Письмо осужденных германских подданных Ф.Ф. Балтесаи Ф.П. Винтера[255] в посольство СШАв Москве с просьбой сообщить сведения о них на родину

октябрь 1938 г.*

г. Котлас

Архангельской области

(пересыльный лагерь)

Мы, нижеподписавшиеся, просим извинения, что утруждаем Вас нашим письмом, так как являемся подданными другого государства. Но все же мы имеем твердую уверенность, что Вы нам поможете, так как речь идет о двух невиновных лицах, приговоренных к смерти. Мы работали по договору в качестве специалистов с 1930–1931 г.г. в гор. КизелСвердловского района Уральской обл.

В 1937 г. мы были арестованы по обвинению в шпионаже. Обманом и применением различных репрессий и издевательств нас принудили подписать ложные показания. Этими же способами нас принудили дать ложные показания перед открытым судом. На основании этих показаний и подтверждений Свердловский Военный суд приговорил нас к смерти 17/II – 1938 г. В течение семи дней мы претерпевали неописуемые мучения в камере осужденных Свердловской тюрьмы.

23/II – 1938 г. нас освободили и сообщили, что мы приговорены к 25 годам лишения свободы. С 23/II – 38 г. до 1/X – 38 г. нас держали в пересылочной камере. 1/X – 38 г. нас переслали в Котлас в распределительный лагерь. До настоящего времени мы находимся здесь и, по всей вероятности, будем пересланы в принудительный лагерь.

Наши мучения до настоящего дня ужасны! Совершенно без денежных средств, плохо одетые, существуя только на средства, отпускаемые заключенным, не имея денег для приобретения [таких] необходимых вещей, как мыло, зубная паста и т.д. Окруженные убийцами, ворами и бандитами, мы терпим неописуемые моральные мучения. Мы не получаем даже бумаги, тетрадей, чернил для умственных занятий.

Мы часто меняли наш ежедневный хлеб на бумагу, чтобы написать немецкому посольству, наркому юстиции, наркому внутренних и внешних дел. Получали, конечно, квитанции, но до настоящего времени не имеем никакого ответа.

Наша нужда растет. Уже заметны первые следы болезней. Короче говоря, эта жизнь для нас невыносима. Не в состоянии дальше так жить, мы обращаемся к Вам: помогите, пожалуйста, двум невиновным иностранцам, которых хотят приговорить к 25 годам принудительных работ!

Мы просим Вас связаться с немецким посольством или с немецким правительством и направить наше прошение на родину. В противном случае мы будем просить Советское правительство о возобновлении нашего процесса. Мы готовы доказать нашу невиновность достаточным количеством материала. Если этот путь будет слишком долгим, то мы Вас просим сообщить о нас нашим родственникам, проживающим в Германии. Может быть, они окажут нам какую-нибудь материальную помощь с родины, которая облегчит наши страдания.

Мы кончаем наше письмо с криком: помогите нам! Спасите двух невиновных немецких подданных.

Если Вы совершенно ничего не можете сделать для нас, то, пожалуйста, ответьте нам, чтобы мы по крайней мере знали, что наше письмо не пропало.

С надеждой найти у Вас помощь. Благодарим Вас заранее.

Винтер и Балтес

Верно:*

ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 12837. Личное дело арестованного. Л. 1–2. Заверенная копия. Рукопись. Перевод с немецкого, современный подлиннику.

Из заявления арестованного И.И. Петрашко[256] начальнику Управления НКВД по Пермской области В.Н. Ковалеву, областному прокурору И.П. Алексееву, секретарю оргбюро ЦК ВКП(б) по Пермской области Н.И. Гусарову о пересмотре дела

15 ноября 1938 г.

г. Пермь

Проработав в рядах ленинско-сталинской партии большевиков членом ВКП(б) и не имея абсолютно никаких отклонений от генеральной линии сталинского ЦК ВКП(б), я вот уже второй год (с 3/IX – 37 г.) неслыханными методами в советской практике следствия (как то: провокацией на моем беспредельном доверии сталинскому ЦК ВКП(б) и органам НКВД, а впоследствии чудовищным издевательством надо мной и моей семьей и безжалостным избиением меня), я Пермским горотделом НКВД, его бывшими руководителями, опошляющими советские законы и решения сталинского ЦК ВКП(б), произвожусь в члены к/р организации правых. Опошляя сталинскую Конституцию и указания ЦК ВКП(б) о чутком и внимательном разборе дел, касающихся живых людей, а особенно членов ВКП(б), в Пермском горотделе его руководители не считают для себя, должно быть, обязательным выполнять решения Январского пленума ЦК ВКП(б) о недопущении перестраховки, а, игнорируя факты и документы, голым насилием заставляют писать меня ложь и вымысел, угодный для следствия, избивая за правдивые показания. […]*

Во второй половине июня 1938 года я заболел в тюрьме № 1 крупозным воспалением легких и больше в НКВД не вызывался. Оказалось, что руководство горотдела в этот отрезок времени было сменено. Четвертого июля 1938 года меня, больного, с больничной койки тюрьмы доставили в кабинет нач. Пермского горотдела, где я новым руководством, Вайнштейном[257] и Ерманом, был обруган отборной площадной бранью, назван фашистом, и где мне предложено было в … сознаться. Заявив им, что я никогда ни к какой организации к/р правых не принадлежал и о существовании их ничего не знал, отказался подтверждать те липы и ложь провокационного порядка, которые были мной под диктовку следствия в бытность Левоцкого нач. горотдела НКВД написаны и подписаны.

Кроме того я заявил, что я болен и не могу находиться на длительном допросе. Меня отпустили в камеру, я врачом был уложен в постель. 8/VII – 1938 года, невзирая на повышенную температуру и мою болезнь (температура 37,8), я был вызван и посажен на четырехсуточный и беспрерывный допрос; и только после обморочного припадка и сердечных припадков, а также бреда от высокой температуры я был от этого так называемого допроса освобожден, не подтвердив никакой липы. Через сутки я опять был взят в таком же болезненном состоянии на двухсуточный без сна беспрерывный допрос, где также я клеветы и лжи не признал и категорически отказался подписывать ложь на себя и других.

26 июля 1938 года я был еще не выздоровевший вызван в кабинет начальника горотдела ВАЙНШТЕЙНА (самим ВАЙНШТЕЙНОМ), который заявил мне, что врача он больше посылать ко мне не будет, потребовал подтвердить то, что я член к/р организации правых. Я наотрез отказался эту ложь подтвердить. Тогда ВАЙНШТЕЙН, ГОДЕНКО и ЕРМАН начали меня бить по голове, по лицу, по шее, по позвоночнику, требуя писать заявление на имя начальника областного Управления НКВД с признанием того, чего никогда не было, т.е. с признанием себя членом к/р организации правых. Били меня кулаками, ногами, стеклянной пробкой от графина, били до потери сознания, заявляя мне, что стены горотдела НКВД ничего не выдадут, и если я не подпишу того, чего они требуют, так буду убит, так как избиение не будет прекращаться.

Это избиение и плевание в лицо, а также желание ГОДЕНКО воздействовать на меня гипнозом продолжалось восемь часов беспрерывно.

Заявив им свой протест против подобных методов допроса, я дал согласие что угодно подписать, дабы спасти свою жизнь до суда; предупредил их при этом, что на суде я все равно буду бороться за правду и от этой лжи откажусь.

Получив в ответ на это заявление еще несколько порций ударов, я в полусознательном состоянии молча взял перо и стал по черновику, составленному ГОДЕНКО, писать ложь в заявлении от 26 июля 1938 года о признании себя членом к/р [организации] правых и всякую ересь, вымысел о методах вербовки меня и указанных других работников как с завода имени Молотова, так и завода № 10 им. Дзержинского. […]

Пользуясь случаем смены руководства и организацией областного органа НКВД и прокуратуры Пермской области, [я] открыто (как рабочий в прошлом, большевик, красногвардеец и участник гражданской войны) решил бесповоротно заявить о своем категорическом отказе от всех тех ложных липовых показаний, которые я писал, подчиняясь грубому произволу и насилию. Отказываюсь потому, что даже объективно не желаю быть соучастником избиения большевистских кадров, которые в этих ложных показаниях фигурируют, ибо о их к/р деятельности я ничего не знал и не знаю, будучи новым работником в Перми. (Я прибыл в Пермьтолько в январе 1936 года, людей не успел узнать за столь короткий отрезок времени моего пребывания в Пермской организации и на заводе № 10).

Надеясь на объективное рассмотрение моего дела без насилия и произвола, я обращаюсь к Вам, гражданин начальник и гражданин прокурор, ускорить рассмотрение моего дела; и если я за свои упущения по работе подлежу суду, так судите. Работая, я вкладывал в дело все свои знания и опыт, стремясь как можно больше дать пользы советскому народу, нашему правительству и партии Ленина-Сталина.

Прошу руководствоваться только моими заявлениями от 31 марта 1938 года на имя нач. областного Управления НКВД, от мая 1938 года на имя прокурора СССР, наркома НКВД и секретаря ЦК ВКП(б), где изложена чистейшая правда – так же, как и в данном заявлении, только что мной написанном.

Остальные документы есть продукт провокаций и насилия, где правда и не ночевала, где факты извращены или же окрашены в окраску к/р деятельности правых. Я ничего об этом не знал и не знаю.

Петрашко Иван Иосифович

15/XI – 38 г.

ГОПАПО. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 10033. Л. 219–221. Подлинник. Рукопись.

Дата добавления: 2015-07-08