Дух и тело — ничто! Что их скорби и гнет?
Столь отраден царю был победный полет!
Поведет его рок по счастливому следу!
Дарий будет сражен! Царь предвидел победу,
Хоть он ведал, что счастья победного дни
Ненадолго блеснут: ненадежны они.
Прорубили меж скал этих некогда люди
Арку дивную, — всюду твердили о чуде,—
От нее, что вздымалась в заоблачный свет,
Получал вопрошающий громкий ответ:
Гулким голосом скал, схожим с гулом потока,
Открывалось ему предвещание рока.
И велел Искендер, чтоб ученый сыскал
Все грядущее в вещем звучании скал,
Чтобы стал ему срок схваток яростных ведом,
Чтоб узнал — приведут ли сраженья к победам.
И спросил у гудящего свода мудрец
О войне и каков ее будет конец.
Не на горе ли царь предан ярому пылу:
Он могучего Дария сломит ли силу?
«Сломит силу», — послышалось. Этот ответ
Заключал предвещанье и должный совет.
И царю этот край, эти вещие горы
Стали твердой и мощною точкой опоры.
И погнал он коня от равнин и от скал,—
В край веселых пиров в тот же день прискакал.
И созвал он совет. Кипарисом красивым
Он казался, и ликом сиял он счастливым.
Он повел свою речь о содеянном им
И о том, что в сражениях непобедим.
«Если я, в своей силе прекраснее бури,
Свой приподнял венец до небесной лазури,
Для чего вымогателям дань посылать?
Для чего унижаться и мира желать?
Что мне Дарий! И в чем для победы препона!
Славный трон мой не хуже иранского трона!
Он в венце? Ну так что же! А я вот — с мечом,
Если есть у нас меч, и венец мы возьмем!
На меня пусть он бросит огромные рати!
Пусть! Защита — в дарованной мне благодати.
Надо мною небес распростерлась рука,
Путь мой праведен, единодушны войска.
Те войска, что я шлю на моря и на сушу,
Представляют собой неделимую душу.
Расколоться скале, если трещина есть.
От раскола в войсках гибнет ратная честь.
Мне поможет судьба. Что ж я медлил дотоле?
Поднимусь и воссяду на вражьем престоле.
Мне ли данником Дария следует быть?
То, что подать мы слали, пора позабыть.
О мужи хитроумные, молвите слово!
Нет ли в помысле этом чего-либо злого?
Вы для распри с Ираном найдите предлог,
Вы откройте мне все, чтобы взвесить я смог».
Те, что видят великих деяний исходы,
Стали славить царя благотворные годы:
«До поры, пока в звездах течет небосвод
И судьбу предвещает их медленный ход,
Да блестишь меж созвездий ты вечною славой,
Словно месяц, являя свой лик величавый!
Проницателен ты, ты прозреньем силен,
И небесною благостью ты осенен!
Будь повсюду, где б ни был, единым владыкой
И, чего б ни искал, будь с добычей великой!
О исполненный знанья! О мудрости свет!
Нам судьбой указуется должный ответ.
Вот решенье. Оно всем нам кажется верным:
Ты не действуй, о царь, в нетерпенье безмерном.
Выжидай, — ведь когда этот выступит враг,
Быстрым сдержишь мечом его дерзостный шаг.
Вскинешь меч — и твой враг — ты ведь небу дороже —
Потеряет свой меч, да и голову тоже.
Если к мощному льву устремится олень,—
Жертву примет земля в этот яростный день.
Дарий мощен в пирах. Если ж выйдет он к бою,
То ручьем его кровь потечет пред тобою.
Больше войска, чем он, ты сумеешь собрать.
Ты возьмешь с него дань, коль сильней твоя рать.
Ты спешишь в долы зинджей, к пустыне их дальней,
Он спешит в тесноту знойной, сладостной спальни.
Ты — в заботах о вере, он — сеет обман.
Ты — крылатый архангел, а он — Ариман.
Ты — с мечом, он — с вином. Вас равнять мог бы кто же?
Ты — врагов подавлял, он — продавливал ложе.
Справедлив ты и благ, злее молота он.
Ты — для славы весы, а для золота — он.
Ты — не дремлешь, о царь, он — простерт без сознанья.
Ты — рождаешь добро, он — рождает страданья.
Знаем всё о войсках его, о городах.
Нет к нему тяготения в добрых сердцах.
Он добьется своим притеснением ярым:
Встанет мрак над его отшумевшим базаром.
А за ласки твои, за твой праведный суд
Все до неба седьмого тебя вознесут.
Для чего же в борьбе изнуряться напрасной?
Ложь сама погибает от правды прекрасной.
Твое счастье с тобою. Светло впереди.
На престоле своем безмятежно сиди.
Ты к корыстным делам проявляй безучастье.
Нет победы в деньгах, не в имуществе — счастье.
Только смелый царит, прославляясь навек.
Все иное — ничто, и ничто — человек.
Ведь не каждый возвысится. Помнить мы будем
Только тех, кто для блага является к людям.
Грозный лев потому стал подобьем царей,
Что добычей своей наделяет зверей.
Что тебе города, и вершины, и степи,
Если, мир обретя, ты замкнешь его в цепи?
Завоеванный мир можешь благом назвать,
Если занял весь мир, чтоб его раздавать.
Благородный повсюду находит помогу.
Не уходит никто за ничтожным в дорогу.
И тому, у кого лишь сырая квашня,
Хлеб готовый дадут до ближайшего дня.
Мы с тобой в нашем царстве величьем владеем.
У врага — только клад, охраняемый змеем.
Он — что гром, ты же молний разящих полет.
Он — хранитель казны, ты — источник щедрот.
Твой отец был что лев. Хоть исполнен был чести,
Непоспешно за меч он хватался для мести.
Ловчий львов! Ничего ты врагу не спускал,
Извлекая мечом кровь из каменных скал.
И когда сотни зинджей, подняв свои дроты,
На тебя, словно дивы, стремили полеты,—
Пред тобою, как твой изобильный улов,
Что метнули они? Только сотни голов!
Если ты встал горой перед черным потоком,
Ты посмотришь на капли презрительным оком.
Крокодилу, сломившему злого слона,
Не для трудных сражений косуля дана.
Ведь онагры бегут, тигров тронуть не смея,
Не пойдет муравей на могучего змея.
И орлу, на ягнят устремившему взгляд,
Лишь пустая забава — налет на цыплят.
Тот, кто прахом рожден, пред избранником-шахом
Повелением неба становится прахом.
Ты — носитель всевластья, и мнится всем нам:
Недруг — рана земли, ты — целебный бальзам.
Так о славе твоей свод промолвил всезвездный,
Что твой враг не избегнет назначенной бездны.
Так он ясно сказал, что в грядущей борьбе
Одоленья венец предназначен тебе.
И когда в свой чертеж ты вглядишься,[371]
Всеславиый, То большую победу увидишь ты явной.
В дни, когда Пеленгер, черных зинджей глава,
Обладал еще силою черного льва,
Мы исчислили все надлежащие числа
И узнали: над ним злая гибель нависла.
Если то исчисленье нам все предрекло,
То и ныне добро мы предвидим и зло».
Вняв благим пожеланьям и слову совета,
Царь готовиться стал к покорению света.
И везде, где он брался за чашу иль меч,
Предвещала добро ему звездная речь.
Указаний счастливых ищи, ведь готово
Послужить нам на благо счастливое слово,
Но о знаках недобрых не лучше ль молчать?[372]
Пусть же все их укроет молчанья печать.
Ученые делают для Искендера зеркало
Виночерпий, приди! Дух поникнувший мой
Ты пурпурным вином от печали омой.
Дай в саду моем травам сияньем единым
Заблестеть с этим сладким и ярким рубином!
* * *
Есть блаженные дни: чуть развеется мгла,
В твои мысли проникнут благие дела,—
И все то, что создашь, что упрочишь с отрадой,
В долгой жизни твоей тебе станет наградой.
Из тумана предчувствий поднявши чело,
Зришь по звездам: грядущее будет светло.
И во мраке заблещет нам радостный случай:
Светлый дождь посылается сумрачной тучей.
Двери помощи, друг, пред собой не закрой,
И тоска и печаль нам полезны порой.
Наши тяжкие вздохи — источник надежды:
Внемлет им сам господь, к нам склоняющий вежды.
Ты не хмурь свои брови в предчувствии бед,—
Посмотрись лучше в зеркало славных побед.
* * *
Блеск румийской парчи возвратя восприятью,
Так рассказчик начало скрепляет печатью:
Когда смог Искендер всех к румийцам привлечь,
Миру зеркалом стал его царственный меч.
Чтоб земля, как невеста, надела уборы,
Ведь бросать на свой образ ей надобно взоры.
До царя Искендера не знали зеркал,
Но указ его царский к ним путь изыскал.
Серебро вместе с золотом сплавили. Сплаву
Дали блеск. Налощили поверхность на славу,
Но хоть сплав и сиял золотистым огнем,
Отражения чистого не было в нем.
Мастера много разного брали металла,
И негодный металл их рука отметала,
Но железо[373], им всем с отраженьем представ,
Доказало, что в нем есть им нужный состав.
И ковач, помышляя о зеркале плоском,
Создал гладь, отражавшую все своим лоском.
Чтя весь мир, взял художник сверкающий лист
И увидел, что мир в нем и ясен и чист.
Но нашли очерк зеркала все же не сразу,
В нем неверным сперва все мерещилось глазу.
В узком зеркале — узкий увидели лик,
А в широком — широкий пред взором возник.
И четыре угла не годились. И странным
И неточным был мир на листе шестигранном.
И для зеркала круглое было дано
Очертанье. Таким и осталось оно.
Как бы круглое зеркало длань ни вздымало,
Отражение в нем не менялось нимало.
Так железо, блистающим водам под стать,
Царь принудил в созданье своем заблистать.
Если смотришь ты в зеркало, — значит, примера
Все еще не забыл ты царя Искендера.
В день, когда в круглом зеркале грубый состав
Стал сиять и железо смягчило свой нрав,
Первым царь поглядел на поверхность благую.
Изумила одна драгоценность другую,—
И, лица своего увидавши овал,
Краю зеркала царь поцелуй даровал.
И невесты с тех пор — есть на то указанья —
Перед свадьбою зеркалу дарят лобзанья.
Дарий требует от Искендера дань. Ответ Искендера
Искендер пирует в кругу мудрецов. Прибывает посол от Дария с требованием дани, которую Рум издавна платит Ирану. Искендер в гневе отказывается платить дань и говорит о своей мощи и своем величии. Посол возвращается к Дарию с этим ответом. Дарий вновь посылает его к Искандеру с символическими дарами: Прибыв ко двору Искендера, посол вручает ему човган и мяч и говорит, что Искендер еще дитя и ему «забава пристала». Затем он рассыпает перед Искендером зерна кунжута и передает слова Дария: «Чтоб войска мои счесть, сосчитай эти зерна». Искендер же в этих символах видит предзнаменование своей победы — мяч схож с земным шаром, и, следовательно, он, Искендер, будет владыкой мира. Затем он приказывает принести птиц, которые тут же склевали все зерна кунжута. В ответ он посылает Дарию зерна руты, как знак того, что у него войск еще больше… Дарий собирает огромное войско и идет на Рум.
Искендер готовит войско для войны с Дарием
Войско Дария вторгается в Армению. Лазутчики советуют Искен-деру ночью внезапно напасть на иранцев. Он отвергает этот совет, говоря: «Побеждает не тайно дневное светило». Он собирает огромную рать — шестьсот тысяч воинов. Готовясь к бою, Искендер созывает военный совет. Если мы не разобьем Дария, говорит он, мы погибнем, а если разобьем и свергнем его, нарушим справедливость, ибо Дарий — законный правитель. Советники отвечают Искендеру, что Дарий — насильник и притеснитель в своей стране, подданные его ненавидят и жаждут его свергнуть, таким образом, победа над ним справедлива. Нужно быть готовым к бою, говорят они, но первым нападать не следует… Искендер ведет войска под огромным синим стягом, на котором вышит дракон.
Дарий обсуждает со своими вельможами действия
против Искендера
У Дария военный совет идет совсем иначе, чем у Искендера. В ответ на вопрос шаха о том, как сразить непобедимого македонца, советники в страхе молчат, зная, что Дарий не любит никаких советов. Наконец, престарелый витязь Ферибурз решается заявить шаху, что известно древнее предсказание о победе некоего румийца над иранцами и падении иранской державы. Лучше не вступать в бой с румийцем Искендером, говорит Ферибурз, лучше помириться с ним. Дарий втайне испуган словами Ферибурза, но внешне его охватывает приступ ярости. Он набрасывается на старого воина, называя его болтливым стариком с прогнившими мозгами, похваляется, что сломит заносчивого юнца Искендера одним ударом. Злобными речами он старается унизить своего опасного противника. Мир победе, говорит Дарий, может предпочесть только старик, неспособный воевать. Ферибурз пытается лестью успокоить Дария, но разгневанный царь зовет писца и диктует ему письмо Искендеру, исполненное яда.
Письмо Дария Искендеру с угрозами и упреками
Дарий посылает Искендеру письмо, в котором бахвалится своей мощью и, угрожая уничтожить его и румийское войско, предлагает ому покориться.
Ответное письмо Искендера Дарию
Искендер пишет Дарию, что все они лишь рабы всемогущего Аллаха и только он держит в своей руке судьбы мира, и поэтому еще неизвестно, кому будет дарована победа в предстоящей битве. Искендер напоминает Дарию, что тот первый двинул против него войска, и предлагает покончить ссору миром. Дарий, получив письмо, отдает приказ войскам начинать битву.
Бой Дария с Искендером при Мосуле
Огромные войска Дария и Искендера построены одно против другого. Воины, страшась жестокой сечи, еще надеются на мир, но их предводители неумолимы. Начинается сражение. И Дарий и Искендер — в самой гуще схватки. Искендеру едва удается спастись от яростного натиска воинов Дария. Румийцы с трудом устояли. Наступает ночь. К Искендеру приходят два полководца Дария и предлагают ему за награду убить деспота, много раз оскорблявшего их. Искендер не верит им, осуждает их и все же дает согласие:
Но ведь каждый любое предпринял бы дело,
Лишь бы только несчастье врагов одолело.
Победа Искендера над Дарием и смерть Дария
Круговой своей чаши, о кравчий, огнем
Дай сиянье всему, я мечтаю о нем:
Этот пламень сжигает в рубиновой чаше
Все печали, что в сердце мы приняли наше.
* * *
Хоть на этой земле нам отраден привал,
Но спешащий коня сам огнем подковал.
Две калитки в саду, столь отрадном для взора,
Но железного нет на калитках затвора.
Ты, в калитку войдя, оглядись: впереди
Есть другая калитка; побудь, — и уйди.
Не безмерно люби ароматную розу,
Неизбежной разлуки припомни угрозу.
Береги свой счастливый, свой нынешний день.
Все былое — ничто, все грядущее — тень.
Этот путь не для радости нам назначали,
А, быть может, для горести и для печали.
Пригласили на свадебку ослика — он
И воды натаскал, и мешком нагружен.
* * *
Вот что этому вслед стихотворцем радивым
Было явлено всем в его слове правдивом:
Светлый день отснял, и покровом густым
Скрыл его полыханье полуночный дым,
И луною, чтоб радовать смертные очи,
Приукрасился сумрак спустившейся ночи.
На переднем краю всех частей войсковых
До утра были зорки глаза часовых.
Караулы кружили, как жерновы. В скалах
Куропаток будили. Немало усталых,
В тяжкой дреме узрев боевого слона,
Застонав, пробуждались от страшного сна.
Отдыхало бойца распростертое тело,
Но забвенье к нему все ж прийти не хотело.
И молились войска, чтобы дольше текла,
Бесконечно текла полуночная мгла,
Чтобы день заслонила она им собою,
Чтобы долго не звал он их к новому бою.
А цари размышляли, томительный гнев
Друг на друга в безмолвии преодолев:
«День взойдет, о своем вспомнив светлом начале,
Чтоб от черного белое мы отличали,—
И мы рядом поедем; на кратком пути
К примирению путь мы сумеем найти.
Повод к поводу, между войсками, по лугу
Проезжая, мы дружбу изъявим друг другу».
Но советники Дарию дали совет,
Угасивший благого намеренья свет.
Не воспринял никто столь возможного блага.
Царь услышал: «Сражайся! Победна отвага!
Ведь румиец поранен; в борении с ним
Превосходство бесспорное мы сохраним.
Выйдем завтра на бой, — и в сраженье упорном
Всех уложим румийцев на поле просторном».
Так сказали одни, а другие мужи
Предлагали дорогу уловок и лжи.
Два злодея за битву свой подняли голос:
«Не падет ни один повелителя волос!»
Но и царь Искендер, под луной, в тишине,
По-иному подумал о завтрашнем дне.
Рядом — опытных двух полководцев подмога,
Но ясна и ему полководства дорога.
И открыл он соратникам душу свою:
«День взойдет — и мы завтра, в Мосульском краю,
Вновь приступим к достойному, к славному бою,
Мышцы нашей души укрепляя борьбою.
Если мы победим — мы над миром царим.
Если Дарий — то царство возглавится им.
Судный день всем живущим неведом грядущий,
Все ж на завтра его нам назначил всесущий».
И лежали бойцы, видя страшные сны,
Предвещаньем и ужасом темным полны.
Двери света раскрылись над ближней горою,
И блеснула вселенная новой игрою:
Просо звезд замесив, мир украсивши наш,
Испекла она в небе горячий лаваш[374].
И войска задрожали, что тяжкие горы,
И в смятенье пришли все земные просторы.
Царь из рода Бахмана, восстав ото сна,
Чтоб удача была ему в руки дана,
Чтоб для боя ни в чем не сыскалось помехи,—
Осмотрел все колчаны, щиты и доспехи.
Сотни гор из булата воздвиг он[375], и клад
Он решил сохранять между этих оград.
Кончив с правым крылом, озаботился левым,
И оно для врага станет смерти посевом.
Крылья в землю вросли: был придержан их пыл.
Недвижим был железный, незыблемый тыл.
Дарий встал в сердцевине отряда, и, вея,
Возвышалось над ним знамя древнего Кея.
Искендер взял на бой свой нетронутый меч,
К смертной схватке сумел он его приберечь.
Всем храбрейшим, овеянным воинской славой,
Приказал он идти у руки своей правой.
Многим лучникам, левой стрелявшим рукой,
Быть он слева велел; и порядок такой
Он назначил для тех, кто и службой примерной,
И всей силой охраною был ему верной:
Вкруг него встать стеною, — не то что вчера.
Был он словно булат, был он словно гора.
Огласился простор несмолкаемым криком.
Небеса возвестили о гневе великом.
Зарычала труба, как встревоженный лев,
Смелый змей заплясал. И заплакал напев
Исступленно вопящего тюркского ная,
Все сердца страшной дрожью дрожать заставляя.
На слонах так взгремели литавры, что в Нил
Не один, ужаснувшись, нырнул крокодил.
Так завыла труба, что у лучников многих
На бегу подкосились от ужаса ноги.
Гром такой от пустых барабанов пошел,
Что качнулись все горы, зазыблился дол.
Копья были в жару, — и, как будто в недуге,
Чтобы воздух глотнуть, пробивали кольчуги.
Ливень стрел стал неистов, и стал он таков,
Что про дождь свой забыла гряда облаков.
Ртуть мечей засверкала в клубящейся мути,
Разбегались бойцы с торопливостью ртути.
Столько копий булатных вонзилось в тела,
Что в горах за скалою дрожала скала.
Так, врубаясь, мечи скрежетали от злости,
Что рассыпались гор загремевшие кости.
Столько стрел в колесо небосвода вошло,
Что оно быть поспешным никак не могло.
Так стремились к устам остроклювые дроты,
Что устам и дышать уж не стало охоты.
Стали копья шипами запретных оград,
А щиты — словно полный тюльпанами сад.
Всех настиг Судный день, страшный День воскресенья!
И не стало исхода, не стало спасенья,
Столько всадники яростных бросили стрел,
Что бросали колчан: он уже опустел.
И тела громоздились потомков Адама,
И работала смерть, и быстра и упряма.
О себе на побоище каждый радел.
Кто подумал о том, сколько брошенных тел!
Кто в одежде печали готовится к бою?
Только синий кафтан[376] под кольчугой иною.
Речь прекрасная, помню, была мне слышна,—
Кто-то мудрый сказал: «Смерть на людях красна».
Смерть убьет одного, а заплачет весь город,
Разорвет на себе он в отчаянье ворот,
А весь город умрет где-то там вдалеке,
И никто не заплачет в глубокой тоске.
Столько мертвых простерлось на горестном лоне,
Что пред страшной преградою пятились кони.
И на Тигре кровавом, — как желтый цветок,
Отраженного солнца качался челнок.
Но румийские копья в сраженье сверкали
Горячей, чем заката багряные дали.
Меч иранский, сражаясь, так жарко сверкал,
Что согрел сердцевину насупленных скал.
Так враги развернули меж грома и гула
Судный день на прекрасной равнине Мосула.
Рассыпа́лись отряды иранцев, и прах
Всю равнину покрыл. Был один шаханшах.
Позабыло о нем его войско. Упорно
Продолжалась борьба. В поле стало просторно.
Нелюбим был придворными Дарий, — и он
Их заботою не был в бою окружен.
И внезапно, мечами ударив с размаху,
Нанесли двое низких ранение шаху.
Наземь Дарий повергся — его не спасут,—
Над смятенной землей начался Страшный суд.
Сотрясая простор, пало дерево Кея.[377]
Тело, корчась, лежало, в крови багровея.
Тело мучилось в горе, в нежданной беде.
Светоч с ветром не в дружбе, — они во вражде.
Поспешили убийцы к царю Искендеру
И сказали: «Мы приняли должную меру.
Мы зажгли наше пламя, не хмурь свою бровь,
Для тебя мы властителя пролили кровь.
Лишь удар нанесли, — и прошло его время.
Он целует сейчас твое царское стремя.
На него погляди, больше нет в нем огня.
Омочи его кровью копыта коня.
Мы исполнили все, что тебе обещали,
Ты нам повода также не дай для печали:
Передай в наши руки обещанный клад,
Мы стоим в ожидании щедрых наград».
Искендер, увидав, что два эти злодея
На убийство владыки пошли, не робея,
Что при них и ему безопасности нет,—
Пожалел, что он дал им свой царский обет.
Каждый мощный, узрев, что с ним равный во прахе,—
Неизбежно пребудет в печали и в страхе.
И спросил Искендер: «Изнемогший от ран,
Где простерт покоритель народов и стран?»
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |