– Нет, не поеду, – Кристина упрямо покачала головой, отводя глаза в сторону.
Черти, скажет тоже…
– Как знаешь, – обреченно вздохнула Миранда. – Тогда я пойду. Завтра утром позвони мне перед отъездом, ладно? Расскажешь, как все у Рона прошло. Только дай мне выспаться, договорились?
– Договорились. Я надеюсь, увидимся завтра. Может, ты даже сможешь заехать? Попрощаемся по-человечески.
– Я постараюсь, но у меня во второй половине дня дежурство. Все равно, давай звони, я, может, перед больницей заскочу к тебе, – пообещала Миранда и, чмокнув Кристину в щеку, начала пробираться к выходу сквозь поредевшую, но тем не менее достаточно плотную толпу самых стойких танцоров.
Кристина смотрела ей вслед, спрашивая себя, почему она поменяла решение ехать домой, которое было таким твердым еще несколько минут назад. У самого выхода Миранда обернулась, помахала ей рукой и одними губами сказала: «Не делай этого».
Кристина осталась за столиком одна. Боль в голове становилась все сильнее, а она не догадалась даже таблетку в сумочку сунуть. Наверняка у Миранды нашлось бы что-нибудь, тайленол или аспирин, например. И почему она не додумалась спросить чуть пораньше?
Но догонять подругу было уже поздно.
Громкая музыка, терзающая ее голову наравне с усталостью, сменилась медленной композицией, и Кристина почувствовала огромное облегчение. Бог с ним, с вечером этим, ведь самое главное, что школа окончена, аттестат получен, и заточение в этом городишке подходит к концу. Еще одна ночь, вернее даже, полночи и кусочек утра, который она, вероятнее всего, проспит, – и ее семья навсегда отсюда уедет. Ощущение неотвратимо надвигающейся свободы и, как следствие, бесшабашности, подпитанное коктейлями, окатило ее освежающей волной.
– Кристи…
От знакомого хриплого голоса, раздавшегося у нее прямо над головой, Кристина содрогнулась, как от выстрела. Рядом с ней, опираясь на спинку стула, на котором несколько минут назад сидела Миранда, стоял Ник. Его глаза светились радостью и надеждой, и от этого он казался особенно уязвимым. Не нужно было гадать, почему он подошел, и что его так обрадовало, она ведь сама этого добивалась и знала, что так будет.
Ведь знала же!
Только ею владело отнюдь не желание осчастливить Вуда. Она сама себе, не то что Миранде, не смогла бы объяснить, чего же она хотела на самом деле.
– Потанцуешь со мной?
– Ну уж нет! Только не с тобой и не сейчас.
Он опешил, серые глаза потускнели.
– Но ведь ты же сама хотела.
– Кто? Я? Надо же, какая у тебя богатая фантазия! Никогда бы не подумала, – съязвила Кристина в ответ и услышала свой смех – не очень приятный.
Она подняла голову и в упор посмотрела на Ника, как на мусор под ногами, – отвратительный, грязный, липнущий к новым дорогим туфлям мусор.
Ник отшатнулся, будто она толкнула его в грудь.
– Ты говоришь это серьезно?
– Абсолютно, – холодно кивнула Кристина, все больше и больше раздражаясь.
Тут, на ее счастье, к ним подошла целая компания. В полумраке зала она разглядела только Рона с Самантой и Майка Соммерса, того самого, который трижды безуспешно пытался пригласить Миранду на выпускной бал. Майк, впрочем, не выглядел удрученным: у него на плече висела какая-то рослая девица, кажется, Кристина встречалась с ней в спортзале. Быстро же он утешился!
Остальные остановились чуть в стороне.
– Ну что, Риверс, ты решила, поедешь с нами или нет? – по-свойски обратился к ней Рон. И когда это они успели так сблизиться?
– Если да, то могу захватить, у меня есть одно местечко.
Ричмонд кивнул на Ника, который застыл, как изваяние, и смотрел в сторону, словно речь шла не о нем.
– Если хочешь, бери с собой Вуда, только моя машина под завязку.
Кристина встала.
– А что, багажник тоже забит? – едко поинтересовалась она, обращаясь к Рону, но глядя при этом на Ника. Он никак не отреагировал на ее колкость, только руки в карманах брюк сжались в кулаки.
Все вокруг засмеялись. Все, кроме Ника и ее самой.
– Ладно, разбирайтесь тут между собой и выходите, мы ждем – бросил Рон сквозь смех, и они ушли.
Ник отвернулся и несколько минут смотрел куда-то в пол. Наконец он поднял голову и взглянул на Кристину огромными, почерневшими от потрясения глазами, резко выделяющимися на белом, как полотно, лице. Его необыкновенная красота по-прежнему, даже сквозь раздражение, ошеломляющая ее, сейчас показалась ей какой-то беззащитной.
Ник не сказал больше ничего, но Кристине хватило одного его взгляда – он ударил ее так сильно, что она даже качнулась назад, но от падения ее удержала спинка стула.
– Прекрати изображать на своем лице всю мировую скорбь, – подавшись вперед, прошипела она. – Не говори со мной, понял? Не смотри на меня. Даже близко не подходи. Никогда! Я ясно выразилась или нужны какие-то метафоры или, не дай Бог, стихотворная форма для пробуждения твоей обедневшей фантазии, чтобы ты, наконец, уяснил себе во всей полноте красок и художественных образов, что я не хочу твоего присутствия ни сейчас, ни потом? Не хочу! К тому же мне пора ехать, меня ждут. Это все!
Кристина резко повернулась на шпильках и почти побежала к выходу. Больше всего это напоминало ей паническое бегство, причем от самой себя. Оглянувшись в последний раз, она увидела, что Ник остался стоять на том же месте и даже не повернул голову ей вслед, только закрыл глаза. Его плотно сжатые губы чуть подрагивали, а тонкие крылья носа трепетали то ли от сдерживаемого гнева, то ли от легкого, завораживающего запаха ее духов, невесомым шлейфом витавшего в воздухе.
* * *
Выходя из машины у дома Ричмондов, Кристина уже раскаивалась в своем спонтанном решении отправиться сюда. Ей очень хотелось спать, потому что время давно перевалило за полночь, да и компании у нее на самом деле не было. Она с запоздалым сожалением подумала о том, что ей следовало послушать разумные доводы Миранды и уехать домой вместе с ней.
Какой черт дернул ее остаться?
Кристина вошла в дом в числе самых последних гостей и, сторонясь веселой толпы молодежи, подобно безудержному водяному потоку растекающейся по трем этажам обреченного на растерзание дома, далеко не сразу отыскала в холле телефон.
Трубку долго не поднимали, и она уже почувствовала привкус паники во рту, когда Патрик ответил на звонок. Он шепотом пообещал приехать за ней через полчаса, максимум через час, и у Кристины отлегло от сердца. Теперь оставалось только дождаться, пока водитель заберет ее отсюда, и этот бесконечный вечер, наконец, закончится.
Ни с кем не заговаривая, она вышла из дома, где уже вовсю гремела музыка, шипели бочки с пивом и шумели выпускники.
Кристина никогда раньше не была у Рона, поэтому не знала, в какую сторону ей пойти, чтобы избежать встреч с другими ребятами, но при этом не пропустить приезд Патрика. Ей не хотелось, чтобы водитель входил в дом и разыскивал ее в этой беснующейся толпе. И на парковке торчать тоже не было смысла: сюда еще могли подъехать машины, и она точно обратила бы на себя внимание.
Она задержалась на веранде ровно столько, сколько было необходимо, чтобы оглядеться вокруг: в открытую дверь вытекали парочки и устраивались на креслах, диванчиках и просто на широких деревянных перилах. Кристина тут же почувствовала себя неловко и поспешила уйти.
Очень скоро она обнаружила, что дом Ричмондов находится на высоком берегу озера, спускающемся к воде крутым обрывом в дальней части сада, который оказался совсем небольшим и, повторяя очертания берега, изгибался дугой, так что даже отсюда она прекрасно видела огни подъездной дорожки и не беспокоилась о том, что не заметит Патрика. И уединение ей было обеспечено – сюда вряд ли кто-то забредет: вокруг было сумрачно и неуютно. К тому же поднимался ветер, и Кристина отчетливо слышала, как волны тяжело накатывают на берег где-то внизу, в темноте. Она поежилась, представив, какая ледяная, должно быть, сейчас вода. И ночной воздух был довольно холодным, несмотря на разгар июня, а она даже не догадалась захватить с собой кофточку или хотя бы палантин. Так ведь и не предполагалось, что после бала она поедет куда-то еще!
Ее голые плечи тут же покрылись противными мурашками. Ветер разметал волосы, и на голове у нее сейчас в лучшем случае живописный беспорядок локонов, увенчанный диадемой, а в худшем – гнездо, пожалуй, сорочье, куда та притащила блестящую побрякушку. Кристина не удержалась от улыбки и обхватила себя руками, чтобы как-то согреться.
Ну и вид у нее, должно быть… Хотя кто тут будет ее разглядывать и критиковать? Поэтому Бог с ними, с волосами, самая главная проблема – холод. Но она готова скорее замерзнуть, чем возвращаться и ждать в доме, где от грохота музыки и веселых криков, которые были слышны даже здесь, дрожали все стены.
Пройдя по дорожке, выложенной из коротких широких досок, Кристина неожиданно оказалась на краю обрыва. Почти к самой его кромке, туда, где кончалась трава и обнажалась комковатая глинистая почва, подступали толстые вязы, которые сдерживали своими корнями землю от осыпания.
На одном из деревьев под усиливающимися порывами ветра болтались простенькие качели, устроенные из веревки и небольшой узкой дощечки. Поскольку присесть все равно было некуда, а ноги у нее подгибались от усталости, Кристина направилась к качелям, чуть не сломав при этом каблук: как только она шагнула с дорожки в сторону, шпилька тут же увязла в глине, и нога подвернулась.
Охнув, Кристина подвигала ступней в воздухе – вроде ничего. Потом сняла босоножки и поставила их рядом с качелями, а сама обессиленно опустилась на гладкую дощечку и принялась тихонько покачиваться, наблюдая за подъездной дорожкой к дому, чтобы юркнуть в машину к Патрику, как только он подъедет.
Ее хорошее настроение стремительно таяло, как пенные шапки на гребнях беснующихся под обрывом волн. Праздник закончился. Осталось разочарование, пустота и нарастающая головная боль. Прикрыв глаза, она уныло размышляла о сегодняшнем вечере, о словах Миранды и о своей гадкой выходке.
Почему все так странно выходит? Она говорит то, что не хочет говорить, совершает поступки, которые не собиралась совершать, словно она была уже не она, прежняя Кристина Риверс, и ее действиями руководил другой человек, циничный и холодный. На ее худенькие плечи вдруг навалилась страшная усталость, хотелось только одного: чтобы в темноте ночи поскорее блеснул свет фар, и заботливый водитель забрал ее домой.
На связные мысли, чувства, а тем более анализ поступков сил уже не осталось, и она просто покачивалась, сидя на доске и слушая приглушенные звуки холодной ночи, разбавленные отдаленной музыкой.
– Кристи, мне нужно с тобой поговорить.
От неожиданности Кристина едва не свалилась с качелей, обернувшись так резко, что веревки над ее головой перекрутились, и она на миг потеряла равновесие. Виной тому был голос Ника, раздавшийся совсем близко от нее в непроглядной темноте июньской ночи, и в немалой степени коктейли, которые шумели у нее в голове, как прибой далеко внизу, под обрывом.
– Что? – сипло переспросила она, отчасти затем, чтобы дать себе время сориентироваться в ситуации.
Во рту мгновенно пересохло, и закололо в кончиках пальцев. Она покрепче сжала руки, чтобы унять это противное ощущение и успокоить бешено рванувший пульс. Перед глазами заплясали черные пятна. Кристина отчетливо ощутила, как в кровь выбрасывается адреналин и стремительно распространяется по ее телу, угрожая затопить остатки здравого смысла и выдержки.
«Ник-чтоб-тебя-Вуд! Ты что здесь делаешь?!» – пронеслось у нее в голове.
Откуда он взялся у Ричмондов? Как он вообще узнал, где ее искать?
Господи, ведь она сама ему сказала, что едет к Рону.
Вот дура!
Она досадливо прикусила нижнюю губу и поморщилась от боли, почувствовав солоноватый привкус крови.
– Мне нужно с тобой, наконец, поговорить, – с той же интонацией повторил Ник. Его внешне спокойный голос чуть подрагивал, что выдавало крайнее волнение, и Кристина это прекрасно знала.
Она так много о нем, оказывается, знала…
Справившись с первым шоком, она выпрямилась, насколько позволяло ее неустойчивое положение на раскачивающихся от ветра качелях, и, вскинув голову, холодно и чуть развязно ответила:
– Без проблем. Говори.
А куда ей было деваться? Мимо Ника все равно не пройти, а другого пути сбежать отсюда не было. Не с обрыва же прыгать!
Ник стоял недалеко от нее, у старого вяза, опираясь на него плечом и засунув руки в карманы брюк. Как давно он был здесь и наблюдал за ней, Кристина не представляла. Ей, по большому счету, было все равно. Она подавила в себе зарождающийся беспричинный страх, а выпитое спиртное придало ей уверенности и даже какой-то отчаянной наглости.
Почему, собственно, она должна его бояться? Что он может ей сделать?
«А что можешь сделать ему ты?» – шепнул кто-то прямо ей в ухо, и она даже вздрогнула – до того осязаемым был этот голос.
– Хорошо, – Ник шагнул к ней, но Кристина остановила его резким возгласом и таким выразительным взглядом, словно перед ней было отвратительное животное.
– А вот этого не надо! Стой там! Я и так тебя прекрасно слышу. Что ты хочешь мне сообщить? Говори быстрее, мне пора уходить.
Кристина предпочла бы, чтобы этого разговора вообще не состоялось, но после их разрыва без каких-либо видимых причин и объяснений, а потом ее странной выходки на балу было бы нелепо думать, что Ник не предпримет попытки поговорить с ней еще раз. Тем более что он наверняка от кого-нибудь, например, от Миранды, узнал, что Риверсы завтра уезжают из Хиллвуда навсегда.
Мысль о «навсегда» придала Кристине уверенности. Она понадежнее устроилась на шатком сиденье качелей, даже забросила ногу на ногу и изобразила на лице крайнее нетерпение.
– Ты можешь мне, наконец, объяснить, что все это значит? – начал Ник тусклым и тихим голосом, но Кристина его услышала.
– Смотря что ты имеешь в виду, – процедила она сквозь зубы, в который раз за сегодняшний вечер чувствуя стремительно нарастающее раздражение.
Ну вот, начинается…
– Что я имею в виду? С чего бы начать? – повысил голос Ник, попав в тон ее мыслям. – Может, стоит начать с Миннеаполиса? Туда ты уехала живой, солнечной, такой… настоящей, а вернулась из этой проклятой поездки совершенно чужим человеком. Ты изменилась до неузнаваемости! И причины этого я до сих пор не знаю. Я помню тебя… совсем другой.
Он умолк, ожидая, что Кристина, может, ответит ему, но она, не моргая, смотрела куда-то сквозь него на уровне груди. Лишь тонкие брови на долю секунды дернулись вверх.
– Ты отказываешься видеться со мной, разговаривать, шарахаешься от меня в школе и вообще относишься ко мне, как к самому страшному врагу.
– Дальше.
Голос Кристины прозвучал неожиданно низко и отрывисто. Со стороны она, должно быть, напоминала восковую куклу, безупречно красивую в своем струящемся платье небесного цвета, но со злым застывшим выражением лица. Ее прищуренные глаза были устремлены куда-то далеко в одну точку и от этого казались безжизненными. От всей ее неподвижной маленькой фигуры веяло холодом и отчуждением.
Но сама она прекрасно знала, как трясло ее внутри, какие эмоции ей приходилось скрывать за маской ледяной неприязни. Она прилагала неимоверные усилия, чтобы у нее не задрожали губы, а влажные ладони не соскользнули с гладкой веревки, на которой крепилось ее хлипкое сиденье.
– Дальше? – голос Ника дрогнул. – Мне неизвестно, что дальше. Честно говоря, это пока не так важно. Важно то, что уже произошло. Я не знаю, чем обидел, что совершил, находясь вдали от тебя. Ведь мы простились совсем иначе, чем встретились спустя две недели. Разве ты не помнишь? Кристи, что случилось? Я просто хочу понять.
– Дальше.
– Ты построила между нами такую прочную стену, что все мои усилия пробиться через нее, поговорить с тобой, да просто выяснить причину происходящего наталкиваются на жесткий отпор. И я не понимаю, чем вызвал такое отношение к себе. Я все это время ждал, что ты, может быть, одумаешься, вернешься ко мне. Но этого так и не случилось. Внезапно я стал просто… просто не нужен тебе. А был ли нужен вообще?
В голосе Ника отчетливо слышалась боль. Каждое его слово, каждая фраза кричала о дикой боли, которая терзала его сердце, и вовсе не требовалось смотреть ему в глаза, чтобы это почувствовать.
– Дальше.
Кристина находила странное удовлетворение в том, чтобы выплевывать одно это слово, прекрасно осознавая, как сильно оно ранит Ника. На нее нашло дикое, бессмысленно-мстительное удовольствие от такого способа поддерживать видимость разговора.
А что такого? Она его слушает и даже реагирует. Чего еще ему от нее надо? Он же хотел поговорить. Пожалуйста. Разве они не разговаривают?
На самом деле Кристина почти не разбирала того, что ей говорил Ник, о чем спрашивал, просто по инерции, когда он замолкал, произносила это жалящее «дальше», смирившись с неизбежностью разговора, но не желая принимать в нем активное участие и тем более открывать перед Ником душу, объясняя свои необъяснимые поступки.
После непродолжительного молчания Ник вновь заговорил:
– Если ты решила расстаться со мной, то почему подошла сегодня ко мне? Для чего тогда этот медленный танец и твои прозрачные намеки? Я почти смирился с тем, что больше для тебя не существую, так зачем нужно было мучить меня вновь? Разве ты не понимаешь, что мне и так тяжело? Хотела закрепить результат? Или проверить, сколько я еще смогу вынести?
Кристина демонстративно игнорировала его вопросы, погрузившись во внешне принудительно-покорное ожидание окончания его монолога.
– Ты прочитала мое письмо?
Молчание.
– Значит, нет… Я так и думал. Что ж… Кристи, если ты не хочешь разговаривать со мной, скажи, и я уйду. Но мне нужно понять…
– Дальше.
Та же интонация, то же безучастное выражение лица.
– Что «дальше»? Это я хочу узнать у тебя, что дальше! – Ник оторвался от дерева и направился к качелям.
Заметив его движение, Кристина мгновенно вышла из оцепенения, соскочила с доски и, придерживая длинный шлейф своего шелкового платья, отшатнулась в сторону.
– Это все? – спросила она с вызовом. – Все, что ты хотел мне высказать? Все, зачем явился?
– Нет, – ответил он, медленно подходя к ней.
– Что еще? – почти взвизгнула она, глядя, как расстояние между ними неумолимо сокращается. – И не подходи ко мне, черт бы тебя побрал, слышишь? Не подходи, я сказала!
Ник остановился, резко, словно натолкнулся грудью на невидимую стену, и совершенно другим, треснутым, и от этого каким-то чужим голосом неожиданно спросил:
– Кристи, ты любишь меня?
Сейчас его голос был отдаленно похож на тот, прежний, с принужденным усилием забытый ею дивный шорох ветра над волнами, и ей вдруг стало так сладко, так томительно сладко внутри. Но это ощущение длилось всего секунду. К реальности ее вернул ледяной холод остывшей земли, пронзающий ее от голых ступней до затылка, в котором пульсировала боль.
Ник ей что-то сказал несколько мгновений назад, вернее, спросил. А что спросил, она почему-то не помнила, помнила только звук его голоса, ранящий звук.
Странно, почему ей когда-то казалось, что с ней говорит ветер? Глупость какая… На самом деле его голос больше походит на яростно бьющий о скалы прибой, бьющий по серым щекам прибрежных валунов, по ее щекам…
Почему Вуд так пристально на нее смотрит, просто впивается взглядом? Чего от нее так напряженно ждет?
От внезапно накатившего страха Кристина попятилась, не замечая, как жесткая трава под ногами сменилась вязкой мокрой глиной: замерзшие ноги почти ничего не ощущали. Она оглянулась, чтобы проверить, не видно ли спасительной машины, но вместо желтых фар увидела только жуткую черноту ночи: вверху, над озером, непроницаемую и беззвездную, внизу – гулкую, шипящую и бездонную.
Отступать ей больше было некуда. Она сама заперла себя на узком клочке земли, на краю высокого обрыва. Не прыгать же с него в воду! Хотя, если Вуд продолжит ее доставать, она, пожалуй, прыгнет.
Если не будет иного способа от него отделаться.
– Кристи, ответь!
– Что тебе нужно? – почти простонала она.
– Я задал тебе вопрос. По-моему, достаточно простой.
– Я его не слышала.
– Ты любишь меня? – четко повторил Ник, выделяя каждое слово.
Неотрывно глядя ему в глаза, Кристина отрицательно покачала головой, нарочито медленно двигая ею из стороны в сторону.
Она все еще помнила агонию в его глазах, когда случай свел их вместе на репетиции танцев. Эта агония все еще билась там, под длинными густыми ресницами, была видна даже в темноте. И сейчас, как и тогда, ей было невыносимо тяжело видеть ее, но она упорно заставляла себя ранить Ника, смертельно ранить.
Пораженный, словно он до этого отказывался видеть очевидное, и только сейчас, в этот момент, впервые столкнулся с горькой, практически невозможной правдой, Ник бессознательно провел рукой по волосам и замер, не зная, что предпринять дальше. Несмотря на долгие мучительные раздумья, попытки докопаться до истины и давно уже созревший вывод, он оказался к нему совершенно не готов.
– Как… ты можешь… так… – он в один момент растерял все слова и отвернулся, глядя в черные волны озера, тяжело перекатывающиеся внизу. – Я ведь живой человек… Кристи!
– Да мне плевать! Ты понял? Мне на-пле-вать на тебя и то, как и что ты чувствуешь! – зло выкрикнула она, вонзая ногти в ладони.
Идея поиздеваться над Вудом больше не казалась ей забавной, и этот разговор выводил ее из себя все больше и больше.
Ник ничего не понял и лишь молча смотрел ей в лицо расширившимися от потрясения глазами. Серебристо-солнечные, как вода озера на рассвете, сейчас они были почти черными, их затопила горечь и боль.
– Убирайся отсюда! – кричала Кристина, уже не контролируя себя. – Я видеть тебя не могу! Не могу! Я не хочу с тобой разговаривать, ясно? Я НЕНАВИЖУ тебя, слышишь, ты? Ты мне противен! Оставь меня в покое! Уйди! Уходи. Господи, как же я тебя ненавижу…
Она сгорбилась и закрыла лицо руками. Все ее усилия пропали даром. Принужденной сдержанности не стало в одно мгновение.
Все ее тело сотрясала сильная дрожь. Голову огненным обручем сжимала боль. Ею овладело безумное желание сделать два шага, чтобы всё… чтобы насовсем… только прекратить, закончить… чтобы не слышать Ника и не разрываться самой. Не быть тут. Не быть вообще…
Кристина шагнула в сторону черной бездны.
Ник понял ее намерение и, мгновенно отреагировав, бросился к ней, крепко схватил ее за запястья и завел руки за спину. Он оттащил ее от обрыва и почти грубо толкнул к ближайшему дереву. Кристина оказалась прижата к нему всем телом. В ее обнаженную спину больно впивалась грубая кора, замерзшие ноги саднило: наверное, она все-таки поранилась.
Она бросила на Ника злобный вызывающий взгляд и тут же отвернулась, не в силах смотреть в его глаза. Он стоял так близко, что она чувствовала запах его кожи, и это сводило ее с ума.
«Не могу, не могу», – молотом колотилось в висках, заглушая чуть слышное: «Посмотри на него… Посмотри…»
– Что ты делаешь? Ты с ума сошла? Зачем?
Кристина опустила голову, и ответом Нику было лишь ее тяжелое прерывистое дыхание. Она физически ощущала каждый свой вздох, прожигающий легкие, каждый удар пульса в запястьях, сдавленных стальными тисками рук Ника.
Она яростно сопротивлялась, пытаясь вырваться. Вуд еще крепче сжал руки, но тут же неожиданно ослабил хватку, приподнял ее левую руку ладонью вверх и медленно разжал пальцы.
– Что это? – потрясенно выдохнул он.
По запястью Кристины змеился тонкий серебряный браслет, на котором покачивалось маленькое сердечко.
Она закрыла глаза. Увидел все-таки…
Собираясь на бал, она специально надела подарок Ника, отчаянно игнорируя голос разума, умолявший ее не делать этого. Но она все-таки застегнула замочек, не представляя себе, что скажет Вуду, если он заметит браслет, а ей очень хотелось, чтобы заметил.
Ник заметил.
– За что? – чуть слышно прошептал он. – Боже мой, Кристи, за что?
Она молча выдернула свою руку из его ослабевших пальцев, сорвала ненавистный браслет и швырнула его куда-то в сторону, похоже, прямо в воду.
Все, свою роль он сыграл, и необходимость в нем отпала. Теперь он был ей больше не нужен.
Ник подавил рвущийся из груди стон.
– Кристи, скажи, ты издеваешься? Намеренно хочешь причинить мне боль?
– Да!! – срывая голос, выкрикнула Кристина ему в лицо. – Да! Да! Да!
– Тогда считай, что ты в этом более чем преуспела. – Ник чуть отстранился, но тут же перехватил ее руку, занесенную для удара.
– Не трогай меня, – исступленно прошипела она, поднимая на него глаза, полные неуправляемой ярости. – Отпусти, я сказала. Отпусти!
– Ну нет. Ты должна мне, наконец, объяснить, что происходит. Объясни. Здесь и сейчас. Немедленно. И я отсюда не уйду, пока ты мне все не расскажешь.
– Тогда отпусти меня и торчи здесь, сколько захочешь, понял? Ничего я тебе не должна, ничего не собираюсь тебе объяснять, потому что не хочу. Не хочу! Ни говорить с тобой, ни видеть тебя! – клокотавший в душе гнев жег ее изнутри неистовым пламенем.
Ник отвернулся и долго молчал, словно принимая какое-то решение. Все это время Кристина, затаив дыхание, ждала, что он отпустит ее, но этого не произошло. Его руки все так же горячими кольцами обвивали ее запястья.
Наконец он заговорил:
– Хорошо. Похоже, причины твоего преда… превращения мне лучше не знать, если ты все равно так упорно отказываешься ее объяснить. Поэтому хватит.
Кристина выдохнула, надеясь, что он ее отпустит. Но не тут-то было. Ник еще не закончил.
– Но одно условие все равно остается, – он в упор посмотрел на нее, – иначе ты отсюда не уйдешь.
У Кристины дрогнули губы.
– И что ты со мной сделаешь?
– Ничего. Буду ждать.
– Долго?
– Пока ты не скажешь, что больше меня не любишь. Это и есть условие… твоей свободы. Ну?
– Что ты несешь? Ты сам-то себя слышишь? Это же бред!
– Пусть так. Сделай же мне одолжение – скажи.
– Я сказала.
Нет.
– Сказала, черт бы тебя побрал!
Кристина смотрела на Ника со злобой и неприкрытой ненавистью, ни на секунду не допуская того, что он отступится, и все-таки продолжая упрямиться.
– Я этого не слышал.
Его жесткий голос полоснул ее прямо по сердцу. Правильно, он этого не слышал, потому что она этого и не говорила.
Почему же так тяжело, Господи? Невыносимо тяжело.
У нее потемнело в глазах, и к горлу подступила дурнота. Не стоило столько пить, совсем не стоило. Нужно, чтобы Ник ушел, немедленно ушел. А что, если ее сейчас стошнит прямо здесь? Только не это! Так хочется пить… Что он от нее хотел? Ах, да… Всего-то… Какая смешная цена за обретение покоя!
Только она никак не могла произнести вслух то, о чем он просил, действительно не могла.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |