Педагогические специальности 37 страница

Во дворе

На траве

Горит

Солнышко.

На зелёной ноге

Стоит

Солнышко.

В каждом солнышке

Сотня

Солнышек,

Называется всё —

Подсолнышек.

Как и «Солнышко», многие стихотворения представляют со­бой подобие детского рисунка, в них всегда четко обозначены центральный образ, цвет и эмоциональное отношение. Лириче­ский герой сборника как будто лишен примет взрослости или дет­скости, он просто человек с душой художника. Поэт не так часто прибегает к приемам игры с читателем, предпочитая максималь­но использовать возможности метафорической речи.

Книжка-игра «Я сам» (1992), созданная по мотивам доктора Сьюза, — оригинальное пособие в системе домашнего дошколь­ного воспитания. Она представляет собой своеобразную записную книжку-альбом, где есть стихи, задания, вопросы, мини-анкеты, позволяющие ребенку собрать все важные сведения о себе и вы­разить свою индивидуальность на этих же страницах. Книжка «Кар­навал» (1994) — пособие для детей, изучающих английский язык и музыку. Переводы стихов Р.Сефа, сделанные П.Льюисом, на­столько точны, что русский и английский тексты можно петь по общим нотам.

В творчестве Р. С. Сефа нашел выражение союз строгой дидак­тики и чистой радости, разумности и фантазии.

Юнна Петровна Мориц

Ю. П.Мориц (род. 1937) принадлежит к тому поколению, чье духовное рождение пришлось на военные годы, а становление связано с атмосферой «оттепельных» лет. Детские переживания, лежащие в основе ее мировосприятия, глубоко драматичны:

Кровавые розы войны мировой Цветут над моей головой.

Эти строки повторяются рефреном в ее стихотворении «Мне некогда жить — я могла умереть...».

Четырехлетняя девочка начала сочинять стихи «от страха», пытаясь выжить в мире, где падали бомбы, горел эшелон с бе­женцами, где домом стал подвал, в котором раньше хранили мо­роженое. Шести-семи лет она читала в госпитале раненым стихи, писала письма фронтовикам. Обычные для детей тех лет занятия стали чем-то вроде первых уроков словесности.

Главный исток поэзии Ю. Мориц — из этого детства. Время, детство и «прорезающееся крыло» поэтического дара сошлись вое­дино в ее «взрослых» стихотворениях 70—80-х годов: «Стены пла­чут», «Лимонницы, капустницы, белянки...», «После войны», «Чуд­ное мгновенье», «Лунной ночью в январе...», «Детства тихая уло­чка», «Весной, когда воздух звончат...» и др. Она начала с воскре­шения поэзии обэриутов. Ее собственный путь — в сплетении «хо­лодных» и «жарких» строк, в понимании жизни как формы вечных воплощений и на этой основе в чувстве мирового всеединства лю­дей, природы, космоса (примером может служить стихотворение «Полонез»). В представлении Ю. Мориц детство — это зримая тайна мирового духа и в детстве же заключается тайна поэзии.

По словам поэтессы, человек всегда стремится найти радость в красоте, несмотря на «печаль, разлитую в воздухе». В ее стихах сложная игра настроений, образов и звуков создает мир романти­чески странный и все-таки реально земной. Как правило, лири­ческому сюжету присущ напряженный драматизм и скрытая мощь, даже если это просто зарисовка-описание. Почти каждое стихо­творение — манифест, утверждающий объективную силу вообра­жения, призыв к читателю следовать поэтической фантазии. Так, в одном из программных для автора стихотворений — «Осенняя мелодия» — звучит мольба и приказ быть творцом:

Нельзя не петь в такие дни — Мы не одни! Свою мелодию тяни, Тяни, тяни.

Стихи для детей поэтесса начала писать и в связи с рождением сына (ему посвящено немало стихов), и еще потому, что в дет­ских издательствах дышалось свободнее. Наиболее полное собра­ние ее стихов для детей — сборник «Большой секрет для малень­кой компании» (1987). Кроме того, она перевела много стихов для детей с узбекского, грузинского, эстонского, аварского, еврейс­кого, манси языков.

В «детских» стихах Мориц творит тот самый «необъятный рай» (напомним выражение Саши Черного), где только и возможны чудеса наяву, и помогает детям не расстаться с детством и сказкой:

Из реки выходит сказка! Из трамвая! Из ворот! <...>

Сказка, умница и прелесть, С нами рядышком живёт.

Мечта и фантазия преобразуют реальный мир до неузнаваемо­сти, буквально переворачивают его; в этом перевернутом мире герою легче всего быть самим собой, т.е. быть лучше, талантли­вее, счастливее. Так, в избушке, стоящей кверху дном, живет ве­селая лягушка; ее энергия жаждет выхода в музыке:

Она двумя руками Играла на баяне, Она двумя ногами Стучала в барабан!

Во взрослых стихах нередок холодок самоиронии, прозаическо­го созерцания, а в детских стихах он претворяется в загадочный намек, своего рода эзопову речь для ребенка. Так, «взрослый» об­раз из «Осенней мелодии» — «Скрипит в глуши твой дом с тру­бой, / Как твой ковчег...» — становится «детским» в стихотворении «Домик с трубой» благодаря переводу сурового драматизма в мла­денческую нежность, сквозь которую просвечивает реальная жизнь:

Жалко, что этот Дымок голубой

В сказку отправился Вместе с трубой.

Важную роль играют эпитеты — зелено-голубой Херсон, ре­зиновый ежик, малиновая кошка, сладкая загадка. Обычные или экстравагантные, они точны в отношении внутреннего восприятия:

И разве стаи лошадиных лебедей Поют, как стаи лебединых лошадей?

Не менее важны повторы, развитие вариаций одного и того же мотива в стихотворении: они позволяют уловить естественное дви­жение образа, согласное с движением чувства.

Стихотворение, как правило, организовано концентрически: от начального образа расходятся круги — других образов, ассоци­аций, мыслей. Картина разворачивается как бы толчками. Движе­ние мысли и чувства в стихах ощущается почти физически, ясен ход этого движения, подчиненный раскованному разуму. Стихи своим рисунком напоминают орнамент, так много в них значат повторы, переплетения образов, мотивов, деталей. Точные риф­мы подчеркивают изломы этого густо заплетенного орнамента:

У Марфы на кухне Стояло лукошко, В котором дремала Домашняя кошка.

Лукошко стояло, А кошка дремала. Дремала на дне, Улыбаясь во сне.

В стихах для детей Ю. Мориц главенствует радость, то празд­нично-звонкая, то приглушенно-лирическая. Многие детские сти­хотворения производят впечатление театрально-кинематографи­ческих постановок, порой — благодаря фольклоризации — на­родного театра. Поэтесса резко выступает против штампов; худо­жественная первичность — непременное качество ее взрослых и детских стихов. Многие стихотворения благодаря своей мелоди­чности стали песнями (они составляют немалую долю репертуара Татьяны и Сергея Никитиных).

ПРОЗА В ДЕТСКОМ ЧТЕНИИ

Николай Николаевич Носов

Н.Н.Носов (1908—1976) — крупнейший из писателей-юмо­ристов детской литературы. В его творческой биографии счастливо сошлись уалечение техническими знаниями и дар юмориста.

Первая публикация писателя относится к 1938 году: в журна­ле «Мурзилка» был напечатан его рассказ «Затейники». В даль­нейшем в «Мурзилке» публиковалось большинство его расска­зов; среди них — «Живая шляпа», «Огурцы», «Чудесные брюки». В 1945 году вышел сборник для малышей «Тук-тук-тук», в кото­рый вошли предвоенные рассказы и новые: «Мишкина каша», «Огородники», «Фантазеры» и др. Позднее появились сборники для младшего и среднего возраста — «Ступеньки» и «Веселые рассказы» (1947).

В цикле «Веселые рассказы» (1947) сквозные герои составляют традиционную комическую пару: Коля — здравомыслящий, хотя и наивный, мальчик-рассказчик — и Мишка — фантазер, горе-изобретатель, чья неуемная предприимчивость становится при­чиной смешных неудач. Смешон не только Мишка — тем, что за все берется и ничего не умеет, но и Коля — тем, что при всей своей рассудительности подчиняется напору Мишки и вместе с ним попадает впросак. Носов следовал правилу, согласно которо­му о смешном нужно рассказывать как можно серьезнее, поэтому повествование ведется от лица Коли.

Все внимание автор сосредоточил на детях. Взрослые в его рас­сказах играют скромную роль — статистов, резонеров. Во всяком случае взрослые никак не ограничивают самостоятельность де­тей, т.е. не мешают им ошибаться и учиться на собственных ошиб­ках.

Писатель мастерски владел приемами комического повество­вания, к тому же хорошо знал детскую психологию. Это и обеспе­чило рассказам о Мишке и его друге прочное место в новеллисти­ке для дошкольников и младших школьников.

Завоевали популярность и повести Носова для среднего возра­ста — «Веселая семейка» (1949), «Дневник Коли Синицына» (1950) и «Витя Малеев в школе и дома» (1950). Последняя из них выделя­ется тем, что впервые (в рамках отечественной литературы) в юмористическом произведении психологически точно было по­казано формирование детского характера в борьбе с собственны­ми недостатками — слабоволием, неорганизованностью, безот­ветственностью.

Наибольшую известность получила трилогия романов-сказок о Незнайке. Первая часть — «Приключения Незнайки и его друзей» — впервые была опубликована в киевском детском журнале «Барви­нок» за 1953—1954 годы. Вторая часть трилогии — «Незнайка в Солнечном городе» — появилась в «Юности» в 1958 году. Третья часть — «Незнайка на Луне» — вышла в журнале «Семья и школа» (1964—1966); жанр ее автор определил как «научно-фантастиче­скую повесть о последних достижениях и перспективах развития советской науки в области ракетоплавания и телемеханики». Це­ликом трилогия была издана в 1971 году.

Литературными предшественниками Незнайки и Знайки сле­дует считать героев И.С.Тургенева — Самознайку и Рассудитель­ного. Тургенев рассказывал день за днем, как бы по главам, смеш­ную и поучительную сказку детям своих друзей, она была записа­на с его слов и впервые опубликована в еженедельнике «Нива» в 1884 году. Приключения малютки Самознайки весьма напомина­ют те, в которые попадает носовский персонаж. Например, Само­знайка берется построить дворец, за неуменье царь велит его каз­нить — и струей воды из спринцовки неудачник вышвырнут из окошка. Он попадает на кучу вишни и оттуда подает голос брату своему Рассудительному — «выпачканный в вишневом соку, с сизыми губами и полным животиком».

Другие источники сказок Носова — популярные до революции книги: «Царство Малюток. Приключения Мурзилки и лесных че­ловечков» А.Хвольсон (1898) и «Новый Мурзилка. Удивительные приключения лесных человечков» П.Кокса (1913). То были книги популярные, но весьма слабые в художественном отношении; их герои — Мурзилка, доктор Маз-Перемаз, Знайка, Микробка и прочие «лесные малютки» — лишены индивидуальности, похожи один на другого, да и приключения их однообразны.

Николай Носов развил основной прием этих авторов — прием литоты, а также индивидуализировал своих героев, заимствовав не­которые имена. Масштаб изображения Носов выбрал в соответствии с масштабом обычных детских игрушек: его «коротышки» — ростом «с небольшой огурец», двухэтажный дом не больше арбуза. «Умень­шены» и все остальные реалии: машины заправляются газирован­ной водой и сиропом, яблоки нужно спиливать с веток и т.д.

Его герои — дети, выполняющие в игре социальные функции взрослых, тогда как их предшественники — просто нелепые ма­ленькие взрослые. В формах детской игры писатель представил простейшую общественную модель. Эта модель лишена настоящих социальных противоречий — их заменяют комические противоре­чия между «взрослостью» жизнеустройства и «детскостью» героев. Исключение составляет «Незнайка на Луне», где фабула держит­ся на противоречиях буржуазного мира.

Профессия или занятие любого героя определяет и его харак­тер, и говорящую фамилию, и поведение героя в сюжетных кол­лизиях. Кроме того, автор всячески подчеркивает разницу между «малышами» и «малышками». Ученый Знайка, доктор Пилюль-кин, художник Тюбик, братья Винтик и Шпунтик и прочие пред­ставляют отдельные области знания, и каждый пытается научить чему-то Незнайку. Среди «малышек» есть свои «специалисты»: Соломинка, Медуница, Семицветик и другие, — они занимают­ся тем же, но по-своему. Герои не только действуют, но и ведут многочисленные дискуссии, например о смысле поэзии и живо­писи, о способах врачевания.

Все «коротышки» — герои положительные, хотя недоразуме­ний между ними случается много. Главным их виновником явля­ется Незнайка: он не глуп, просто ничего не знает и за все берет­ся, да еще хвастается (один из эпизодов в первой части напоми­нает гоголевскую сцену вранья Хлестакова). Как говорит о нем одна из «малышек»: «Вид, правда, у него глуповатый, но глаза очень умные».

Широкой популярностью пользовались и юмористические но­веллы «Приключения Толи Клюквина» (1961). В них осмеиваются не только детские недостатки, но и взрослые пороки.

В 70-х годах главным творческим принципом писателя стала достоверность в изображении мира детства. К этому периоду от­носятся две автобиографические повести: «Повесть о моем друге Игоре» (1971) и «Тайна на дне колодца» (1977). Для обеих пове­стей характерны мягкий, сочувственный юмор и уважение к лич­ности ребенка. Автор вычленяет детские проблемы из хаоса взрос­лой действительности, делает акцент на процессе формирования характера.

«Повесть о моем друге Игоре» написана в форме коротких днев­никовых записей дедушки о жизни внука дошкольного возраста. Повествование разделено на «эпохи»: «Между годом и двумя», «От двух до двух с половиной лет» и т.д. Ненавязчивая позиция рассказчика проявляется главным образом в заголовках и заклю­чается в утверждении принципов свободного воспитания, не сте­сненной назиданиями жизни ребенка. При соблюдении этих прин­ципов только и могут естественно образовываться детская речь, ум и нравственное чувство. Николай Носов объяснял свою задачу в письме к писателю С.А.Баруздину: «Мне хотелось показать, ка­кое это чистое, замечательное существо — ребенок, как оно вос­приимчиво к добру, сколько в нем от самой природы человече­ской заложено прекрасного, умного, сердечного, поэтического, как оно нуждается во внимании и сочувствии, ласке».

Воспоминания о своей семье, о детстве нашли воплощение в художественно-мемуарной повести Н. Носова «Тайна на дне ко­лодца». Мир детства дан в восприятии самого ребенка. Множество исторических, социальных и бытовых деталей дополняют значе­ние повести в истории отечественной культуры детства.

В киносценариях и пьесах Носов развивал найденные им в прозе образы и сюжеты. По его сценариям были созданы кинофильмы «Два друга», «Дружок», «Фантазеры», «Приключения Толи Клюквина» и др. Ему принадлежат пьесы «Незнайка учится», «Не­знайка-путешественник», «Незнайка в Солнечном городе», «Два друга» и др.

Свои творческие взгляды Николай Носов неоднократно изла­гал в статьях, анкетах, письмах. Многие статьи 50 —60-х годов вошли в сборник «Иронические юморески» (1969).

Художественное мастерство Н.Н.Носова основано на знании законов читательского восприятия, на отчетливости содержания, на умении создать и обыграть неожиданную, остроумную колли­зию, психологически убедительную даже в гротесковых подроб­ностях. Основа его комизма — комплекс смешных возрастных черт ребенка. Носов — мастер популяризации политехнических зна­ний: он никогда не упускает случая сообщить маленькому читате­лю что-нибудь интересное и полезное, равно как и познакомить его с элементарными житейскими правилами.

Виктор Юзефович Драгунский

В.Ю.Драгунский (1913—1972) — актер по образованию; он работал в различных театрах, в цирке, однажды снялся в кино. С 1940 года он начал писать фельетоны, клоунады, сценки-реп­ризы для эстрады (ему, например, принадлежит сценарий одно­актной пьесы «Великая сила искусства», исполнявшейся А. Рай-киным). Драгунский и сам выступал на эстраде с песнями соб­ственного сочинения.

Первая книга В.Драгунского — «Он живой и светится» — вышла в 1961 году и состояла из шестнадцати рассказов о Дениске Ко-раблеве, принесших автору настоящий успех. Впоследствии при­ключения Дениски дополнялись новыми рассказами, издавались сборники «Расскажите мне про Сингапур» (1961), «Человек с го­лубым лицом» (1963), «Старый мореход» (1964). Всего было напи­сано около девяноста рассказов; они много раз переиздавались, прочно войдя в современный круг детского чтения.

Рассказы В.Драгунского для детей несут на себе печать эстрад­ных жанров: их легко читать вслух, поскольку они написаны жи­вым разговорным языком, каким говорят дети шести — восьми лет; многие эпизоды в них выстроены как острые, смешные мизан­сцены; характеры героев четко очерчены.

Прототипами главных героев в «Денискиных рассказах» были маленький сын Драгунского и отчасти он сам. Писателя интересо­вал герой в возрасте первоклассника: именно в это время окружа­ющий ребенка мир значительно расширяется и усложняется, а вместе с тем происходит самоопределение личности.

Для его Дениски уже есть прошлое — дошкольное детство, которое он с юмором вспоминает (рассказы «Не пиф, не паф!», «Сверху вниз, наискосок!»). Дениска многое знает: и настоящее имя художника Эль Греко, и что солнце стоит на небе сбоку, а не в центре, и что в Африке есть страны-колонии. («Профессор кис­лых щей»). Он сознает, что ему нравится, а что — нет, и имеет свои взгляды на пение, на чувство юмора, на этику и т.д. (расска­зы «Что я люблю...», «...И чего не люблю!», «Надо иметь чувство юмора», «Старый мореход»). Дениска чутко воспринимает настро­ения взрослых и зачастую понимает своих родителей гораздо луч­ше, чем они его. Он умен и романтичен, по-рыцарски благороден и вместе с тем по-детски наивен. Иными словами, Дениска — личность яркая, цельная.

Да и другие герои выписаны автором с той же степенью пси­хологической достоверности. Например, родители Дениски — люди счастливые: они молоды, влюблены друг в друга и стараются по­нять своего сына, поэтому Дениске хорошо с ними. Родители могут так и не догадаться — что же он нарисовал, но всегда поймут его обиду, грусть, мечту или радость. В рассказе «Что я люблю...» Де­ниска вспоминает:

Однажды мы с папой пошли в зоопарк, и я скакал вокруг него на улице, и он спросил:

— Ты что скачешь? А я сказал:

— Я скачу, что ты мой папа! Он понял.

Драгунский точно выстраивает систему героев: мама строга и вместе с тем смешлива; отец умен, но часто ведет себя как ребе­нок (они с Дениской внутренне похожи); одноклассник Мишка Слонов — настоящий друг; а девочка Аленка — такая же малень­кая, каким был два-три года назад сам Дениска. Среди таких лю­дей Дениске легче осваивать жизнь, преодолевать противоречия. Писателю важен не только взгляд Дениски на мир, но и реакция других героев на события или поступки главного героя. Дениска рассказывает, например, о том, как у рассерженной мамы глаза делаются как крыжовник, как хохочет весь зал над куплетистами-неудачниками, как у папы при воспоминании о чем-то далеком делается серьезное и грустное лицо...

Напряжение действия в рассказах обусловлено не количеством событий, а полнотой переживаний Дениски; поэтому острая фа­була отнюдь не обязательна. Одни из лучших рассказов у писате­ля — именно бесфабульные: «Поют колеса тра-та-та», «Друг дет­ства», «Что я люблю...», «Что любит Мишка...».

Повествование динамично, ни одна деталь не задерживает стре­мительного движения — все убыстряют темп. Текст насыщен гла­голами действия и состояния.

Спектр комического у Драгунского достаточно широк: от са­тиры (в адрес некоторых взрослых) и чистого юмора до мягкой иронии, переходящей даже в лирическую грусть. Есть у писателя рассказы вовсе не смешные, а скорее лирические или грустные по интонации повествования, такие как «Девочка на шаре», «Он живой и светится...», «Человек с голубым лицом». Сочетание лири­ческого и комического начал придает его рассказам особую теплоту.

В.Драгунский написал две автобиографические повести для взрослых: «Он упал на траву» (1961) — о начале Великой Отече­ственной войны, «Сегодня и ежедневно» (1964) — о цирковых артистах.

Виктор Владимирович Голявкин

В. В. Голявкин (1929 — 2001) — по образованию художник. «Ле­нинградская волна», к которой принадлежит творчество Голяв-кина, сформировалась в начале 60-х годов. Особенности ее — в ориентации на абсурд, эксцентрику, на почти стихотворную орга­низацию прозаического текста, в резком освещении нравствен­но-социальных противоречий.

Первая же книжка рассказов Голявкина — «Тетрадки под дож­дем» (1959) — сразу же привлекла к автору внимание не только детей, но и взрослых. Затем появились сборники рассказов «Наши с Вовкой разговоры» (1960), «Мы играем в Антарктиду» (1961), «Как я встречал Новый год» (1963). В повестях «Мой добрый папа» (1964), «Полосы на окнах» (1971), «Рисунки на асфальте» (1965) писатель запечатлел свои воспоминания о военном детстве. Ему принадлежат также повести «Город в море» (1964), «Ты приходи к нам, приходи» (1967) и очерки, объединенные в сборник «Горо­да и дети» (1967).

Проза Голявкина всегда вызывала бурную полемику среди чи­тателей и критиков. Простые истории, изложенные в коротких рассказах, поначалу провоцируют читателя на смех, а далее спо­собны вызвать и слезы. Жизнь в изображении Голявкина оборачи­вается то комической, то драматической стороной, она будто мер­цает, так что невозможно дать любому явлению одно-единствен­ное толкование. В литературе для детей Голявкин развивает тради­ции чеховской прозы с ее «подводным течением», а также тради­ции литературы экзистенциализма. Он видит смешное и вместе с тем глубоко драматичное противоречие там, где другие ничего существенного не замечают.

Так, в рассказе «Пароход и лошадь» первоклассник хвалится тем, что умеет замечательно рисовать пароходы, — хвалится до тех пор, пока другой мальчик в ответ не нарисовал лошадь. «Эта лошадь была так хорошо нарисована, что я больше не хвалился своими пароходами, потому что такую лошадь я не сумел бы на­рисовать никогда!» В отчаянном никогда звучит горькая догадка об ограниченности человеческих возможностей, о том, что есть в жизни непреодолимые барьеры и недостижимые мечты.

Романтизм голявкинской прозы обусловлен противоречием между изначальной дисгармонией мира и детской мечтой о гар­монии. Дисгармония мира проявляется уже в самом факте проти­вопоставления детей и взрослых: и те и другие не понимают друг друга и бывают неосознанно жестоки. Почувствовать жестокость, понять чужое незаметное страдание нужно именно читателю, по­этому автор зачастую отказывается от благополучных развязок или оставляет сомнение в их благополучности.

Мальчик хотел мяукнуть во время урока и для этого забрался в шкаф — да и заснул там. Учитель его случайно запер. Мальчику в шкафу страшно, но еще страшнее объясняться со «спасателями», от уборщицы до директора школы. Страх подавляет ребенка, со­всем недавно способного придумывать всяческие веселые шутки.

— Ну, выходи, — сказал директор, — и объясни нам, что это значит. Я не двинулся с места. Мне было страшно.

— Почему он стоит? — спросил директор. Меня вытащили из шкафа.

Я всё время молчал. Я не знал, что сказать.

Я хотел ведь только мяукнуть. Но как я сказал бы об этом... (Рассказ «В шкафу»).

На такой напряженной ноте заканчиваются многие истории Голявкина, похожие поначалу на анекдоты. Жизнь и взрослых и детей трагикомична, но человек настолько свыкся с обычным порядком вещей, что не замечает абсурда ни в себе, ни в окружа­ющем мире: «Флажки, крутом флажки, всё небо в флажках, и флажками насыщен воздух. Сидит маленький мальчик среди флаж­ков и ест флажок» (миниатюра «Флажки, кругом флажки»).

О ггрозе Голявкина можно говорить, используя стихотворные термины: «лирический герой», «лирический сюжет», «ритм текста». Подтекст того или иного рассказа передается с помощью интона­ций, точно расстаатенных пауз, ритмических повторов. Все это — признаки поэзии. Отбор и расстановка слов подчинены жесточай­шему контролю: ничего лишнего, все очень просто — и только одно-два слова нарушают языковую норму, чтобы обнаружилось в этой точке нарушение нормы жизненной. Автор придерживается ровного тона в повествовании и диалогах, чтобы по принципу кон­траста ярче высветить эксцентрический поступок, неожиданную мысль героя.

Особенно много рассказов В. Голявкина посвящено проблемам детей младшего школьного возраста: именно в этом возрасте наи­более силен разрыв между степенью формирования личности и способностью ребенка доказать свою значимость окружающим. Младшие школьники, подобно подросткам, переживают свою драму, а внешне это воспринимается как комедия — такой вывод можно сделать из рассказов Голявкина.

В статье «Из опыта прошлых лет», опубликованной в сборнике «О детской литературе» в 1983 году, Виктор Голявкин выделил ряд существенных для себя психологических и художественных приемов. Первый — «открытость детского характера»: «Прием, когда герой сказал одно, а подумал другое и что-то в себе затаил, стал восприниматься устарелым штампом не лучшего качества», — заявляет писатель. Форму повествования от первого лица он счи­тает наиболее удобной, ибо она позволяет «ближе подойти к че­ловеку», «исследовать характер изнутри до подсознательных глу­бин и интуитивных возможностей». Далее он говорит о юморе: «...Юмористическое письмо, даже при обладании чувством юмо­ра, вовсе не легче, а, наоборот, требует от писателя большего вложения внутренней энергии и более сложных, утонченных чувств... Это как бы дополнительное зрение, оно дает возмож­ность увидеть в предмете, в человеке, в событии дополнительные краски, нюансы, которые могут разнообразить отношение и к человеку, и к событию, могут усложнить образ или все показать в неожиданном свете». Наилучшая жанровая форма — короткий рас­сказ. «В самом коротком рассказе может быть чрезвычайно много теплоты и обаяния. Он в то же время энергично очищает литера­турный язык от многословия, ог описательное™, иллюстратив­ности. В коротком рассказе слово как бы заново обретает свой пер­возданный глубокий смысл... Каждое слово в коротком рассказе концентрирует на себе все внимание, по нему нельзя скользнуть взглядом. В маленьком рассказе всегда чувствуется большое вдох­новение автора. И слово облекается настроением: оно тревожит воображение, в него много вмещается, поэтому слово, эпизод или весь рассказ становятся обобщенными, символическими».

У Виктора Голявкина учатся мастерству многие писатели млад­ших поколений.

Радий Петрович Погодин

Р.П.Погодин (1925— 1993) — представитель поколения фрон­товиков в детской литературе. С января 1943 года он участвовал в боях, дошел до Берлина и Потсдама; награжден четырьмя орде­нами.

В 50-е годы были напечатаны первые рассказы Погодина для

детей и повесть «Муравьиное масло» (1957). А уже в следующем году вышла новая книга писателя — повесть в рассказах «Кирпич­ные острова». Там уже не описание «обшедетских» черт и нраво­учительных примеров, а исследование детской психологии в кон­тексте времени и быта. Автора занимал процесс взросления ре­бенка: герою «Кирпичных островов» Кешке в начале повести пять-шесть лет, а в конце — восемь-девять. И на этой повести, и на всех последующих произведениях писателя лежит отпечаток авто­биографизма.

В 1960 году вышла книга Р. Погодина «Рассказы о веселых лю­дях и хорошей погоде»; в ней писатель осваивал тему отрочества. Наибольшей удачей можно считать рассказ «Дубравка». Далее по­следовали трилогия «Ожидание» (1963), повесть-пьеса «Трень-брень» (1966), маленькая повесть для малышей «Откуда идут тучи» (1966), повесть-сказка «Шаг с крыши» (1968), рассказы «Петухи» и «Шутка» (1969), книга «Осенние перелеты» (1972; в нее вошли повести «Включите Северное сияние!» и «Где леший живет?»), повесть «Живи, солдат» (1975; написана по воспоминаниям о ле­нинградской блокаде), повесть-сказка для малышей «Где ты, где-тыгдеты?» (1978), сборник рассказов «Перейти речку вброд» (1979). К теме войны писатель еще раз вернулся в 80-х годах — в повестях «Мост» и «Боль».

Совсем молодым солдатом Р. Погодин столкнулся с детской бедой на войне и понял через детство войну, да и всю жизнь человеческую. Для писателя нет границы, отделяющей жизнь де­тей от жизни взрослых, а есть детский или взрослый угол зрения на мир. Детское видение ему тем дороже, что оно глубже прони­кает в самую сердцевину жизни; оттого произведения его читают дети, подростки, а также и взрослые.

Писательскую манеру Р. Погодина отличает мозаичность пове­ствования, в котором переплетается несколько сюжетных планов. Речь рассказчика нетороплива и эмоциональна, немного напоми­нает сказ. Образ рассказчика всегда отчетливо вырисовывается среди других образов. Читатель воспринимает рассказчика как человека взрослого, но по-детски удивленного и влюбленного в жизнь.

Проза Р. Погодина реалистична, но не чужда разных форм ус­ловности: сказочно-мифологического вымысла, детской игры, авторской фантазии, метафоричности и аллегории. Художествен­ная условность углубляет восприятие конкретной исторической действительности, выявляет вечный смысл повседневной жизни. Характерная для писателя жанровая форма — рассказы, сливаю­щиеся в повесть.

Родина, детство, природа и война — эти темы, отражаясь одна в другой, вместе образуют художественный мир одного из самых значительных произведений писателя — повествования в расска­зах «Где леший живет?». Писатель философски осмысляет про­странство и время, в котором дано человеку родиться и умереть, при этом детство является для него исходным понятием. Простран­ство измеряется все расширяющимися горизонтами Родины (рас­сказ «Что у Сеньки было»). Земля расходится вокруг маленького Сеньки кругами, как вокруг теленка, привязанного к колышку: сначала — малая земля, на которой все-все принадлежит ему, далее — большая земля до горизонта, еще дальше — «огромад-ная» земля. «А когда Сенька поднялся на самый верх, стало ему далеко видно вокруг. И сомкнулся тогда Сенькин мир малый с большим и огромадным, так как земля Сенькина уходила вдаль на необъятные расстояния». Сенька знает, что нет лучше места на земле, чем на коленях у матери; это и есть самая малая родина, центр личного мироздания.

Дата добавления: 2015-11-04