— У Жислен с мужем на этот счет… взаимопонимание, — одобрительно сказала Саманта Кристоферу. — Он забалтывает девушек, она флиртует с юношами.
Друзья сидели на веранде «Флёр». Воскресный полдень идеален для посещения этого кафе: их окружали интеллектуалы — разодетые и оборванные (в должном количестве). Горстка модников добавляла толпе яркости.
Они заказали le brunch. [72]Саманта с ног до головы была одета в «Шанель»: роскошный розовый твидовый костюм, двухцветные босоножки, на голове сбоку — нелепый бант из ткани в рубчик.
— Она меня лапала, — признался Кристофер, — в cabine.
— Правда? И что дальше?
— Догадайся. Я отреагировал. Как мужчина.
— Серьезно? В cabine?
— Ага.
Он провел пальцем по темно-синей тесьме и золоченой пуговице пиджака.
— И сколько это стоило?
— Дороговато. — Саманта закатила глаза и начала загибать пальцы. — Двадцать минетов.
— Так теперь расплачиваются клиентки «Шанель»? — засмеялся британец.
— Такую плату берет де Кузмин. — Девушка состроила рожицу. — Эдуар договорился, чтобы для меня сшили этот костюм. Он очень хорошо сидит, учитывая, что не было ни одной примерки.
Саманта пожала плечами.
— Для девушки слишком много «Шанель» не бывает. Давай рассказывай о заигрываниях в cabine…
— Но никому ни слова. Особенно Софи. Она ревнует!
— Хорошо. Но и ты не разболтай Клаусу про костюм.
Друзья торжественно пожали руки.
— Примерка закончилась, так сказать, в миллиметре от секса, — проговорил Кристофер.
— Боже, эта женщина не теряет времени даром! Но все-таки она мне не нравится.
— Разве ты ведешь себя иначе?
— Я — американка! — напомнила девушка. — Мое поведение не в счет.
— Вообще-то Жислен очень милая. Она пригласила меня к себе вечером.
— Значит, сегодня ты повеселишься. Что наденешь?
— Костюм «британского парня»!
— Молчи, дай догадаюсь. Белая рубашка с оборками, узкие брюки, вельветовый пиджак и туфли?
Званый вечер у Бертрана и Жислен де Рив — популярнейшее салонное мероприятие в Париже. Супруги не скрывали рецепт успеха: возьмите огромную квартиру на улице Квей д'Орсей с романтическим видом на Сену; добавьте несколько горстей парижского высшего общества; подмешайте десяток роскошных моделей, желательно знакомых по журналам; сдобрите парочкой седеющих интеллектуалов в прокуренных пиджаках с заплатами на локтях; приправьте щепоткой авангардных художников в заляпанных краской штанах. Украсьте хорошенькими горничными в белых кружевных фартуках, подающими восхитительные горячие закуски. Залейте рекой скотча или шампанского. Кипятите час или два на медленном огне, затем добавьте пикантную нотку — запоздавшую знаменитую актрису или оперную певицу (например, Марлен Дитрих или Марию Каллас).
Конечно, это был не совсем салон, скорее коктейль-пати. В тот вечер Кристофер оказался единственным гостем-мужчиной младше сорока лет. Наверняка Жислен хотела польстить парню, одетому в черный вельветовый блейзер, белую парадную рубашку с оборками, расклешенные брюки и черные блестящие английские туфли с петлей на пятке.
Стены, затянутые парчой цвета ляпис-лазури, идеально гармонировали с глазами «британского ангела», словно так и было задумано. Весь зал (даже каблуки туфель от «Роже Вивье» у какой-то дамы), кроме огромных диванов с темно-синей бархатной обивкой, стоявших у мраморного камина, был оформлен в стиле Луи XIV. Кожаные туфли Кристофера на сантиметр погрузились в толстый ковер обюссон. Старинная люстра со сверкающими хрустальными каплями будто позаимствована из Версаля. Мебель, походившая на музейные экспонаты, — несомненно, фамильная ценность. Единственные приметы современности — большие яркие абстрактные картины на стенах, работы молодого художника, талант которого недавно открыла Жислен. Бородатый, весь в краске, он стоял рядом со своими творениями, принимая комплименты и заказы от гостей.
Оглядевшись по сторонам, британец заметил группку звезд. Раньше парень столько о них читал, так хотел познакомиться, а теперь увидел «кумиров народа» без прикрас. Все они кривлялись друг перед другом, пытаясь блеснуть поярче и, может, победить в одной из номинаций: «Сексуальный», «Успешный», «Весельчак» или «Интеллектуал».
Эти люди не станут слушать о его скромной жизни в Лондоне, если история не будет удивительной и смешной до слез. Парень решил на один вечер забыть о своем происхождении и присоединиться к игре. Притвориться, что принадлежит их миру. Миру, где всю скучную работу делают слуги, где нет места болезням, бедности и несчастьям. Здесь никто не жалуется, не ноет, ни у кого нет проблем… по крайней мере, об этом не говорят вслух. Все делают вид, что жизнь — сплошной успех, любовь, шампанское, веселье и деньги.
— Кристофер! Рада тебя видеть! — поприветствовала модельера Жислен, одетая в белое виниловое платье-рубашку. — Подойди познакомься с моим мужем!
Светская львица сияла, как ее люстра: безупречные длинные ноги в прозрачных светло-серых колготках, блестящие волосы перехвачены золотистой лентой, ярковатый макияж идеален.
Женщина представила Кристофера тучному лысому мужчине в очках, одетому в темный костюм.
— Благодарю вас за избавление моей супруги от ужасной «Шанель»! — громко произнес муж Жислен, пожимая британцу руку.
— Я думал, «Шанель» всем нравится, — сказал юноша.
— В этом-то и проблема! — засмеялся месье де Рив. — Моя жена — не все! Она любит выделяться.
— Верно! — воскликнула Жислен, остановив официанта с подносом, полным шампанского, и передав бокал Кристоферу. — Жизнь слишком коротка, чтобы быть как все. Вот поэтому я обожаю твою одежду!
Мадам де Рив светлым пятном выделялась из толпы женщин, одетых в маленькие черные платья. Парень не зря гордился своей моделью: Жислен возвышалась над людьми, глаза ее блестели, шелковистые волосы развевались. «Может, смысл моды лишь в идеально ухоженном теле?» — подумал дизайнер. Он ведь показал, что платье можно носить и без горы украшений, просто с сережками-жемчужинами.
После нескольких коктейлей французский Кристофера улучшился: юноша даже начал острить. И тут он заметил Софи на противоположном конце зала.
Девушка выглядела великолепно. Воздушное коктейльное платье из черного шифона смотрелось оригинально и дорого. Волосы собраны в небрежную высокую прическу, словно Софи только что встала с постели. Глаза аккуратно подведены. Тени и длинные шелковистые ресницы придавали взгляду глубину.
Она смеялась и флиртовала с громилой с длинными свисающими усами.
— Кто это? — спросил Кристофер Жислен.
— Месье де Кузмин. Важная шишка в «Шанель».
Парень вспомнил имя и кивнул. «Друг» Саманты. Скольких же дам он соблазнил?
«Британский ангел» посмотрел на Софи, и его новообретенная изысканность растаяла, как мороженое на солнце. Он снова превратился в простого парня Кристофера Хатчинса. Любовь смывала притворство.
Не отрывая взгляда от воплощенной мечты, юноша взял новый бокал шампанского. И тут Софи посмотрела через зал и увидела его. Когда их взгляды встретились, оба вздрогнули. Внезапно к модельеру подошла Жислен и увела, чтобы представить женщине в коротком узком черном платье.
— Это мужчина, который меня одевает! — с оттенком интимности воскликнула светская львица.
Кристофер понял: Софи все слышала.
— Англичанин избавил меня от «Шанель»! — проговорила Жислен.
Юноша знал, что недотрога мучается от ревности. «Это тебе за медведя де Кузмина! Теперь мы квиты», — подумал он.
— Моя лучшая подруга, Марианна Бреннер. — Жислен представила даму Кристоферу. — Она без ума от твоих моделей. Тебе повезло, ведь ее муж — король…
Парень затаил дыхание.
— Король мыла! — закончила мадам де Рив.
Юноша поцеловал руку Марианны. Женщины обменялись восхищенными взглядами: истинно французский жест! Если бы они только знали, как ужасно Кристофер чувствовал себя в тот момент! Любовь к Софи пронзала элегантный вечер, словно острый нож — сыр бри. Парень внезапно протрезвел. Вокруг — одно притворство. Примерно треть гостей вовсе не принадлежали этому миру. «Как и я», — подумал он.
Но как еще начинающий модельер может добиться успеха в Париже? Британец нуждался в Жислен и ее друзьях, как, пожалуй, Софи нуждалась в ком-то вроде де Кузмина «Банально. Очень по-французски… Бред собачий!» — подумал Кристофер и залпом допил шампанское.
— А как вы оденете меня? — спросила его Марианна Бреннер.
— Сначала раздену, — громко заявил модельер.
Набравшись смелости, он взглянул на грудь потенциальной клиентки. Женщина радостно взвизгнула.
Позже вечером Кристофер заметил скучавшую в одиночестве Софи. Девушка казалась слегка одурманенной, будто перестаралась с выпивкой или приняла наркотик.
Юноша приблизился к ней.
— Ты преследуешь меня? — спросил он.
— Да по всему Парижу: от маршей протеста до салона де Рив. Ты теперь знаменитость, получил обложку в «Фигаро».
— Ха! — засмеялся дизайнер. — На мои модели не так много заказов.
— Зато у тебя самая известная в городе клиентка! — Софи указала подбородком в сторону Жислен.
— А как насчет твоего компаньона?
— Это старый друг семьи…
— Он смотрит на тебя совсем не по-дружески.
— Ах, я просто дразнюсь! Ему это нравится. Вы, англичане, называете таких, как он, «с причудами». Но он никогда не получит меня!
У Кристофера словно гора упала с плеч. Он обнял Софи, наслаждаясь округлостью груди, мягкой кожей плеч и восхитительным ароматом.
— Ты сегодня бесподобна.
— Удивительно, что ты, с такой оравой поклонниц, заметил это, — улыбнулась девушка.
— Ты была милой… когда меня ранили на митинге, когда мы занимались любовью. Отчего вдруг стала такой недоступной?
Софи недоуменно посмотрела на юношу.
— Я? Недоступной? Это слишком серьезный разговор для беззаботного салона. А может, я и впрямь недоступна. Для тебя и всех остальных.
— Если мне нравится женщина, я хочу встречаться с ней. А ты мне нравишься, и — знаю — это взаимно! Нам так хорошо вместе… мы станем замечательной парой.
Девушка засмеялась, взяла бокал шампанского у проходившего мимо официанта и быстро отпила.
— Сначала флиртуешь со светскими дамами, а потом подходишь и заявляешь, что нравишься мне!
— Это же правда, — кивнул Кристофер.
Она залпом допила шампанское и зашарила в сумочке в поисках сигарет.
— Возвращайся к поклонницам.
Кристофер внимательно посмотрел на любимую.
— И пойду. Если ты действительно этого хочешь. А я так не думаю. Серьезно, Софи…
— Правда? Что ж, значит, я просто не готова к столь серьезным отношениям, — сказала она и ушла прочь.
Как-то раз Софи сказала Кристоферу, что «Мужчины и женщины» — это игра со своими правилами. Сегодняшняя ночь тому подтверждение: они оба — со зрелыми, влиятельными людьми, которые способны помочь. Но все же англичанин в лапах Жислен де Рив — картина пострашнее, чем юная француженка рядом с пожилым директором «Шанель». Софи воротило от того, что Кристофер, как послушный щенок, ластился к хозяйке.
Моник ждала Гая в отеле неподалеку от дома «Шанель», в мрачноватом районе на другой стороне Гран-бульвара. Любовники поднялись в номер порознь. Тактичный персонал гостиницы не создавал проблем. Девушка впустила любимого в комнату. Они не разговаривали, Гай не раздевался — сразу обнял ее. Швея мельком глянула на его лицо: мужчина крепко зажмурился.
Она сняла с портного пиджак и ботинки. Прикосновения… Ласки… Их тела слились воедино, и Моник будто стала эхом, отражением Гая. Его плоть казалась Моник такой знакомой… Может, все потому, что девушка так часто мечтала о нем? Мужчина не говорил лишнего. После секса Моник наслаждалась его объятиями. Может, это лучшие мгновения? Девушка хотела заговорить с любимым, но он казался таким усталым, что она боялась потревожить его.
На прощание Гай поцеловал Моник и первым покинул номер.
По дороге домой девушка предавалась раздумьям. Если бы прежняя «девственница из Анжера» услышала, что женщина ведет себя подобным образом, то сочла бы это омерзительным. Но сегодняшний вечер был прекрасен. Она словно приходила к чистейшему источнику любви и никак не могла напиться. Но когда делала большой глоток, становилось лучше. Неужели любовь так проста? Готова ли Моник довольствоваться еженедельными встречами, страстными, чувственными, но не утоляющими жажду? Она постоянно думала о Гае, мечтала о нем, воображала то, на что не имела права, — что однажды он уйдет от жены — и ненавидела себя за это.
ГЛАВА 13
В мастерской Гая начался ажиотаж, когда восемь клиенток внезапно захотели новые костюмы от Шанель к Рождеству. В панической суете одна работница сильно обожгла руку, когда отпаривала костюм утюгом.
Упаковывая готовый наряд в роскошную коробку «Шанель», набитую тонкой бумагой, Моник размышляла: человек пострадал из-за обычного костюма. Это не пот, слезы и — как часто бывает — кровь, а сильный ожог и шрам на всю жизнь.
Каждое изделие, словно ребенка, пеленали в девственно-чистую белую бумагу, подкладывая ее внутрь и в рукава. Еще больше бумаги, гофрированной, как вечернее платье от «Фортуни», укладывали в пустоты коробки, чтобы костюм не помялся. Черную картонку закрывали крышкой и перетягивали белой лентой с надписью CHANEL через каждые пятнадцать сантиметров. Коробки положили в плотные бумажные пакеты с ручками-шнурами и доставили клиенткам домой в ночь перед Рождеством.
Моник представила, как счастливицы достанут новенькие пиджаки под восторженные возгласы друзей и родных. Никто и не узнает, что костюм стоит столько, сколько швея зарабатывает за полгода.
Правда, не в каждом парижском доме клиентки были столь требовательны. Большинство дизайнеров готовили весеннюю коллекцию, а Рождество считали помехой.
Моник расслабилась, привыкая к убаюкивающему ритму поезда, который вез ее в Анжер. Девушка с нетерпением ожидала встречи с сестрой и матерью. На Рождество она наденет новенький костюм от Шанель, который сейчас аккуратно упакован в чемодане.
Мать ждала на станции. Они поприветствовали друг друга, обменялись поцелуями и направились домой. Моник осмотрелась и с удивлением поняла, что Анжер — захолустье. Было холоднее, чем в Париже, и девушка задрожала, прижимая шарф к горлу.
— Доктор Мартин присоединится к нам за рождественским ужином, — нарушила тишину мать, когда они уже прошли несколько улиц.
Моник застонала.
— Разве будем не только мы?
— Он очень одинок, и ты ему нравишься, — оживленно проговорила родительница. — Такой приятный мужчина — возможно, твой шанс.
— Да, приятный, — вздохнула девушка, — но не в моем вкусе и староват.
Изнутри дом не изменился: старомодные громоздкие диваны и кресла, несколько репродукций «семейных» шедевров из красного и темного дерева будто бы цеплялись за стену. Картины казались такими мрачными… Моник прошла мимо. «Шторы и ковры пора менять», — отметила девушка. Это дом ее детства, обитель воспоминаний и обид, как и должно быть. Она больше никогда не сможет жить здесь.
Катрин сбежала по ступенькам и бросилась в объятия сестры.
— Я так соскучилась! — прошептала она. — Каково это — работать на Шанель?
Младшая очень похорошела. Моник подробно, интересно рассказала ей о работе, правда, не поведала о чувствах к месье Гаю. В Париже на его рабочем столе лежит подарок — прелестный шарф в синюю и серую полоску из «Галереи Лафайет», который можно носить близко к телу. Он очень подойдет портному.
Оставшись одна в своей комнате, швея поняла, почему раньше не приезжала домой. Она не хотела видеть в зеркале спальни отражение девственницы.
— Приведи себя в порядок, — посоветовала мать за завтраком на следующее утро. — Будь приветливее с доктором, присядь рядом, заведи разговор.
Девушка еле сдерживала раздражение.
Мать, запекая в духовке гуся, устроила переполох из-за картофеля: его надо было добавить к птице при нужной температуре и в строго определенный момент. Еще на ужин были зеленый салат и закуски celeri rémoulade [73]с oeuf en gelée, [74]фирменное блюдо родительницы. Моник отправилась за багетом (его нужно было обязательно купить сегодня), вспоминая путь до boulangerie, который так часто проходила в детстве. Стоял морозный рождественский день, на улицах — почти никого. Домой девушка вернулась с покрасневшим носом.
В полдень Моник переоделась в костюм от Шанель и с восхищением посмотрела в зеркало. Этот наряд всегда поднимал ей настроение.
Когда она спустилась, родительница скептически осмотрела дочь.
— Мой первый настоящий костюм от Шанель, — сказала Моник. — Сшит специально для меня, maman. Разве не красота?
— Тебе не кажется, что для сегодняшнего вечера это слегка формально? — спросила мать.
— Подумала, будет здорово… Куда еще мне в нем пойти?
— Разве ты бываешь там, где женщины носят «Шанель»?
Моник покачала головой.
— Ну почему я не могу надеть этот костюм дома на Рождество? — раздраженно спросила она.
— Доктор решит, что ты всегда захочешь одеваться в «Шанель», — со вздохом ответила мать.
Бедняжка доктор (Моник его жалела) приехал к часу дня: приятный, вежливый, лет шестидесяти, с редеющими волосами и добрыми голубыми глазами; на носу — очки в роговой оправе. Девушка посмотрела на его белые руки в конопушках и тут же представила, как мужчина ощупывает сыпь на воспаленной коже. Не очень романтично, если вспомнить крепкие руки месье Гая, закутывающие женское тело в красивую ткань. Моник внезапно захотелось обратно в мастерскую, снова увидеть, как умелые руки портного разрезают и после укрощают роскошную материю.
В конце ужина мать выпроводила Катрин из комнаты.
— Вам двоим есть что обсудить… — сказала она и оставила Моник наедине с доктором.
Девушка покраснела. Мужчина попытался расспросить о Париже.
— Вам там нравится?
— Да, очень.
Доктор посмотрел ей в глаза.
— Знаю, мы не так уж часто общались, но я рад вас видеть. Наверное, это звучит глупо.
— Вы очень добры, месье. — Моник старалась говорить спокойно, без малейшего оттенка двусмысленности или флирта.
Мартин вскоре ушел, сказав, что хорошо провел время, и девушка вздохнула с облегчением.
Моник сняла костюм, решив, что больше никогда его не наденет. Из-за maman девушка потеряла уверенность в себе: кто она такая, чтобы носить вещи от-кутюр — экипировку светской дамы?
Потом вернулась на кухню, чтобы помочь матери и сестре.
— Так-то лучше, — сказала родительница, оглядев серое шерстяное платье. — В костюме ты казалась такой чопорной!
— Она выглядела великолепно, — быстро отчеканила Катрин.
Моник промолчала.
— Разве Шанель не говорила, что не костюм должен носить вас, — спросила мать, — а вы — его?
— Да, верно. Спасибо, мама, — сказала швея.
Женщины занялись уборкой.
— Скоро тебе исполнится двадцать семь, — напомнила maman старшей дочери. — Ты не хочешь выйти замуж? Завести детей?
Родительница посмотрела на младшую, и та сразу ретировалась. Моник переставляла горшки и сковородки, пытаясь унять нарастающую злость.
— Если ты действительно не собираешься заводить семью, — продолжила мать, — уверена, отец хотел бы, чтобы ты составила мне компанию в старости.
Моник повернулась к ней лицом.
— А может, он хотел, чтобы я достигла успеха в Париже! — Девушка сама удивилась, что сказала это.
— Думала, ты вернешься, — проговорила maman.
Швея молча закончила уборку и поднялась наверх со свежим «Вог». Хотелось с головой погрузиться в моду, в красивые ткани и силуэты, чтобы забыть о настроении матери, но, листая страницы, Моник не замечала их содержимого. Она встала и взглянула на себя в зеркало.
— Я изменилась, — заявила отражению бывшая «девственница из Анжера».
В дверь постучали. Катрин.
— Ты и вправду останешься в Париже?
Моник обняла сестру, мучаясь от угрызений совести.
— Однажды ты переедешь ко мне.
— Когда? Когда умрет maman? Она надеется, что я, слегка повзрослев, удачно выйду замуж. И это откроет ей двери в здешнее высшее общество. Мне ее жалко.
Моник пригладила мягкие волосы сестры.
— Ты юная и хорошенькая. Жизнь приготовила для тебя много чудес.
— Ты поможешь мне уехать, когда придет время?
— Пришлю денег. Найдешь в Париже работу. Чем хочешь заняться?
— Подумаю, когда сбегу от maman. И еще: в том костюме ты была ослепительна.
— Забирай его. — Моник сняла наряд с вешалки и передала сестре. — Уверена, на тебе он будет смотреться лучше. Надень на какое-нибудь торжество.
— Я не могу, ты что!
В конце концов Катрин не устояла и, надев пиджак, посмотрелась в зеркало. Превосходная шерсть кремового цвета выгодно оттеняла ее смуглую кожу.
Ночью Моник почти не спала. Казалось, если она останется еще хоть на день, то забудет все чудеса Парижа. Утром девушка уехала. Она действительно скучала по мастерской. И по Гаю.
«Новый год — новая работа», — решила Саманта, встретив 1969 год с Клаусом в «Режин».
— Попрошу де Кузмина о помощи, — сказала она Жан-Жаку по телефону первого января в полдень, страдая от похмелья. — Намекну тонко, едва уловимо.
— Да ну? Едва уловимо? — ехидно повторил визажист. — Это что-то новенькое.
— Кстати, я не видела тебя в «Режин».
— В полночь я был во «Флёр». Там обычно выключают свет на пару минут. Когда его включили, я обнаружил, что щупаю темнокожую лесбиянку! — Напряженный смех выдал его истинные мысли о произошедшем.
— И ты не сказал: «Займемся сексом?»
— Саманта! В новогоднюю ночь все хотят секса.
Казалось, Клаус хотел подольше побыть с Самантой, но во второй день нового года, в шесть часов, ей пришлось выпроводить фотографа, пока не пришел де Кузмин, который наконец умудрился сбежать от семьи.
Девушка открыла Эдуару дверь и будто со стороны услышала свой крик:
— Найди мне работу в своем доме, черт побери! Для тебя это — раз плюнуть. Скажи, что я непревзойденный пресс-атташе.
«Не слишком „неуловимо“», — подумала она.
— И тебя с Новым годом! — Мужчина сел в единственное кресло и протянул ей небольшой пакетик «Шанель». — Не уверен, что твои методы подойдут к стилю мадемуазель Коко.
Саманта рывком открыла подарок и обнаружила внутри браслет.
— О! Милая вещица. Спасибо. А что не так с моими методами? — требовательно спросила она.
— Они американские. А «Шанель» — это очень по-французски. Ты используешь обнаженных мужчин в рекламных кампаниях. Мадемуазель этого бы не одобрила.
— Одену их во фраки, — пожала плечами Саманта. — Подстроюсь под стиль дома. Дай мне работу, или, господи помоги, у меня слишком рано начнется кризис среднего возраста.
Она потянула Эдуара за усы.
— Я не уеду из Парижа поверженной. Мне нужна работа, а «Шанель» подойдет идеально. Ты ведь запросто можешь устроить меня туда.
— Нет, дорогуша… — Он погладил волосы Саманты. — Хочешь стать chef de publicité? [75]В этом может помочь только сама мадемуазель.
— Так познакомь меня с ней, а остальное я сделаю сама.
Де Кузмин нахмурился.
— Не могу представить, как вы с мадемуазель обсуждаете моду. И в доме уже есть chef de publicité.
— Чем же он занят? Сидит на попе? А я работаю! Надоедаю людям. Творю чудеса. Получаю обложки!
Девушка обескураженно поглядела на де Кузмина. Чем-то мужчина напоминал Саманте отца, но того она могла пилить, пока не добивалась желаемого. Когда американка поняла, что отец не поможет, она начала справляться сама.
— Лучше примени-ка на мне свои чары… — Де Кузмин улегся на спину.
Вскоре любовник ушел. Саманта села на диван и набрала номер Жан-Жака.
— Обойдусь без помощи Эдуара!
— И как же? — спросил визажист, всегда готовый посплетничать.
— Отправлюсь ужинать в «Риц». Что мне терять? Хотя бы вкусно поем. И может, познакомлюсь с мадемуазель Шанель, ради которой приехала в Париж.
Жан-Жак одобрительно фыркнул.
— Mon cher… — проворковала девушка. — А ты случайно не знаешь кого-нибудь из знакомых Коко? Когда она ужинает одна?
— По слухам, почти всегда.
— Приду в «Риц», когда буду уверена, что мадемуазель скучает в одиночестве.
— Знаешь, в Париже много домов. Почему именно «Шанель»?
— Я помешана на «Шанель»! — вздохнула Саманта. — У меня зависимость от «Шанель»! В стране снов я возглавляю клуб анонимных Коко-наркоманок. Я всегда мечтала работать на нее, и пришло время реализовать мечту!
Кристофер все-таки пал жертвой чар мадам де Рив. Закончился очередной восхитительный воскресный салон. Нагой юноша на огромной кровати Жислен под простынями «Портхолт», благоухающими лавандой, решительно завоевывал Париж.
Наступила полночь. Гости разошлись, Бертрана не было в городе, слуги тихонько прибирались в зале.
Из ванной выпорхнула Жислен, одетая в изящное шелковое кимоно, и подошла к кровати.
— Я мечтала об этом с того момента, когда встретила тебя в cabine «Деланж»! — воскликнула она.
Желание женщины всегда возбуждало британца. Жислен легонько коснулась губ Кристофера. Парень вытянулся. Она провела пальцем вниз по его груди.
Потом женщина медленно опустила простынь.
— Это поможет тебе стать успешнейшим модельером Парижа… — Мадам обнажила возбужденную плоть юноши, и ее брови поползли вверх, будто говоря: «Неплохо». — Именно это слово!
— Член?
Жислен покачала головой.
— Гетеросексуал. Ведь это про тебя?
— А ты как думаешь?
— Факты налицо, — засмеялась женщина.
С Жислен Кристофер чувствовал себя совсем не так, как с Софи: он стал объектом страсти и владел ситуацией. Секс не был ни сентиментальным, ни романтичным. Светская львица словно готовила восхитительное блюдо, не жалея времени.
Женщина взяла в руку его мужское достоинство: парень напрягся.
— Мне нравится… — начала она.
Жислен сразу описала, как доставить ей удовольствие. Кристофер вспомнил, как Саманта в кафе просила то цикорный салат вместо латука, то «Croque monsieur» без сыра. Мадам де Рив — почти такая же в постели. Здесь надавить, там погладить чуть нежнее, поцеловать, прикусить. Если ласкать, то где именно, как долго и как сильно. Когда любовники слились воедино, женщина направляла его движения. Разделив ложе с Жислен, британец узнал много интересного. Светская львица контролировала абсолютно все. Ее стройное упругое тело, видимо, каждый день массировали, втирая крема.
Когда Жислен прикоснулась к Кристоферу, ему захотелось воскликнуть: «Отличный выбор, мадам!»
Краткий курс новой любовницы «Как доставить женщине удовольствие…» станет основой его интимной жизни.
Первый урок закончился, когда она захотела.
— Не останавливайся! Не останавливайся! — кричала Жислен.
Затем изящно, словно пригубила хорошего вина, женщина прогнула спину, зажмурилась и вздохнула. Расслабленная и удовлетворенная, мадам лежала на свежих простынях, водя пальцем по лицу Кристофера.
— Молодой англичанин… — промурлыкала она. — Не беспокойся, cher ami, я не собираюсь влюбляться.
— Почему же?
Жислен состроила забавную рожицу.
— Банально.
— А если я тебя заставлю? — пригрозил Кристофер.
— И как же, милый? — спросила женщина, прикуривая.
— Буду дарить цветы, присылать любовные письма и все такое…
— Увы, это для меня слишком сентиментально. — Она выдохнула дым. — Пожалуй, сделаю из тебя самого желанного кавалера Парижа, научу сводить женщин с ума.
— Зачем так трудиться?
— Это меня позабавит. — Жислен пожала плечами. — Маленькая месть за прошлый опыт с модельерами. Некоторые из них смеют ненавидеть женщин!
Мадам де Рив положила голову на огромную подушку и спокойно поглядела на Кристофера.
— Неслыханная роскошь — заполучить модельера, который наслаждается женским телом!
Юноша положил руки ей на талию, и Жислен радостно захихикала.
— Я уже придумываю для тебя новые необычные наряды.
— Примерки будут очень аппетитными! — Женщина залилась смехом.
— И долго ты будешь сравнивать меня с едой?
— Ах, зачем ты это сказал? — Мадам выскочила из кровати и понеслась на кухню, накинув на ходу кимоно и бросив Кристоферу белый халат. — Я всегда ужасно голодна после хорошей примерки.
Жислен наспех приготовила перекусить après-sex: омлет, хрустящий багет, сочный бри, цикорный салат с грецкими орехами и сыром с плесенью.
— То же выражение лица я видел двадцать минут назад… — засмеялся «британский ангел», наблюдая, как она, блаженно прикрыв глаза, смакует пищу.
— Да… — согласилась дама, потягивая вино. — Вкусная еда — почти то же, что и хороший секс.
— То есть после немного тошнит?
— О боже, нет, англичанин! — воскликнула она. — Я имела в виду, что сперва нужно все хорошо приготовить, а потом медленно смаковать.
Кристофер кивнул, осознав свою бестактность и неотесанность.
— А муж тебя не ревнует? — спросил он.
Жислен пожала плечами.
— Ты должен ему понравиться. Бертран может воплотить в реальность мою мечту о модном доме. Конечно же, ты будешь моим модельером! А я настаиваю на роли твоей музы.
Юноша откинулся на стуле.
— А что на десерт? — с озорством спросил он.
— Десерт? — нахмурилась мадам де Рив.
— Ну да. Сладкое. Может, пирожное?
— Ха! — засмеялась она. — Нам, французам, часто хватает сыра или чего-нибудь вкусного. Любишь сласти?
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |