Последний полёт Буревестника 25 страница

* * * Карл Маркс уверенно смотрел в будущее. Первой страной, которая ступит на стезю коммунизма, он наметил Англию. Однако британцы ещё несколько веков назад исчерпали свой лимит на революции и приложили много сил (в лице своих спецслужб), чтобы разжечь этот «антонов огонь» в отсталой России. Действовали они проникновенно, с большим искусством. Лорд Керзон признавал: «Они (русские) превосходные колонизаторы. Их добродушие обезоруживает побеждённых. У них устанавливаются отношения, которые нам, англичанам, никогда не удавались!»

В 1905 году во время первого антирусского восстания («первая революция») Парвус появился в Петербурге. Он привёз с собой Троцкого (ему в том году исполнилось лишь 25 лет и он, как политический функционер, был совершенно неизвестен). Зато у него имелась влиятельная родня. Его дядя, Абрам Животовский, заправлял в «Русско-Азиатском банке». Племянник Абрама, сын его брата Тевеля, был женат на сестре Мартова, близкого друга Ленина. Через Животовских, а также через свою вторую жену Троцкий имел родственные связи с такими воротилами финансового мира, как братья Варбурги, Якоб Шифф, Герман Леб и др.

В охваченном брожением Петербурге Парвус и Троцкий возглавили новое революционное правительство России — Совет рабочих депутатов. Состав этого невиданного «кабинета министров» был как на подбор: Гельфанд, Бронштейн, Бревер, Эдилькен, Гольдберг, Фейт, Брулер. Царь терпел этот нахальный орган местечковой власти у себя под боком в течение почти двух месяцев. Терпел бы, видимо, и дольше («Ничего, их Боженька накажет!»), если бы Парвус и Троцкий не поспешили обнародовать самый ударный декрет своего «кабинета» — так называемый «финансовый манифест». Это был призыв к населению России не платить налогов и требовать от правительства выдачи зарплаты не бумажными деньгами, а золотом. Одним словом, руки новоявленных правителей из Совета жадно потянулись к государственной казне, к вожделённому золотому запасу империи. Только после этого законная власть пробудилась от спячки и прихлопнула Совет. Арестованные и осуждённые к ссылке в Сибирь, Парвус с Троцким совершают побег, скрываются за границей и на некоторое время их дороги расходятся.

Парвус очутился в Турции и занялся поставками на армию. Он покупал хлеб в Германии, а сахар на Украине. Довольно часто вступал в противоречия с законами (в Киеве — дело банкира Бродского). Затем Парвус вдруг зачастил в Салоники, где еврейская группа «младотурков» пестовала своего лидера Ататюрка. Гешефты Парвуса свели его с крупным международным торговцем оружием Базилем Захаровым, а впоследствии и с самим Альфредом Круппом.

Богатея, расширяя связи, Парвус постепенно «освоил» для Германии нейтральную Швецию, очень удобно расположенную сбоку. Кажется, он в самом деле обрёл своё Отечество.

Известная революционерка Клара Цеткин называла Парвуса «сутенёром империализма, который продался германскому правительству».

Германия стала постоянной сферой делового обитания Парвуса. Отсюда, из Мюнхена, он часто наезжает в Швейцарию, где его, пользующегося репутацией старого «народовольца», тепло принимают революционные эмигранты из России. Здесь, в Мюнхене, он знакомится с Лениным, и отношения у них устанавливаются настолько тёплыми, что Ленин с Крупской одно время гостят в доме Парвуса.

Это было время, когда немецкие секретные службы носились с идеей суверенитета Украины. Имелся план разлома России на куски по национальному признаку. Первой должна была отделиться Малороссия. Парвус принимает активное участие в создании «Союза вызволения Украины». Эта организация будущих бандеровцев щедро финансировалась из немецкой кассы. Часть средств Парвус направляет Ленину: в частности, 5 тысяч долларов на издание газеты «Социал-демократ».

В 1911 году, поздним летом, Троцкий направляется своим учителем в Россию, в Киев. 1 сентября агент охранки М. Богров убивает Столыпина. Билет в театр, где совершилась эта показательная публичная казнь премьер-министра, Богров получил из рук полковника Кулябко, начальника киевского охранного отделения. А накануне Богров виделся с генералом Курловым, главой российской охранки. В тот вечер, когда Богров стрелял в Столыпина, Троцкий сидел в кафе напротив театра и чего-то ждал, нервно пощипывая бородёнку.

В следующем году, когда в Праге работала партконференция большевиков, Парвус создаёт «Верховный Совет народов России» (секретари: Керенский, Терещенко, Некрасов). Дело движется к развязыванию Большой войны в Европе.

Парвус не питал доверия к таким гигантским катаклизмам, как войны. Он был сторонником (и специалистом) тихих потрясений. В 1912 году он появился в Германии и добился встречи с генералом Мольтке и с министром Ратенау. Растолковав им, что революции гораздо выгоднее войн, но что эти революции требуют хороших денег, он предложил выложить на бочку 5 миллионов золотых марок.

У генерала Мольтке насмешливо зашевелились закрученные усы:

— Уж не собираетесь ли вы, господин Парвус, стать русским царём?

Ответом было ледяное заверение:

— Зачем — я? У меня есть замечательный друг. Он и будет со временем царём в России.

Разговор тогда ни к чему не привёл. Нахального Парвуса попросту спровадили… Вспомнили о нём лишь в 1915 году, когда над Германией нависла угроза военного поражения.

Парвуса решили испытать.

На Балтийском судостроительном заводе готовился к спуску линейный корабль. Это была мощная плавучая крепость с орудиями 14 дюймов. На эти орудия немецкие заказчики и обратили внимание Парвуса. Изготавливались они на Обуховском заводе — там была сооружена специальная линия.

— Если сможете, господин Парвус, уничтожьте эти орудия!

— Ничего нет проще, господа!

Через две недели на Обуховском заводе возникли рабочие беспорядки. Пролетарии зачем-то принялись крушить новейшую линию, где изготавливались корабельные орудия.

Первый экзамен Парвус таким образом выдержал с блеском.

В начале 1915 года Парвус встретился в Турции с германским послом и заявил ему, что интересы Германии и русской революции совпадают полностью. Однако ранней весной началось большое наступление генерала Маккензена, и от предложения Парвуса отмахнулись. Вскоре однако о нём пришлось вспомнить. Парвус не проявил никакой обиды, но тон его на этот раз был жёстким: революции стоят немалых денег, так что деньги на бочку, господа!

Взамен он положил на стол детально разработанный «Меморандум». В этом документе планировались массовые забастовки на Обуховском, Пугиловском и Балтийском заводах (лозунги: «Мир и свобода!») и взрыв железнодорожных мостов на главных русских реках. В диверсионных планах предусматривалось участие боевиков Уральской организации большевиков… Парвус также предлагал уже испробованные в 1905 году акции: поджог нефтяных скважин на Кавказе и разжигание национальной розни. Особенное внимание он уделил беспорядкам на своей родной земле — на юге Украины. При этом он рассчитывал на помощь Турции — в частности, её военного флота у берегов Крыма и Кавказа.

«Меморандум» был одобрен без всяких замечаний.

29 декабря 1915 года Парвус выдал первую расписку о получении миллиона золотых рублей (банку Варбурга, в Гамбурге).

В тихом и благополучном Копенгагене внезапно появляется скромное учреждение: «Научно-исследовательский институт для изучения последствий войны». Он обзаводится филиалами в Швеции, Турции и, естественно, в Германии.

К деятельности института проявляет пристальный интерес полковник Николаи, руководитель германской секретной службы. В числе научных сотрудников института подвизается Ганецкий-Фюрстенберг, один из самых надёжных связников Ленина (в советское время он становится заместителем наркома иностранных дел). К концу войны денежные обороты института достигают 22 миллионов марок.

* * * Лето 1917 года. Первые месяцы после падения самодержавия проходили в обстановке политического и хозяйственного хаоса. Армия разваливалась, промышленность останавливалась. Временное правительство судорожно дёргалось и день ото дня теряло полноту власти. Петроградский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов неторопливо, но основательно завладевал влиянием в главном городе страны, опираясь на массы разнузданной тыловой солдатни и на рабочие отряды, сформированные на всех крупных заводах столицы (так называемая «Красная гвардия»).

В конце августа Россия была потрясена отчаянным воззванием Керенского («Всем, всем, всем!») о мятеже генерала Корнилова, Верховного главнокомандующего русской армии. Боевой заслуженный генерал будто бы возмутился угнетающим положением в стране, снял с фронта боевые части и двинул их на Петроград: железной рукою наводить порядок. Мятеж однако не продержался и дня и был ликвидирован в самом зародыше. Кем, какою силой? Пустозвоном Керенским, щеголявшим в те дни в ярко-жёлтых сапогах с серебряными шпорами.

* * * Николай Иванович Ежов к своему изумлению внезапно обнаружил, что никакого мятежа Корнилова не было и в помине. Керенский по чьему-то наущению прибегнул к грубой провокации, заставив Россию вздрогнуть от ожидания генеральского террора. В результате этой провокации удалось вооружить отряды «Красной гвардии», главное же — взять под арест всех боевых русских генералов, обезглавив армию, всё ещё сидевшую в окопах против немцев.

После «Корниловкого мятежа» Керенский окончательно уступил Троцкому реальную власть в России. В эти дни военный министр Временного правительства Верховский (родственник Керенского) вынужден был с горечью признать на заседании кабинета: «Господа, у нас нет армии!» Военная сила, а точнее — сотни тысяч тыловых солдат, оккупировавших Петроград, и отряды вооружённой из государственных арсеналов «Красной гвардии» целиком и полностью подчинялись столичному Совету, а конкретно — Троцкому.

Очередное узнавание Ежова касалось бурных дней, вошедших в Историю под названием Великого Октября. Главным событием подавался штурм Зимнего дворца, где до последнего часа заседало Временное правительство. Сигналом к штурму якобы послужил выстрел из носового орудия «Авроры». Об этом писались книги, снимались фильмы, ставились спектакли.

Как же выглядели революционные события на самом деле?

Штурм Зимнего дворца действительно состоялся, только без выстрелов и крови. Перепуганное правительство безропотно дало себя арестовать и поплелось через мост в Петропавловскую крепость садиться в камеры Алексеевского равелина.

Случилось это в ночь на 26 октября.

Однако тремя днями раньше Троцкий, руководимый Томпсоном из номера отеля «Франция», совершил лёгкий захват Петропавловской крепости. Обосновавшись там со своим личным штабом, Троцкий превратил крепость в центре Петрограда в настоящую боевую цитадель. Оттуда он стал уверенно направлять события тех исторических дней. В частности, судьбоносное заседание Второго Всероссийского съезда Советов проходило под его властную диктовку.

Так что штурм Зимнего дворца по большому счёту был не нужен, а выстрел «Авроры» (кстати, не холостым, а боевым снарядом) прозвучал, можно сказать, лишь для учебников Истории.

В свете этого становится понятно, почему у власти оказался Троцкий, но не Ленин.

А в России, сбросившей и царя, и Керенского, воцарился отнюдь не ленинизм, а троцкизм!

Первое назначение Троцкого в республике Советов — народный комиссар иностранных дел. В одночасье он становится вровень с полномочными представителями великих стран планеты.

Несмотря на свержение самодержавия, Россия продолжала находиться в состоянии войны с Германией, а следовательно и в союзничестве с Францией и Великобританией.

Переговоры в Брест-Литовске явились первой крупной акцией Смольного. Правительство республики Советов объявило на весь мир, что более воевать не намерено.

В январе наступившего года в пограничный Брест-Литовск отправилась полномочная делегация во главе с наркомом иностранных дел Троцким. Он, пока шло утрясение протокольных вопросов конференции, держался с подчёркнутой независимостью. С его вывороченных губ не сходила снисходительная усмешка.

* * * …Как рассчитывал Троцкий, так и получилось: у его партнёров по переговорам, у всех этих отчаянно фальшивящих людей, прекратилось всякое шевеление, даже дыхание остановилось. Устами наркома иностранных дел советская сторона надменно заявила:

— Войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем!

Немецкие генералы разинули рты от изумления. По сути дела их приглашали продолжить наступление вглубь России, пообещав не оказывать никакого сопротивления!

В довершение советская делегация в оскорбительном тоне прервала переговоры и в тот же день демонстративно покинула Брест.

Не успел Троцкий вернуться в Петроград, как немцы фурией кинулись на заброшенные позиции русской армии и чуть ли не парадным маршем стали захватывать одну губернию за другой. Снова, уже в который раз в этой изнурительной войне, они получили неожиданную помощь. Восточный «горчичник» в мгновение ока превратился в источник богатейшего снабжения сырьём и продовольствием. С таким тылом немецкие генералы воспряли духом и вновь устремили взгляды на Париж.

Поведение Троцкого в Бресте смахивало на обыкновенное предательство. Слабая неопытная власть республики Советов получила смертельный удар. Армии не существовало, оказывать сопротивление нашествию было совершенно нечем. В течение одной недели немцы заняли Минск, Полоцк, Оршу, Юрьев, Ревель. В Петрограде началась паника. ВЦИК и Совнарком заседали беспрерывно. В Смольном кипели страсти. «Левые коммунисты» выступили с заявлением, которое отказывался принимать рассудок: «В интересах международной революции мы считаем целесообразным согласиться на временную утрату советской власти». Их поддержал «сам» Троцкий: «Жили под царём, жили под Керенским — поживём и под немцем. Ничего страшного. Работа в подполье нам знакома». На трибуну выскочил Бухарин: «Наше спасение в том, чтобы массы на деле познали, что такое германское нашествие. Узнав, массы начнут священную войну!»

На Ленина было страшно смотреть. Он понял, что стал жертвой подлого обмана. Немецкая армия не удовлетворилась Эстонией и Латвией. Реальная угроза возникла Петрограду и Москве. Совнарком по настоянию Ленина провозгласил лозунг: «Отечество в опасности!» На крупных столичных заводах тревожно заревели гудки.

В Брест снова выехала делегация из Петрограда, на этот раз без Троцкого. Возглавлял её Сокольников-Бриллиант. Он и подписал «архипохабный» Брестский мир.

Условия Брестского мира были унизительными, издевательскими. Германия получила более миллиона квадратных километров территории России (примерно с третью населения), треть железных дорог, две трети железной руды и почти всю угольную промышленность. На южных рубежах Россия уступала Батум, Каре и Ардаган. Республике Советов запрещалось иметь армию и флот. Её морские порты открывались для свободного вывоза леса и разнообразного сырья. Кроме этого советское правительство обязывалось выплатить германским банкам 6 миллиардов марок контрибуции.

Таков был «подарок», который преподнес революционной России её нарком иностранных дел Троцкий-Бронштейн!

Троцкий после «подвига» в Бресте оставил пост наркома иностранных дел и получил не менее важное назначение — председателем Реввоенсовета (по сути, военного министра). Его предательство на переговорах с немцами было поставлено ему в заслугу! Первым делом он приглашает к себе Фрэнсиса и обращается к нему с просьбой откомандировать в Россию несколько американских офицеров «для инспекции», как он выразился, молодой советской армии. Мало того, он просит посла обратиться к государственному секретарю Лансингу с предложением назначить в Россию «хорошо выбранного администратора» — желательно бы Баруха.

Последнее возымело действие: в Вашингтоне мгновенно прикинули все выгоды тотального администрирования молодой советской бюрократии. Что для этого необходимо? Лучше всего — голод, повальный голод! Тогда вполне уместно наводнить страну эмиссарами гуманитарной организации по доставке продуктов питания. Во главе этой организации (её назвали АРА) был назначен Г. Гувер, один из самых опытных деятелей секретной службы.

Пока же, до организации голода, Палата военной торговли США засадила за работу молодого сотрудника Дж. Ф. Даллеса, поручив ему набросать намётки «конструктивного плана экономической помощи» русскому народу, попавшему вдруг в такой тяжёлый исторический переплёт.

Помощь… Помогал и Сесиль Роде чернокожим африканцам, прежде чем дать освоенной провинции своё звучное имя. Для этой помощи потребовались пулемёты «Максим». Не обойтись без пулемётов и в «русской Родезии». Следовательно, необходимо присутствие хотя бы ограниченного контингента американских войск.

* * * После отъезда американской миссии бельэтаж отеля «Франция» пустовал недолго. Вскоре английская речь в нём сменилась немецкой. Столичная гостиница стала пристанищем персон, щеголявших в отличие от рыхловатых американцев военной подтянутостью, выправкой.

Начиналось «германское направление» в развитии русской катастрофы.

Гостиница «Франция» находилась под пристальным вниманием. Служба наблюдения, только начинавшая свою историю в системе ВЧК, сумела засечь несколько потаённых встреч немцев с некими Залкиндом и Фейербендом. Удалось установить также, что в разговорах между собой приехавшие несколько раз упомянули какого-то «Кузьмича». Скорей всего, это была агентурная кличка. Установить, кто под этим именем скрывался, тогда не удалось.

Обращала на себя одна особенность в поведении гостей: они охотно шли на контакты с представителями русских офицерских организаций, действовавших в подполье. Вскоре, однако, все эти неосторожные белогвардейцы оказывались на Гороховой, в подвалах ВЧК.

Визит гостей из Германии в Россию принёс весомые плоды. Одна из крупных берлинских газет оценила эту поездку так: «Германскому капиталу предоставлялось исключительное право участия в развитии угольной, металлургической, нефтедобывающей, машиностроительной, химической и фармацевтической промышленности. Предусматривалось также, что частные банки будут действовать в России только с согласия союза германских банков с продажей их акций на биржах через „Дойче Банк“. Немецкие банки оставляли за собой право контроля за состоянием русской экономики».

* * *

Брюс Локкарт, английский разведчик, оставленный в России за старшего дипломатического представителя западных держав, проводит серию летучих конфиденциальных встреч. 29 февраля он сидит в кабинете Ленина и ведёт разговор о грабительских условиях немцев. Советская делегация сейчас находится в Бресте и пытается уговорить генерала Гофмана не настаивать на чрезмерных требованиях. Локкарт предлагает тайный сговор. Германская военщина должна почувствовать, что большевики не так уж одиноки в мире. Пусть протрут глаза и убедятся: в случае чего им придётся воевать не только с русскими. Рискнут они на это? Едва ли…

Ленин соображает быстро.

— Соглашение с союзниками? Что ж, я готов рискнуть. Скорей всего, мы согласимся принять и военную помощь.

Локкарт уходит удовлетворённый. Интервенция по приглашению может начинаться.

6 марта, спустя три дня после Брестского мира, английские и американские морские пехотинцы вступили на северную русскую землю.

Всего ближе к Америке находился русский Дальний Восток. Едва не стало царя, туда, во Владивосток, почти одновременно с японскими военными судами примчались и американские крейсера. Началось открытое соперничество двух хищных держав за дележ богатого пирога.

Тем временем в Версале под Парижем собрались государственные мужи почти всех стран планеты. Они именовались победителями в Первой мировой войне. Присутствовали даже такие экзотические страны, как Гондурас и Гватемала. Не было в зале конференции лишь одной России. Страна, положившая на полях сражений миллионы жизней, израсходовавшая все свои ресурсы, оказалась в числе побеждённых. Так решили её коварные союзники по Антанте.

Главными победителями на Версальской мирной конференции держались американцы, совсем не воевавшие. Впрочем, по своему обыкновению Соединённые Штаты «воевали» золотом, щедро давая займы обеим сражающимся сторонам в Европе.

Конференция в Версале заложила фундамент Лиги Наций, организации, призванной устранить военное разрешение любых конфликтов.

Решив судьбу белогвардейских генералов, финансисты утвердили деловой подход к новому назначению России:

«Гигантский российский рынок надлежало захватить и превратить в техническую колонию, которая будет эксплуатироваться немногими мощными американскими финансистами и подконтрольными им корпорациями».

Откровеннее не скажешь…

У банкиров отработаны свои приемы. В Нью-Йорке открылось московское представительство под вывеской «Советское бюро». Требовалась такая же контора и в Москве. Называть её «Американское бюро» совершенно не годилось. Для переговоров в Кремле прибыли специалисты из «Гаранти траст».

Собственно переговорами такие встречи называть нельзя. Гости из-за океана вели себя в Москве, словно в покорном бандустане. Троцкий, срочно переключившийся на военные проблемы, оставил на Кузнецком мосту, в наркомате иностранных дел, хорошо сколоченный коллектив — «Пресс-бюро наркома». В его состав входили Карл Радек, Борис Рейнштейн, Луиза Брайант, Альберт Рис Вильямс и Жак Садулъ. Позднее к ним прибавится ещё и Робер Майнор, известный американский художник-карикатурист. В полном контакте с этой иностранной публикой станут работать Джон Рид и Александр Гомберг-Грузенберг. На них будут возложены обязанности курьеров. В дипломатическом багаже они перевезут к себе в Америку многие центнеры разнообразных русских сокровищ.

Гости из «Гаранти траст», приехавшие в Россию, считались специалистами по финансам. Они получили подробные инструкции Гарримана. Кроме того у них на руках имелось конфиденциальное письмо, отправленное прошлой осенью У. Томпсоном британскому премьеру Ллойд Джорджу.

«В России необходимо создать мощный неофициальный комитет со штаб-квартирой в Петрограде для действий, так сказать, на заднем плане. Комитет должен иметь такой состав, чтобы сделать возможным наделение его широкими и разнообразными полномочиями. Характер их станет очевидным в процессе выполнения задач».

Речь шла, таким образом, о создании руководящего центра на месте событий, в России. И такой центр (штаб-квартира) был немедленно организован. Учреждение было названо скромно — так, как посоветовал опытный мистер Гарриман: «Роскомбанк».

На языке финансистов «Роскомбанк» займётся тем, чтобы «возродить валютное обращение в России». На самом же деле речь шла о выкачивании ресурсов завоёванной страны и о том, чтобы по этому процессу не возникало никаких помех.

Главный агент Запада, Лев Троцкий, снисходил до личного вмешательства в махинации «Роскомбанка», властно улаживая любые «недоразумения» финансистов с советскими властями.

Авторитет Троцкого в ту пору был непререкаем, он считался (и почитался!) создателем Красной Армии и организатором всех её побед на фронтах гражданской войны. Карл Радек, входивший в «Пресс-бюро при наркоме иностранных дел», выпустил книгу, восторженно воспев военные таланты своего кумира.

* * * Николай Иванович Ежов сам был солдатом и о военных делах судил не понаслышке. Он ворошил сохранившиеся документы и всё больше убеждался в том, что военная слава Троцкого — очередной миф о непревзойдённых дарованиях этого политического проходимца.

Заняв в республике Советов высший военный пост, Троцкий продолжил ту же разрушительную политику, что и в наркомате иностранных дел. Международными делами он занимался всего четыре месяца, однако и за этот короткий срок сумел «подарить» немцам Украину, Крым и Дон.

Следующий шаг на военном поприще Троцкий сделал, приступив к организации личного поезда (по примеру Николая II). В первоначальном виде эта крепость на колёсах состояла из 12 вагонов. Обслуживали поезд 232 военнослужащих, в основном, латыши. Для них были сшиты специальные костюмы из чёрной кожи, на рукавах они носили металлические эмблемы, изготовленные на Монетном дворе. Помимо охраны в поезде имелась многочисленная обслуга: врачи, шофера, связисты и большое количество стенографисток (подбор девушек поражал контрастностью: яркие блондинки и брюнетки. Таков был вкус диктатора).

30 хорошо подобранных музыкантов составляли личный оркестр председателя РВС.

При персоне военного «министра» постоянно состояли два комиссара: П. Смидович и С. Гусев-Драбкин (предок нынешнего главного редактора «Московского комсомольца»).

При поезде имелись ревтрибунал и расстрельная команда (тоже из латышей).

Экипаж поезда получал гигантскую зарплату, в четыре раза больше обыкновенной.

Походный гараж диктатора насчитывал 10 автомобилей хороших заграничных марок. Впоследствии поезд пополнился ещё и двумя самолётами.

Прежде чем отправиться в первую поездку, Троцкий сформировал свой Полевой штаб. Он разместил его в Серпухове. Этот подмосковный городок стал подлинной вотчиной Эфроима Склянского, заместителя Троцкого. Бывший ротный фельдшер, Склянский во всём копировал своего начальника. Он носил такое же пенсне, отпустил бородку и щеголял в начищенных сапогах с необыкновенно высокими каблуками. На его столе, заваленном сводками с фронтов, постоянно стояло небольшое зеркальце. Отчаянный щеголь, он любил полюбоваться самим собой.

Постоянно пребывая в Серпухове, Склянский сносился от имени Троцкого со всеми важными московскими учреждениями, а также оформлял в виде приказов Полевого штаба указания своего патрона.

В своей «боевой» деятельности Троцкий намеревался применять не только кнут, но и пряник. Поэтому в кладовых поезда имелось громадное количество изделий из золота: часы, перстни, цепочки с кулонами. Кроме того был сделан запас хороших шоколадных конфет: более 180 пудов.

Тронувшись с Казанского вокзала, личный поезд председателя Реввоенсовета по «зелёной улице» примчался на Восточный фронт и остановился на правом берегу Волги, в г. Свияжске. Напротив, на левом берегу, лежала Казань, недавно занятая белогвардейцами. Падение Казани и заставило Троцкого уехать из Москвы.

Сначала вдоль перрона с мягким стуком проползла громадина бронепоезда. Не останавливаясь, он вышел за семафор и, сбавляя ход, дал продолжительный гудок. Показался поезд Троцкого. Замелькали старорежимные нарядные вагоны с занавесками на окнах. Оркестр торжественно заиграл «Интернационал».

В шинели до пят, в зелёной фуражке, надвинутой на самые глаза, Троцкий спустился на перрон. Его встречало вё местное начальство. Военные застыли с руками под козырёк. Не обратив на них внимания, Троцкий медленно направился к пыхтевшему паровозу. Там он энергично пожал руку машинисту: «Революционное спасибо, товарищ!» После этого грозно глянул сквозь пенсне на встречавших и, мотнув головой, пригласил всех в штабной вагон. Приказ его был страшен. В 4-м Латышском полку были расстреляны все члены полкового комитета. В Петроградском пролетарском полку Троцкий, начитавшись Цезаря, применил децимацию — расстрелял каждого десятого красноармейца. Особенно жестокая кара постигла полки из мобилизованных казанских татар: из пулемётов там расстреливали всех подряд.

Никчемный руководитель, не умеющий даже читать обыкновенной штабной карты, Троцкий признавал единственное средство военного руководства — страх.

Лариса Рейснер, журналистка, его тогдашняя любовница, приехавшая с ним под Казань, с упоением писала: «Мы убивали их, как собак!»

Массовые расстрелы породили панику и ужас. Местное командование оцепенело. Красная Армия теряла маневренность, дерзость, инициативу. Наездов Троцкого стали бояться сильнее, нежели наступления белогвардейских генералов.

Руководящее присутствие председателя Реввоенсовета в Свияжске завершилось торжественным открытием памятника Иуде Искариоту. Митинг начал председатель местного Совета, долговязый рыжий еврей с жиденькой бородкой. Отчаянно картавя, он произнёс речь о Каине и Люцифере, об их страданиях от человеческой несправедливости. Иисуса Христа он назвал «падалью, зарытой в куче нечистот». Иуда первым обличил его и отдал в руки правосудия. За этот свой поступок он в течение 20 веков преследовался и презирался человечеством. Ныне наступило время справедливости. Предтеча мировой революции, Иуда Искариот сбрасывает гнёт презрения и ненависти и становится настоящим маяком на дороге к светлому будущему.

Комиссар бронепоезда Долли, шансонетка из Ревеля, разрезала ленту. Упало покрывало и глазам собравшихся открылась угловатая фигура совершенно нагого человека, изваянного из буро-красного гипса. Человек мучительно тянулся к небу и разрывал на шее затянутую верёвочную петлю.

Оркестр грянул марш, и мимо изваяния, чеканя шаг, прошли два полка.

Жестокость, беспощадность стали основой «полководческой стратегии» Троцкого. Фронтовые командиры бледнели при одном слухе о налёте поезда председателя Реввоенсовета.

Особенное возмущение бойцов вызывали скорые и безжалостные расправы особых отделов. Если попал туда — пиши пропало! Повальные расстрелы объяснялись борьбой за дисциплину.

Троцкий, словно доказывая свою иноземность, с особенным старанием формировал полки интернационалистов. Состояли они из австрийцев, мадьяр, китайцев, латышей и калмыков. Эти части были незаменимы при карательных экспедициях и ничего не стоили в боях. Иноземный сброд стремился только грабить и убивать, но никак не умирать на чужой земле, за чужое счастье.

* * * Николай Иванович Ежов с головой окунулся в грозовую атмосферу 1918 года, когда советская республика изнемогала не только от интервентов, но и от расстрельной деятельности Троцкого. Изучая фронтовые сводки, он впервые соприкоснулся с доказательствами непримиримой вражды Сталина и Троцкого. Получив партийное поручение наладить хлебное снабжение республики, Иосиф Виссарионович превратился ещё и в руководителя героической обороны Царицына. К этому городу на Волге белые генералы стянули свои лучшие войска. Рабочие полки держались из последних сил. Троцкий из своего поезда слал бешеные распоряжения. Сталин их не принимал в расчёт. Коса нашла на камень. Бедному Ленину приходилось напрягать все свои способности, чтобы притушить эту пылающую злобу.

Дата добавления: 2015-10-21