Арестованные за период 1939-май 1945 гг.

(по национальностям)

нац. годы							(вкл. май)	всего
русские
татары
белорусы
украинцы
молдаване	-						-
эстонцы		-					-
латыши	-
литовцы	-	-			-	-	-
коми-пермяки
немцы	-
всего
прочие

Представленные документы достаточно специфичны и не претендуют на полноту картины данного предвоенного периода. Однако в них хорошо отражаются настроения, реакция на происходящие события в мире и стране. Здесь приведены фрагменты, в большей степени частных бесед и разговоров, из которых видно недовольство существующим положением. С одной стороны, это недовольство условиями жизни: «Если при социализме народ живет в таком отчаянном положении – ничего нет, так что же будет при коммунизме» (док. № 217); «Хорош демократизм, когда всех зажали в кулаке» (док. № 237). С другой стороны, это реакция на официальную дезинформацию по поводу блестящих побед Красной Армии в советско-финской войне, а также беспокойство, связанное со странной «дружбой» с гитлеровской Германией(док. №№ 221, 223, 226, 237). В справке начальника Лысьвенского горотдела НКВД о политических настроениях населения в связи с подготовкой и проведением празднования 1 мая 1939 г. ясно проглядывает из приведенных разговоров один мотив: «вместо праздника – мрачные будни» (док. № 217).

Существовали вполне объективные причины этого недовольства. На XVIII съезде ВКП(б) была поставлена основная экономическая задача: «догнать и перегнать также в экономическом отношении наиболее развитые капиталистические страны Европы и Соединенные Штаты Америки…»[261]. Однако на XVIII Всесоюзной конференции ВКП(б) при подведении итогов экономического развития за 1939 и 1940 гг. был сделан вывод о том, что «наряду с успехами имеются также серьезные недостатки в работе промышленности и транспорта»[262]. Третий пятилетний план предусматривал поднять народное потребление в 1,5-2 раза, обеспечить рост реальной заработной платы рабочих и служащих, а также рост доходов колхозников[263]. Однако, несмотря на подобные широковещательные заявления, потребности общества явно пришли в противоречие с возможностями потребительского сектора экономики. Это противоречие усугубилось с введением открытой торговли в сентябре 1939 г. Советская пищевая промышленность в год на душу населения производила 13 кг сахара, 7 банок консервов, 4 кг масла, а легкая промышленность – 3 пары носков и чулков, 90 см шерстяных тканей, 40 см шелковых, 1 пару белья[264]. Товары расхватывались в считанные часы, возникали огромные очереди. Фонды продовольственных товаров в рассчете на душу населения уменьшились в 1940 г. в сравнении с 1937 г. на 12 %. В условиях нехватки товаров первой реакцией людей было стремление накопить товаров, и это в первую очередь сказалось на людях, которые были заняты на производстве и не могли стоять в очередях. Производство лихорадило, людям было не до работы. Увеличивалось количество прогулов, падала производительность труда.

Карточки правительство вводить наотрез отказалось, а вместо этого было постановление СНК СССР о норме отпуска в одни руки (хлеб – 1 кг, сметана – 0,2 л., молоко – 1 л., масло растительное – 0,2 л.)[265]. Но острота кризиса была столь велика, что эти нормы не соблюдались, были ниже установленных СНК: отпуск хлеба в одни руки по всему СССРравнялся 400 гр., а в городе Молотове– 300 гр.[266] Вводится закрытое распределение. Выделяются дополнительные фонды из общих фондов снабжения (в Молотовской области: 65 % фондов – в закрытое распределение, 3 % – в открытое). Номенклатура, официальный состав Красной Армии прикреплялись к спецпошивочным ателье. Для большинства населения это было недоступно. 26 июня 1940 г. вышел знаменитый Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений»[267]. Этот Указ у «отсталой» части рабочих вызвал возмущение, его сравнивали с введением «крепостного права» (док. № 224). В целом по стране по этому указу об уголовной ответственности за прогулы и самовольное оставление работы было осуждено более 3 млн. человек, из них около 500 тыс. приговорены к тюремному заключению[268]. Однако, какого-то организованного сопротивления не наблюдалось. Общество после «большого террора» приходило в себя. Если оно и было, то носило латентный характер. Это отказ подписываться на займы (док. №№ 224, 225, 236) или «контрреволюционные действия» типа дела бывшего библиотекаря М.М. Утемова, который с помощью изготовленного штампа с буквами «КПРББШ» («Коммунистическая Партия Рабочая Белая Банда Шовинизма») «пачкал портреты вождей партии и правительства» (док. № 212).

Страна находилась на пороге войны и большинство полагало, что эти трудности носят временный характер и связаны, прежде всего, с тем, что идет подготовка к этой будущей войне, что Красная Армия непобедима, а накопленных резервных запасов на складах достаточно для того, чтобы одержать победу в будущей войне. Но наступило 22 июня 1941 г. и реальность опровергла самые пессимистические прогнозы.

В первые месяцы войны и в период Московского сражения появились панические настроения среди населения. Не доверяя официальной информации, полагали, что положение и так ужасное, еще более катастрофичное. В годы войны политический контроль над населением не только не ослабел, а еще более усилился. Новую волну репрессий вызвал Указ Президиума ВС СССР от 6 июля 1941 г. «Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения», карающий по приговору Военного Трибунала тюремным заключением на срок от 2-х до 5-ти лет[269]. Масштаб и жесткость этих репрессий можно увидеть из статистических материалов, представленных в таблицах №№ 1, 2, 3. Из 5991 чел. за весь период 1939 – май 1945 гг. 3557 (60 %) человек было арестовано в 1941-1942 гг.

Начались аресты тех, кто был взят на учет и агентурное наблюдение «за антисоветские высказывания» еще до войны (док. №№ 239-240, 246) и ведущих «пораженческие разговоры» в годы войны (док. №№ 241-246, 250-251, 258, 264, 267). Новым, пожалуй, было то, что некоторые арестованные, например, П.М. Катаев – бывший директор Добрянского райпромкомбината – просили заменить приговор отправкой на фронт (док. №№ 250-251). Арестовывались также «классово-чуждые по соцпроисхождению элементы» (док. №№ 248-249). Интеллигентные, неординарно мыслящие люди, не скрывавшие своих взглядов, также вызывали особое подозрение у сотрудников НКВД. Нескольких артистов хора эвакуированного в Пермьв 1941 г. Ленинградского театра оперы и балета им. С.М. Кирова обвинили в том, что они «вели антисоветскую пораженческую агитацию, дискредитировали руководителей Советского правительства, клеветали на экономическую жизнь трудящихся, высказывали недоверие к сообщениям Совинформбюро»[270] (док. №№ 256-257). По словам же самих осужденных они «высказывали свое недовольство по отношению администрации театра, которая никак не заботилась об устройстве нас питанием и не хотела помочь нам в приобретении, частично, одежды. Никакого недовольства по отношению к правительству с нашей стороны высказано не было и свидетели по делу, недопонимая смысла наших разговоров, исказили их, придавая им контрреволюционный смысл» (док. № 257).

Аресты в 1941-1942 гг. достигли таких размахов в Пермской области, что это вызвало раздражение и озабоченность местного руководства. 8 сентября 1943 г. на бюро обкома ВКП(б) рассматривался вопрос «О нарушении законов об арестах и предварительном следствии в Молотовской области». На бюро были перечислены нарушения. В том числе было сказано, что «некоторые прокурорско-следственные работники недостаточно внимательно и вдумчиво подходят к вопросу об избрании меры пресечения и нередко санкционируют невызываемые особой необходимостью аресты членов семей военнослужащих, женщин, имеющих малолетних детей, стариков, несовершеннолетних лиц, совершивших малозначительные преступления». Было вынесено постановление «Обязать начальника УНКВД тов. Захарова, начальника областного Управления милиции т. Скрипника, прокурора области т. Куляпина и военных прокуроров строго соблюдать постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17/XI – 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», обеспечивая быструю и эффективную борьбу с преступностью» (док. № 266). Начиная с 1943 г. сокращается количество арестов, однако это не означало, что они прекращаются (док. №№ 275-278, 284-288).

Столкнувшись с нехваткой рабочей силы в годы войны, советское политическое руководство изыскивало возможность привлечь к труду новые категории населения за счет перевода их в разряд спецпоселенцев. Большая часть спецпересенцев передавалась для трудового использования – на лесоповал, строительство, добычу угля и т.д.[271].

Еще в предвоенный 1940 год в Молотовскую область было вывезено 10 861 человек из западных областей Украиныи Белоруссии(док. № 223)[272]. На 1 января 1944 г. на территории Молотовской области числилось 33 787 «мобилизованных немцев». В 1944 г. на строительство Широковской ГЭС были направлены мобилизованные калмыки. В лагерном архиве сохранились карточки на 3 241 человек[273]. В июле 1944 г. Юго-Камская райспецкомендатура НКВД приняла спецпереселенцев из Крыма– греков, армян, болгар, украинцев и русских в количестве 257 человек (92 семьи) (док. № 274), в марте 1945 г. с Западной Украиныприбыл спецконтингет для использования на лесозаготовках общей численностью 3 350 человек, 1450 семей (док. №№ 289-290). И этот список можно продолжить. В сборнике есть документы, которые красноречиво иллюстрируют условия жизни и отношение к спецпереселенцам и к спецконтингенту со стороны НКВД (док. №№ 273-274, 289-290).

Под репрессии подпадали самые различные категории военнослужащих: от рядовых красноармейцев до высшего военного руководства. Всего в 1941 –1945 гг. в составе армии и флота было осуждено 994 300 человек, из них направлены в места заключения – 436 600 человек, а приговорено к расстрелу 157 593 чел.[274]. Из Пермской (Молотовской) областив Советскую Армию было призвано более 500 тыс. человек, погибло 100 тыс. человек и пропало без вести 70 тыс. человек[275]. Из призванных по Пермской области(по материалам архивно-следственных дел, хранящихся в ГОУ «ГОПАПО») всего за период с 1939 г. по май 1945 г. было арестовано 550 военнослужащих, из них в 1939 г. – 3 чел., в 1940 г. – 16, в 1941 г. – 75, в 1942 г. – 266, в 1943 г. – 97, в 1944 г. – 39, до мая 1945 – 9. В действующей армии действовала целая система, объединенная рядом структур разныз типов, которая проводила, в том числе, репрессивную политику в отношении военнослужащих. Репрессии осуществляли военные трибуналы (док. №№ 259, 268), а также особые отделы НКВД (док. № 254-255). В 1943 г. особые отделы были переименованы в «СМЕРШ» – «смерть шпионам» и переданы в состав Наркомата обороны (док. №№ 279-281, 283).

В годы войны продолжает действовать система политического контроля над населением. Так или иначе, во всем представленном документальном комплексе отражается недовольство тяжелым материальным положением населения. Но особенно ярким является спецзаписка начальника Лысьвенского ГО НКВД Молотовской области секретарю Лысьвенского горкома ВКП(б), в которой сообщается, что «через пункт «ВЦ» стало проходить очень большое количество документов рабочих и служащих с отрицательными настроениями и с жалобами на высокие рыночные цены на продукты питания, слабое питание в столовых, а также плохие бытовые условия» (док № 265).

В годы войны появились объективные причины не только для пассивного недовольства существующими условиями жизни, но и для определенного протестного поведения. Так, В.И. Лаищев – инженер-геодезист проектной конторы «Пермь-нефть» – в апреле 1942 г. составил письмо-воззвание, в котором призывал свергнуть власть от имени Молотовского комитета партии «Народная воля» (док. № 252). Бывшая членом партии эсеров А.Е. Гилева написала письмо-воззвание «Проклятие тирану!», направленное против «кровожадного тирана – Сталина» (док. №№ 260-263). В данном сборнике приведено также анонимное письмо мотовилихинского рабочего А.С. Вяткина «Хвастуну Молотовского радиоузла», в котором он в грубой форме высказывает свое мнение по поводу несоответствия реальной жизни и официальной пропаганды (док. №№ 270-271). Многие фронтовики, увидев реальную жизнь за границей, не скрывали своих чувств по этому поводу. Так, начальник армейской артиллерийско-ремонтной мастерской 53 армии воентехник I ранга И.Я. Белозеров, боевой путь которого начался с 19 июля 1941 г., прошедший два окружения и награжденный в 1942 г. медалью «За боевые заслуги», открыто заявлял на партийных собраниях: «Да что тут собственно доказывать, когда мы сами видим, как хорошо живет здесь население, куда лучше, чем у нас в Советском Союзе» (док. №№ 279-282). И так думали не единицы, а многие.

В мае 1945 г. на торжественном приеме в Кремле в честь победы над фашистской ГерманиейИ.В. Сталин признал, что в 1941 г. народ вправе был потребовать отставки Советского правительства. Чтобы победить, советская государственная машина вынуждена была дать народу развернуться во всей своей мощи. Война закончилась. Победу в ней одержал российский народ. Однако, надежда, что после войны жизнь изменится к лучшему и будет более справедливой и счастливой, так и осталась лишь надеждой.

Дата добавления: 2015-07-08