которые, по приказу Екатерины II, спроектировалархитектор Камерон, шотландец по происхождению. Петергоф былпостроен на землях, отвоеванных у шведов Петром I ["Болеетысячи лет тому назад вся местность, где Петр Великий заложилновую русскую столицу, была заселена Славянами в перемежку сфинскими племенами Води и Ижеры... Еще святая Ольга установиларазмеры дани... в приневской области". (С.Н.Вильчковский.Царское Село. СПб, Титул, 1992, с.1).]. Решив ввести у себя встране западные порядки, он велел повесить во дворце вывеску,гласившую следующее: "Придворные дамы и кавалеры, которые будутобнаружены спящими в постели в обуви, будут немедленнообезглавлены". -- Я слышала, что существовала такая вывеска, но сама я ееникогда не видела, -- заметила Ольга Александровна. Однако онаслышала, как всегда, от слуг, что отец однажды застал ее братаНики спящим, в обуви после особенно утомительной поездкиверхом. -- Ники повезло, что отец не был Петром I, --засмеялась Великая княгиня. В Петергофе Императорская семья жила летом месяца полтора.Несмотря на близость Императорских парков и Большого дворца,жизнь там была лишена всяких условностей. По словам Великойкнягини, кругом полно было дачников, приехавших из Петербурга.В основном это были пожилые, ушедшие в отставку обыватели,которые почти все время проводили в шезлонгах, облачившись вмятые старые пижамы. -- В этой небрежности дачников было что-то заразительное,-- вспоминала Ольга Александровна. Едва ступив на берег с бортаИмператорской яхты, члены Царской семьи словно заражалисьцарившей вокруг атмосферой вольготной непринужденности.Направляясь к Императорской резиденции в открытых экипажах, онинередко проезжали мимо групп толстых женщин, которые вместе сосвоими детьми бродили по воде мелких речек, окружавшихПетергоф. -- Наше появление их нисколько не смущало. Визжащие ихохочущие дети умолкали лишь на мгновение; их родительницыслегка наклоняли головы и улыбались, узнав своего Царя, а затемснова продолжали барахтаться в воде. Даже войска, расквартированные в Петергофе и егоокрестностях, казалось, усвоили непринужденные нравы дачников.Великая княгиня вспоминала, что, когда однажды Императорскаясемья ехала по парку, им то и дело попадались солдаты, которыенагишом купались в реках и прудах и стирали своеобмундирование. Внезапное появление Императорских экипажейвызвало сущий переполох. Опешившие солдаты вылезали из воды,но, не успев целиком одеться, лишь хватали головные уборы инапяливали их на свои мокрые головы. Затем, вытянувшись вструнку, отдавали честь и громко приветствовали Царя. Лишь Нана, воспитанная в пуританских традициях, находилаэто зрелище "отвратительным" и отворачивалась в сторону. -- Мы никогда не жили в Большом дворце, -- сообщила мнеВеликая княгиня. -- Я знаю, что Папа был рад возможности раз вгоду оказаться подальше от необъятных залов ГатчинскогоБольшого дворца, но Большой дворец в Петергофе был ещепросторнее. В нем устраивались государственные приемы ибанкеты, но летней резиденцией его было невозможно сделать. Царская семья поселялась в Александрии -- части Петергофа,расположенной на берегу залива. Своим названием она обязанаНиколаю I, посвятившему этот ансамбль своей супруге ИмператрицеАлександре Федоровне. Маленькая Ольга полюбила дворец,называвшийся Коттедж, хотя в некоторых комнатах из-за витражейв окнах было довольно темно. Многочисленные террасы и балконысоздавали чарующую обстановку. Множество лестниц, площадок,альковов позволяли детям играть в ненастные дни. Младшим детямне надо было учиться, старшие освобождались от тяжелыхобязанностей. Все они жили дружной семьей. Именно в ПетергофеЦесаревич и младшая его сестра особенно сблизились, несмотря наразницу в возрасте в четырнадцать лет. -- Мне тогда было лет десять или одиннадцать, --рассказывала Ольга Александровна, -- но я полюбила его всемсердцем. Он был добр и великодушен со всеми, с кем доводилосьему встречаться. Я никогда не видела, чтобы он старался вылезтивперед или сердился, если проигрывал в какой-то игре. И онискренно веровал в Бога. Помню один жаркий летний день, когдабрат попросил меня сходить вместе с ним в дворцовую церковь вБольшом дворце в Петергофе. Зачем он хочет пойти туда, он мнене сказал, а расспрашивать его я не стала. Мне кажется, службауже шла, потому что, как мне вспоминается, в храме ходилисвященники. Неожиданно началась страшная гроза. Вдруг появилсяогненный шар. Скользя от одной иконы к другой, расположенной наогромном иконостасе, он как бы повис над головой Ники. Онкрепко схватил меня за руку; что-то мне подсказало, что длянего наступило время тяжких испытаний, и что я, хотя и совсеммаленькая девочка, смогу облегчить его страдания. Япочувствовала гордость и одновременно робость. Когда Великая княгиня назвала время, когда произошел этотслучай, я понял, о чем шла речь. Период с 1892 по 1893 год былтем периодом времени, когда Цесаревич, искренне и горячолюбивший принцессу Гессен-Дармштадтскую Алису, почувствовал,что ему никогда не удастся завоевать ее. Она неоднократноотказывалась выйти за него замуж, потому что не хотела менятьлютеранскую религию на православие. У Николая Александровичадействительно был период "тяжелых испытаний", и по-видимомутолько младшая сестра, одна из всей семьи, могла понять его,как никто другой. Жизнь в Александрии была простой и безыскусной. -- Папа вставал очень рано и шел в лес по грибы, к обедуон приносил большую корзину грибов. Иногда вместе с нимотправлялся кто-нибудь из нас, детей. Мы были свободны с утра идо вечера, но Царский труд не позволял Папа отдохнуть внастоящем смысле этого слова. Каждое утро из Петербургаприезжали министры и другие чиновники, и отец был занят каквсегда. Особой достопримечательностью Петергофа были его фонтаны.Огромный парк был открыт для доступа публики; отдыхающие итуристы приезжали тысячами, и к концу пребывания Царской семьив Петергофе чины охраны, должно быть, очень уставали. Непроходило, пожалуй, ни одного дня, чтобы Царские дети неприходили полюбоваться на фонтаны: "Самсон, раздирающий пастьльва", "Сахарная голова", "Шахматная горка", "Ниобея", "Адам иЕва" и многие другие. -- В числе фрейлин у Мама были две древние старые девы.Это были сестры графини Мария и Аглая Кутузовы. Однажды онибыли приглашены на обед в Большой дворец в Петергофе, и оберешили встретиться у фонтана "Адам". Бедные старушки едва неопоздали на обед: одна из них ждала возле "Адама", а вторая --возле "Евы". Ни одна не догадалась, что из-за одной скульптурыне видно вторую. Почти весь клан Романовых жил или в Петергофе или же пососедству, в Красном, Стрельне, Ропше, Павловске, так чтокомнаты для гостей в Александрии были всегда переполнены. Однойиз самых частых гостий была герцогиня Эдинбургская,единственная сестра Императора Александра III. -- Приезжала она часто, у нее постоянно были нелады с еесвекровью. По словам Папа, "Королева Виктория была этойпротивной, во все сующей свой нос старухой", а та считала егогрубияном. Я любила свою тетушку Марию, не думаю, чтобы онабыла очень счастлива. Но в Петергофе она отдыхала от своихзабот. Но самые интересные гости приезжали из Греции. Их называли"греческой компанией". Компанию эту возглавляла КоролеваЭллинов Ольга Константиновна, любимая кузина ИмператораАлександра III. Она обычно приезжала к матери, у которой вСтрельне был загородный дворец, но некоторые из ее сыновейехали в Александрию, где их присутствие способствовало веселомулетнему препровождению. -- Тетя Ольга [См. сноску на стр.3.] походила на святую, иее безмятежность и спокойствие благотворно действовали на нас.Она привозила с собой множество изысканных греческих вышивок сцелью продать их в России и вырученные деньги употребить наблаготворительные нужды в Греции. Ее энтузиазм был заразителен,хотя, боюсь, лишь из очень немногих ее начинаний выходилочто-то путное. Именно в Петергофе завязалась тесная дружба междуЦесаревичем Николаем Александровичем и вторым сыном КоролевыЭллинов Ольги Константиновны принцем Греческим Георгом("Джорджи" греческим [Именно принц Греческий Георг спас жизньрусскому наследнику в 1890 году во время их визита в Японию.Два молодых наследных принца ехали в открытой коляске по узкимулицам Оцу. Неожиданно на Цесаревича бросился японский фанатикс саблей в руке и убил бы его, если бы принц Георг не отразилудар своей тростью и не удерживал покушавшегося до тех пор,пока на место происшествия не прибыла японская полиция.]). -- Джорджи был высокого роста, у него были смеющиеся глазаи узенькие усики, придававшие ему хлыщеватую внешность. Все мыего любили, но я еще испытывала и страх. Хотя в то время емубыло не больше четырнадцати, ходили сплетни, естественно,запущенные кем-то из прислуги, будто он связан с Фотини, однойиз греческих служанок. Я была настолько юна, что не отдаваласебе отчета в том, о чем шла речь, но была уверена, чтопроисходит что-то ужасное, -- рассказывала Великая княгиня. -- Июнь и июль вы проводили в Петергофе, -- отметил я. --Но в августе возвращались в Гатчину и вновь садились за уроки? -- Да нет же, -- возразила она. -- Из Петергофа мыотправлялись в Кронштадт, садились на яхту Папа, котораяназывалась "Держава", а оттуда плыли в Данию, в Фреденсборг,чтобы погостить у "Апапа" (дедушки) и "Анмама" (бабушки). Дед Великой княгини, король Христиан IX, был известенвсем, как "Европейский тесть". Многолюдные семейные собраниялюди, которых на них не приглашали, называли "галереейшепчущихся". В частности, Бисмарк утверждал, что в замкеФреденсборг разрабатываются политические планы. КоролеваВиктория заявляла, что ни за что не стала бы слушать "этотужасный шум". -- Действительно, молодежь страшно шумела, -- признаваласьВеликая княгиня Ольга Александровна, -- но дедушкастрого-настрого запретил устраивать политические споры. Уж еслина то пошло, то собрания в Фреденсборге представляли собойярмарки женихов и невест! Отъезд Императорской семьи в Данию представлял собой целоесобытие. Чтобы доставить багаж из Петергофа в Санкт-Петербург,требовалось двадцать железнодорожных вагонов; оттуда егоперевозили на баржах в Кронштадт, но маршрут путешествия,некогда разработанный Императором Николаем I, не менялся ни найоту. Семью Императора сопровождало свыше ста человек, а всоставе багажа находились походные кровати -- традиция,заведенная еще Петром I. -- Нам разрешали брать с собой некоторых своих домашнихживотных, но только не зайца Куку и не волчонка, которые былиеще слишком дикими. И все равно яхта походила на Ноев ковчег.На борту судна находилась даже корова. Путешествие продолжалосьровно трое суток, и Мама считала, что без свежего молока никакнельзя обойтись. То было поистине собрание кланов: в Данию съезжались принци принцесса Уэльсские, герцог Йоркский, Король и КоролеваЭллинов -- Георг и Ольга и их семеро чрезвычайно шустрыхотпрысков, герцог и герцогиня Кемберлендские, а также множествородственников из всех частей Германии, из Швеции и Австриивместе со своими детьми и челядью. Многие гости ночевали вдомиках, разбросанных по всему обширному парку. -- Мои братья Ники и Георгий всегда поселялись вдвоем вкрохотной хижине в розовом саду. Даже во дворце гостям былотесно, кое-кому из мужчин приходилось располагаться на ночь надиванах, но на такие пустяки никто не обращал внимания. Всеокупалось добротой и гостеприимством моего дедушки, хотякое-кто жаловался на пищу. Помню, что сэр Фредерик Понсонби,секретарь моего дядюшки Берти [будущего короля Эдуарда VII],жаловался на неизменные слишком жирные соусы. Были случаи, когда за обеденный стол в Фреденсборгеодновременно садилось свыше восьмидесяти представителейнаиболее могущественных королевских семейств Европы. ЮнаяВеликая княжна и Великий князь Михаил, безупречно одетые ихняней, перед обедом приходили в столовую, чтобы попрощаться сдедушкой и бабушкой и собравшимися гостями. Несколько позднеебрат и сестра на цыпочках выходили из своих спален иподнимались на обнесенную перилами верхнюю ротонду, чтобыполюбоваться на целое созвездие владетельных гостей.Излюбленным блюдом на таких обедах был фазан. Великая княгинявспоминала, что аромат жареной дичи, казалось, наполнял весьдворец. -- И как же вы проводили время? -- полюбопытствовал я. -- Наслаждаясь свободой, -- не раздумывая, ответилаВеликая княгиня. -- Это была действительно свобода в истинномзначении данного слова. От опасностей, которых не существовало,нас не охранял ни один конвойный. Мы с Нана ездили вКопенгаген, затем, оставив экипаж где-нибудь в предместье,бродили пешком, заходя в какую-нибудь лавку. Никогда не забудутого волнения, которое я испытала, когда впервые в жизни моглагулять по улице, разглядывать витрины магазинов, зная при этом,что могу войти внутрь и купить все, что мне заблагорассудится!Это было больше, чем удовольствие! Это было воспитание! У себядома я не могла поехать никуда, если не были приняты заранеесамые строгие меры безопасности. В Копенгагене же мычувствовали себя обыкновенными людьми, и Ники, и Михаил былитак счастливы. Фреденсборг сам по себе представлял собой своеобразнуюшколу. -- По существу, это была компания космополитов. Мынаучились с Михаилом распознавать всех по запаху. Представителианглийской королевской фамилии пахли туманом и дымом, от нашихдатских кузенов пахло влажным, недавно выстиранным бельем, отнас самих пахло добротной кожаной обувью. Греческие принцы могли бы без труда стать заводилами вовсех проказах, если бы не один гость, который, устав отобщества своих сверстников, участвовал в их законных инезаконных забавах. -- И кто же был этот гость? -- полюбопытствовал я. -- Мой отец! Он был охоч до всевозможных шалостей. То,бывало, поведет нас к мутным прудам искать головастиков, то всады Апапа воровать яблоки. Однажды он наткнулся на садовыйшланг для поливки и направил его на шведского короля, которогомы все недолюбливали. Папа участвовал во всех наших играх,из-за него мы опаздывали к трапезе. но никто нас не корил.Помню, иногда прибывали с депешами курьеры, но телефонной связис Петербургом не было, так что три недели, проведенные в Дании,по-настоящему обозначали для него передышку. У меня было такоечувство, что во взрослом мужчине продолжает жить мальчишка. Великая княгиня улыбалась не часто, а смех ее слышался ещереже, но я навсегда запомню ее звонкий смех, когда онарассказывала о том, что произошло однажды в копенгагенскомзоопарке. -- Несколько человек из нас отправились туда вместе с Мамаи тетей Аликс [Принцесса Уэльсская, впоследствии королеваАнглийская Александра.]. Мама надела большую шляпу, полякоторой были украшены спелыми вишнями. Императрица вместе со своей сестрой остановилась у клеткишимпанзе. Вишни понравились животному. Оно просунуло руки междупрутьями клетки и схватило шляпу. Но резинка прочно удерживалашляпу на голове Марии Федоровны. Шимпанзе взревел и стал тянутьсильнее. Императрица закричала и стала сопротивляться.Принцесса Уэльсская схватила сестру за талию и принялась тянутьее в свою сторону. В конце концов, шимпанзе, решив, что горстьягод не стоит таких хлопот, отпустил шляпу. Да так резко, чтозлополучная шляпа слетела с головы Императрицы и упала прямо наголову какому-то прохожему. -- Тут все принялись хохотать, -- заключила рассказВеликая княгиня. -- Это происшествие может дать вампредставление о том, как мы наслаждались удивительным чувствомсвободы в Дании. Находясь в России, Мама даже не пришло бы вголову отправиться в зоопарк. А если бы и отправилась, ипроизошла бы подобная история, то сразу же началось нудноедознание, а у кого-то даже могло возникнуть подозрение, что вовсем виноват смотритель животного! Но без такого дознания вРоссии нельзя было бы обойтись. В Фреденсборге великая княжна познакомилась со своимибританскими родственниками. -- Я очень привязалась к дяде Берти и тете Аликс, но мнебыло так жаль их дочь, принцессу Викторию! Бедняжка Торияпостоянно была на побегушках у своей матери, даром, что онабыла принцесса! Бывало, сколько раз наши игры или беседыпрерывались слугой, присланным тетей Аликс. Тория как ветербросалась к родительнице зачастую лишь для того, чтобы узнать,что та и сама забыла, зачем ей была нужна дочь. Это ставиломеня в тупик, потому что сама по себе тетя Аликс была добройженщиной. Мама тоже была не прочь обходиться со мной таким жеобразом, но у меня в натуре есть что-то бунтарское. У Торииэтого не было. Стоит ли удивляться тому, что бедная девочка таки не вышла замуж! Императрица Мария и ее сестра были очень похожи друг надруга. Обе любили красивые платья, драгоценности, веселье. Ниодна из них не блистала умом. Ни одна из них не разбиралась вполитике и не понимала образа жизни, отличного от того, какимжили они. И ни одна не отличалась пунктуальной натурой. -- Мама пришлось научиться пунктуальности, потому что Папабыл очень строг в этом вопросе, но вот бедная тетя Аликсповсюду опаздывала. Помню такой случай. Из-за того, что тетяАликс заставила своих близких ждать ее несколько часов, былонарушено движение всех экспрессов на северо-западе Европы. В том же Фреденсборге подружились брат Великой княжныЦесаревич Николай и молодой герцог Йоркский (впоследствиикороль Георг V). -- Они были так похожи друг на друга, что слуги моегодедушки часто путали их. Сходство это было не только внешнее.Оба были честные, застенчивые и скромные юноши. Юному герцогу Йоркскому пришлась по душе маленькая кузинаОльга после первой же их встречи в Фреденсборге. Он частосмеялся при виде ее и шутливо приглашал ее "пойти покувыркатьсяс ним на оттоманке". -- Эта фраза стала для нас обоих секретной шуткой, --засмеялась Великая княгиня. -- Уже позднее, когда, ставвзрослыми, мы оказывались вместе с ним на каком-то официальномприеме, он подмигивал мне и шептал на ухо: "Пойдем,покувыркаемся на оттоманке!" Я краснела и оглядывалась вокругсебя: уж не слышит ли кто-нибудь, как будущий король Английскийделает столь непристойное предложение русской Великой княжне! Все гости Фреденсборга терпеть не могли кайзера. -- Папа считал его хвастуном и занудой. Дедушка старалсяне приглашать его, но однажды он-таки появился среди нас,заявив, что хочет приехать. Помню, как он расхаживал,похлопывая всех по спине и делая вид, будто так нас любит.Какое же это было облегчение, когда кайзер уехал! -- А королева Виктория когда-нибудь приезжала вФреденсборг? -- Никогда! -- Помолчав, Великая княгиня продолжала: --Возможно, я ошибаюсь, но ни к кому, кроме своих немецкихродственников, она не была по-настоящему привязана. Нас она нелюбила определенно. Моего дедушку она не переваривала и неочень-то хотела, чтобы ее сын Альфред женился на моей тетеМари. Да и тетя Мари была не слишком счастлива, живя в Англии.Виктория всегда презирала нас. Она заявляла, что в нас естьнечто "мещанское", как она это называла, не желая мириться стаким свойством. Надо же! Как говорится, с больной головы наздоровую! Папа просто терпеть ее не мог. Он назвал королевуВикторию избалованной, сентиментальной, эгоистичной старухой.По поводу того, что Виктория не приезжала в Фреденсборг, никтои не расстраивался [Единственным членом Императорской фамилии,который любил королеву Викторию, был старший брат Великойкняжны Николай. Во многом это объясняется тем, что его невеста,принцесса Гессенская Аликс, была любимой внучкой королевы.]. Семейные встречи в Фреденсборге продолжались ровно тринедели. Когда же наступал день возвращения в Россию, Царскихдетей охватывала грусть. К грусти примешивалось и недовольство:ведь позади оставались все те маленькие вольности, которыми онинаслаждались в Дании, на родине матери, где они были таксчастливы.

Дата добавления: 2015-08-09