Сехун продолжает говорить, напоминать о косяках, чисто из вредности и для того, чтобы укрепить своё недовольство, которое постепенно капитулирует, уступая место удовольствию и детской радости. Сехун, и правда, словно ребенок в предвкушении новогодних подарков.
У Сехуна невероятно длинные ресницы, они тенью бабочек ложатся на скулы, придавая неземной красоте небесный почерк. Когда Сехун упрямится, он выглядит соблазнительнее, чем тогда, когда говорит всякие пошлости с утра пораньше. Он похож на ледяного принца - такого нужно добиваться долго и тщательно, и если повезет, он улыбнется, а ты будешь терять землю под ногами от простого подрагивания губ. При всей аристократской красоте и соблазнительности, взрослой рассудительности Сехун был по-трогательному невинным. Бэкхёну было жаль это исправлять.
- И до, и после. Я скучаю всегда. Помнишь, - он шепчет, будто кто-то их может подслушивать, - ты устроил мне концерт? Говорил, что для меня не привлекателен, помнишь? – сглатывая, младший кивает, Бён опускает голову ниже, прислоняет губы практически впритык к ушной раковине и шепчет совсем тихо, но вкрадчиво. – Я хочу тебя так сильно, что ты даже представить себе не можешь. И я просто боюсь, что как только начну, не смогу остановиться, - ему удаётся понизить голос. – Буду трахать, пока пульс не остановится, вот чего я боюсь.
Поднимаясь, он демонстрирует Сехуну полный похоти и разврата взгляд, что удавалось прятать, и у младшего шепчутся нездоровые мурашки, распространяясь. Сехун запоздало понимает, что сдал себя судорожным вдохом и выдохом, и закусывает губу. Молчит и смотрит, он старается быть смелым и не говорить ничего, считывая то, что его ждёт. Сехун ничего не имеет против, но Бён должен сам принять решение.
Бэкхён подаёт ему руку и уводит в свою комнату – там прохладно, тихо и свежо, а ещё чисто. Закрывает дверь и, склоняя голову набок, продолжает пронзать взглядом, подцепляет пальцами края дизайнерской футболки (подарок Сехуна) и оголяется. Вздрагивая, Сехун ведёт плечом и выдыхает расслабленно, в полной тишине это звучит как «о боже, наконец-то», и тянется к бляшке массивного ремня, чтобы расстегнуть, но Бэкхён цокает и взглядом указывает на кровать.
- Какую музыку поставить? – Бэкхён сдерживается, всё еще сохраняет остатки здравомыслия и снова делает шажок на пути к побегу, главное не съесть Сехуна целиком.
Сехун смеётся.
- Поставь знаменитый трек из того стрёмного фильма… «Миссия невыполнима»? Точно, из него.
Бэкхён включает папку с Linkin park, оценивая юмор Сехуна смешком.
За окном звёзды. Сквозь открытое окно и порхающие васильковые занавески их видно как никогда ярко. Сехун лежит головой к окну, и ветер заботливо перебирает выплавленный платиной блонд, прядку за прядкой, а яркий месяц придаёт взгляду Сехуна таинственный блеск.
У Бэкхёна соседи ворчливые, поэтому он успевает пожелать им всего хорошего, благодаря им он в полной мере не насладится стонами Сехуна. Расстегивая на ходу ремень, старший вынимает из тумбочки всё необходимое и бросает в сторону Сехуна, смазка и полоска презервативов приземляется ровно между ног – Сехун хмыкает.
- Я, наверное, должен быть безумно счастлив от того, что моя задница-таки познает размеры вашего члена? – он приподнимается на локтях и заманчиво смотрит на то, как Бэкхён спокойно раздевается. Откуда ему знать, что в этих механических движениях теряется сомнение?
- Нет, - Бэкхён решает оставить на себе боксеры, и опираясь коленями на край кровати, валится на Сехуна сверху, шумно выдыхая аромат, что успел растворить всё правильное для Бёна за короткий вдох. Кончик носа поднимает подбородок Сехуна, ведя линию к его основанию, от Сехуна остро пахнёт свежесваренным кофе - сойти с ума можно. Бэкхён кусает нежную кожу, стараясь поймать голубую, просвечивающую сквозь кожу венку, и со вздохом сдаётся, тут же сминая податливые губы поцелуем.
Ладони ныряют под свитер и скользят к груди, вниз и снова вверх, медленными, возбуждающими прикосновениями. Кончики пальцев осязают сокращение мышц и появляющиеся мурашки, Бэкхён начинает тяжело и слишком быстро дышать – он давно потерял свою сноровку. Сехун закрывает глаза – растворяется и полностью отдаётся Бэкхёну. Его тело - сплошное минное поле, неважно, куда и как ткнет старший, оно послушно выгнется, как надо, вздрогнет, пальцы сожмутся, а губы начнут жадно пить исчезающий кислород.
Всё это они уже проходили, и каждый раз для Сехуна всё как в первый, которого, по сути, ещё не было. Волнительно, но в первую очередь трепетно и страстно. Он просит не медлить, и Бэкхён мучительно медленно стягивает серый свитер, завязывая внутри напряжённые нервы в узлы и тут же вожделенным взглядом оценивая Сехуна и принимаясь целовать. Сехун превращается в нить и путается сам в себе. Губы, сочно сминающие друг друга, горячо сплетающиеся языки, пальцы, оставляющие пылающие следы на коже, животы, что при соприкосновении тут же сжимаются, волосы, щекочущие лицо, носы, то и дело сталкивающиеся во время поцелуев и стоны, от которых можно задохнуться, – всё смешивается, путается в реальности, Сехун не понимает, что происходит с ним и его миром, который осыпается, словно неправильно собранный пазл-ловушка в древней пирамиде Хеопса. У него во рту всё ещё властно танцует чужой язык, а на самом деле Бэкхён уже выцеловывает дорожку отметин вокруг пупка; чужие руки давно стянули лишнюю одежду, а у младшего такой непроглядный туман <i>везде</i>, что он ещё чувствует мягкий и раздражающий кашемир на груди. Ничего не понятно, и всё кружится, кажется, что всё не взаправду. Очередной сон, после которого Сехун будет удовлетворять себя сам. Но это безумие реально, оно невыносимо и до сдавливающих грудную клетку стонов хорошо. Особенно, когда Бэкхён наконец-то раздвигает его ноги – они словно лианы тут же обвивают талию старшего и притягивают к себе ближе.
Чувствовать жар возбуждения своим – кайфово, и Сехун по инерции подаётся вперёд: жажда получить желаемое как никогда сильна. Бэкхён улыбается ему в губы, когда создаёт трение их членов сквозь тонкую материю нижнего белья. Стараясь не закрывать, а главное, не закатывать глаза от блаженства, Сехун смотрит в глаза напротив и выдыхает тихий стон, Бэкхён ловит его кончиком языка, когда проникает в приоткрытый ротик.
Постепенно Сехун приходит в себя, но начинает заживо гореть. Руки Бэкхёна повсюду, губы – тоже, хочется поддаваться им и противоречаще уходить, из-за чего он ужом елозит под старшим. А Бэкхён этим упивается, вылизывая острые ключицы. В какой-то момент О оживает и принимается ласкать в ответ – жадно впиваться зубами в плечо и зализывать укусы, скользить по вспотевшей спине и прижимать к себе тесно. И Бэкхён не может не сдержать смешка:
- Моё бревнышко ожило?
Сехун резко сводит ноги вместе и таким образом бьёт старшего по бокам коленями, тот выгибает бровь и обнимает губами розоватую горошину сехуновского соска и, Сехун уверен, сейчас ему будет излишне хорошо. Так и происходит, пока Бэкхён терзает его чувствительные соски, младший пытается сопротивляться и вырваться, но вскоре начинает стонать коротко и часто, на каждом выдохе по стону. Виной тому и ладонь, что нырнула под резинку трусов и теперь играет с эрекцией парнишки.
Он обещает сам себе - и всеми фибрами души посылает сигналы и Бэкхёну, - что отомстит. Обязательно отомстит, и месть его будет такой же невыносимой. Его давно мучают фантазии, где Бэкхён связан по рукам и ногам, а Сехун изливает и демонстрирует ему весь объем своего скрытого духа извращений. А потом думать и вовсе перестаёт.
Старший встает, чтобы удобно и быстро избавиться от трусов, Сехун же, приподнимаясь, поднимает их ближе к коленям и ухмыляется, довольный жадным взглядом, когда Бён приближается и медленно тянет материю вверх. Сехуну не надо стараться, чтобы быть желанным, ему достаточно сделать даже такой вот простой жест, чтобы крышу окончательно снесло.
Лицо младшего выглядит удивленным, когда губы Бэкхёна касаются косточки на стопе и мелкими шажками поднимаются вверх - точнее опускаются вниз, к бёдрам с нежной кожей.
- И как часто ты ножки бреешь? - Сехун недовольно встряхивает ногой.
- Ты болтливый, - фыркая. - И «внимательный».
Смеясь, старший сглатывает, когда дыхательные пути забивает интимный аромат возбужденного Сехуна.
- Не вздумай делать мне... ты понял, - Сехун дотягивается до волос Бэкхёна и зарывается в них, пытаясь сбить вожделенный интерес Бэкхёна к его члену.
- Конечно не понял, что делать? - издевается. Издевается и дует на влажную головку - тело Сехуна покрывает рябь из мурашек.
Младший снова лягается и поясняет, что не хочет минет.
- Просто сделай это, ладно? – дышит тяжело. Ему уже невыносимо хочется достичь пика, и рука нервно дёргается, чтобы сделать всё самому. – Бэкхён, - тянет, задыхаясь, - трахни меня.
Вместо того, чтобы сжаться, Сехун подаётся навстречу влажным пальцам. Внутри не так туго, как должно быть у девственника, и он красноречиво смотрит на младшего.
- Мы не только ножки бреем, да? – он отбрасывает ревностные мысли об опытности Сехуна, потому что любой дурак поймет, что Сехун любит так, как в сказках, и измена точно не ляжет на его плечи.
- Заткнись уже, - Сехун бьётся головой об подушку, свистящий уличный ветер совсем не спасает от удушающей жары. Ему нужно скорее, быстрее. Он жаден и не хочет ждать ещё.
Сехун не помнит дискомфорта, не помнит боли, потому что в предвкушающей эйфории теряется безвозвратно и приходит в себя только тогда, когда терзает чужие губы, не в силах сдержаться от стонов. Жарко, невыносимо горячо и просто – внимание, Сехун обычно не матерится – охуенно хорошо. И тупые звездочки, снопы искр, фейерверки, круги на водной глади – всё оказывается правдой, они появляются, стоит закрыть глаза. Пальцы то и дело поджимаются, а уши обжигает чужое дыхание и какой-то непонятный шепот. Возможно, Бэкхён впервые решил признаться в любви, но Сехуну не до этого. Мальчишка изучает новые реакции своего организма. Кровь кипит, всё тело сконцентрировалось на одном и будто бы чувствует всё одновременно, пульс отдаётся по всему телу, и почувствовать его можно даже в деснах. Горячий член внутри – это совсем не пальцы, и ощущения остро другие. Сехун не думал, что способен на громкие стоны, но стонет так, что даже сквозь зажатую у рта ладонь слышно.
Его целуют пылко, когда хотят разделить стоны на двоих – в этом даже есть своя романтика. Бэкхён держит за бёдра цепко и то и дело сбивается с точного ритма - Сехун скулит, когда наполненность исчезает и благодарно стонет, когда всё возвращается на свои места. Бэкхён меняет угол и – Боже, неужели может быть еще лучше? – ускоряется, сжимая член парня у основания, не позволяя ему кончить.
- Бэкхён… - хнычет, сбивая под собой простынь и кусая ладонь, а потом совсем исчезает. Его накрывает слишком быстро, он не успевает ничего понять, просто старший ведёт вдоль члена пару раз - и всё. Сехун протяжно стонет под симфонию сокращающихся в теле мышц и замолкает, теряясь где-то в другом измерении. Тело становится эфемерно лёгким, кажется, что парит. Дышать не хочется и вовсе. Хочется остаться в этом состоянии навсегда. Всё наполняется сладостной негой, и Сехун понимает, почему у некоторых получать оргазмы ежедневно становится таким жизненно необходимым увлечением. Это наверняка лучше любых наркотиков. У Сехуна проплывают ярчайшие реки красок перед глазами, а сам он оказывается в какой-то молочной пустоте и мечтает в ней раствориться.
Он приходит в себя минуты через три – Бэкхён прижимает к себе крепко и целует нежно, а Сехуну кажется, что он полжизни потерял в том исчезновении.
- Лгун, - первое, что выдыхает Сехун, у которого даже язык отказывается шевелиться.
- Почему это? – Бэкхён устало улыбается, стирая ручеёк пота у виска, и целует в уголок губ, думая, что ему срочно нужны сигареты.
- Это не так больно было. Ты только пугал.
Бэкхён смеётся, щелкая парня по носу.
- Посмотрим, как ты утром запоешь, - Сехун обзывается дураком и слабо бьёт старшего по груди, а потом засыпает, правда, успевает за миг до услышать:
- Сехун-а, ты представить себе не можешь, как я люблю тебя.
Бэкхён рад, что Сехун не услышал, а Сехун который раз уже сделает вид, что эти признания и правда не коснулись его сознания.
<center>***</center>
- Что читаешь? – Бэкхён возвращается рано, ещё до того, как Сехун гасит светильник на прикроватной тумбочке и ложится спать. Одаривая старшего мимолетным взглядом, что оценивает общее физическое и эмоциональное состояние, Сехун, оставаясь удовлетворенным, опускает взгляд обратно в тетрадь.
- В средней школе я записывал в тетрадь все свои мысли, мне её Кёнсу сегодня отдал, та каким-то образом оказалась у него. Забавно так, - когда он улыбается, в уголках его глаз собираются тонкие лучики морщинок, Бэкхён любит его улыбки. – Знаешь, а я был довольно взрослой личностью. И чего ты так долго ломался…
Бэкхён начинает смеяться, запутываясь в слегка влажной после пробежки от клуба до дома футболке. Ему не помогают, только смеются вместе с ним, только уже над его неуклюжестью в данный момент.
- И правда, сам не понимаю, - с доброй усмешкой Бэкхён смотрит на Сехуна и улыбается. - Ты виделся с Кёнсу? Как они?
- Да как обычно. Поют, сочиняют, ржут. Кёнсу наконец-то дал шанс Сухо, - сейчас Сехун не тихо смеётся, а подло гиенит, вспоминая события школьной жизни. - Любовь зла, полюбишь и Ким Чунмёна, - ему в лицо прилетает комок из грубых джинс.
- Мённи не так уж и плох. Согласись, что он мило ухлестывал за Дио. Измучился весь. Он всё отработал в полной мере. Надо, кстати, с ним встретиться на днях. Давно не виделись.
Падая на кровать с удовлетворённым выдохом, Бэкхён прикрывает веки и прислушивается к телу. По венам шебуршит усталость, наливая веки и разум свинцом. Конечности постепенно отнимаются, забирая Бэкхёна частями в царство Морфея. До него не сразу доходит мягкое прикосновение к щеке и ненавязчивое движение руки от живота до груди. Сехун устраивается у него под боком и смотрит, как преданный котенок, который соскучился по своему хозяину. Да, иногда Сехун бывает и таким. Совсем-совсем редко, когда ему однозначно не хватает терпения сдерживать в себе неожиданные порывы любви. Бэкхён не отвечает, укладывает свою тяжелую руку на тонкую талию и поглаживает нежную кожу пальцами, проваливаясь в небытие.
Спустя какое-то время Сехун откидывается на подушки, гасит свет и смотрит в потолок. Перед глазами бегают строчки из его записей. Что-то о мазохистской сущности каждого человека, что-то о лживых масках, что лопаются на людях, как мыльные пузыри, а что-то о Бён Бэкхёне, у которого взгляд иной и волосы цвета баклажана.
К слову, он давно шатен, и это обоих устраивает, но время от времени, особенно когда Сехун едет в автобусе, он вспоминает о первом взгляде и импульсе, что тогда зародился. Темно-фиолетовые волосы, «монстры», яркая куртка, бежевый рюкзак с синими витиеватыми узорами и взгляд, что изначально сулил много боли. Взгляд человека, который впитал её в полной мере. Взгляд человека, который знает, что такое упорство и стремление жить. Взгляд того, кто уже знал, как нужно любить.
Наверное, Сехун бы написал даже историю об упрямом мальчике и гениальном музыканте, о первом поцелуе и первых обидах, о первых свиданиях и ссорах, о сексе и о любви. Он точно не знает, какая она: вечная, долгая или закончится завтра, но описывал бы её невероятными синонимами и хитросплетением слов, чтобы запутать читателей и дать им понять, как всё это на самом деле сложно. Но ничего писать он не будет - Сехун отбрасывает тетрадь в угол комнаты и накрывает обоих одеялом: его с Бэкхёном история слишком личная, чтобы показывать её всем. А ещё, об этом не стоит забывать, Сехун жаден.
И всё то, что он испытал, это его и Бэкхёна, он будет это охранять и беречь, пока не придёт время прощаться, а оно точно придёт, Сехун ведь реалист, помните? Но пока время не пришло, он будет жить здесь и сейчас - это то, чему Бэкхён научил его довольно быстро, - и любить так, как умеет.
Да, в книгах описывали любовь, как нечто прекрасное и ужасное. Да, Сехун хотел либо побороть это чувство, либо отдать ему всего себя. В той битве он проиграл, но не всегда выигрыш приносит удовольствие. Если бы его воля была крепка перед человеческой, неизлечимой болезнью – любовью, то, победив её, он бы не знал, как жить дальше. К чему стремиться и что искать. А так, он проиграл, но зато нашёл нечто ценное, жутко важное. И этот проигрыш станет главным его достижением в жизни, точно вам говорю.
Комментарий к Часть 10/2
Спасибо за то, что были рядом всю эту историю.
Отдельное спасибо тем, кто в посвящении.
Рада буду отзывам, услышать плюсы и минусы, узнать ваши мнения вообще о фике в целом.
Ах, да) В шапке изначально стояло предупреждение об изнасиловании и я утверждала, что оно состоится. Состоялось оно за кадром и совсем не так, как хотел автор заявки, но. Если у кого-то есть желание это прочитать, я могу выложить это отдельно.
Вот и всё (с)
========== Side story. SuDo ==========
Комментарий к Side story. SuDo
малоприятная часть
вы ничего не потеряете, если не прочитаете её
серьёзно
<b>!Underage, изнасилование!</b>
<center>***</center>
Кёнсу иногда чувствует себя лишним в этом коллективе, который сейчас орет какую-то ерунду от радости, потому что самый младший, но в последнее время всё как-то сглаживается, возможно, из-за стараний Чунмёна, который окружил его своей заботой, вечерними прогулками и ненавязчивыми разговорами. У Дио, на самом деле, тем для разговоров не так уж и много, но он может часами разговаривать о героях One piece и аниме вообще, а также о видеоиграх, иногда о музыке. Когда Сухо впервые услышал мечту Кёнсу, то тепло улыбнулся и вселил в мальчишку надежду, сказав, что тот всё сможет, сможет петь в мюзиклах, несмотря на свой страх сцены.
Чунмён теперь постоянно рядом, Кёнсу с ним уютно и тепло, а недавний поцелуй вызывает сумбур в воспоминаниях.
<i>- Я бы хотел быть с тобой, малыш, ты мне нравишься, подумай об этом.</i>
Но все мысли у подростка после - лишь о температуре поцелуя, о слегка влажных и упругих губах; Кёнсу показалось, что он чувствовал даже их пульсацию.
Ему тоже нравится Сухо, и он бы хотел вновь почувствовать его губы на своих, только подросток всегда был стеснительным малым, поэтому тем вечером спрятал глаза, уткнувшись взглядом в асфальт, и что-то промычал.
Кёнсу думает, что с Чунмёном, пусть он и парень, отношения сложатся удачными: он ведь хороший, очень хороший - поэтому настраивается на то, чтобы ответить на симпатию.
Из раздумий его возвращают объятия и звонкий от смеха голос Чунмёна.
- А давайте в караоке? Все-таки мы сделали классное шоу! Я угощаю и плачу.
- Я за любую движуху, - кивает Лухан, всматриваясь в дисплей своего "яблока".
- А я за халяву, - усмехается Чен.
Кёнсу неловко мнется и несколько раз хмыкает. Всё очень плохо, потому что мама и так много ругается в последнее время, ведь у них репетиции до самого вечера и Кёнсу не успевает делать уроки.
- Я не пойду. Родители не разрешат, - он опускает глаза и чувствует, как его прижимают сильнее.
- Да ладно! Я уговорю, ты же все-таки с нами, ничего с тобой не случится, - Чунмён улыбается с подчеркнутой заботой.
Старший берёт телефонную трубку своего донсена и выходит за пределы гримерки, туда, где тишина. Через какое-то время Кёнсу радуется тому, что Чунмёну удалось уговорить его родителей, хоть и не знает, как ему это удалось.
Спустя минут пятнадцать музыканты стоят около входа в школу, решая, в какой клуб лучше двинуться.
- Ребят, все было круто, но у меня вызов на работу. Минсок приболел, мне надо его заменить, всем удачи, - Бэкхён жмет всем руки и удаляется, а Сухо провожает друга довольной улыбкой.
- Ну, чтобы долго не решать, идёмте в ближайший! - командует Чен и уводит всех на нужную тропинку.
<center>***</center>
Пять человек в маленькой кабинке наперебой поют песни, соревнуясь: по кругу исполняют произведения определенного жанра, и тот, кто набирает меньшее количество баллов, выпивает стопку вина. Лухан и Сухо за более крепкие напитки, но среди них есть совсем дети, поэтому кому-то толка от алкоголя нет, а кому-то мощно дает в голову.
- Так, все. Моя уже поднимает тревогу, - Лухан показательно делает несколько глотков из бутылки. - Если я сейчас к ней не приду, то истерить будет с неделю. Чен, ты со мной? Она живет рядом, провожу заодно.
Младший согласно кивает, чуть щуря опьяненные глаза.
- Она же в Китае? – удивлённо гнёт бровь Исин.
- В Пекине Мэй, а это вторая, - Лухан усмехается. – Не смотри на меня так, я не монах, мне нужен секс.
- Не монах – козёл, - хмурится Чжан, смотря на время. – Ладно, тогда и я пойду, бабушка волноваться будет, - Исин натягивает толстовку. - Эй, певец-неудачник, - и тормошит успевшего охмелеть Сухо, - Дио проводишь сам, окей?
- Он сегодня у меня ночует, - мямлит Чунмён, - мы на такси доедем. Пока, ребят.
Кёнсу чувствует, как его изнутри обжигает жаром, и он абсолютно уверен, что румянец красными пятнышками покрывает его лицо, а потом краснеют и уши: во всем виноват взгляд старшего. Проникновенно-горячий, с каким-то неизвестным блеском на дне.
<center>***</center>
- Ты уже целовался? - шепчет Чунмён в чуть алое ушко, не обращая внимания на косые взгляды водителя.
Кёнсу быстро-быстро мотает головой из стороны в сторону и хочет сквозь землю провалиться.
- Можно, я тебя поцелую? - он откровенно смотрит в чужие загадочно блестящие глаза и тянется вперед, но Дио отворачивается - и мокрые губы клюют в подставленную щеку; он смущен, а ещё ему ужасно стыдно перед водителем: а вдруг родители узнают, что он целовался с парнем? Да его же отец убьет.
Сухо жмет плечами и принимается осыпать короткими поцелуями короткую шею, что-то мурлыча в процессе; Дио в это время думает о том, насколько приятно ему становится от таких вот, вроде бы невинных поцелуев, и не успевает даже подумать о большем, а смущение звонко бьёт по голове кувалдой. Нет, если и думать о чем-то большем, то не рядом с хёном, потому что голова сразу же начинает кружиться.
У Чунмёна двухэтажный дом в пригороде и родители, которые вечно в командировках. Кёнсу смотрит на это с восторгом: у них обычный дуплекс в спальном районе, да и не сказать, что он уютный и обставлен с таким же вкусом.
- Ванная прямо по коридору, там есть халат, полотенце и всякая мелочь для гостей, спальня на втором - дверь справа от лестницы, а ждать я буду тебя в кухне, она тут, - он указывает на стенку за барной стойкой.
- Вау... Ты богатый, - выдыхает подросток, представляя, сколько аниме-постеров поместилось бы на эти высокие стены.
- Пока что не я, а мои родители, - Чунмён целует подростка в щеку и удаляется, будто бы не замечая, как сжимается, замирает и словно уменьшается в размерах Кенсу от таких действий. Эта невинность кружит Сухо голову. - Я в душ на втором этаже.
<center>***</center>
Кёнсу думает о том, что нужно позвонить Сехуну и спросить, что делать, потому что, каким бы ребенком он ни был, про секс сейчас знали все лет с шести, и он немного не готов вот так вот сразу.
Он даже не успел решить, гей он или би.
Но Сехуну сейчас не до него, Дио видел, в каком состоянии был одноклассник, когда уходил домой. Поэтому он как-то послушно плетется в ванную и задерживается там, медленно намывая тело душистым гелем. Его сейчас волнует все, начиная от того, как он будет выглядеть, и заканчивая тем, как будет пахнуть. Но поцелуи от Сухо напоминают о себе теплыми фантомными бабочками на шее.
Подросток минут пятнадцать готовился и уже свыкся с мыслью, что сейчас между ним и Чунмёном произойдет что-то взрослое. И пусть ему страшно и хочется пока что оттянуть этот момент, какое-то предвкушение приятно щекочет внутренности. Первый раз больно – это страшно, но Сухо очень заботливый и постарается всю боль свести на нет, Дио в этом уверен.
Но уверенность испаряется, когда он чувствует чужие руки на своей груди.
- Кёнсу-я, - Сухо как-то незаметно для самого Дио оказывается в душевой, на нем нет одежды, и мальчишка чувствует чужой член своей задницей.
Интуиция включает звонкую сирену, и Кёнсу сковывает страх.
Что-то не так. Атмосфера в целом, голос и хватка Чунмёна изменились: все стало грубым, сильным, вынуждающим.
Сухо жадно скользит языком по влажной шее, с наслаждением представляя себя удавом, что поймал аппетитного кролика. Легкая дрожь жертвы отдаётся в теле приятным возбуждением.
- Х-хен, что ты делаешь? - Кёнсу до сих пор не может двинуться из-за страха, но скользящее между ягодицами чужое возбуждение его пугает. И ведь на помощь не позвать - никто не услышит, и не убежать - некуда, и денег нет. А расслабиться ему не дают и шанса. Кёнсу ждёт, что старший ему все объяснит.
- Тебе сказать, как это называется? - едко усмехается, слыша, как заплетается пьяный язык. - Я хочу тебя, маленький, – Чунмён думает, что изнасилование не входит в его планы, поэтому бросает первое, что приходит в голову: - Люблю тебя, - он зарывается носом в чуть влажные волосы и опускает руку на мыльный живот, - и хочу... Ты такой вкусный, что я не могу терпеть больше, - и прикусывает плечо с будто бы прозрачной кожей и оставляет метку.
- Я... Не хочу, хен.
Сухо пьян, и Кёнсу, может быть, часто мастурбировал на те же откровенные костюмы и фанарты с Робин из One piece, даже порно смотрел, думал о сексе, но никогда не хотел, чтобы все было так резко.
- Ты боишься, маленький, но я сделаю все аккуратно... - он невесомо касается чужого члена, а Кёнсу прошивает дрожь, и он пытается уйти от прикосновений, но выходит иначе.
- Хен!.. - Кёнсу дергается и пытается вырваться, но Сухо усмехается и вжимает мальчишку в холодную стену.
- Ты ведь знаешь, - поцелуи-укусы приходятся на загривок, - тебе просто нужно расслабиться…
И все работает наоборот: все нервы-ниточки в теле Кенсу напрягаются, ему хочется кричать, но в горле оседает плотный ком, который никак не сглатывается, а крик оседает где-то в районе грудной клетки и рвет там все изнутри.
Губы Сухо теперь не кажутся мягкими - они, несмотря на воду, сухие, колкие и, словно наждачная бумага, оставляют незаметные царапины - а зубы впиваются до синяков. Кенсу пытается сопротивляться, но старший просто сильнее, мощнее, да и собственный страх Дио мешает ему быть смелее.
Запястья сжимают до синяков, собственные губы дрожат, а из уголков глаз неумолимо начинают течь слезы, когда головка члена касается Кенсу <i>там</i>.
Инстинкт самосохранения играет свою роль, и мальчишке удается вырваться, ударить Сухо по лицу и выбежать из ванной, чтобы тут же поскользнуться на гладком линолеуме и услышать пьяный и злой смех.
- Маленький мой, давай не будем создавать проблем, - он целует его в губы, пытается углубить поцелуй, но Дио плотно смыкает челюсти, чувствуя крепкий аромат соджу.
Чунмён злится.
Чунмён делает больно, оставляя точки-синяки, когда надавливает на челюсть через зубы, заставляя открыть рот.
Чунмён больно кусает губы и проталкивает свой язык чуть ли не в глотку; он видит грязные слезами глаза Кёнсу - и это пробуждает в нем более дикое, более пьяное и более неконтролируемое желание.
Пятки Дио атакуют его спину, и мальчик пытается бессмысленно кричать, давясь собственными слезами, когда несколько пальцев, что болезненно растягивают его проход, ассоциируются с толстенной палкой.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |