Юдит: нет, я ничем вам помочь не могу.
Юдит попыталась проводить женщину к выходу. Однако та успела все же достать из угловатой сумочки кремового цвета скомканную записку.
— А сегодня мы получили от него это письмо, — произнесла она, размахивая листком в воздухе, будто отпугивала злых духов.
«Сожалею, что вынужден с вами распрощаться, — писал он. — Скоро от меня не останется ничего, кроме этих слов на бумаге…» Гудрун Вольфф прервала чтение. Ее голос теперь зазвучал театрально, и в нем сквозила укоризна: «…от меня не останется ничего, кроме этих слов на бумаге. И в сердце моей возлюбленной, любви всей моей жизни».
И больше ничего. Теперь мы, естественно, беспокоимся, что с ним будет, фрау Ферстль и я, и мы подумали, раз вы, так сказать, единственная…
— Сожалею, но ничем помочь не могу. Я окончательно прервала общение с господином Бергталером много недель назад, — заявила Юдит и для наглядности решительно провела в воздухе черту.
— Все в порядке, госпожа начальница? — подскочила к ней Бьянка, чтобы подхватить Юдит, если той станет плохо.
Юдит: меня с ним абсолютно ничего больше не связывает, сожалею. Гудрун Вольфф: но, может, вы знаете… Юдит: нет, не знаю и знать не хочу. Бьянка: моей начальнице плохо. Вам лучше сейчас уйти. Гудрун Вольфф: надеюсь, он не совершит ничего ужасного.
В конце рабочего дня Юдит решила сбежать из города. Бьянка помогла упаковать вещи, проводила до автомобиля, заглянула в соседние переулки, нет ли там преследователя, и сообщила: все чисто, начальница, можете ехать. Брату Юдит отправила короткую эсэмэску: «Дорогой Али, дорогая Хеди, приеду к вам поздно вечером. Позвольте остаться у вас до воскресенья? Я не помешаю.»
К наступлению сумерек, когда горизонт освещают последние лазурные отблески небесного светила, Юдит добралась до старого крестьянского дома в Мюльфиртеле. Вероника, грудной ребенок, еще издали приветствовала ее крикливым плачем. Али хлопотал, стараясь встретить сестру как можно сердечнее. Он выглядел усталым, но оживленным, вероятно, снова стал принимать медикаменты. Вот так сюрприз! — воскликнул брат, не уточняя, хороший или плохой.
Они просидели за столом несколько часов, ужинали, беседовали, педантично следя лишь за тем, как бы возникавшие гнетущие паузы не затягивались надолго, — о тяжелых родах Хеди, о том, как трудно с грудным ребенком, и о ее неопределенном будущем. Не обошлось без фотографирования сцен кормления грудью. И все это происходило на фоне пронзительных звуков, доносившихся из детской кровати.
Юдит терпеливо дожидалась, когда спросят, что ее вынудило приехать сюда, как она себя чувствует, что с ней стряслось, и почему у нее такой подавленный вид. Однако Али этого не сделал. Он причислял сестру к типу людей, у которых дела не могут идти хуже, чем у него самого. И если она выпадала из своей роли, то и без того непрочный мир Али начинал распадаться на мелкие кусочки.
С работой фотографа аптек он завязал. Юдит: почему? Али: это была чистой воды трудотерапия. Я был не в состоянии больше принимать это лекарство. Хеди: ты же его знаешь, он гордый. Все было бы по-другому, если бы у вас с Ханнесом… Юдит: ясно. Али: только не воспринимай это как упрек. Он нежно провел пальцами по ее руке.
Юдит уже приняла решение этим же вечером отправиться домой. Но тут возник нежданный гость и так долго, так проникновенно и с такой печалью смотрел ей в глаза, что у Юдит навернулись слезы на глаза.
— Как хорошо, что ты снова к нам приехала, Юди, — сказал Лукас Виннингер, будто он стал еще одним членом семьи.
Он не собирался скрывать свои мысли: эй, а по тебе не скажешь, что у тебя все в порядке. Ты какая-то бледная, щеки впалые. Выглядишь безумно усталой. Тебя что-то мучает? Юдит: можно и так сказать. Али ей подобострастно улыбнулся. Лукас: и что же это, проблемы с твоим другом? Юдит: с бывшим другом. Лукас: он тебя бросил? Юдит: нет, скорее наоборот. Лукас: да объясни же, в самом деле! Юдит: это долгая история. У тебя нет столько времени. Лукас: времени столько, сколько потребуется.
— Вы на меня не обидитесь, если я оставлю вас одних? — спросил Али. И не дожидаясь ответа, чмокнул сестру в лоб и убежал.
Юдит проснулась только к обеду. Все это время она проспала без снов. Ночью год наколдовал осень, и возникли запахи, не напоминавшие о Ханнесе. Солнце отражалось холодно-оранжевым цветом на стекле открытого окна. Похожий свет выпускал светло-красный краковский плафон на потолке, выставленный в витрине ее магазина.
Пять часов просидели они с Лукасом. Что-нибудь придумаем, — были его последние слова. Мы что-нибудь придумаем. Так он ей пообещал. И когда Юдит вышла в кухню на запах кофе, он стоял, прислонившись к шкафу, и подбадривающе улыбался.
Она: ты здесь успел поселиться? Он: остаюсь при случае, в особых ситуациях. Она: Лукас, мне бы не хотелось, чтобы ты ради меня… Он: две ложки сахара и без молока?
«Обратно в Вену», — поклялась она, готовая объявить битву Ханнесу Бергталеру, имея за спиной Лукаса и на своей стороне союзницу Бьянку. Как избавиться от тени? — Только пройдя через свет (Лукас). Ей оставалось терпеливо ждать, когда он вновь объявится. Для того чтобы продемонстрировать свою вновь обретенную силу и спровоцировать Ханнеса, а в крайнем случае и выманить его из потайного убежища, Юдит даже несколько раз надевала на палец его чудовищное янтарное кольцо. Это талисман? — поинтересовалась Бьянка. Она: нет, это скорее оружие. Бьянка: на вашем месте, начальница, я бы лучше надела боевой кастет.
Две следующие недели пролетели без неожиданностей. Ханнес не подавал никаких признаков. Однако по все возраставшему беспокойству Юдит предвидела, что он вот-вот объявится. Но теперь она опередит его. Не позвонить ли нам ему прямо в контору? — предложила Бьянка. Юдит: ты сможешь это сделать? Бьянка: конечно, мне даже интересно, что с ним будет. Я ни за что не поверю, что он мог бы покончить с жизнью из-за вас. Юдит: а что ты ответишь, если он сам возьмет трубку? Бьянка: тогда скажу: простите, я ошиблась. Он меня не узнает. Да я и голос могу легко изменить. Могу говорить как Барт Симпсон.
К телефону подошла его коллега, Беатрикс Ферстль. Бьянка: пожалуйста, господина Бергталера. (Она больше смахивала на Микки-Мауса, чем на Барта Симпсона.) А-а, а когда он будет? Болеет? Еще жив, — шепотом передала Бьянка Юдит и продолжила своим маусо-симпсоновским голосом: — В госпитале? А что с ним? Ага. Ага. О да. Нет, всего лишь дочь знакомой. Нет, спасибо, в этом нет надобности. Я позвоню еще, когда он выйдет. Э-э, а когда он выйдет? А в какой больнице? Иосифа, ага! Спасибо, до свидания!
— Ну и? — Юдит не терпелось узнать скорее. Бьянка: Так вот, он лег с неизвестной болезнью в больницу Святого Иосифа, где пробудет минимум две недели, посетителей к нему не пускают. Мы ведь этого и не хотим или? Юдит: нет не хотим. Бьянка: отчего у вас такой разбитый вид, госпожа начальница? Если он в больнице, то нам не стоит беспокоиться из-за него. Может, он там влюбится в какую-нибудь медсестру и исчезнет навсегда. Юдит: неизвестное заболевание — звучит нехорошо. Бьянка: может, у него птичий грипп? Или коровье бешенство? А то и вовсе СПИД, как вам, начальница? Но, думаю, все же нет. Этим болеют те, кто подсел на наркотики. А он не голубой или все-таки… Самое большее — бисексуал. Однако для верности вам надо пройти тест на ВИЧ-инфекцию. Я уже прошла. У вас возьмут немного крови. Это совсем не больно. На только не смотреть. Я когда глянула… Юдит: спасибо, Бьянка, можешь идти. Ты мне очень помогла. Хорошо, что у меня есть ты рядом.
Ветреным осенним вечером в сумерках по пути домой после закрытия магазина Юдит обуял страх перед неизвестностью. На лестничной клетке, ожидая лифт, она вообразила, будто слышит стоны с верхних этажей. В панике Юдит выбежала из здания, смешалась с прохожими, набрала номер Лукаса и, срываясь на рев, рассказала о непонятном заболевании Ханнеса и о его госпитализации, что никак не увязывалось со стонами на лестничной клетке и ее предчувствиями.
Через два часа он готов быть в Вене. Нет, Лукас, в этом нет необходимости, — заверила Юдит. Нет, это важно, и он обязательно будет. Ей нужно только продержаться эти два часа. Юдит собралась с духом и бесстрашно вошла в дом, готовая к любой опасности. В таком собранном состоянии она дошла почти до самой двери в квартиру. Там обернулась и… бежала прочь до ближайшей станции метро, где было больше света. Но и на открытой улице ей было нехорошо. Сирены «Скорой помощи» едва не напугали Юдит до смерти. А вдруг они везут Ханнеса прямиком к ее дому или оттуда опять в больницу!
Она села в такси, позвонила матери и солгала, что случайно оказалась поблизости и хотела бы забежать ненадолго, если та не возражает.
— Ты еще жива? — спросила мама, но вовремя спохватилась: — Конечно, дитятко, ты знаешь, что я всегда рада тебя видеть.
Мама выглядела плохо, будто только что опять разошлась с отцом по взаимному согласию, и всем видом давала дочери понять, что это она во всем виновата. В качестве штрафа Юдит должна была зачитать вслух показания к применению и побочные действия для лекарств против слепоты, инфаркта миокарда и прочих. Тем не менее о Ханнесе не было сказано ни слова. Юдит посматривала на часы каждую минуту.
— Ты уже хочешь идти? — спросила мама.
— Да, я встречаюсь с Лукасом, — ответила Юдит.
— Лукас? — В ее голосе прозвучал открытый упрек. — Почему с Лукасом?
— Потому что он мой друг, а друзьям свойственно иногда встречаться.
— У Лукаса семья!
— Нет, мама, эту тему я с тобой обсуждать сейчас не стану, — заявила Юдит, встала и через секунду хлопнула дверью.
Пару минут она простояла на лестнице, размышляя, в каком жалком состоянии оказалась, но потом снова позвонила в дверь. Мама открыла нерешительно, ее глаза чуть припухли. Юдит бросилась ей в объятья и стала просить прощения.
— У меня была нехорошая полоса, — произнесла она.
— Я знаю, — промолвила мама.
Возникла тягостная пауза. Юдит: откуда тебе известно? — Это видно по тебе, дитятко.
Они встретились в «Ирисе». Лукас уже сидел там и говорил по телефону. Перед ним стоял стакан апероля, освещаемый настольной свечой. Свет от свечи придавал его графически очерченному лицу красно-оранжевый блеск. Приветствуя Юдит, он коснулся ладонью ее щеки — то был одновременно знак защиты и нежности. И почему этот мужчина не стал ее мужем?
— Юди, можешь не переживать, он действительно лежит в больнице Святого Иосифа, — заверил Лукас.
Согласно записям, господин Ханнес Бергталер был принят в прошлый понедельник. В каком точно стационаре он находится, о том, почему он попал в больницу, о диагнозе и текущем состоянии здоровья справок не дали. Так распорядился сам пациент.
— Лукас, у меня мания преследования? — спросила Юдит.
— Нет, у тебя нет мании.
Она: тогда почему мне кажется, будто Ханнес попал в больницу из-за меня и из-за меня не позволяет получить сведения о себе. Как это объяснить?
Лукас: вероятно, так и есть. Она: вот видишь, значит, правда. Лукас: остановимся на предположении. Она: но, возможно, он действительно в тяжелом состоянии и нуждается в помощи. Лукас: а возможно, хочет, чтобы ты так думала и желательно думала о нем непрерывно. Она: да, не исключено. Лукас: он всех принуждает все делать для того, чтобы ты им занималась.
— А я хочу вынудить тебя сосредоточиться на моих проблемах. Он: нет, Юди, меня ты не вынуждаешь, я это делаю добровольно и с удовольствием.
Они проговорили весь вечер, до закрытия «Ириса». Юдит выпила больше обычного. Лукас предпочел трезвость, если не считать апероля и бокала вина. Пару раз его рука как бы непроизвольно ложилась на ее плечо, но он тут же ее убирал. В любом случае, Лукас ненавязчиво и довольно изящно переводил разговор с Ханнеса на что-нибудь другое. Чаще они вздыхали или посмеивались над упущенным прошлым с его интимными подробностями. Что скажет Антония, узнав, что он, подчиняясь инстинкту защитника и желая утешить душу своей параноидальной бывшей любовницы, сбежал от семьи в город и целую ночь напролет проторчал в полутемном венском баре?
— Она отнесется с пониманием, — заверил он. — Знает, что мы близкие друзья, Юди, и я никогда не злоупотреблю твоим доверием.
— А ее? — спросила Юдит.
— Ее тем более, — успокоил Лукас. Последняя фраза прозвучала эротичнее, чем любовное нашептывание.
Пошатываясь, они добрались до ее дома. Соседи ничего не услышали, поскольку шум если и был, то только когда они сталкивались и когда пытались на прощание поцеловаться в щеку.
— Ты войдешь? Я могла бы устроить тебя на диване в гостиной, — пробормотала Юдит.
— Нет, спасибо.
Лукас остановился неподалеку в квартире отъехавшей по делам коллеги, и к тому же ему хотелось подышать свежим воздухом, для чего собирался пройти эту пару кварталов пешком. Он только дождется, когда у Юдит загорится свет, чтобы быть уверенным, что она нашла свою квартиру.
Юдит не стала вызывать лифт, а шатающейся походкой стала взбираться по лестнице. На каждом пролете она останавливалась и прислушивалась, не доносятся ли сверху стоны или какие-либо иные звуки. Добравшись до последнего этажа, Юдит почувствовала, что здесь не все так, как обычно. На всякий случай набрала побольше воздуха, чтобы громко и вовремя закричать, если придется. Но, увидев записку на своей двери, она потеряла дар речи: это было уведомление о смерти, обрамленное черной рамкой с крестом посредине. В панике она отвела взгляд от листка. Ей не нужно было читать имея — оно давно прожигало мозг. Спотыкаясь, Юдит побежала вниз. Ступеньки под ногами издавали какой-то особый барабанящий звук.
— Лукас! — закричала она.
— Что случилось?
Наконец парадная дверь поддалась.
— Похоже, Ханнес умер! — И Юдит упала в его руки.
Ему понадобилось не менее получаса, чтобы успокоиться, и еще столько же, пока она не решилась на еще одну попытку добраться до своей двери — на сей раз, держась за его локоть.
«Хельмут Шнайдер», — Лукас прочел подпись на объявлении о смерти, как будто не найдя в ней ничего более достойного внимания. Юдит держалась за его спиной.
— Юди, умер совсем другой человек, Хельмут Шнайдер. Ты знаешь Хельмута Шнайдера? Хотя бы помнишь его лицо?
— Мой сосед по площадке, — пробормотала Юдит. — Пенсионер. Но как уведомление оказалось на моей двери? Я практически не видела этого человека. В моей ситуации вызывает подозрение факт, что уведомление оказалось на моей двери. Это не простая случайность!
— Не исключено, что подобные уведомления висят на всех дверях, — попробовал успокоить ее Лукас. — Хочешь, проверим?
— Нет, не хочу проверять. Я хочу, чтобы они были на каждой двери. Тогда я перестану бояться. Я по горло сыта страхом. Мне хочется спать и видеть сладкие сны. А когда проснусь, думать о прекрасном. Лукас, ты не мог бы остаться со мной? Хотя бы до рассвета? Пожалуйста, останься! Ты мог бы лечь на диване в гостиной. Или ложись на мою кровать, а я переночую на диване.
На следующее утро у обоих раскалывалась голова. Кофе помогло Юдит прийти в себя.
— Лукас, мне кажется, я должна с ним встретиться еще раз.
— Ты серьезно? Будет ли это разумно?
— Я должна. Иначе мне и дальше повсюду будут мерещиться призраки.
— И что ты собираешься ему сказать?
— Понятия не имею. Главное, увидеть его. После этого он не будет больше внушать мне страх.
— Мне пойти с тобой?
— А ты бы мог?
— Если тебе будет от этого легче.
— Может, ты подойдешь чуть позже и заберешь меня.
— Хорошо.
— Да, так и сделаем.
— Но как ты собираешься выйти на него?
— Я ему позвоню сегодня или завтра.
— Юди, он лежит в больнице.
— Ах да, совсем забыла. Вот дерьмо.
фаза
Двадцать четвертое сентября, семь часов. Сработал радиобудильник. Сначала о погоде. Она нагоняет ужас. Глубокий вздох. Натягивает на голову мягкую шапочку. Черное поверх серого. Надо срочно подумать о чем-нибудь хорошем, Юдит!
Семь часов шестнадцать минут. Она практически проснулась, достаточно для того, чтобы осознанно не хотеть просыпаться. Никаких резонов, никакой причины, чтобы открыть глаза. Чего ей не хватает? Кого? Мужчины рядом, который оберегал бы, на кого всегда можно было бы положиться? Он брал бы ее в свои руки, ласкал, прижимал к себе. Закрывал бы ее своим телом. Она бы чувствовала, чувствовала его глубоко. Он заставлял бы ее учащенно дышать. Дышать и дрожать от радости и возбуждения. Ей недостает возбуждения? Она больше не ощущает наслаждения? Неужели остались одни лишь мрачные мысли, черные на сером фоне?
Юдит нашла спасение под душем. Горячая вода. Ванная в горячем пару. Дверь заперта. Никто не войдет. Она наедине с собой. В зеркале женщина тридцати семи лет. Красивое лицо с некрасивыми морщинками от страха. Приходится маскировать их косметикой, чтобы появиться на работе. Теперь она соответствовала требованиям будней. Сверху чудовищный коричневый шерстяной пуловер, в котором ее никто не узнает. Внизу еще недавно узкие джинсы. Теперь они висят на бедрах, как пустой мешок.
Семь часов сорок шесть минут. Толстая зеленая осенняя куртка. Женщина с золотистой шевелюрой выходит из дома. Огладывается, делает глубокий вдох. Все хорошо, Юдит! Освободиться от дурных мыслей. Вытряхнуть из головы страхи и предчувствия. Ты не должна бояться. Ты совершенно одна, предоставлена самой себе. Прохладный день, холодная жизнь.
Семь часов пятьдесят девять минут. Споткнулась у самого магазина. Копается в сумке через плечо. Где же ключ? Его нет? Нашла. Юдит открывает магазин светильников. Сюрпризы? Нет, слава богу! Можно вздохнуть. Теперь поскорее включить все светильники. Машину для приготовления кофе. Музыку в торговом зале. Чтобы согреть свои тонкие пальцы, она сунула руки под овальную люстру с кристаллами из Барселоны, которая ей нравилась больше всего. Здесь все началось. Помнит ли она? Что ей удалось добиться? Кем она стала? Что в итоге случилось с ней и с ним? Куда подевался он, ее преследователь? Юдит чувствует его присутствие поблизости. Он сидит в ней. Где он ведет свою игру? Куда увлекает за собой? И кто тут первый?
Во время обеденного перерыва Бьянке, успевшей за выходные влюбиться и оттого появиться на работе с румяными щеками (впервые не накрашенными), снова пришлось помогать начальнице — буквально держать за руку. Другой, свободной, рукой Юдит набрала номер его бюро. Трубку взяла Беатрикс Ферстль. Она отвечала снисходительным тоном, как секретарша, которая сидит на коленях у шефа и в то же время врет, что «шефа, к сожалению, нет». Может ли она ему что-либо передать?
— Он уже выписался из больницы? — спросила Юдит.
— Больницы? Это информация доверительного, частного характера…
— Спросите, сможет ли он мне перезвонить еще сегодня?
— Маловероятно. Но я запишу номер вашего телефона.
— У него есть мой номер.
— Тем лучше, и все-таки не будете ли вы так любезны… Как вас представить?
— Юдит. Мы встречались однажды весной в баре «Феникс». А ваша сотрудница, фрау Вольфф, заходила ко мне в магазин пару недель назад.
— Юдит, как дальше?
— Мы знакомы!
— А фамилия?
— Юдит будет достаточно.
— Хорошо, фрау э-э… Юдит. Но я ничего не могу обещать…
— Вам не нужно ничего мне обещать. Достаточно того, что вы передадите ему мою просьбу перезвонить.
— По какому делу?
— По срочному!
— Прошу прощения, по какому?
— По моему.
Вечером четвертого дня с того времени, как Ханнес не позвонил, Юдит пригласили к Герду. Пришли и другие друзья из ее прежней жизни. Для встречи не было не только особого повода, но и, как потом выяснилось, никаких причин. Когда они только здоровались, Юдит заметила, что со всеми творится что-то неладное. Рукопожатия были вялыми, поцелуи острыми, как булавочные уколы. Они улыбались ей с нежной горечью и старались говорить на полтона тише обычного.
— Хорошо, что ты пришла, Юдит! — Герд открыл встречу таким патетическим тоном, словно она явилась живой из могилы.
После нескольких пустых фраз, необходимых для преодоления смущения, и до момента, когда каждый из гостей наконец-то зажал между пальцами свой бокал, разговор потерялся и перешел на первые выпавшие зубы малышей Мими и Билли, которых Ильза и Роланд держали рядом. Чуть позже Герд стал угощать своими холостяцкими тыквенными пельменями по мере того, как они перемещались из морозильного шкафа в пасть микроволновки. Лара, переставшая к тому времени держаться за руку с Валентином и вместо этого после каждой женофобской ремарки колотившая кулаком по его плечу, похвалила красивое фиолетовое платье Юдит, превосходно сочетавшееся с туфлями. Какая марка, в каком филиале его пошили, за сколько купила, какие были размеры и цвета, действительно ли оно сшито на Тайване, и во сколько обходится шитье на Тайване и отправка в богатые страны Запада, за какую зарплату и в каких условиях работают тайваньские швеи… Закончилось тем, что дошли до обсуждения проблемы бедности на земном шаре. По логике разговора Юдит должна была тут же сорвать с себя несчастное платье.
Когда вечер достиг кульминационной точки, Ильза позволила себе в порыве легкого опьянения одно замечание. И тотчас в этом раскаялась:
— У тебя новый любовник, как я слышала?
Юдит: у меня? Кто тебе сказал? Ильза: а-а, тупая болтовня, ты же знаешь, люди много болтают, когда день длинный. Ясно, что за этим ничего не стоит. Юдит: какие люди? Так как Ильза поперхнулась и на мгновение выпала из разговора, к ним подскочил Роланд и выручил подругу: тебя видели в баре «Ирис» с каким-то элегантным типом. Ильза завидует, тебе придется довольствоваться мной. Кое-кто попытался неуклюже улыбнуться. Юдит: кто видел? Роланд: ты только не волнуйся, пожалуйста. И совершенно невинным тоном продолжил: одна сотрудница Пауля оказалась в баре случайно. Ты помнишь Пауля? Он с братом Ильзы… Юдит: Лукас — мой давнишний хороший друг! — Ильза: прости, Юдит, я не хотела, в самом деле… Ничего не имела в виду. — Юдит: это настоящий друг, который всегда оказывается рядом, когда в нем нуждаешься! После этого она успокоилась. Но поскольку уж их застукали вместе, а к слезам эта компания не испытывала почтения, скорее воспринимая их как морское чудо, Юдит продолжила говорить с прежним напором в голосе: между прочим, что нового слышно о Ханнесе? Только не надо делать вид, будто он исчез с земли. Как он там поживает? Чем занимается? Где обитает?
— Юдит, прошу тебя, это сейчас не самая подходящая тема, — тихо произнес Герд.
— Что значит «сейчас не самая подходящая тема»? Я уже много месяцев днями и ночами не знаю лучшей!
— Мы давно не видели, — сказал Валентин с интонацией, словно почувствовал себя оскорбленным. — Ты успокоилась?
— Нет! — выпалила она. — Это вы можете с ним встречаться столько, сколько захотите. Вы состязаетесь на теннисных кортах, вступаете с ним во всякие сговоры по поводу жилья и жизни. Только не надо вокруг да около. Итак, что с ним случилось? Почему он лежит или лежал в больнице? И что это за зловещая болезнь?
— В больнице? — удивленно пробормотал Валентин. И еще тише: болезнь?
— Дорогая Юдит, — вступил Герд. Она стряхнула его руку с плеча. — Ханнес ничего не желает так сильно, как забыть тебя. Поверь мне, он напряженно над этим работает. И он хочет, чтобы и ты его забыла. Понимает, что так будет лучше для вас обоих.
— Он даже подумывал, не переселиться ли в другую страну, — заметила Лара.
— Замечательная идея, — усмехнулась Юдит. — Почему же он этого не сделал?
Лара: это подло по отношению к нему, Юдит, зачем ты так? Что он тебе сделал кроме того, что любит тебя? — Юдит: вот это самое и сделал! — Она показала пальцем на каждого из присутствовавших. — И это! — Теперь она показала на себя. И я вам говорю, что он все еще продолжает делать свое дело.
Гости уставились в свои пустые десертные тарелки. А вскоре услышали, как хлопнула дверь.
Ночью на шестой день с того момента, когда Ханнес не перезвонил, Юдин наконец услышала его голос. Она лежала на спине на диване в гостиной под роттердамской люстрой с золотым дождем и ждала, когда глаза закроются. За долгие предшествующие ночи этот метод зарекомендовал себя как наиболее целесообразный. Он, по крайней мере, гарантировал несколько часов сна, прежде чем рассвет избавлял Юдит от страха перед фантомами.
Сначала донесся шум, похожий на то, как если бы кто-то перебирал в пещере листы металла. Затем к шуму добавился шепот. Наконец странные звуки перешли в шипящее невнятное бормотание, оно становилось все громче. Вдруг раздался отчетливый голос, его голос, который ни с чем нельзя было спутать. «Эта толкотня», — сказал он, как во время первой встречи в супермаркете. Слова повторялись и дальше подобно эху: «Эта толкотня, эта толкотня, эта толкотня, толкотня…» Юдит сумела проверить реакцию. И реакция, к слову сказать, отнюдь не выглядела панической, напротив. Голос показался ей знакомым, она давно носила его в себе, конечно, страдальчески подавляя. Это была мучавшая ее тайна, которая в конце концов начала высвобождаться и даже присвоила себе звучание — заговорила голосом Ханнеса. Юдит старалась не шевелиться и дышать тихо, чтобы не пропустить ни слова. Что может причинить чертовскую боль? — говорил голос. Под этим нужно разуметь наступление на ее пятку. И дальше: надеюсь, что не помешаю. Вот так он впервые предстал пред ней в свете барселонской люстры с кристаллами. — Надеюсь, что не помешаю, надеюсь, не помешаю, не… не… надеюсь, помешаю, помешаю… не-не-не-не… Нет, он не помешает, убаюкает ее своим монотонным причитанием, превратит в вялое и усталое существо. Последнее, что Юдит еще успела расслышать, было: спи спокойно, любимая, любимая, люби-и-м-м-м… Потом все стихло и погрузилось в темноту.
Утром голова раскалывалась, как после попойки, ей было стыдно за то, что произошло вечером, потому что это был первый грубый сбой рассудка: ведь это не был сон в обычном понимании, поскольку в осознанном состоянии человек всегда может определить, снились ему сны или нет. А Юдит не могла. Такого с ней еще не случалось.
В магазине она доверительно поделилась своими переживаниями с ученицей. Бьянка восприняла историю невозмутимо: я всегда слышу голоса, в основном моей матери, а у нее голос — дай боже, какой пронзительный. — Бьянка, только честно, со мной что-то не так? Вы вправду хотите по-честному? Юдит: да, пожалуйста. Бьянка: ладно, начальница. Вы дерьмово выглядите. Юдит: спасибо, весьма обнадеживающе! А что ты подразумеваешь под «дерьмово»? Бьянка: вы как бы тень от себя. С каждым днем худее и бледнее. Дрожите. Не одеваетесь круто, как раньше. А посмотрите на свою прическу, она же немодная! Грызете ногти, если в магазин не заглядывают покупатели. Может, вам пора взять отпуск? Или завести солидного любовника, который бы отвлекал от тяжелых мыслей? У меня как раз такое происходит. Тут все заботы забудешь. Ну, или хотя бы купить новые сапоги. Когда дела не идут, надо обязательно купить что-нибудь крутое.
— Знаешь, отчего я схожу с ума? — спросила Юдит.
— Ханнес? — попробовала угадать Бьянка.
Юдит: оттого, что он не звонит и не объявляется. Бьянка: может, он нашел другую. Это выводит из себя, даже когда от человека ничего не нужно. Юдит: Бьянка, у него нет никого, я чувствую. Бьянка: ну так радуйтесь, что он оставил вас в покое! — В том-то и дело, что он меня не оставил в покое. Он меня захватил и блокирует. Я ощущаю его не просто поблизости, но уже внутри.
— Хм-м, — отреагировала Бьянка и постучала указательным пальцем по виску.
Не часто увидишь, чтобы Бьянка над чем-то глубоко раздумывала.
— А знаете что, госпожа начальница? Пойдемте-ка вместе покупать сапоги!
фаза
Октябрь выдался безветренным, природа растворялась в мучнисто-золотистом свете, из-за которого предметы отбрасывали тяжелые длинные тени. Утро начиналось в приглушенном освещении, ночи становились длиннее. Лукас регулярно звонил, интересовался самочувствием Юдит. Если бы она сказала ему всю правду, то он наверняка прилетел бы в Вену для поддержки, что он, впрочем, делал всегда. Для нее желаннее всего было бы, если бы они часами обнимались и каждый раз, просыпаясь утром, она чувствовала бы его руку в своих волосах, чтобы серийные ночные кошмары так и оставались в тайниках ее головы. Но у Лукаса имелась «семья», о чем в последнее время он деликатно ей напоминал. Но что он мог противопоставить Ханнесу — этому призраку? Юдит убедительно доказывала, что у нее все хорошо, она чувствует, как медленно пробуждаются ее жизненные силы, она начала подыскивать себе партнера по Интернету, и флирт с ним доставляет ей удовольствие.
— Отлично, Юди, ты меня успокоила! — говорил в таких случаях Лукас.
Ее немного обижало, что он, не скрывая, довольствовался лишь успокоением и для этого требовалось совсем немного. При этом Юдит была уверена, что может на него рассчитывать, если в какой-то момент ей не удастся успокоить его отговорками. Осознание этого приносило спокойствие и ей самой.
Естественно, никакого партнера Юдит не подыскивала, и тем более через эту интернет-биржу любовников, где утомленные монотонными буднями похотливые обыватели, прикидываясь остроумными соблазнителями, кропают сластолюбивыми ручонками свои сочинения. Однако вечером в первую пятницу месяца, когда все тени исчезли в надвигающихся сумерках, Юдит неожиданно действительно познакомилась с одним человеком. После закрытия магазина они с Ниной, которая среди мужчин прослыла несчастной дочерью «королевы Дома музыки» на Танненгассе, ненадолго заскочили в кафе «Вундерлих». Час за часом заказывали по последней — то вино, то воду, то апероль. Ради последнего, самого последнего стаканчика они перебрались в бар «Ойген», который освещался свечами и где любили встречаться гимназисты на первые нежные свидания. И все же, несмотря на полумрак, Юдит поглядывала по сторонам, отвлекаясь от разговора, и обнаружила, что за ней должен сидеть настоящий мужчина. В какой-то момент она даже обернулась. Это было одно из тех мгновений, когда две пары глаз, едва встретившись, решают общее будущее, и не важно, перейдет ли это будущее в прошлое уже на следующий день.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |