Вторичная дискриминация

Одна из сложностей изучения этнического неравенства – это невозможность различить во многих случаях этническую дифференциацию общества и другие его измерения (языковое, религиозное и т.п.). То есть этносы оказываются в неравном положении не в качестве таковых, а в силу того, что совпадают границы этнических и языковых, религиозных, региональных групп. При этом, если представители этноса считают язык, религию или территорию важнейшим этническим маркером, то ограниченность сферы использования языка или неравномерность уровня экономического развития территорий воспринимается ими как этническое угнетение.

Представление о необходимости усвоения доминирующего языка для достижения высокого статуса, о желательности многоязычия существует на обыденном уровне. Индивиды осознают желательность усвоения навыков билингвизма для себя, если не удалось – хотя бы для своих детей.

Во многих республиках РФ и некоторых бывших союзных республиках, родители стремятся отдавать своих детей в русские школы. Не всегда справедливо отождествлять это явление с «языковым нигилизмом». Обучение детей в русских школах не всегда есть неуважение к родному языку. Во многих случаях это естественное желание создать своему ребенку максимально благополучные условия будущей деятельности. Когда люди разных национальностей отдают своих детей в так называемые спецшколы, т.е. школы с обучением на иностранных языках (английском, французском, немецком, китайском, хинди и пр.) никто не говорит о языковом нигилизме. Запрещение отдавать детей нерусской национальности в русские школы будет восприниматься как ущемление в правах, как ограничение свободы, препятствие социальной мобильности.

Данные этносоциологических исследований демонстрируют связь образования и обусловленного им социального статуса с языковым поведением[59]. Так, в татарской этнодисперсной группе среди респондентов с образованием до 6-ти классов (в основном это люди старшего поколения) 2/3 свободно говорят, могут читать и писать на родном языке и всего 2% из них вообще его не знают. Но чем выше образование, тем хуже знание татарского языка: уже только один из 3-4 опрошенных умеет и писать, и читать на родном языке, и от 7 до 13% практически не владеют своим национальным языком. Это отражается и на разговорной практике: использование татарского языка в семейном общении падает с 92,5% у малограмотных респондентов до 35,7% у специалистов, имеющих ученую степень.

При этом среди первых больше половины говорит дома преимущественно по-татарски. Постепенно, с повышением уровня образования, наравне с татарским используется и русский: 48,6% - 57,7% опрошенных с общим и средним образованием и окончивших профессионально-технические училища, говорят со своими близкими на обоих языках. Среди интеллигенции со средним специальным и высшим образованием половина говорит дома по-русски. Таков же характер влияния образования и на выбор родного языка: чем оно выше, тем чаще родным языком признается русский, и реже - национальный язык[60].

На основании этих данных нельзя сказать, что языковая адаптация обуславливает профессиональный рост. Можно лишь констатировать, что процессы языковой и экономической адаптации идут параллельно. Индивид, повышая свой социальный статус, попадает во все более однородную языковую среду. Возможности использования родного языка сужаются, а доминирующего - увеличиваются. В силу незначительного размера языковой группы, низкого уровня функционального развития языка, иногда бывает затруднительно получить даже начальное образование на родном языке, и тогда едва ли не единственным транслятором родного языка становится семья. Значимым фактором является также степень компактности расселения языковой группы, определяющая особенности контактной среды.

Доминирующее положение языка в определенной социальной сфере не обязательно связано с доминированием в ней соответствующей языковой группы в настоящее время, оно может объясняться прошлыми достижениями, традицией - языковые процессы инертны. Существенные перемены происходят не быстрее, чем за время, необходимое для смены поколений. Переход на другой язык требует времени и сил. Язык группы, уже достигшей первых позиций в какой-либо сфере, имеет еще и те преимущества, что в нем развивается и поддерживается в жизнеспособном состоянии соответствующая лексика, фразеология и стилистика; на нем создаются и функционируют ценные источники информации. Язык, сформировавшийся в условиях богатых научных традиций и, соответственно, располагающий развитой терминологией, обладает определенными преимуществами в выражении специальных знаний по сравнению с языком, не имеющим таких традиций. Членам других языковых групп приходится либо переводить, дублировать всю эту информацию, заимствовать, калькировать терминологию (или создавать оригинальную, что впоследствии может затруднить коммуникацию), либо усвоить чужой язык. Почти все функционирующие в Российской Федерации языки заимствуют научно-техническую терминологию из русского языка, а через него - из других языков.

Та или иная этническая группа может ограждать свои интересы, используя родной язык как барьер, преграждающий доступ представителям других этносов к материальным возможностям и ценностям. В условиях нехватки рабочих мест, обострившейся жилищной проблемы, трудностей, возникающих в снабжении, доминирующей языковой группой создается конфликтная ситуация, в которой ее язык наряду с выполнением интеграционной функции, получает еще и этноизолирующую функцию. Язык становится барьером, отгораживающим иноэтничное население от «коренного» населения, которое стремится к обособлению ради создания более благоприятных для себя условий.

Барьер непонимания можно преодолеть, а можно использовать, чтобы уклоняться от взаимодействия, если оно нежелательно. Существующие языковые различия консервируются, стремление к интеграции не поощряется. Миллионы приезжих считаются гастарбайтерами, которые вернутся в родную страну через несколько лет, и не выглядят серьезной проблемой, пока не становится ясно, что на самом деле они являются иммигрантами. Некоторые германские консерваторы одобряют издание инструкций для детей на турецком языке и создание для иммигрантов возможностей использовать турецкий язык, надеясь избежать ассимиляции, и поощряют возвращение гастарбайтеровдомой. Ле Пен и его последователи во Франции, стремясь к утверждению доминирующего положения французского языка, проявили такую враждебность к пришельцам, что как возможности, так и число желающих овладевать французским языком резко сократились.[61] Результатом стала концентрация приезжих в городских гетто, где они могли найти себе друзей, семью, соседей и т.п., говорящих на том же языке, что и они, что усугубило социальные проблемы мигрантов.

Даже если группы преодолели языковой барьер при помощи двуязычия, способны теперь понимать и создавать высказывания на языке друг друга и соответствующим образом координировать свою деятельность, языковые различия остаются. Важным становится не только умение говорить на чужом языке, но и языковая идентичность, а явления интерференции служат маркерами групповой принадлежности. Языковые различия не только фиксируются, но и оцениваются: совершенное владение доминирующим языком, принадлежность к языковому большинству - престижны, явления интерференции, изобличающие принадлежность к языковому меньшинству - не престижны. Степень «непрестижности» языка может быть различной: язык может быть терпимым - не одобряемым и не осуждаемым - его существование констатируется, но не более того. Язык может быть не одобряемым и даже до некоторой степени ограничиваемым в использовании, запрещенным. В одних случаях за ним не признается автономность (т.е. он не воспринимается как отличающийся от других языков, считается низшей, ненормативной формой). В других - активно подавляется, вплоть до того, что говорящие на нем могут опасаться им пользоваться в публичных местах.

Языковое насилие переживается не менее остро, чем экономическое, физическое и пр. В рассказе А. Доде «Последний урок» приказ о запрещении преподавания французского языка в Эльзас-Лотарингии оказывается в одном ряду с приказами о реквизициях и известиями о проигранных битвах, а последний урок французского становится событием для всего поселка[62]. Резкое и произвольное обновление языка по сути дела оказывается формой насилия: человек лишается привычного средства самореализации и самопонимания. Одностороннее изменение языка, навязывание какого-либо языка, насильственное переустройство пространства коммуникации является инструментом доминирования и одним из инструментов доминирования. Перевод некоторых языков народов СССР, например, казахского, татарского, таджикского, чеченского, с арабской графики сначала на латиницу, а затем - на кириллицу также был насилием. Он фактически сделал неграмотным значительную часть населения, до того считавшего себя грамотным, оказался бесполезной тратой колоссальных средств. Далеко не все языки, графика которых была изменена, можно назвать младописьменными – первые письменные памятники на таджикском языке относятся к 1Х веку [63].

Статус языка и статус группы воспринимаются как взаимосвязанные. Объем сфер функционирования языка воспринимается как символ доминирующего, или же, наоборот, подчиненного положения этнической группы. Показательно, что с наибольшим успехом задача создания общегосударственного языка решается там, где основой такого языка избирается язык этноса, сравнительно малочисленного, политически и экономически не доминирующего, но однако ставший в силу ряда обстоятельств «лингва франка» на обширной территории. Таков малайский язык как основа индонезийского языка, суахили в Танзании и некоторых других африканских странах. Такие же позиции легко завоевывают креолизирующиеся пиджины в странах Океании. Выдвижение же на роль общегосударственного языка бывшей метрополии воспринимается как продолжающееся угнетение и встречает сопротивление[64]

Дата добавления: 2015-11-26