- Ну, болезни органов дыхания, обмена веществ, внутренней секреции и тому подобное, даже плешивость, - понятно, - сказал он врачу. - А вот тут и грипп, и дизентерия, и коклюш - они-то вызываются бактериями, вирусами. Как их выгонишь иголочками?
- Все это еще раз доказывает, что лечат не лекарства, а сам организм. Нужно только его активизировать, мобилизовать.
- Но алкоголизма-то тут нет! - кинул он главный козырь. - Не знали его древние китайцы, что ли? А ведь вино пили. Вот недавно читал Пу Сунлина - на каждой странице глушат.
- Да разве это глушат? - махнул рукой Петр Борисович. - От того, что выжрет наш рядовой алкоголик за вечер, десять китайцев коньки откинут. Не было у них раньше алкоголизма. Не знаю, может, сейчас оперились...
- А как же вы лечите от алкоголизма? В руководстве ничего не сказано.
- Во-первых, мы проводим лечение по разделу нервно-психических заболеваний, - он заговорил лекционным тоном. - Прежде всего нужно снять разные расстройства, неврозы, депрессии - последствия алкоголизма. Во-вторых, уже есть и новейшие разработки, отечественные комплексы - нас ознакомили с ними.
Он замялся.
- А в третьих? - настырно спросил Матвей. - Нашли в-третьих или нет?
- Пока нет, - вздохнул тот. - Точки, снимающей тягу к алкоголю, еще не нашли. Бьются ученые во всем мире...
«Этот, по крайней мере, честен, - тепло подумал Матвей. - Не пудрит мозги своим всемогуществом, а это вызывает доверие. Доверие - вот что главное».
- Но все-таки иглоукалывание и при алкоголизме дает очень и очень положительные результаты, - опять взбодрился врач. - Так что советую...
Вечером на немой вопрос старосты Матвей покачал головой:
- Пока что я пас. Если засекут, может сорваться важное дело. А тебе я взял, - он вытащил небольшой пакетик - три пузырька с березовой».
Миша благодарно вздохнул, и пакетик скользнул куда-то под костыли. Он тут же направился в укромный уголок.
«Разобщенность, - вспомнились слова инженера Володи. - Он свое получил, а больше его ничего не интересует... Даже такие вот, лучшие среди нас!»
Прославленное в веках древнее иглоукалывание тоже оказалось бессильным - на горизонте по-прежнему маячила бутылка. Как у Буратино: закрыл глаза - и появилась тарелка манной каши пополам с малиновым вареньем. Только вместе тарелки появлялась бутылка - хоть закрывай глаза, хоть лежи с открытыми, словно покойник в кино.
«Это у меня от напряжения, - думал Матвей. - Тут как в абвере, без права на ошибку. А выйду, расслаблюсь немного...»
Но Валентину Михайловну он горячо заверил, что сеансы крепко помогают. Тут он не сильно кривил душой - каждый раз после иглотерапии действительно наступало успокоение и в то же время ощущалась какая-то бодрость, легкость в теле.
- Я даже почувствовал себя древним китайцем, - пошутил он. - Лезут в голову разные конфуции, будды, даосы, гейши... виноват, это из другой оперы. Сейчас не до гейш.
Она весело засмеялась.
- Вылечитесь, и гейши будут. Мы вас выписываем. Отметим, что иглотерапия дала положительный результат... - она лукаво взглянула на него, - но понаблюдаться немного придется.
- Где? - насторожился он.
- По месту жительства. А еще... я дам вот это, - она вытащила из стола маленькую коробочку. - Новейшее средство, зарубежное, только недавно получили - и немного. Называется орап.
- А от чего оно?
- Снимает тягу. Очень эффективное, - она высыпала на ладонь крохотные таблетки, выбрала одну, переломила пополам и половинку протянула. - Будете принимать по половинке в день.
Матвей послушно бросил таблетку в рот, неуловимым движением языка переправил за щеку и запил водой из стакана, протянутого заведующей. В нем, как у всех алкоголиков, жило неистребимое подозрение ко всякого рода химии, и, если была возможность не принимать, он тут же ею пользовался.
Через полчаса, попрощавшись с Мишей и немногими обитателями, которые слонялись в рабочее время в корпусе, выйдя за ворота и бегло ознакомившись с инструкцией, по оплошности (или намеренно?) забытой заведующей в коробочке орапа, он похвалил себя, что не проглотил таблетку. Лекарство действительно оказалось новейшее, импортное и даже дорогое, но... для шизофреников. «На арапа хотели взять, арапы, - подумал со злостью. - А раз для шизиков, значит, подавляет волю. Ведь врачам от шизика и других свихнутых нужно только одно: чтобы сидел в уголке и не выскакивал, не выступал, не чудесил. Словом, вел. себя «нормально», как все: ходил по одной половице и слушался. Не-ет, единственное, что у меня еще осталось и благодаря чему я существую, - это несгибаемая воля!»
Он вспомнил, как, прощаясь, заведующая сказала:
- Если только возникнет тяга, даже не тяга, а только мысль об алкоголе, сразу же к нам. Мы тягу снимем.
«Принимают меня за какого-то дурачка, - думал он, споро шагая по заснеженной тропке. - За болванчика с медным лбом и разрезом для отвертки: куда крутнешь, туда он и глядит, тупа вытаращив глаза. Так я к ней и побегу».
Отдаться чужой воле, послушно следовать чьим-то указаниям (а кто их отдает, не объявят ли его завтра безумным волюнтаристом?) всегда казалось ему пределом унижения для гомо сапиенс. Его пробрала дрожь. Сегодня нашепчут ему бросить пить,. а завтра взять топор и рубить головы ближним. Избавиться от порока или недостатка. А взамен отдай душу? Плохой ли, хороший - а мой ум. Выправлять умы - самое гнусное, что мог придумать венец природы. Тем и хороши люди, что они разные, ну а недостатки, пороки - издержки производства. «Своей жизнью» человек распоряжается сам, и даже если лишает ее себя, то ему никакое наказание потом не страшно», - злорадно подумал он.
- Матвей! - голос болью отдался в сердце.
От заснеженных сосен к нему шла Лена. В коротком пальто с узеньким меховым воротничком, в пушистой вязаной шапочке.
Матвей не сразу понял, что это именно она. В глазах вдруг начало двоиться, четкие силуэты на фоне ясного зимнего неба размазались. Так бывало только после глубокого штопора.
Он стоял, не двигаясь, а она молча подошла и приникла лицом к его плечу.
- Как... как ты здесь? - дрожащей рукой он погладил ее по шапочке. - Ты же от меня все время убегала?
- Мне сказали, что ты в беде, - пробормотала она глухо. - Иначе я бы не приехала.
- Да кто сказал?
- Сначала сердце, - она подняла лицо и посмотрела сухими, но страдающими глазами ему в лицо. Прямой, светлый взгляд. Глаза ореховые... нет, сейчас они янтарные. Сердится или радуется? - Ты не подумай, я только повидать тебя приехала. Мое решение остается неизменным.
Как тогда, на мосту Поцелуев, вдруг остро захотелось ее ударить. Не могла подождать с этим... Но теперь он сдержался, уроки нарко кое-чему научили. Да и дурдом оставался в пределах видимости, вдруг оттуда наблюдают? Чуть что - и вышлют группу захвата. Чувство смутной опасности вновь охватило его, пришло спокойствие и холодная расчетливость.
- Ну что ж, пойдем. - Взял ее под руку, и они медленно направились по аллее, ведущей к автобусной остановке. Пусть посмотрят - влюбленная пара идет в светлую жизнь! Только перед его глазами было по-прежнему черно.
- Рассказывай, - проговорил он глухо.
- За эти годы я поняла, что жить без тебя не могу, - прошептала она. - Люблю по-прежнему... проклятый!
- Да, я проклят, - глаза его сузились, - только не знаю, за что и кем. Кто-то нагрешил, а расплачиваюсь я.
- Кто?
- Откуда я знаю? Эх, Лена... Ну зачем ты так? Живут ведь и с пьяницами. И сколько их живет. Кто здесь мечтает о трезвой семье... А может быть, с тобой...
- Не могу. Как вспомню отца... и наши страдания с матерью. Неужели все должно повториться - на этот раз со мной и моими детьми! А я кем проклята? Кем прокляты мои будущие дети... ее ли они будут!
Долго молчали. Дошли до автобусной остановки. Она оказалась пустынной - рабочее время. Дурдом скрылся за соснами, казалось, они остались одни на длинной зимней дороге. Где-то вдали, в небольшом поселочке под горизонтом, поднимались дымы.
- Хочешь выпить? - вдруг спросила она.
- А у тебя есть? - вырвалось, и он спохватился, но был поздно. - Поймала-таки!
Ее пальцы торопливо рвали застежку сумки, ремень которой был переброшен через плечо. Никогда бы не подумал, что в такой маленькой сумочке поместится бутылка.
- Нет, и не собиралась ловить. Я думала... если ты покончил, то оно не понадобится. А если нет, то ты мучаешься и... вот, она как-то беспомощно-непрофессионально держала за горлышко коньяк, протягивая вперед донышком. - А еще апельсины... сигареты вот, твои любимые, болгарские.
Матвей во все глаза смотрел на нее. Даже сигареты... В магазине дурдома был только один сорт сигарет с фильтром - индийские, от которых бил неудержимый кашель, и он не уставал проклинать их. Но курил. А она не забыла!
В любом горе и при любых неудачах он не прибегал к подбадривающему действию сивухи, всегда выстаивал, только больше ожесточался. Тех, которые топят свои беды в бутылке, считал слизняками. Но в радости... «Чтобы лучше ощутить всю полноту счастья...» — вспомнились слова из исповеди зарубежного алкаша. Видать, мудрый мужик. Да, счастье приходит так редко, что поневоле цепляешься за него, как малыш за юбку матери.
Одним движением он сорвал пробку вместе с флажком и запрокинул бутылку. Выпил не очень много, может быть, со стакан. Спрятал бутылку в портфель и закурил.
- Апельсины себе оставь. Ешь, ешь, не стесняйся, - слова срывались с губ легко, разом спало напряжение последних дней, исчезло унизительное чувство подопытного кролика, распластанного с электродами, вживленными в мозг. А может быть, они действительно вживили в его мозг электроды? Мысль пугающе блеснула. Он снял шапку и, делая вид, что поправляет прическу, ощупал голову. Нет, ничего не торчит... - Ну, а теперь скажи: вот и променял ты меня на бутылку.
Она молчала, опустив глаза.
- Вся беда в том, что они ставят вопрос примитивно: или я, или бутылка. А мужчина испокон веков, во всяком случае, с тех пор как появился алкоголь, успешно совмещает то и другое. Он ничего не требует от женщины, кроме одного - чтобы она была женщиной, подругой. А она все воспитывает его, переделывает... перекраивает, и кричит она, кричит, голос тоненький...
Сигарета сломалась в его руке, он торопливо зажег новую.
- Сегодня ты скажешь: брось пить. Как только я бросил, значит сломался, подчинился. Теперь уже выдвигается следующее требование: брось курить. Потом: делай то, делай это, ходи по одной половице. И так до бесконечности. Сказка о рыбаке и рыбке... Сколько я таких историй наслушался! Мужик в конце концов закусит удила - и понес... Или вырождается в слизняка в штанах, не мужик, не баба, не разбери-поймешь. Тебе такого нужно?
- Будь самим собой...
- Будь самим собой, но при этом делай так, как мне нравится, - вот ваше кредо, - горько сказал он.
Лицо ее как-то сразу осунулось, сделалось усталым. Вдали показался желтый автобус. Они молча доехали до центра, вышли.
- Тебе куда?
- Мне? - он на минуту задумался. - Куда бы я ни направился, тебе, наверное, в другую сторону. Твой опыт увенчался успехом... или неудачей, как смотреть. И теперь ты уезжаешь.
- Да, - губы ее будто не двигались. - Сегодня... улетаю...
- Если не секрет, то куда? Она промолчала.
- Но пообедать в ресторане мы успеем? Ведь столько не виделись... - Его тон стал просящим, он уже чувствовал настоятельную потребность добавить, но не станешь хлебать из горла в центре города! Торопливо сказал: - Мне нужно сообщить тебе что-то очень важное.
Молча пошли рядом. В ресторане Матвей помог ей раздеться, она поправила волосы перед зеркалом. В зале было пустынно в это послеобеденное время. Они выбрали столик. Матвей заказал порционное блюдо, бутылку шампанского, водки. Лена взяла со столика сигареты и закурила.
- Куришь?!
- Научилась, - она посмотрела на него сквозь облачко дыма. - Ты что-то хотел сказать...
- Да!
И он заговорил, хотя клялся себе, что никому этого не скажет. Он рассказал ей обо всем странном и страшном, что происходило с ним в последнее время, и о своем решении сделать это. Шампанское было выпито, порционные стыли нетронутыми. Он налил водки и опрокинул.
- Поверь мне, Леночка, - он сжал ее тонкие неподвижные пальцы. - Я сам жду, когда это кончится. Но верю, что кончится. Происходит нечто темное, непонятное... Сейчас я тебе что-то cкажу - не поверишь. Куда ты летишь?
- На Крайний Север, - лицо ее сделалось меловым, слови маска, глаза огромные. Она тяжело дышала. - Но... но...
- Сегодня же я окажусь там раньше тебя. Транспортер Мебиуса доставит меня туда быстрее. Мне кажется, что я уже научился им управлять. Или угадывать направление...
- Для этого нужно выйти в окошко? С пятого этажа?
- А хоть бы с десятого!
- Ты понимаешь, что это значит?
- Еще не совсем... Дай мне время - во всем разобраться. Дай мне время!
- Потом может быть поздно... - прошептала она. Всхлипнула и уронила голову на стол. - Ну как же ты не поймешь, как не поймешь...
- А что мне делать? Отдать свой разум на растерзание, что бы его топтали, отсыпались на нем? Придумали красивый камуфляж: гипноз, внушение, аутотренинг... Повторяй как баран чужие формулы. Пусть повторяют те, кто их придумал!
- Но ты можешь согласиться с ними или не согласиться.
- Вот я и не соглашаюсь! Пусть лучше разгадают загадку алкоголя, а в мой мозг не лезут.
На них уже начали с любопытством поглядывать сидящие в углу официантки, разжиревшие, как осенние воробьи. Матвей подозвал одну, рассчитался.
- Посиди здесь, - Лена вытерла глаза. - Я сейчас.
Она пошла в сторону туалета, исчезла за портьерами. Матвей злобно усмехнулся. Та-ак... Значит, все идет по программе. Только они опять не учли одного - его ума, сообразительности, быстроты действий. Опыт поставлен, разыгран, но завершится он совсем не так, как им представлялось. Наверное, уже расправляют простыни на первой койке в наблюдательной. Ну что ж...
Сейчас она звонит от администратора — в том конце зала находились и кабинеты, он засек, а пока группа захвата доедет сюда, он будет уже далеко. Так далеко, как им и не снилось.
Он подхватил портфель и быстро направился к гардеробу. Нужно одеться - там, куда он направляется, холодно. Получил куртку, накинул ее и выбежал, даже не застегнувшись.
День угасал. Холодный ветер обжег лицо. Он шагал, размахивая свободной рукой. Завернул за угол н ступил на транспортер. Серый, необозримый, он уходил в пространство и безостановочно двигался. Как она сказала? Нужно прыгнуть с пятого этажа? Нет, тому, кто хоть раз побывал на транспортере по своей воле, уже не нужно прыгать. Он может ступить на него в любой точке пространства и времени.
«Крайний Север. Как она назвала город? Он обозначен на всех картах мира...»
Что-то стукнуло его по ногам. Он стоял на заснеженном тротуаре у обочины узкой улочки, вдоль которой уходили в сумрак пятиэтажные дома без балконов. Мела поземка, злой мороз леденил лицо. Хотя он здесь ни разу не был, но сразу узнал - тот самый город. В нем он прожил больше пяти лет. Но это позже проживет... а сегодня какое число?
Справа светилось яркой витриной, сквозь которую ничего не видно - вся заиндевела, - одноэтажное здание гастронома. «Это же пятый!» Так и говорили: «Пойдем в пятый, отоваримся».
Снизу поднимался его владивостокский друг, но на этот раз не кривоносый художник (тут кривоносых не было, он точно помнил), а журналист Вадим Окрестилов в запотевших, как всегда, очках, поблескивающих над заиндевелой полуседой бороденкой. Рядом с ним двигалась приземистая фигура в кожанке.
- В такой момент закрыли - прием товара! - возмущенно говорил Окрестилов, протирая очки. - Топай теперь до двенадцатого. А это кто? Матвей, друже! Этот нас выручит, у него в портфеле всегда есть.
- Ты откуда? - спросил Матвей, пожимая его руку.
- Только с вертолета, полмесяца мотался в тундре. Вот его сейчас со льдины сняли, открывай портфель.
Матвей со стесненной душой открыл - есть ли там? И выволок на свет булькнувшую бутылку - коньяк, подаренный Леной, больше половины.
Мужик в кожанке жесткой задубеневшей лапой молча выдрал у него бутылку и тут же осушил ее до дна.
- Ф-фу! - выдохнул, швырнув бутылку в сугроб.- Ну, теперь... Дай закурить.
Он задымил, темное лицо его вроде бы стало оттаивать.
- Ты куда? - спросил Вадим.
- Домой, - наобум сказал Матвей. - Квартиру получил, омываем.
- О, тут близко. Пошли, отогреем парня, а потом будем мараковать.
Он тут же повернул и уверенно потрусил впереди. Это оказалось на руку Матвею, потому что он не знал, где живет. Тротуар перемело глубокими сугробами, пробитыми узенькой тропкой, и они вытянулись цепочкой. Сзади пыхтел мужик, вольготно распахнув кожанку, - мороз ему уже был нипочем.
Прошли мимо Дворца пионеров, холодно блиставшего алюминиевыми гранями стеклянного куба: достопримечательность! Сбоку в глаза вдруг полыхнуло, и Матвей чуть не оступился. Задрав голову: полыхало во все небо! Через весь космос с головокружительной скоростью пронеслись голубые призрачные всадники.
- А почему оно... черно-белое?
- Сколько раз говорил тебе, - ворчливо отозвался Вадим, что тут черно-белое, а повыше к Провидения и Уэлену цветное. Ты же сам видел!
Спустились вниз с холма к желтеющему деревянному дому о двух этажах, напротив которого высился знак и название города. То самое название...
Скрипя мерзлыми ступенями высокого крыльца, вошли в просторный коридор, заставленный решетчатыми ларями с картошкой (все лари однотипные, их делал по червонцу за каждый известный алкаш Веклин), и поднялись на второй этаж. Подойдя к двери, Вадим пропустил его вперед - все-таки хозяин. Матвей толкнул дверь, она у него никогда не закрывалась.
В прихожей стоял совершенно незнакомый рыжий мужик с рысьими глазами и красной лисьей мордой, разглядывал на свет пустую «бомбу». Он недружелюбно покосился на них и буркнул:
- Вам кого?
- По слухам, это моя квартира, - нагло ответил Матвей.
СВЕТЛАЯ ПОЛОСА
Лучше впасть в нищету, голодать или красть, Чем в число блюдолизов презренных попасть. Лучше кости глодать, чем прельститься сластями со стола у мерзавцев, имеющих власть.
Омар Хайям
Отыскивая корень зла, смотри не только вниз.
- Задание не из легких, - сказал я, ознакомившись с документами.
Директор завода откинулся на спинку жесткого кресла. Молодой, энергичный, он умел располагать к себе и заражать других оптимизмом. Лицо простецкое, с перебитым носом, - в юности, наверное, был дворовым хулиганом, из таких впоследствии вырабатываются настоящие мужчины. Однако не курил и, по слухам, не злоупотреблял - увлекался шахматами и добился уже звания кандидата в мастера спорта. В нем чувствовалась пружина.
- А мы и не даем вам легких заданий, Матвей Иванович. Для них существуют шмаркачи.
- Но почему вы решили, что наша продукция в этих местах расхищается? Ведь рекламации составлены по всей форме.
- Слишком их много, - директор забарабанил пальцами по столу.
- А не могут запчасти действительно ломаться в условиях низких температур? - выдавил я. - Ведь там Крайний Север.
- Мы поставляем запчасти и в другие районы Крайнего Севера, там они не ломаются. Конечно, мы только недавно начали осваивать этот ассортимент, но... - он гибко наклонился вперед. - Есть и другие данные.
- Могу я их узнать?
- Конечно, конечно, - директор искоса метнул на меня трусливый взгляд, и это было непривычно. - Скоро будет знать весь завод. Никита Петрович, который выполнял там аналогичное задание, застрелился.
- И это вы называете «другими данными»! - теперь мне пришлось откинуться назад. - Застрелился? Как?
- Как Хемингуэй. Приставил ружье к груди и нажал курок ногой. Нам вчера сообщили. Ничего толком не говорят, загадка какая-то...
Минуту царило молчание. Никита Петрович Березняк был лучшим из нас, ветеран завода. Въедливый, дотошный и педантичный, он толково разбирался во всех производственных вопросах, никогда не допускал проколов. Мне так и не довелось с ним встретиться, все носило нас по разным меридианам.
И вот теперь мне предстояло занять его место в строю и, может быть, тоже подставиться под пулю. Директор точно угадал мою реакцию.
- Конечно, поеду. Морду разобью, а узнаю...
- Это не обязательно. Проводить самодеятельное расследование... Но если что-то случайно...
Городок на краю света встретил промозглым холодом, пылью на улицах, метущей прямо в глаза, настороженностью. Где-то на материке стояла жаркая золотая осень, а тут все дышало близкой затяжной зимой.
Завод разворачивал широкую поставку запасных частей и оборудования для приисков, поэтому тут был открыт постоянный пункт представительства: однокомнатная квартирка в центре города с телефоном. Именно в ней жил и дожил последние дни Никита Петрович, мой предшественник.
Поселился я в гостинице, а на следующий день побывал на квартире. Намеренно или случайно все здесь оставалось нетронутым с тех пор, как унесли распростертое на полу тело хозяина. Ключ выдали в горжилуправлении, и мы отправились вместе с журналистом Вадимом Окрестиловым, которого я знал еще по Владику. Оказалось, он работал на местном радио. Поистине, даже просторный Дальний Восток тесен.
Спартанская обстановка: тахта, низкий столик с пишущей машинкой, полка с книгами, кухонное окно оплетено побегами гороха, уже засохшего, с осыпавшимися листьями. Но прежде всего бросались в глаза побуревшие пятна крови на стенах, потолке, на книгах, подоконнике.
- Вот тут он расстелил матрас на полу, сел, разделся до пояса, а может, сначала разделся, а потом сел и... - указал Вадим. - Жаканом пулял, чтоб наверняка. А жакан на выходе знаешь, какой разворот дает?
- Он говорил что-нибудь о... об этом? Собирался заранее или стукнуло в голову?
Вадим стоял у подоконника.
- Однажды сказал: когда горох вырастет вот таким, - он показал рукой, - то меня уже не будет. Но мы так поняли: собрался уезжать.
- Пил? - я вспомнил свои попытки покончить расчеты с жизнью.
- Не особенно. Пьяным его никто не видел. В компаниях редко бывал и особенно не налегал. Держался особняком, был нелюдим.
Я принялся перебирать все документы, книги, барахло, заглянул под тахту, на антресоли, даже переворошил засохшие корки-хлеба и пакеты с продуктами на кухне, осмотрел ванную и туалет - искал хоть какой-то след, указание на причину, заставившую моего предшественника так поспешно погасить свечу. Ничего.
Впрочем, кое-что было. На подоконнике валялось два больших флакона, наполненных диковинными прозрачными таблетками, похожими на леденцы. Я сунул флаконы в карман.
- Не может быть, чтобы в таком маленьком городке про него ничего не знали.
- А кто это говорит? Про него тут знают все, - просто ответил Вадим. Я так и остолбенел.
- Для чего ж я тут, как дурень, копошусь?
- А я не знаю, что ты ищешь. Сказал бы.
- Причину, причину ищу! Я ведь должен тут работать и не собираюсь измерять срок жизни этим... горохом.
- Причина одна и единственная - танцовщица Уала из ансамбля Дома культуры.
- Отвергла?
- Пошли отсюда, а то меня уже мутит от этого... красного дождика.
По пути зашли в магазин, взяли пару бутылок, закусь и направились в гостиницу. Оприходовали одну, закурили.
- Рассказывай.
- Твой предшественник был сильно падок на женщин, причем лет на двадцать моложе. Менял их, правда, не часто, но уверенно. Кто только на этой квартирке не побывал! И Лида из радиокомитета, и Таня из Дворца пионеров, и Света из детского садика... не воспитанница конечно, а воспитательница. Последнее увлечение - Уала. Ты ее увидишь - девка еще та. Но уже на пределе, искала мужа. А Петрович жениться не собирался. Что-то у них там получилось... крутое. Нашла коса на камень.
- Постой, постой! История со стороны правдоподобная, но если вникнуть... из-за такой мужик карты на стол не бросит.
- И мы так думаем, - легко согласился Вадим. - Дело темное. Но кто в нем разберется? Кому нужно?
- Мне, во всяком случае. Давай высвистаем Уалу.
- Она в гастрольной поездке по районам. Вернется не скоро.
- Ничего, мне тоже по районам нужно. Перехвачу в поездке. В дверь постучали. Вошел моряк в меховой зюйдвестке. Из Карманов его торчали горлышки бутылок.
- Узнаешь? - просипел он.
- Витя! Щербак! - меня приподняло. - Да у вас тут что, филиал Владика? Откуда?
Мы крепко пожали друг другу руки.
- Моя коробка на рейде. Обычный снабженческий рейс. А я иду по улице, вдруг... ты или не ты? Борода седая, постарел...
- Годы, друг, годы. Да и ты не помолодел.
- Есть маленько, - он снял шапку и обнажил розовую лысину. - Зашел следом в гостиницу, говорят: такой-то здесь. Ну, я и мотнулся в магазин...
- Разоблачайся.
Щербак выволок за горлышки два коньяка, промасленный пакет, скинул куртку, заблистал шевронами. За пазухой у него оттопыривалось.
- Ты же собирался распрощаться с морем, клялся, помню, еще семь лет назад мне на причале Певека. Думал умотать на Украину, в садок вишневый коло хаты... И опять с моря?
- А куда я от него денусь? - он развернул пакет, там оказалась жареная курица, два соленых огурца - бочковые, деликатес! - Недавно из Австралии пришли, тягомотина... Тебе кошка нужна?
- На двух ногах?
- Нет, австралийская. Породы неизвестной, черная, как ведьма, и такая же злая. На судне ей не жить - железо. Моряки пока что смастерили ей браслет-ошейник для отвода магнитных полей, а теперь вот решили на берег спустить, - он вытащил из-за пазухи черную извивающуюся кошку с желтыми глазами, с ошейником, сплетенным из медной проволоки. Она тут же располосовала ему руку когтями. - Багирой зовут.
- Наверное, сиамская.
- У той расцветка другая. Это помесь кенгуру с носорогом, - моряк оторвал кусок курицы и бросил кошке. Та с жадностью заурчала над мясом.
- Пусть остается. В гостинице места много. Незаметно в воспоминаниях летело время.
- Что везете?
- Я же сказал: последний рейс! А первый и последний снабженец обязательно привозит что, Вадим?
- Водку, - невозмутимо ответил тот.
- О! Старожил знает.
Вадим продолжал:
- Не только первый и последний, а и на протяжении навигации все подвозят. Сколько бы ни завезли, все равно высосут за зиму. Весной кончаются картошка, крупа, макароны, другие продукты, но первый снабженец по традиции всегда приходит с водкой. Раньше так и называлось: первый пароход с водкой. Я даже хотел репортаж с таким заголовком тиснуть, - загробили. Уходя, Виктор задумался:
- Что бы тебе подарить в честь встречи? О! Вспомнил, - он полез в карман, - у меня как раз два фальшфейера есть.
- Да зачем они мне?
- Пригодятся... А то запалишь на берегу, и я буду знать, что меня выкликаешь, приплыву.
- Вы же скоро уходите.
- Дня три простоим...
В бутылке еще оставалось, и мы сидели. Вадим заинтересовался фальшфейером.
- А что это такое?
- Трубочка, начиненная горючей смесью вроде напалма, горит и в воде и в земле, - стал объяснять я. - Ими снабжаются шлюпки, в случае кораблекрушения подавать сигнал бедствия. Чиркнешь вот с этой стороны...
И получилось так, как в том случае с бравым солдатом Швейком и железнодорожником: неизвестно, кто из нас чиркнул, но фальшфейер запылал.
Конечно, создатели не рассчитывали, что какие-то дурни станут зажигать его в закрытом помещении, тем более в гостиничном номере. Он горит слепящим огнем электродуги, разбрызгивая шматки раскаленной смеси и выделяя столько едучего дыма, что его вполне можно применять в душегубках. Мы сразу закашляли и заплакали горючими слезами.
С фальшфейером в руке я заметался по тесному номеру, рассыпая раскаленные угли, прожигавшие пол. Подскочил к открытой форточке - выбросить? А вдруг кто идет внизу по тротуару, не дай бог с детьми?
Кинулся в туалет, бросил адов огонь в унитаз и спустил воду. Куда там! Фальшфейер продолжал гореть и в воде, из унитаза валил сизый дым, будто там открылась заслонка в котельную.
В номере слышалось чье-то перханье и отчаянный визг. Сквозь густой дым из-под кровати виднелись ботинки Вадима, который залез туда, спасаясь, а в дверь билась обезумевшая Багира. Я выпустил ее, и дым повалил в коридор. Тотчас послышались крики:
«Горим! Горим!», и я торопливо захлопнул дверь.
Что делать? А в гостинице уже поднялась суматоха, слышался топот многих ног, распахивались двери.
- Пожарных! Вызывайте пожарных!
В дверь забарабанили. Делать нечего - пришлось открыть.
- Что у вас?
- Ничего особенного. Загорелся фальшфейер, - успокаивающе ответил я.
За окном завыла сирена пожарной машины - до части один скок. В дверь, уже распахнутую, стремительно влетел молодой лейтенант.
- Где горит?
Я снова объяснил ему про фальшфейер. Но этот сразу понял. Снаружи в окно стукнуло - выдвигалась пожарная лестница. Лейтенант стал на батарею и высунулся в форточку:
- Рукав не надо!
Потом он критическим взором окинул сквозь уже рассеивающийся дым столик с опорожненными бутылками и ботинки Окрестилова, высовывающиеся из-под кровати.
- Хоть бутылки уберите, - посоветовал он. - Сейчас капитан придет, цацкаться не будет... И так же стремительно ушел. Вадим вылез из-под койки, протер очки.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |