Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации 23 страница

К числу привилегированных покупателей в Торгсине относились и иностранцы, хотя их особость определялась не принадлежностью к власти, а тем, что всегда и в достатке были «при живой валюте». Строго говоря, среди иностранцев существовала иерархия. Для ра­ботников дипломатического корпуса советское правительство от­крыло особые, закрытые для других покупателей, торгсины, кото­рым надлежало выполнить не только снабженческую, но и политическую миссию. В ноябре 1932 г., принимая от «Инснаба» снабжение дипкорпуса, Правление Торгсина в специальной телег­рамме обязывало конторы выделить для дипломатов лучшие мага­зины, «организовать продажу зелени, мяса, молока, молочно-кислых продуктов», а также «обеспечить лучшее обслуживание»¹¹⁸⁹. «Дипторгсины» принимали заказы с доставкой на дом.

Магазины дипкорпуса, действительно, были одними из лучших в Торгсине, но и советское лучшее 1930-х гг. часто оказывалось не­пригодным для западного потребителя. В Москве и Ленинграде¹¹⁹⁰ дело обстояло относительно хорошо, а вот германский консул во Владивостоке жаловался в НКИД: из свежего мяса в Торгсине бы­вает иногда только свинина, которая, однако, всегда жирная, поэто­му «не является подходящей для еды». Консулы отказывались по­купать мороженое мясо, «свежего же воловьего мяса, что особенно важно, свежей телятины, подходящей для еды, свежей свинины или другого свежего мяса в Торгсине не имеется. Свежей дичи (фазанов, диких уток, косуль, оленей, зайцев), которых в большом количестве стреляют профессиональные охотники в окрестностях Владивосто­ка, в Торгсине также нет». Нет кур, свежей рыбы какого бы то ни было сорта, - консул продолжал свой скорбный список. В продаже, правда, были гуси, но они не выпотрошены и «настолько плохо за­

морожены, что при «вскрытии пахнут и плохи на вкус. Масло, из-за своего плохого качества, «может едва служить для кухни, но ни в коем случае не для стола». Поистине, что русскому хорошо, то нем­цу - смерть! Значительную часть продуктов - белую муку, крупу, рис, жиры, сахар, колбасу и даже овощи ■- германское консульство выписывало из-за границы. Скоропортящиеся же продукты вынуж­дено было покупать на местном крестьянском рынке, но «мероприя­тия власти» его дезорганизовали, оставив консульство «без пита­тельной мясной пищи». В заключение германский консул просил снабжать дипмиссию свежим мясом и рыбой из гостиниц для иностранцев или дома ГПУ (!)¹¹⁹¹.

В отличие от дипломатов, иностранные туристы интересовались в основном антикварными торгсинами, а иностранные специалисты, работавшие в СССР, ходили в торгсины «общего пользования» на­равне с советскими покупателями. В конъюнктурном обзоре Ниже­городской конторы сообщалось, что американцы - их было много на автомобильном заводе, который строился и работал при участии Форда, - являлись «основными потребителями бакалейно-гастро­номических и винных товаров и меховых манто»¹¹⁹². В Нижнем Новгороде (позже г. Горький) иностранцев в Торгсине обслуживали специальные продавцы, знавшие иностранные языки. По отзову со­трудников нижегородского торгсина, за исключением нареканий на недостаток мелкой разменной инвалюты, иностранцы были доволь­ны. Архивные материалы других контор рисуют менее радужную картину. Качество и ассортимент товаров были не единственными причинами для недовольства. Иностранцы жаловались на грязь¹¹⁹³ и на дороговизну¹¹⁹⁴. Председатель Торгсина Левенсон, подтвер­ждая это, в 1935 г. сообщал в Наркомвнешторг о том, что товары в Торгсине стоили дороже не только чем в Польше, но и во Фран­ции¹¹⁹⁵.

По отзывам работников все той же Нижегородской конторы (осень 1932 г.) большинство покупателей в местном торгсине были крестьяне, а в документах Западного (Смоленского), преимущест­венно деревенского, Торгсина даже встречается название - кресть­янские универмаги. Крестьяне покупали в основном на золотую мо­нету, которую сберегли с царских времен, пополнили в годы военного коммунизма, выменивая у горожан на продукты, а также купили у государства в годы валютных интервенций нэпа. Почти все крестьяне сдавали ценности на мелкие суммы и сразу же отова­ривали разовые квитанции. Спрашивали дешевую мануфактуру, чулки, сапоги, подметки, хром, сахар, керосин, денатурат. В Средней Азии в этот нехитрый деревенский ассортимент входил рис¹¹⁹⁶. Но главным крестьянским товаром была ржаная мука. «Сапожник без

сапог» - Торгсин в полной мере отразил этот парадокс советского времени. Сеявший хлеб - не ел его вдоволь, растивший скот - не видел мяса. «Затаились. Ждут муку» - эта фраза выражает суть по­ведения покупателя-крестьянина. «Несколько дней мы работали без муки, - писали из Кара-Калпакии в декабре 1933 г. - и это обстоя­тельство резко сказалось на обороте скуппункта и еще резче на реа­лизации магазина. Значительное количество книжек осело у населе­ния, которое ожидает поступления муки... без муки не продаются и остальные товары и по существу оборот сходит на нет»¹¹⁹⁷. Крестьяне в Торгсине были явлением голода. С нормализацией положения в стране они ушли из его магазинов.

Среди покупателей крестьяне были самыми практичными, недо­верчивыми и осторожными. Разъяснительная работа о политичес­ком значении торговли в условиях социалистического строитель­ства, за которую так ратовало Правление Торгсина, не могла убедить их в необходимости расстаться с золотом. Голод и нужда лучше агитировали за финансирование индустриализации. До полу­чения урожая крестьяне в Торгсине покупали почти исключительно продовольствие - не бросали на ветер золотую копейку. Прежде чем купить, вели наблюдение за покупателями и даже провожали их до квартир, чтобы удостовериться в безопасности. Приносили цен­ности, но просили позвать работника магазина, которого знали лич­но, отказываясь сдавать незнакомым¹¹⁹⁸. Редко можно было увидеть крестьянина, сдававшего целые золотые вещи: несли облом­ки колец, ломаные сережки. Эти наблюдения работников нижего­родского торгсина осенью 1932 г. подтверждаются материалами других контор. О том, что крестьяне осторожничали, сдавая золото понемногу отпиленными кусочками, писали и из Средней Азии¹¹⁹⁹. По признанию ленинградского документа: «...крестьянин по месту своего жительства золото сдавать не понесет»¹²⁰⁰. В пограничной полосе, где еще совсем недавно существовал запрет на хранение цар­ского чекана, крестьяне вначале приносили в Торгсин лом, «как не вызывающий опасения»¹²⁰¹.

При всей их осторожности, однако, именно крестьяне, вероятно, в силу низкой грамотности и незнания тонкостей работы Торгси­на, оказывались наиболее легкой добычей мошенников, которые «с рук» продавали им негодные торгсиновские книжки. Зампредсе­дателя Торгсина Азовский в мае 1935 г. спешной почтой сообщал конторам: «Из ряда мест к нам поступают сведения о том, что наши товарные книжки с фальсифицированными записями (исправ­ления первоначально проставленных сумм на большие суммы) пре­провождаются злоумышленниками «доверчивым клиентам», кото­рых задерживают в н[аших] магазинах, так как сделанные подделки

легко обнаруживаются. Эти доверчивые клиенты чаще всего оказы­ваются приезжими единоличниками и колхозниками»¹²⁰².

В деревенской кубышке была и иностранная валюта: нижегород­ский обзор сообщал о притоке в июле 1932 г. 5-, 10- и 100-долларо­вых купюр от крестьян, «.характерно то, - продолжали составите­ли обзора, - что, принося доллары, они (крестьяне. - Е.О.) идут справляться в кассу, принимают ли их и просят написать на бумаж­ке, как они называются, так как выговорить не могут и обязательно начинают объяснять в кассе, откуда они имеют эти доллары (хотя их об этом никто и не спрашивает). Многие объясняют наличие дол­ларов тем, что раньше они жили и работали в Америке и привезли их оттуда, иные - получили в период военного коммунизма в уплату за продукты»¹²⁰³. Ссылки на работу и житье в Америке - скорее всего защитная ложь: если бы жили там, то, наверно, знали бы, как назы­ваются эти зеленые бумажки. А вот ссылки на сбережения периода «военного коммунизма» да переводы от родственников из-за грани­цы соответствовали исторической правде.

Поскольку торгсины находились в основном в городах, крестья­нам нужно было еще туда добраться. В Средней Азии, Сибири, на Дальнем Востоке им приходилось ехать порой даже не десятки, а со­тни километров. Случалось, что магазинчик встречал их амбарным замком. Автор фельетона о работе торгсина в городе Ломов Восточ­но-Сибирского края писал, что покупатели преодолевали сотни ки­лометров, чтобы по прибытии узнать, что ломовский торгсин был открыт лишь три дня в неделю. Остальное время единственный про­давец либо подсчитывал ордера, либо ездил в Сретенск в банк, либо «отдыхал или хватил горького»¹²⁰⁴. Приходилось приспосабливать­ся. Из Средней Азии сообщали, что крестьяне наезжали в города только в базарные дни и заодно посещали Торгсин. Бывало, что «ко­мандированные» отоваривались для всей деревни. Как уже было сказано ранее, крестьяне не торопились сдавать ценности, не удос­товерившись, что в продаже есть нужные им товары. Если покупали впрок, то делили продукты на части. Кто-то из переживших голод в Украине вспоминал, как мать, приехав с продуктам из Торгсина, поделила их и часть заперла в сундук.

«Городское население, - сообщалось все в том же нижегородском обзоре, - является покупателем изящной обуви, трикотажа, шелка, посу до-хозяйственных товаров, кондитерских, гастрономических, крупяных товаров, муки всякой». Горожане первыми узнали о Торг-сине и быстрее освоились в нем. Документы описывают универсаль­ные покупательские тактики. Люди искали лучшие цены, сравнивая торгсиновские с ценами других видов торговли, оценивали товар как «выгодный» или «невыгодный». Решение о продаже ценностей,

как правило, принимали на семейном совете. Город жил лучше де­ревни, но голод повлиял и на городской спрос. При поступлении пшеничной муки, признавались работники нижегородского торгси­на, «городские покупатели создают колоссальные очереди и покупа­ют муку мешками». Горожане несли и золотые вещи: часы, цепи, браслеты, кольца, медали, кресты, иконы... Монета старого чекана и иностранная валюта водились у горожан-нижегородцев, но поступа­ли в незначительных количествах. Среди завсегдатаев, покупавших «по-крупному», были горожане с золотишком - ювелиры и зубные врачи. В Нижнем Новгороде они почти ежедневно посещали тор­гсин, приносили расплавленные монеты, шлиховое и другое «цен­ное золото», покупали гастрономические и бакалейные товары, сла­дости. Среди городской элиты были и получатели крупных валютных переводов из-за границы; эти покупали предметы роско­ши - меха, шелка, изящную обувь, вино, деликатесы¹²⁰⁵.

Напуганные арестами ОГПУ, осторожничали и горожане. В только что открывшийся универмаг в Ташкенте (март 1932 г.) жите­ли на первых порах несли только золото-лом, «так как этот вид цен­ностей не вызывал опасений у сдатчиков»¹²⁰⁶. Документы упомина­ют факты ухода людей из магазина, если туда входили их знакомые. Иногородние приезжали сдавать ценности в Москву или Ленин­град, а товарные книжки просили переводить в их города. Работни­ки Ленинградского Торгсина признавались, что введение именных товарных книжек вызвало падение сдачи драгоценностей, несмотря на то что при оформлении книжки не требовалось предъявлять до­кументы, удостоверявшие личность¹²⁰⁷.

Городской покупатель, говоря языком того времени, находился на переднем крае борьбы за потребительскую культуру. Следование современной моде было преимущественно городским явлением, так же как относительное разнообразие ассортимента и услуг в Торгси­не было исключительной чертой крупных городских универмагов. Но городские торгсины были не только оазисами развивавшейся культурной торговли. Подделка денег и других документов Торгси­на, массовое воровство с прилавков и полок магазинов, по призна­нию документов, были городскими явлениями, хотя и не обязатель­но, что ворами были только горожане. В маленьких сельских лавочках и магазинчиках в небольших городках, где люди знали друг друга, воровать покупателям было опасней и позорней. Доку­менты свидетельствуют о масштабности злоупотреблений в город­ских торгсинах. В одном из докладов, например, упоминалась «фаб­рика» за пределами Москвы, которая целый год подделывала торг­синовские книжки и распространяла их через сеть агентов¹²⁰⁸. По данным отчета Торгсина, только в одном московском магазине за

семь месяцев 1935 г. кассиры задержали 198 подозрительных кни­жек, из них лишь 17 были возвращены владельцам. Тот же отчет со­общал, что всего в Москве «за последние месяцы» было арестовано 390 поддельных и ворованных книжек¹²⁰⁹.

В магазинах больших городов существовал многоступенчатый порядок оформления покупок¹²¹⁰. Покупатель вначале стоял оче­редь в отдел товаров, где продавец выписывал квитанцию, которая указывала, какой товар выбран, его количество и стоимость. С этой квитанцией покупатель шел в кассу. Там опять надо было стоять в очереди, чтобы оплатить покупку. Кассир ставил штамп на квитан­цию об оплате. После оплаты в кассе покупатель с чеком и квитан­цией с печатью шел в отдел получения покупок (там опять стоял в очереди). Контролер сверял квитанцию покупателя с контрольной, которая была выписана при выборе товара, и выдавал покупку. Столь сложная система документации позволяла лучше вести учет проданных товаров и была направлена в первую очередь против злоупотреблений работников магазина. Покупатели, однако, пользо­вались этой длинной цепочкой, в которой продавец, который ото­брал для них товар, и тот, который выдал его после оплаты покупки, были разными людьми. Люди подделывали квитанции, штамп «уплачено» и чеки - благо сделать это было не сложно, вторично использовали чеки и получали товар, не сдавая ценностей. Управля­ющий Московской областной конторы Торгсина Дорон писал в мос­ковскую милицию (июнь 1935 г.): «За последнее время по нашим универмагам усилились случаи хищения товаров по поддельным кви­танциям Торгсина. Злоумышленники настолько тонко подделывают штампы и шифр универмагов, что работники универмагов не всегда в состоянии отличить правильную квитанцию универмага от поддель­ной. Подделка выявляется только после проверки бухгалтерией кассы против чека отпуска товаров. От поддельных товарных квитанций Торгсин несет колоссальные убытки. Все наши усилия ликвидировать подобные злоупотребления без Вашей помощи бессильны»¹²¹¹.

Те, у кого не было своих ценностей, тем не менее находили спо­собы попасть в Торгсин. Исаак Тартаковский, переживший голод в Украине, вспоминал беспризорников, которые охотились за хорошо одетыми женщинами: на бегу они вырывали золотые серьги из уха жертвы. Поджидали и выходивших из Торгсина покупателей: сле­довало прятать купленный хлеб или держать буханку обеими рука­ми - иначе вырвут¹²¹². Акты задержания свидетельствуют, что во­ровство было одним из распространенных способов заполучить тор­гсиновские товары. Гражданка Петрова, не имея бонов Торгсина¹²¹³, зашла в универмаг № 4 в Ленинграде «посмотреть жакеты и прице­ниться». Попросив показать ей два жакета, она вернула продавцу

только один. При досмотре второй жакет был найден на полу у нее под ногами. Видимо, «гражданка-покупательница» спрятала воро­ванное под одеждой, а когда поняла, что уйти не удастся, «уронила» его на пол. Гражданин Андреев Иван Андреевич, 13 лет, разбил стекло в витрине и вытащил две пары чулок (январь 1934 г.). Одну пару удалось отобрать, а вторую пару, ценой 40 руб. совзнаками, он успел передать сообщнику. Это было уже не первое задержание Ивана Андреевича, ранее он уже наведывался в универмаг № 4 с 13-летним товарищем, Щаповым Иваном. В тот раз, взломав витри­ну, он вытащил кофточку ценой 120 руб. совзнаками. При обыске у Андреева нашли бритву «жилет» и торгсиновские запонки¹²¹⁴. Пользуясь занятостью продавца при наплыве покупателей, умельцы вырезали часть стекла из витрины и вытаскивали приглянувшееся крючком - именно так были украдены часы из универмага № 2 в Ленинграде и множество других ценных вещей по всему Советско­му Союзу¹²¹⁵. Воришки шарили по карманам и крали из «чемода­нов у публики». Только за октябрь в универмаге № 4 было отобрано 12 ворованных книжек. В этих случаях воришкам не повезло: истин­ные владельцы уже объявили свои книжки в розыск¹²¹⁶.

В торгсиновском универмаге № 4, что был на улице Желябова в Ленинграде, гражданка Л.Э. Чистозвонова заметила у прилавка тек­стильного отдела женщину, которая что-то прятала в мешок. С ней были еще две напарницы. Бдительная покупательница задержала вора и отвела в дирекцию. Украдено было 7 м отечественного босто­на. При допросе оказалось, что задержанная не имела бонов Торгси­на, а в магазин пришла якобы «посмотреть». Документов при ней не оказалась, - идя воровать, люди не брали паспорта, - но назвалась Казанской Евдокией Федоровной из города Лихославля! Приду­манное имя многого стоит - боярыня, да и только, а уж город - луч­ше не скажешь! Кто в те годы был не из Лихославля? Однако заме­тили ли составлявшие акт о задержании эту злую издевку?¹²¹⁷

К той же группе непрошеных посетителей относились и грабите­ли. В начальный период магазины Торгсина охраняла ведомствен­ная военизированная милиция, но в ноябре 1932 г. их заменили «гражданские» сторожа¹²¹⁸. Если милиционеры получали за работу 150 руб., то сторожа - всего лишь 95 руб. (такой же была и зарплата уборщиц). На такую оплату шли старики-пенсионеры и женщины -плохая защита против вооруженных банд. Видимо, это понимали и сами сторожа: в материалах по Узбекистану описаны случаи, когда охрана торгсиновского универмага уходила на ночь спать в ближай­шую чайхану¹²¹⁹. Торгсин становился легкой добычей грабителей. Директора магазинов, а вслед за ними и Правление Торгсина жало­вались в ОГПУ, которое должно было раскрывать преступления, на

участившиеся случаи ограблений торгсинов, убийства сторожей, поджоги магазинов. Истории рассказывали о проникновениях в ма­газин через вентялиционные трубы и проломы крыш, о подкопах и вырезке полов, одурманивании покупателей наркотическими плат­ками, самоубийствах сторожей, испугавшихся ответственности...¹²²⁰ Некоторые грабежи выглядят до простого будничными. В торгсине в Одессе, например, грабители не спешили. Спокойно выпили, заку­сили дорогими гастрономическими продуктами. Потом погрузили на тачку два мешка шелковой мануфактуры, накрыли листьями ди­кого винограда. Но тачка подвела: на улице выпало колесо. Сторож почти было нагнал воров, но подошел трамвай и грабители, успев прихватить один мешок, укатили¹²²¹. Торгсин просил ОГПУ вер­нуть ему военизированную милицейскую охрану, однако ОГПУ от­казало¹²²². Чем был мотивирован отказ, не ясно. Испортил ли Торгсин отношения с ОГПУ из-за жалоб на незаконные аресты его покупателей? Был ли это отказ из зависти к более успешному валютному предприятию? Или то была одна из очередных прави­тельственных кампаний по экономии государственных средств?

Особую группу покупателей в Торгсине составляли профессио­нальные спекулянты. Спекуляция - покупка и перепродажа с целью получения прибыли, по советской терминологии «наживы», явля­лась одним из наиболее распространенных экономических преступ­лений советского времени. Признание спекуляции преступлением являлось феноменом социализма, так как в условиях рыночной эко­номики она представляет основополагающий вид экономической деятельности¹²²³. Провозгласив на заре Советской власти спекуля­цию преступлением, государство преследовало определенные соци­ально-экономические и политические цели - в первую очередь это была мера борьбы с частником в конкуренции за ресурсы и влия­ние¹²²⁴. Репрессии практически уничтожили легальное частное предпринимательство в СССР, но спекуляция не только осталась, она расцвела в стране хронического дефицита.

В советской теории и практике спекуляция определялась расши­рительно. Под статью о спекуляции подпадали перепродажа по бо­лее высоким ценам товаров, купленных в государственных и коопе­ративных магазинах, и даже продажа собственно произведенных товаров по ценам, превышавшим установленные государством¹²²⁵. Пример подобной спекуляции находим и в материалах Торгсина: «На улицах Москвы (особенно в районах Большого театра и Кузнец­кого моста) за последнее время появилась группа женщин, которые продают береты из импортной пряжи. Такая пряжа находится в Торгсине»¹²²⁶. Скупка пряжи в Торгсине с целью частного произ­

водства беретов и их продажи по прибыльным ценам считалась экономическим преступлением.

В экономике дефицита спекуляция была исключительно выгод­ным предприятием, но не только в этом заключался секрет ее неис­требимости. Спекулянты выполняли важные функции в социалис­тической экономике. Они «латали» прорехи централизованного распределения. В СССР шутили, что государству надо лишь напра­вить все товары в Москву, а уж спекулянты сами развезут их по го­родам и весям. Развозя товар по стране и продавая всем, у кого были деньги, спекулянты перераспределяли государственные товар­ные фонды на принципах рыночной экономики, являясь главным источником снабжения тех групп населения, которые плохо снабжа­лись государством или не снабжались вовсе. Рыночная деятель­ность спекулянтов формировала социальную иерархию, основан­ную на деньгах, в отличие от государственного распределения, основанного на принципах принадлежности к власти и близости к индустриальному производству. «Спекулятивная деятельность», на­сыщая потребительский спрос, в определенной степени гасила со­циальное недовольство, примиряла людей с ситуацией, позволяя им приспособиться к социализму, и тем способствовала стабильности режима¹²²⁷. Однако, развивая запросы потребителей, спекуляция готовила могильщиков экономики дефицита. Неудовлетворенные покупатели, разочаровавшись в советском социализме, стали все чаще смотреть в сторону заваленного товарами Запада.

Спекуляция была частью обширного «черного» рынка¹²²⁸, кото­рый развивался инициативой людей. Зажатый в тиски плановой централизованной экономики, «черный» рынок приспособился к ней, превратившись в ее неизбежную и необходимую часть. Плано­вое хозяйство уродовало рынок, обрекая предпринимательство раз­виваться в форме мелкого, распыленного, нестабильного подпольно­го бизнеса, но «черный» рынок брал реванш. Он паразитировал на плановом хозяйстве, выкачивая с помощью буйно цветущего воров­ства ресурсы из государственных предприятий. Однако как ни пара­доксально это звучит, именно благодаря «черной» экономике плано­вое хозяйство просуществовало столь долго. Без «черного» рынка жизнь в экономике хронического дифицита для львиной доли насе­ления была бы невозможна¹²²⁹.

Спекуляция стала неотъемлемой частью повседневной жизни Торгсина. Проверки его контор показывали, что в каждом магазине имелся постоянный штат торговцев-спекулянтов¹²³⁰. В одном из пи­сем покупатель назвал Торгсин «бандитски-спекулятивным и эко­номически-контрреволюционным учреждением», где спекулянты получали муку и крупу по 30 руб. за пуд, а владельцы торговых кни­

жек томились долгие сутки в очередях¹²³¹. «Эта группа покупате­лей, - докладывал о профессиональных спекулянтах уже известный читателю нижегородский отчет, - быстрее всех освоилась с товара­ми в Торгсине... В январе месяце усиленно покупали перчатки, муж­ские и женские, по 10-20 пар, по несколько раз в день, мануфактуру дешевую, жакеты трикотажные, носки. Февраль месяц: муку пше­ничную, сахар, макароны, воблу копченую, одеяла импортные. Март месяц: чулки детские, тюль, монпасье в корабках, сельдь, воблу копче­ную, пшено, посуду эмалированную. Апрель месяц: сахарный песок, сахар, муку, сухофрукты, орехи, брюки, платки головные бумажные (хлопчатобумажные. - Е.О.), галоши. Май месяц: рис, пшено, муку, туфли брезентовые, плимсоли, монпасье, папиросы «Пушка», платки головные и платки носовые. Июнь месяц: песок сахарный, орехи, туф­ли брезентовые, папиросы «Пушка», посуда алюминиевая. Июль ме­сяц: туфли брезентовые, монпасье, сахарный песок, крупа манная, платки головные, платки оренбургские...»¹²³² Иными словам, вместе с вечными русскими продуктами - мукой, сахаром и воблой спеку­лянты скупали в Торгсине все, что было завезено в упомянутые ме­сяцы. «Зная рынок, ежедневно посещая Торгсин, группы спекулянтов постоянно выбирают выгодные для спекуляции товары. Эти люди обычно покупают на ровные 10, 20, 30 и иногда 50 руб., платят иногда ломом, а в большинстве чеканкой. Купит утром, а днем опять идет покупать», - подводил итог нижегородский отчет.

Купленные в Торгсине товары спекулянты перепродавали на «черном» рынке за советские рубли. Вырученные совзнаки затем пускали в оборот: скупали ценности и торгсиновские книжки, а так­же товары в государственной торговле с целью последующей пе­репродажи. В начале 1932 г. монпасье, коробка которого в Торгсине стоила 20 коп. золотом, на «черном» рынке шло за 6 руб., головной платок, стоимостью 20 коп. золотом, спекулянты продавали за 5 руб. По данным нижегородской конторы (осень 1932 г.), спекулянты пе­репродавали пшеничную муку в 40 раз дороже торгсиновской цены, а рис, пшено, сахар - в 25-30 раз дороже¹²³³. Соотношение цен определялось рыночным обменным курсом золотого торгсиновского рубля, который рос вместе с развитием голода в стране¹²³⁴.

Исследование «черного» рынка 1930-х гг. свидетельствует, что социальный состав спекулянтов был пестрым. «Профессионалы», для которых перепродажа стала ремеслом, работали в одиночку или организованными группами. Многие из них имели «крышу» - по­стоянное место работы с относительно свободным графиком (сторо­жа, гардеробщики и т.д.). К группе «профессиональных спекулян­тов» власть относила и кустарей, которые продавали на рынке свою продукцию по ценам, превышавшим кооперативные. Кроме профес­

сионалов, в сделках на «черном» рынке спорадически участвовали и миллионы «дилетантов». Среди них были и рабочие, и крестьяне, и творческая интеллигенция, и представители советской элиты¹²³⁵. По данным Правления Торгсина (весна 1934 г.), треть получаемых из-за границы переводов (200 тыс. из 700 тыс.) перепродавалась «для удовлетворения потребительских нужд переводополучателей». По мнению Правления, косвенным доказательством спекуляции были покупки товаров в количестве, превышавшем нормальные по­требности семьи. Правление затруднялось указать точные размеры этой практики, но считало, на основе донесений из Москвы и Укра­ины, что этим занимались в основном крестьяне. Однако с повыше­нием цен на товары, отмечало Правление, крестьяне значительно со­кратили закупки для перепродажи.

Работники магазинов не только знали профессиональных спеку­лянтов в лицо. Не будет большим преувеличением сказать, что практически все работники торговли, в силу своей близости к дефи­цитному товару, занимались спекулятивной перепродажей. По сви­детельству документа, в Торгсине произошла «тесная спайка работ­ников универмагов со спекулянтами»¹²³⁶. Продавцы выдавали товары по заведомо подложным чекам или вообще без чеков, ин­формировали спекулянтов о времени поступления и переоценки то­варов, а то и искусственно задерживали переоценку - оборот мага­зинов подскакивал в несколько раз накануне повышения цен¹²³⁷. Продавцы позволяли «своим» покупать без очереди, с «черного хода» и из-под прилавка, принимали от них недействительные тало­ны и книжки¹²³⁸. Председатель Торгсина Сташевский после поезд­ки по Украине признался: «У меня создалось впечатление, что в Ки­еве и Одессе между продавцами и покупателями-спекулянтами стерлась всякая грань»¹²³⁹.

Для тех, кто не имел ценностей, покупка торгсиновских денег с рук была способом проникнуть в магазин. Шли к спекулянтам и умиравшие от голода, и те, кто хотел купить модные импортные то­вары, отсутствовавшие в невалютных магазинах, а также многие кустари, чтобы достать необходимое для их ремесла сырье: сапож­никам нужны были шевро и хром, мыловарам - каустик и стеарин. К спекулянтам обращались и нуждавшиеся в медикаментах: в Торг-сине были лекарства, которые отсутствовали в аптеках. Докупали торгсиновскую валюту на «черном» рынке и те, у кого собственных валютных сбережений не хватало¹²⁴⁰.

Купля-продажа денег Торгсина, его товаров, царского чекана и иностранной валюты бойко шла у входа и в самих магазинах, на прилегавших к ним улицах, в скверах и подворотнях домов. Спрос был огромен. Акты задержания и сопроводительные записки в ми­

лицию говорят, что спекулянты «собирали толпы народа» и вели себя агрессивно¹²⁴¹. Руководство Тогсина рассылало директорам магазинов циркуляры, требуя применять решительные меры в борь­бе со спекуляцией: развесить у касс плакаты, предупреждавшие об ответственности, пойманных сдавать в милицию и уголовный ро­зыск, сообщать обо всех фактах отказа «органов» привлекать винов­ных к ответственности¹²⁴². Периодически милиция проводила об­лавы. Арестованные спекулянты препровождались в участок, но частенько, бывало, убегали от конвоиров. Видимо, откупались - ми­лиционеры ведь «тоже есть хотят»¹²⁴³.

Еще одним методом борьбы со спекуляцией было «усовершен­ствование» денег Торгсина. В начальный период деятельности то­варные ордера Торгсина были обезличены, кроме того, с них выда­валась сдача, что облегчало их размен и перепродажу. В феврале 1933 г. постановление СНК ввело именные торгсиновские книжки. Эта мера вызвала протесты некоторых директоров Торгсина, кото­рые боялись, что не выполнят валютный план: по их мнению, опрос и запись личной информации отпугивали людей, да к тому же дела­ли процедуру громоздкой, создавали очереди. Но Наркомфин насто­ял на мерах против превращения «книжек в обезличенный денеж­ный знак»¹²⁴⁴. В борьбе со спекуляцией Правление Торгсина запретило обращение оторванных от именных книжек отрезных та­лонов. Кассиры подлежали уголовной ответственности за наруше­ние этого указания. Но люди находили обходные пути - ведь можно было купить не именную книжку, а уже оплаченные в магазине чеки на получение товара.

Дата добавления: 2015-11-04