- Чем хорош Север, - сказал он, будто продолжая неторопливый задушевный разговор, - никто ничему не удивляется. Тут и не такое видели. А бутылки не убирай, я капитана знаю.
И точно, он по-дружески обратился к вошедшему капитану в защитной форме, который на ходу раскрывал планшетку.
- Садись, Юра. Протокол не составляй, ведь ничего не сгорело. А дым сейчас выветрится.
Минуту капитан колебался, оглядывая вакхический стол, разгром, царивший в номере, - видимо, уже настроился допрашивать, распекать, репрессировать. Но потом взял протянутый Вадимом стакан с коньяком, хлопнул его и пробормотал:
- От жены я ушел...
- От Лильки-то? - махнул Вадим. - Ну и не жалей. Она меня на Мамина-Снбиряка не подписала.
Капитан выглянул в окно - уехала ли машина - и тоже удалился.
- Хороший мужик, - кивнул Вадим. - Все сочиняет мне статейки под рубрикой «Пожарам - заслон!»
- Слушай, - сказал я Вадиму. - Поедем со мной! Ты знаешь тут все ходы и выходы, введешь в курс дела.
- Я в пастухи собираюсь податься. Побегаю с годик по тундре за оленями, а потом книгу напишу - «Не убегай, друг!» Ну ладно, я уже давно не был в командировке, закис. Завтра решим.
Новости на Севере распространяются быстро. Когда на следующее утро я обходил нужные мне учреждения «отметиться» и познакомиться, на меня поглядывали почему-то с любопытством. Одна секретарша не выдержала:
- Это вы вчера чуть не подожгли гостиницу?
У нее были светлые кудряшки и наивные голубые глазки. За такой явной наивностью, случается, скрывается развратная многоопытность.
- Нет, я пытался ее взорвать - горячей воды нет, а холодная с перебоями, тараканы, скука, не с кем словом обмолвиться...
- Ха-ха-ха! А с кем бы вы хотели обмолвиться? - точно, набивалась. Надо взять на заметку. Но дел было много, и донимали другие заботы. В середине дня на улице повстречался Окрестилов в запотевших очках.
- Ну, как дела? - бодрячески заговорил он.
- Плохо.
- Почему? - он остановился, стал протирать очки.
- Уже прозвенел на весь город. Обсуждают...
- Да ты что! - полуседая бороденка Вадима затряслась от возмущения. - Наоборот, это прекрасно! Меня уже чуть не разорвали - все тобой интересуются, просят познакомить. Благодаря этому случаю ты сразу вписался в общество. «Наш человек» - единодушное мнение! Одним махом - и самая высокая оценка. А другие годами бьются как муха об стекло и даже «удовлетворительно» не вытягивают. К тебе долго бы еще приглядывались...
- Да, но владетели города...
- А владетели так прямо потирают руки! Вчера утром ты был еще терра инкогнито, кто тебя знает, может, приехал вынюхивать, кляузы строчить. Теперь ты голенький, тебя самого можно за одно это выступление выслать в двадцать четыре часа. Город-то режимный, погранзона, не забывай.
- Перспектива... - сипло засмеялся я.
- Ты, можно сказать, устроил дымовую завесу, - зашептал Окрестилов, хотя на улице никого не было. - И теперь под ее прикрытием можешь спокойно работать. В конце концов, что тебе можно инкриминировать? Всегда отбреешься: несчастный случай.
По пути завернули в горжилуправление. Начальник, благодушно глядя на нас, спросил:
- Так когда квартиру занимать будем? Я положил ключ на стол:
- Если хотите, занимайте. А я человек мистический, проснусь ночью, а он у изголовья стоит. Лучше я пока поживу в гостинице. Может, выделите какую-нибудь другую.
Он скривился:
- Это не так просто... Впрочем, на Партизанской строится деревянный дом, двухэтажный. В деревянный пойдете?
Вадим мигнул, утвердительно кивнул.
- Почему же не пойду? Всегда мечтал жить в деревянном Доме.
- Ну, месяца через четыре сдается...
Когда вышли, Вадим сказал:
- Я знаю этот дом. Все, рвутся в панельные, олухи, а на Севере лучше всего жить в деревянном, радикулита не будет. Как раз проходили мимо аптеки. Я вспомнил о флаконах, лежащих в кармане.
- Ну-ка, зайдем.
Заведующая повертела в руках флакон, испытующе поглядела на меня.
- Средство импортное, дорогое. Откуда оно у вас? Мы такого не получали.
- Тогда можете оставить себе. Только скажите, от чего?
- От эпилепсии. Принимается перед приступом, снимает напряжение.
- Значит, Петрович не зря сторонился людей, - задумчиво сказал Вадим на улице. - Видать, боялся, что кондрат его хватит средь шумного бала...
- Да, появляются все более загадочные обстоятельства... Ты едешь?
- Еду.
- Тогда вот что. Сегодня еще глушим, раз уж начали, а с завтрева - сухой закон. Нужно разгрести кучу дел.
- Заметано.
Несколько дней, пока перегрузчик переправлял на берег свой смертоносный груз, пришлось напряженно поработать, приводя в порядок дела представительского пункта. Хорошо, что я приучил себя: работа - одно, пьянка - другое, и никогда не смешивал. В накопившейся почте обнаружилось еще несколько актов рекламаций с приисков, и я представил, как насупится директор, получив их. Отправляя акты, я присовокупил коротенькое письмо о состоянии дел и о том, что еду по побережью.
На судне встретили нас приятной вестью: здесь имелась сауна. Для северян это большая редкость, и мы тотчас поспешили туда.
Сауна состояла из раздевалки, душевой и парилки - глухой каютки, обшитой мореными буковыми досками. В парилке два полка и электрокамин в виде каменки. Виктор нажал красную кнопку, и сауна начала прогреваться мощным жаром.
- Поддадите на каменку воды - вот вам и русская парная, - проинструктировал он и ушел.
Закрыв глаза, я лежал на верхнем полке, а Вадим стоял внизу, растирая свое бледное северное тело, - теперь такое же, без загара, будет и у меня долгие годы... И вдруг я почувствовал запах дыма и понял, что он курит! Преспокойно курит «Беломор», стряхивая пепел на каменку! Молча, мгновенно озверев, я бросился на него сверху, но он оказался проворнее и с гнусным смешком выскочил.
- Это тебе за фальшфейер! - крикнул он.
После того как я основательно изругал его на все корки и не менее основательно проветрил парную, он как ни в чем не бывало появился из раздевалки и набросился на меня:
- Уже и покурить нельзя! Скифская морда...
Рассолодевшие после парилки, не сговариваясь, мы вздохнули:
- Вот теперь бы...
- А в трюме ж у них есть! - оживился Вадим.
- То, что в трюме, свято и неприкосновенно, - наставительно сказал я. - Тут не портовые амбалы - кадровые моряки!
- Еще Суворов говорил: век не пей, а после бани укради и выпей.
- Неужто ты век не пьешь?
- Кажется, что век...
...Утро наступило золотое. Теплоход лежал на глади лагуны, из репродуктора мощным валом обрушивалась бравурная музыка. Я поднялся на мостик, где стоял капитан с биноклем.
- Лорино, - сказал он, передавая мне бинокль.
Глубоко вдаваясь в голубую зеркальную гладь, тянулась Длинная белая коса. От основания косы вверх на крутой берег взбирались дома. Среди одноэтажных деревянных особняков, словно военная колонна, стояли двухэтажные. Справа виднелись приземистые строения зверофермы.
Все это было залито щедрым солнечным светом, и, если бы не ветерок, изредка острой бритвой проходивший по лицу, можно было бы подумать, что это какой-то южный берег, но без пальм.
- Отмякла погодка, - появился Вадим, протирая очки. - Теперь надолго будет тишь. Ну-ка, дай бинокль. Ага! Так и есть - нас встречают. Пилипок. Видишь черная фигура мечется по берегу и размахивает руками?
- Кто это?
- Директор совхоза.
- А как он узнал?
- Еще вчера позвонил ему.
Мы тепло простились с капитаном, со всей командой судна, совершавшего свой губительный рейс по побережью.
Пилипок встретил нас с распростертыми объятиями. Высокий, стремительный, в мятой кепочке из крашеной в коричневое нерпы, в распахнутом пальто, директор мне понравился. Он работал на контрастах: вот только что кричит, по-военному командует, рассекает - и вдруг спохватится, улыбнется мягко, извинительно.
- Рассаживайтесь - и поехали! - скомандовал он, указывая на два самосвала и автоцистерну, что стояли на берегу.
- Куда?
- В экскурсию по селу.
- Погоди. Где танцевальный ансамбль? Где Уала? - требовательно спросил Вадим. - Узнал?
- Они в Нешкан поехали, потом будут на Горячих ключах. Траур у нее.
- Петрович?
- А то кто же...
Вадим сказал:
- Такси отпусти. Нам пройти интересно. Матвей еще не бывал, пусть посмотрит.
- Ну ладно, - Пилипок махнул рукой машинам: - Пока занимайтесь.
По селу бродили большие лохматые собаки, бегали замурзанные ребятишки, у домов на вешалах вялилась красная рыба, пламенея развернутым нутром.
- Бригада ловит гольца на озере, все село снабжает и район, - пояснил Пилипок. - Отменный голец, лучший на Севере.
Он подошел к ближайшим вешалам, отчекрыжил большим складным ножом шмат аппетитно сочившейся жиром мякоти и протянул.
- Угощайтесь.
Мякоть гольца была непередаваема на вкус - нежная, малосольная, ее можно было есть без хлеба.
- М-да... - проурчал Вадим, обсасывая пальцы. - Даже жалко употреблять без...
- Это будет, - бросил на ходу директор. - Деликатес! А раньше собак этим кормили.
- И сушеной красной икрой. Им-то нечего было жаловаться, - он пнул ближайшего пса, обнюхивавшего его ноги.
Так, озираясь, добрели до зверофермы — главного богатства села, как пояснил всезнающий Вадим. В клетках метались пугливые изящные зверьки. Голубой песец - мечта всех модниц. Собственно, они не голубые, просто белые шерстинки у них зачернены на концах. Это оттеняет воздушность меха, придает ему объемность. «Все беды зверей от женщин. Сколько животных мучаем и уничтожаем в угоду этим жадным созданиям... Мужчина убил какого-то овцебыка, мясо съел, шкуру напялил - и доволен. Много ли ему надо? А женщины... То им крокодила подай для сумочки, то ягуара для накидки, то песца на шапку. Давай-давай, поворачивайся, мужичок, зарабатывай гроши, благополучие, ну и ласку тех же женщин...»
Широкий проход разделяет клеточный городок на две части. Справа клетки стоят низко, почти на самой земле, а слева они подняты на высоких сваях.
- Вот эти, свайные, называются шеды, в них песцы зимуют. А низкие - летние, зимой их сплошь заносит снегом.
- Куда же песцы деваются? Уплотняют их, что ли?
- Осенью забиваем. Оставляем только производителей. Из-за клеток появилась девушка в цветастом платьице и танцующей походкой пошла им навстречу.
- Тоня Рагтына, заведующая, - представил ее Пилипок. Нежно-розовое лицо девушки зарделось, черные раскосые глаза робко глянули на нас. Какая же она заведующая? В пятом классе учишься? - так и подмывало меня спросить. Но когда она заговорила гортанным голоском, сразу стало ясно - специалист. Толково рассказала о делах зверофермы, получении приплода, рационе зверей, специально разработанном так, чтобы мех стал пышным и крепким.
Приняв меня и Вадима за высокую комиссию, она рассказала, какая беда постигла звероферму. Половина самочек в нынешнем году не принесла приплода - произошло так называемое саморассасыванне плода.
В биологии это явление хорошо известно. Каждый вид животных внутренними методами борется против собственной перенаселенности, нехватки кормов и других коммунальных неудобств. У кроликов, крыс, белок в обычные сроки не появляется потомство - плод рассасывается в организме. Но самый трагический метод у леммингов. Раз в несколько лет они идут неудержимой многомиллионной лавиной по тундре к морю и топятся в холодных волнах. Мне не приходилось этого видеть, по очевидцев встречал, и от их рассказов мороз продирал по коже.
На выходе из фермы я остановился. Мучила одна мысль.
- Вы упомянули, что скармливаете зверькам пушновит, который способствует росту волос... - я окинул красноречивым взглядом розовую проплешину в кудрявой шевелюре Вадима, о таких говорят: на чужих подушках вытерся. - Если его будет потреблять лысый человек, вырастут у него волосы?
Вадим напрягся. Она ответила деловито:
- Я бы не советовала это делать.
Он разочарованно вздохнул.
Некоторое время шли молча. Окрестилов мечтательно протирал очки.
- Прелестна, прелестна, - проблеял он. - Как тундровый цветок. И депутат! Замужем?
- Побаловался один механизатор и - в кусты, хотя кустов тут нет. А Тоня нянчится с ребенком.
- Что механизатор?
- Растворился. Даже алиментов не платит.
- Надо привлечь стервеца! - закипятился Вадим.
- Местные, как правило, на алименты не подают. Гордые. К тому же считается, что ребенок благо, чего же из-за блага судиться? Обычай!
- Для таких стервецов такой обычай действительно благо... Я молчал, лихорадочно соображая. Несколько дней напряженной работы над бумагами, оставленными моим предшественником, не пропали даром. Там я обнаружил один листок, исписанный заказами, цифрами, адресами клиентов. Со стороны обычная бумажонка, а для меня это был ключ. Шифром, известным каждому толкателю, на листке была выписана цепочка преступных связей. Несколько фамилий, характеристики, предположения. Там значилась и Тоня Рагтына, депутат, застенчивая заведующая зверофермой наша знакомая. Правда, против ее фамилии стоял знак вопроса.
Видимо, Петрович уже подбирался к загадке рекламационных актов, но что-то его остановило. Навсегда.
Вот почему я отправился в поездку по побережью, но отнюдь не в увеселительную, как полагали мои беззаботные друзья, с пеной у рта обсуждавшие сейчас достоинства местных девушек.
Вдруг вдали раздались крики:
- Кит! Кит на берегу!
- Ага, - оживился директор. - Наконец-то вытащили. Китобоец «Звездный» шлепнул и бросил на якоре у берега — волна гуляла. А сегодня спокойно, вот и приволокли.
Туша кита аспидно-черным лоснящимся холмом возвышалась на желтом песке берега. В спине ее зияли продольные бело-розовые разрезы. Сделаны они для того, чтобы внутри не образовывались продукты гниения, газы: морская вода прополаскивала и промывала мясо кита, пока он качался на якоре. Кожа усеяна глубоко въевшимися круглыми раковинками баланусов, морских желудей, ошибочно называемых иногда китовыми вшами. Они сидят поодиночке и целыми стадами. Подойдя ближе, видишь, как они раскрывают и закрывают свои створки, обеспокоенные отсутствием воды. Могучее животное, на котором они поселились, причиняя ему тяжкие мучения, мертво, а они еще живут. Но часы их сочтены. Такова участь всех паразитов, примазавшихся. А выбрали бы на дне камешек поскромнее, жили бы весь свой ракушечий век. Нет, лихой езды захотелось, изобилия и блаженства придворного лизоблюда! Доездились...
В ушных отверстиях копошатся и вши - бледные, плоские, когтистые твари, словно привидевшиеся в приступе «белочки». Хорошо, что они мне так ни разу и не привиделись...
Китов я не раз видел издали, плавая на судах, но для того чтобы понять все величие этого зверя, нужно увидеть его вблизи. Невольно возникает ощущение могучих стихийных сил - тайфунов, землетрясений, северных сияний.
Раздельщики в высоких резиновых сапогах орудуют широкими, похожими на алебарды кривыми ножами на длинных рукоятках. Сначала делают множество поперечных разрезов у хвоста с обеих сторон. Острые лезвия в умелых руках двигаются легко, со скрипом разрезая упругую кожу с середины туловища. Под черным в сантиметр слоем - нежно-желтоватое сало. Раздельщики, ступая по разрезам, как по ступенькам, поднимаются на спину кита. Отделяют полупудовые куски красного, волокнистого, пористого мяса, цепляют их крючьями и бросают в кузов стоящей рядом автомашины, которая издали у туши кита кажется игрушечной.
Из села идут и идут женщины, дети, старики, у каждого за спиной на лямках, словно ранец, либо деревянная коробка, либо большая консервная банка. Они срезают острыми ножами наиболее лакомые кусочки и укладывают в свои «ранцы». Дети несут прямоугольники китовой кожи, словно деловые папки, - ручка прорезана в самой коже.
- Для чего это?
- Деликатес! Срезай скорее вот тут, - Вадим засуетился. - Лучшая закусь в мире.
Сам же и вырезал добрый шмат черной кожи.
- Газетку, газетку!
Из портфеля я достал смятую газетку и с опаской завернул в нее деликатес. Директор подошел и стал загибать пальцы.
- Звероферму посмотрели, кита посмотрели. Так, что еще? Остальное - потом. А теперь - на Горячие ключи!
По его команде подошли снова автоцистерны и самосвалы. Цугом, как раньше купцы на тройках, мы выехали по разбитой ухабистой дороге за село.
- Остановка на Титьке! - донесся из передней флагманской машины могучий голос Пилипка.
- Титька - это что? - спросил я сидящего рядом коренастого русского шофера с могучими волосатыми руками. Тот сбил кепчонку на глаза, почему-то подумал:
- Это наша сопка.
Открылась даль. На зеленой равнине серебрилась речка, Далее полукругом поднимались сопки с пятнами снега в распадках. Машина дребезжит и стонет на ухабах. Одолевают думы.
- А вот и наша Титька.
Круглая сопка издали напоминает изящную женскую грудь - на вершине ее торчит тупая скала-останец. Все машины тормозят У останца, и Пилипок вылезает из кабины с бутылкой и пластмассовым раздвижным стаканчиком.
- Кто не выпил у Титьки, тот не жилец в наших краях, - изрекает он глубокомысленно, наливая. - Традиция! Даже вертолеты тут садятся.
Вадим опрокинул первый и вытер бороду.
- Сколько ни мотаюсь по Чукотке, все традиции почему-то зиждутся на сивухе.
- А как же? - удивился Пилипок. - Не воду же тут хлебать. Дальше ехать стало веселее. Даже немногословный мой шофер Иван Зацепин разговорился и поведал, что пять лет назад прикатил сюда из-под Чернигова.
- Ну и как, не тянет назад?
- А что я дома видел? Голова колхоза кричит: давай-давай? А как давать - сам ни бум-бум. Из учителей бывших. Начальство ублажает, приговаривает: пятьдесят лет крадем и до сих пор колхоз не разворовали, простоит еще. Ну и... А тут жить можно, - говорит он с будничным и несокрушимым оптимизмом истинного славянина, который то же самое сказал бы и на Венере. - Вот только машины - барахло, - он отечески-ласково хлопает по приборному щитку. - Проволочками все скреплено. Да ведь и дороги какие... не асфальтированные.
Горячие ключи открываются вскоре за очередным перевалом. Зеленый распадок, словно лежащий в больших теплых ладонях рыжих скал. Ковер мха и густых трав. Легкое марево стоит над маленькими белыми домиками, над рядами выгоревших палаток» над прозрачными сверкающими крышами теплиц. Мы уже были проинформированы Пилипком, что тут большая птицеферма, которая поставляет свежие яйца всему району, теплицы, где выращиваются огурцы, помидоры, салат, лук. Летом - пионерлагерь для детворы всего района, а осенью, когда школьники разъедутся...
Осенью здесь отдыхают и механизаторы с приисков, и оленеводы греют кости, но также и разная подозрительная публика. Это уже информация Окрестилова. Кто именно гостит здесь сейчас, нам и предстояло выяснить.
За постройками блестело озерко, над которым колыхались прозрачные струйки пара. Плеск, смех, тот особый беззаботный гогот, какой издают купающиеся люди,— на миг показалось, что мы где-то на теплом пляже.
- Купаются?!
- А как же, - широко ухмыльнулся Иван. - Тут и зимой купаются. Сугробы выше головы, а вода-то теплая, парит...
Ну что ж. Быстро раздеваемся в дощатой кабине и прыгаем в воду, где уже нежится с десяток людей. Без мыслей отдаюсь той особой неге и теплоте, какие возникают, наверное, только в сновидениях. А подплыв к тому месту, где в озеро вливается прозрачный ручей, по ложу из косматых длинных водорослей, чувствую мимолетное касание обжигающих струй - то идет вода источника. Окрестилов купается в очках, но не протирает их, а просто окунает в воду и потом вздевает на нос. Мы лежим в воде на мягком отлогом дне у берега и вроде бездумно переговариваемся. На самом деле Вадим кратко характеризует каждого купающегося, незаметно указывая на него головой с проплешиной.
- Вон тот гогочущий малый, который хватает за ноги двух девиц с телевидения, - деятель местной культуры. Рядом крутится оператор Акуба, тот, что с мочальной бородкой. Наверное, приехали что-то снимать - экзотики море! А поодаль с рыжей бородой и в очках сычом сидит и с завистью наблюдает за ними Бессмысленный - местная достопримечательность, филолог с липовым дипломом.
- Что, разоблачили его? Отобрали диплом?
- Как же его отберешь, если он настоящий?
- Ничего не пойму. Ты же говоришь: липовый.
- Ну, ездил каждый год на сессию с торбой мехов и красной рыбы, сдавал... не экзамены, а торбы, конечно. И в конце получил диплом. Раньше корова через четыре «а» писал, теперь через три. А сам работает не то кочегаром, не то плотником.
- А диплом ему зачем?
- Сам спросишь. Однажды в пургу остановил меня на углу. пьяный и стал жаловаться, что не знает, как расставлять абзацы. Дальше — толковый мужик Борисов, наш первопроходец с прииска «Отрожный». А вон оленевод Степан Ренто, бригадир. К нему и буду проситься в бригаду. У него характерная особенность: если приезжаешь к нему брать интервью без портфеля, он говорит, что русского языка не понимает. Наши знают, всегда к Степану с портфелем ездят.
- А в портфеле...
- То же, что и у тебя, - кивнул Вадим. - Дальше - еще один герой - начальник угрозыска капитан Рацуков в штатском. Его тут все знают. И не только тут - портрет напечатали на обложке какого-то журнала.
- Если кто-то кое-где у нас порой...
-...честно жить не хочет. Попробуй повоюй с таким: кое-где, кто да еще порой... икс, игрек, зет. В микроскоп электронный не разглядишь. А он таких кое-где имеет, не один обезвреженный злодей на счету, потому как не кто-то ворует, а все. Пытались ухлопать из-за угла, да он всегда с овчаркой ходит, свирепая зверюга, без масла сожрет. Дальше — два местных начальника соревнующихся коллективов, - видишь, и тут друг друга торопят. Живописная группка. А вон у бережка невзрачный тип... вон, видишь?
- Тот, что глаза закрыл?
- Ага. Это Касянчук, злодей из злодеев. Всегда с портфелем, ходит, только в портфеле не то, что у тебя. Однажды пьяный, забыл в гараже, один шофер надыбал, раскрыл и глазам не поверил...
- Порно?
- Пачки в банковской упаковке. Не меньше ста тысяч. Ну, шофер скоренько закрыл его и бросился...
- В милицию?
- Не такой он болван. Разыскал Касянчука и вернул. Так тот, гад, даже полфедора ему не поставил.
- И все знают?
- Деньги законные. Он заместитель председателя артели, ездит, выбивает горючее, списанную техник, закупает продовольствие. И платит не чеками, а наличными артельными деньгами.
- Вроде толкателя. Только методы северные, местные.
- Каждая артель так выкручивается. Кто-то горбатится, а кто-то раскатывает, добывает все. Для этого юркость нужна. Пошли тюхтю, вахлака - он или прогорит, или растеряет все. В любой артели свой добытчик.
- Ну а почему злодей?
- Втемную работает, не как остальные. Людей толкает на преступление, а сам выходит сухим. Уже по трем процессам проходил свидетелем, когда его законное место - на лавке. Не один хозяйственник по его вине рыбкин суп хлебает многие годы.
- Честного человека не толкнешь...
- Как сказать. Честность тоже разная бывает. У одного на рубль, у другого - на тысячи. Потряси перед твоим носом таким портфелем со стегаными пачками, что закукуешь?
- Я руководствуюсь простым экономическим расчетом: красть нерентабельно. Даже если украдешь сумму, при раскладе на годы отсидки будет пшик. Сам знаешь, стеганые пачки во мне дрожи не вызывают. Иначе давно бы уже чулок натолкал...
- Да, это верно, - легко согласился Вадим. Он всегда легко соглашался, когда улавливал правоту собеседника. А правоту он умел улавливать с лету, схватывая суть. - Такие уж мы непутевые... Вон тот чернявый, юркий - Альберт, гельминтолог.
- Специалист по паразитам?
- Он самый. Каждый раз при встрече спрашиваю: много ли тут паразитов? А он говорит: много, и все за полированными столами сидят, никакой химией не вытравишь!
- Ты забыл представить толстопузого дядю в черных очках, который залез прямо в струю. Но удовольствия, похоже, не испытывает, физиономия кислая.
- Его я оставил напоследок. Потому как местная достопримечательность номер один. Это и есть Верховода. А морда у него всегда кислая - наверное, считает, что так должен выглядеть великий человек.
- М-да... Публика разношерстная. Всегда тут такая или собрались по поводу какого-то события? Окрестилов заперхал, как овца.
- Нимфочек из ансамбля ждут. Они вот-вот должны быть. Телевизионщики, наверное, съемку проведут, а эти... полюбоваться... За исключением, конечно, передовиков - они тут сами из милости. Осенью пускают отдыхать. Степана как-то в Крым занарядили по горящей путевке, так он на третий день - на самолет и удрал. Говорит, такой жары не выносит. Дело, правда, было в декабре.
- Ну-у...
Вадим пополз на берег, а я сквозь прищуренные веки продолжал наблюдать за собравшимися. Для себя я сразу выделил троих: Касянчука, Рацукова и Верховоду. Все они фигурировали в зашифрованном послании Петровича, а последний так был подчеркнут даже двумя жирными чертами. Какая между ними связь? На озерке они образовали как бы незримый треугольник. Рацуков наблюдает за теми двумя? Но почему делает так открыто - ведь его все знают? Или давит на психику? А может, только своим присутствием пытается предотвратить очередное темное дело?
Мысли мои все возвращались к саморассасыванию зародышей у самочек песцов. В обязательствах, вывешенных прямо у входа на звероферму, я отметил, что тут собирались получить по 5,5 щенка от каждой самочки. А получили по 2,4. От этих цифр веяло мистикой. Как можно получить половину и даже четыре десятых щенка? Конечно, я понимал всю эту плановую казуистику - одна самочка принесет пять щенков, другая - шесть, вот и получается на двоих по пять и пять десятых. На взгляд непосвященного цифры выглядели странновато.
И еще. Заведующая-девчушка с розовым смуглым лицом. Против ее фамилии стоит знак вопроса. Что хотел сказать Петрович? Посмотрев в ее чистые глаза, я вдруг решил для себя, что она не может быть замешана. Разве по неведению.
Рядом плюхнулся Вадим.
- Сюрприз...
- А что такое?
- Нимфочки будут здесь только пролетом - для съемок... Искупаются и летят дальше, в Лаврентия. Там конференция какая-то, вот они и должны вечером выступать.
- Откуда узнал?
- От Пилипка. У него рация, связь держит.
- А для кого сюрприз? - я подумал, что в первую очередь это сюрприз для меня, - как теперь поговоришь с Уалой? Для этого нужны обстановка, настроение...
- Кое-кто надеется, что нимфочки здесь заночуют
- А те... так уж склонны?
- Беззащитны, совершенно беззащитны! - с бороденки Окрестилова сорвалось несколько капель. - Видишь, какие волки: схватил и поволок козочку. Что она мекнет?
- Но Пилипок!
- А он что мекнет? Искать себе новую работенку и ему не хочется... Во, летит!
В мареве над тундрой возник крохотный воздушный силуэт «стрекозы», потом донесся легкий стрекот. Головы в озерке, как по команде, повернулись на звук. Стрекот перерос в гром, тяжелая машина, приминая траву и мох воздушным потоком, осторожно опустилась рядом с озерком. Замолк мотор, остановились медленно крутившиеся винты. И тишина стала еще более звенящей, напряженной.
Распахнулась дверка, пилот выбросил трап. И по нему, как в сказке, стали одна за другой спархивать (все-таки танцовщицы, не грузчицы!) невообразимо красивые девушки. Вспомнился фильм моей юности «Женщины Востока». Нет, эти еще красивее, если можно красоту как-то сравнивать.
Тоненькие, миниатюрные, изящные, одетые в свои расшитые легкие наряды для танцев (прямо с концерта или специально оделись для съемок), они сначала сбились стайкой, ожидая своего руководителя - коротышку с красным лицом, а потом танцующей ритмичной походкой пошли к озерку. Из него, как водяной дух, выметнулся оператор Акуба в пестрых плавках, подхватил с травы свою тяжелую аппаратуру и прямо так, голышом, заметался вокруг, снимая, командуя, что-то выкрикивая. Он заставил девушек не один раз пройти от вертолета до озерка, а потом по его указанию прямо па берегу они начали танцевать. Красноликий колобок дирижировал, взмахивая коротенькими ручками.
Меня всегда умиляли такие сцепы. И раздражали. Почему-то операторы всех студий снимают танцующие или поющие ансамбли обязательно на траве-мураве, в тени берез или на берегу речек. Хотя в жизни такого никогда не бывает. Но кто и когда сверяется с жизнью, если нужно показать танцующих пензапов или потемкинские деревни?
Уалу я интуитивно узнал сразу. Среди робких и застенчивых местных девушек она выделялась, словно олениха среди косуль, - сравнение неуклюжее, но оно почему-то пришло на ум. Не по-северному высокая, с дикими раскосыми глазами, смелыми движениями, она как-то мгновенно входила в ритм танца, вся отдавалась ему, жила в нем. Все другие, хоровод девушек, служили ей как бы фоном. Солистка, прирожденная солистка...
Наконец голый, уже обсохший от усердия Акуба закончил съемки, обмяк, махнул рукой девушкам и поплелся со своей камерой к строениям. Девушки, весело смеясь, раздевались и тут же одна за другой прыгали в воду. Уала оказалась еще красивее, чем я ожидал. В ярко-синем купальнике она влетела в озерко, окутанная хрустальными брызгами, самой первой. И почему Вадим сказал что она «на грани»? Блестели смуглые тела, взлетали иссиня-черные косы. Я тут же ринулся в гущу смуглых тел. Два-три гребка - и я очутился рядом с Уалой. Крепко схватил ее за руку.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |