Как я и предполагал, наш учитель не был в курсе, кого это так старательно высмеивал непослушный ученик. В общем, мистер Беренс порядком рассердился и выгнал Алекса из класса. Он еще что-то бормотал про наказание для проказника. Ну, хоть какое-то возмездие. Только остальные участники банды на свободе, так как выступал только главарь. По-любому нам не удастся избежать следующих выходок. Если, конечно, им не надоело. Если, конечно, они уже приготовили нам сюрпризы. Если, конечно, могут действовать без своего босса.
Да, что уж тут говорить. Преподавателя не особо впечатлил художественный талант хулигана; когда он взглянул на доску, нахмурился еще больше и с таким же угрюмым видом принялся все стирать. Нет, честное слово, я уже несколько раз успел искренне порадоваться тому, что тот реально не знает, про кого вся эта байда. Хорошо, что у Алекса есть хоть несколько извилин (или наоборот нет), и он не накатал на этой злосчастной доске наши имена или фамилии…
А потом… потом мы вернулись в обычную колею и урок был обычным, монотонным, таким же, как всегда. Скучным.
***
- Алекс получил по заслугам, - сообщаю я Фрэнку.
Сейчас перемена.
- А я так не думаю. Нет, конечно, ему досталось от Беренса, но не от нас. А я бы был не прочь впечатать его в стену и…
- Остынь! Это неплохая идея, но не сейчас.
- Вечно «не сейчас», да «не сейчас», - фыркнул Фрэнк. – Что, будем ждать, пока состаримся? И только потом, когда нас будет одолевать склероз, все уже забудут, из-за чего мы спорили, я нанесу ему свой коронный удар трясущейся рукой? Ты все так себе представляешь?
- Пф. Фрэнк, сейчас только второй день. Мы терпим это только второй раз.
- Вот именно. Терпим.
- А ты все время со своими разборками, - я закатываю глаза. – Тебе обязательно кого-то побить. Тоже мне еще один хулиган нашелся.
- Да. А ты вот не хочешь драться только потому, что не умеешь.
- Я?! Я-то все умею. Просто не хочу тратить силы впустую.
Мы идем в столовую. Интересно, будет ли там что-нибудь «интересное»?
- Ах, ну тратить нервы, конечно, безопаснее, - театрально произносит Фрэнк.
- Да ну тебя.
Зайдя в столовую, до меня снова донесся заливистый смех некоторых присутствующих. Впрочем, это были те, кто побывал на «уроке» Алекса и послушал его бред про нас. Да, кстати, эти люди совсем потеряли совесть. Вместо того чтобы ржать у нас за спинами, они делают это открыто – наоборот, когда мы присутствуем в том же помещении. Ладно. Не обращать внимания. Им меня не довести. Только я бы не сказал того же о Фрэнки… тот снова злится. Злость, злость, злость. Может, я просто самый уравновешенный человек в мире? Хотя нет… так тоже не скажешь.
У себя на пути мы встречаем сообщников Алекса, их теперь трое. Господи, какие у них рожи тупые. Ну да ладно, на это не стоит внимание обращать тем более. Интересно, что им теперь нужно… Эти парни держат в руках подносы с едой. Вдруг один из них, который, кажется, Бенджамин (ну, я это странным образом помню, мы же еще давно тусовались вместе…), он произносит:
- Привет, Джерард. Как дела? А мы тут вам еды сами взяли. Вы же не против?
Его улыбка такая неестественная и натянутая, что это можно заметить и за километр. Он протягивает мне поднос с едой. А второй парень протягивает такой же Фрэнку.
- Я, конечно, все понимаю, и даже то, что вам хочется над нами поиздеваться. Но, ребят, вы сейчас так сильно палитесь. С чего вы бы стали нам еду брать?
Без Алекса они – ничто. Хотя с ним – то же самое. Крах.
Я продолжаю:
- Или, Бен, ты сейчас скажешь, что вы все переосмыслили, и вам захотелось с нами помириться? Зарыть топор войны, так сказать?
- Ну, да… - уже не так уверенно пробормотал тот. Наверное, он только что осознал собственную глупость.
Ну, нет, теперь я не отступлюсь.
- Это так мило! – восклицаю я. Парни, уже даже не ожидавшие положительной реакции, удивленно вскинули брови. – Ну, мне очень приятно, что вы так заботитесь о нас, и мы с удовольствием примем от вас эти «дары», - я улыбаюсь в тридцать два зуба.
Фрэнк недоуменно смотрит на меня.
- Вы знаете, у меня есть единственное условие. Вы попробуйте сначала сами эту еду. Ну, знаете, как в фильмах проверяют… Вот так. Давайте.
Двое с подносами замялись, пытаясь придумать что-то в ответ. А третий – он, кажется у них дурачок.
Этот «третий» вдруг выхватывает поднос из рук Бена и принимается поглощать все то, что на нем имеется.
Может, он просто не знал, что там что-то есть? Или он немного того? Хотя это уже не так важно. Теперь наша очередь смеяться.
Просто интересно, что же они туда подсыпали…
Бен и «Второй» смотрят на этого обжору. В глазах у них читается упрек. Да-да, теперь вы лузеры.
Умяв все, что было на подносе, этот парень улыбается и говорит:
- Ну, вот.
Как содержательно. Интересно, а когда примерно подействует отрава? И отрава ли это? Эти придурки дошли до того, что уже захотели нас убить? Мда. А Алекс, наверное, не позволил бы. Хотя… если вспомнить его записку, то возможно, он бы пошел и на такое. Зуб за зуб, типа. Они просто все выжили из ума, вот и все!
Я даже не заметил, что пока я витал в своих мыслях, у Фрэнка и этой банды завязался какой-то разговор, больше похожий на конфликт. Как всегда, ничего удивительного. Только не подерись, чувак. Держи себя в руках, хорошо?
Проходит несколько минут, и вдруг этот «Третий» хватается за живот.
- Ой, блин… блин! Больно… Что же за хрень…
О, как быстро. Или наоборот долго. Не знаю, не разбираюсь уже. Теперь этому парню плохо. Он, нечленораздельно мыча и схватившись за живот, стремительно выбегает из столовой. Мда. Представление закончилось, я полагаю?
- И снова, - говорю я, уже без всякого энтузиазма, с кирпичным выражением лица, - как мило.
***
Наверное, тогда, в столовой, троица потерпела фиаско, и это задело их так сильно, что они были больше не в силах придумать что-либо другое. А еще им достанется от Алекса. Так. Нужно перестать думать о них.
В общем, эта банда нас успевает доставать за несколько часов, а потом выдыхается. Или у них идеи заканчиваются. Иногда у них получается меня довести, а иногда мне смешно смотреть на них. Черт.
Я сказал, нужно перестать о них думать!
Мы с Фрэнком приходим домой, и направляемся сразу в нашу комнату мимо мамы, которая смотрит телевизор. У нее что, выходной сегодня?
Я вдруг слышу:
- Как дела в школе? – ее тон спокойный и непринужденный. Как будто ничего не случилось. Как будто она не избегала меня все это время. Что изменилось за время моего отсутствия?
И, черт возьми, нужно было спросить именно это! Из тысячи вопросов – именно этот. Ну конечно, он же самый примитивный и независимый.
- Мне не хочется говорить об этом сейчас.
Мне действительно не хочется об этом говорить! Серьезно, я на полном серьезе!
…а других тем для разговора как бы и вовсе не существовало.
Мама, кажется, не ожидала такого ответа. Ну, что ж. Ничего не поделать. Теперь я буду делать вид, что всех избегаю и на всех обижен.
После минутной паузы я добавляю:
- Я буду в своей комнате, - и удаляюсь.
Мне почему-то стало действительно обидно. Трудно объяснить… Просто если мама может говорить со мной только о школе, об учебе… и ни о чем больше… если она считает, что я теперь просто человек, которого нужно вырастить с хорошими знаниями и достаточно хорошими мозгами – то это обидно.
Если ей не о чем меня больше спросить… например, как дела. Как мои дела. Возможно, даже, скорее всего, я бы ответил то же самое, что мне не хочется об этом говорить, так как все мои дела почему-то сосредоточены на том, чтобы как-то выжить в школе среди этих червей… но это уже был бы другой разговор.
Маму я знаю хорошо, она же так трепетно ко мне всегда относилась. А теперь такое простое заявление ее пугает и отталкивает от меня. Это тоже грустно.
Конечно, я еще не исключаю тот вариант, что мама хотела как-то начать разговор, чтобы он потом развился дальше, мы бы нормально поговорили в кои-то веки… Но тогда получается, что испортил все, как всегда, я. Если попробовать подумать маминой логикой, то, наверное, она сейчас думает, что я ей нагрубил. Что я на нее обижен. Или что она вовсе мне теперь не нужна. Вот, последний вариант прямо для нее, она у нас королева интровертов. Мама будет накручивать себя, внушать себе, что я типа такой весь плохой, и я от семьи отрекся ради какого-то там мальчишки. Мда. Наверное. Черт. О чем я думаю. Надо было просто ей ответить более вежливо. Хотя куда еще вежливей? Я же не сказал «отвали, на хер мне вообще эта школа сдалась». Бррр. Все, успокойся. Нашел еще себе проблемы.
В детстве я всегда знал, каждый раз, когда мы поругаемся с мамой, в итоге у нас все равно все хорошо, мы никогда не бываем обижены друг на друга более суток. А именно в те моменты, когда мы не разговаривали друг другом, после ссоры, из моей головы не выходили мысли об этом. Было жутко некомфортно, вот я и накручивал себя. Прямо как сейчас. Только в этот раз я уже не ребенок, и не разговариваем мы с ней намного больше, чем сутки. Ну, то есть, почти не разговариваем. Самое странное в этом всем то, что я все равно знаю, что мы помиримся. Это либо опыт такой, я уже привык, либо я просто не хочу верить в то, что может быть что-то плохое. Сейчас мне тоже кажется, что все встанет на свои места. Мама, папа, брат – все они примут меня таким, какой я есть. Это когда-нибудь случится.
Когда я захожу в свою комнату, я вижу, что Фрэнк уже развалился на кровати и смотрит ТВ. Ему больше нечем заняться. Никогда.
- Как мне это надоело, везде школа, будто это мой крест или просто самое священное место на земле.
Тогда почему я каждый день там терплю «распятия»?
Я вздыхаю и устало падаю на кровать, рядом с бездельником.
- Понимаю. На сегодня наша мука закончилась, - произносит Фрэнк, переключая каналы в поисках чего-нибудь интересного.
- Ты знаешь, мне уже осточертело наше положение. Нужно что-то предпринимать. Срочно.
POV Gerard.
После того, как по стенке «стекает» мой противник и окончательно отрубается, в помещении наступает почти что абсолютная тишина. Слышны только звуки справа – Фрэнк все еще с яростью пинает свою «жертву» и матерится.
Враг, так сказать, повержен.
Черт… Мое тело – оно какое-то взбудораженное, чувствуется адреналин. Такое состояние мне точно по нраву: по лицу и телу разливается ноющая боль, костяшки пальцев только отходят от ударов и все еще помнят прикосновения к чему-то нежному… Да, действительно кожа у этого парня была нежной. Мысль о том, что я причинил боль врагу, она греет и радует, прямо как малого ребенка. Хочется еще. Как бы такое развлечение в привычку не вошло… А душа будто ликует от осознания победы.
Возможно, мне кажется, что со стороны я выгляжу как герой или как очень крутой парень. Возможно, по-настоящему все с точностью наоборот.
- Хватит, - я обращаюсь к Фрэнку. – Не надо.
За моей спиной стоят еще два парня. Они мои… друзья. Кажется, это действительно так. Не стану рассуждать сейчас о всяких там поступках и событиях. Я думаю, что они мои друзья. Они хотят помириться. А я люблю этих людей и вряд ли смогу прожить жизнь без них. И уж точно вряд ли найду кого-то получше.
Фрэнк оставляет в покое тело своего противника. Я все еще надеюсь, что тот не убил беднягу.
Нужно повернуться и посмотреть на них. Поблагодарить за защиту. Помощь. И сказать «я вас прощаю». Или «извините». Черт. А что нужно говорить?!
- Джи… - слышится тихий голос Майки. – С тобой все в порядке?
- Да, - я наконец-то поворачиваюсь. Вижу, что Рэя и Майкса тоже достаточно поколотили. У Торо будет синяк. Под глазом. Наверное. Да, короче. Я никогда не мог заговорить первым. По крайней мере, после ссоры. А Майки об этом знает, кажется. Он же всегда подходил мириться первым в детстве. Или нас мама мирила. Или папа. – Я в норме.
- По тебе вообще-то не скажешь. А теперь мы можем поговорить? Может, все вместе…
- Нам не о чем разговаривать, - я выдерживаю долгую паузу. А потом продолжаю: - Мы же братья. И друзья. Лучшие друзья.
Майкл улыбается. Он говорит:
- Я рад… Что ты простил нас.
Мы все улыбаемся. Вчетвером. Говорить не о чем. В такие моменты… они немного неловкие.
- Только что нам делать вот с этими… - вдруг выдаю я, разглядывая нокаутированных парней.
Да-да, я вечно порчу знаменательные и вообще всякие хорошие мгновения в жизни.
Рэй вдруг засмеялся.
- Да ладно, перестань ты. Не стоит думать о мусоре.
Парень подходит ко мне и обнимает одной рукой за плечи.
- Подумаем о чем-нибудь хорошем. Например, о будущем группы… Ты же собираешься петь? Вообще мы еще существуем как музыкальный коллектив?
- Я думаю, да.
Хотя я ничего не думаю. Я не знаю.
- Пойдемте отсюда, - говорит Фрэнк, презрительно оглядывая валяющихся на полу парней.
- Идемте.
Странно, что Рэй заговорил о группе. Сразу. Возможно, его действительно очень волнует наша судьба музыкантов, а, может быть, ему просто больше нечего было сказать. Я не знаю, с каких пор я начал сомневаться в людях и думать о них плохо. Хотя… подождите. Кажется, знаю. Хотя, не суть.
Оставшееся время в школе мы провели как обычно. В смысле, как обычно в прежние времена. Никакие команды каких-то там Алексов не доставали нас, мы просто дружелюбно общались о всякой ерунде. В том числе о группе. Я не совсем четко отвечал на задаваемые мне вопросы, так как я действительно не знаю, хочу ли я продолжать свою.. кхм.. «карьеру» в этом направлении. В крайнем случае, ребята смогут найти мне замену.
Теперь все так, как было раньше. Честно сказать, я не совсем сейчас пойму, зачем тогда вообще весь этот цирк был. Зачем они нас бросали? Или тут эта сказка, насчет того, что сначала нас не понимали, а потом осознали, что это глупости и мы их настоящие друзья, она стала явью? Ну не знаю, не знаю. Тот небольшой период в жизни я называю именно цирком. Маленьким приключением. В любом случае, как бы там не было плохо, я знал, что это закончится. Надежды, конечно, было не много, но все же... Человеку свойственно хвататься даже за самый край обрыва, даже если он совсем ненадежен.
В общем, теперь все по-старому. Почти все.
Только я не сказал о родителях.
Из школы мы с Фрэнком вернулись уже давно, но дома ничего не изменилось. Мы все так же отсиживаемся в нашей комнате. Возможно, это вошло в привычку, а, возможно, это из-за того, что в доме нам все равно не очень-то рады. Скоро будет ночь.
Да, в отличие от Майки, ни мама, ни папа сегодня не стали общаться со мной, и уж тем более не стали делать каких-либо попыток, чтобы помириться. Я не пойму, им, что, плевать? Они, что, действительно отказались от своего старшего сына? Я, конечно, об этом думал, но никогда бы не хотел, чтобы мои мысли были правдой. Значит, что, мои родители готовы бросить своего «любимого» сына только из-за того, что он не такой, как все или не такой, каким бы они хотели его видеть? То же самое, что я и думал о своих друзьях.
Ладно, если смотреть со стороны, то если отвернутся друзья – это еще полбеды, если родители – это настоящая катастрофа. По любому, в такой обстановке жить невозможно.
- Ну наконец-то. Завтра будет выходной… - заваливаясь в кровать, бубнит Фрэнк. – Хоть один день не увижу рожи своих тупых одноклассников.
Фрэнк как всегда. Поучить его тактичности, что ли…
- Да ладно, они же тебе ничего не делают. А те, кто доставал нас, уже вряд ли захотят заниматься прежним делом. Если, конечно, им жить не надоело или шрамов и ран мало.
- А если они мазохисты? – задумчиво говорит парень.
В ответ я смеюсь. Я говорю:
- Не думаю. В общем, время покажет.
Я переодеваюсь в удобную одежду и ложусь рядом с Фрэнки.
- Что-то мне не хочется так рано спать ложиться.
- Ты не устал от такого дня? – я чуть обнимаю его и целую сначала в щеку, потом – в уголок уже приподнятых в улыбке губ.
- Да нет, не устал. А вот царапина у тебя на щеке меня очень волнует. Тебе не больно?
- Нет. На тебе еще больше шрамов. Вообще, зачем ты так разъяренно избивал… кто там был… Бен? Вот, Бена.
- Потому что он в свои «самые последние секунды» обзывал нас. А Фрэнку это ужааасно не нравится.
- Подожди, ты, что, его убил? Совсем?
Честно сказать, у меня глаза чуть не вылезли из орбит. От юмора моего парня…
- Шучу. Он жив, но я уверен, что у него отпадет всякая охота наезжать на нормальных людей еще на несколько лет. Или хотя бы месяцев.
- Ладно, это будет для него хорошим уроком. А я, наверное, не так сильно бил этих парней. Может, не так много злости. Или силы.
- Не так много желания.
- Не знаю, не знаю. Мне бы не помешало в «качалку» походить.
Вместо того чтобы отвечать на мой примитивный бред, Фрэнк притягивает меня к себе и медленно целует меня, с наслаждением. Господи, я же так давно не целовался! Со всей этой суматохой мы забыли, что мы любим друг друга. В быту так и происходит: либо страсть со временем сгорает, либо какие-то жуткие события просто заставляют задуматься о том, что никакой любви вовсе нет. Черт, я снова не о том. Чувствуя губы парня, самого Фрэнка, я понимаю, что все еще люблю его, чувства все те же, если не еще сильнее. Если так говорить, то я схожу с ума снова, это точно говорит о том, что все в порядке.
Я хочу его. Но только не сейчас.
Когда Фрэнк останавливается и прекращает поцелуй, он ложится обратно в постель и пультом выключает телевизор, где все равно ничего путного не вещают. А мне мало… серьезно, мне становится мало.
Надо успокоиться.
- Ну что, спокойной ночи? – Айеро улыбается и поправляет локон моих волос, спадающих так, что не видно глаз. Черт. Теперь он увидит мое выражение лица (оно как у дауна), и… будет смеяться. Он скажет «с каких пор ты так реагируешь на простые поцелуи?». – Э-эй, Джи, прием.
- Да, спокойной… - я пытаюсь улыбнуться.
Хорошо, что Фрэнк чаще всего спит на спине. Я придвигаюсь к нему поближе и кладу голову на его грудь. Наверное, это глупо выглядит, но кто же нас сейчас видит?
Я знаю, что Фрэнки сейчас улыбается. Затем я чувствую, как он тянется к лампе на прикроватной тумбочке, тушит свет, и комнату наполняет кромешная темнота. Он приобнимает меня одной рукой. Становится так тепло, уютно, приятно, кажется, любовь – единственное мое спасение от всех невзгод и тягот реального мира. Кажется, я уже несу бред и проваливаюсь в сон…
***
Слышно, что вокруг все еще тишина. За веками нет яркого света, который обычно по утрам мешает продолжать спать. Я приоткрываю глаза, просыпаюсь, и окончательно понимаю, что все еще ночь. Не глубокая, возможно, скоро будет утро. К сожалению, точного времени я не знаю, а определять точно самому не получается.
Обычно, когда я вот так просыпаюсь раньше нужного, я либо пытаюсь снова заснуть, либо тут же погружаюсь в сон автоматически. Но сейчас я не могу. Не получается заснуть ни по одному из вариантов. Наверное, я выспался…
Лежащий рядом Фрэнк, в отличие от меня, все еще спит, мирно сопя в подушку. Он вообще, если надо, проспит до пяти вечера.
Нужно просто подумать о чем-нибудь успокаивающем и убаюкивающем. Например, я лежу на пляже острова, который омывается спокойным и тихим океаном… На небе яркое и горячее солнце, и ни одного облака. Чувствуется легкий, прохладный и приятный ветер и слышно, как небольшие волны мягко разбиваются о берег. Морской прибой… Я бы хотел поехать на отдых. Если не на остров, то хотя бы на море или озеро…
…или хотя бы в другой город, подальше от этих людей…
Стоп.
Другой город?
Просто подальше от общества, к которому я привык, но который больше не принимает меня, так как они в свою очередь привыкли только к «прежнему мне»? Серьезно?
Да, это действительно было бы великолепно.
Да, я это осуществлю…
Когда? Я не знаю.
Знаешь, Джерард, - я уже мысленно разговариваю сам с собой, если ты вот так будешь постоянно говорить «это бы неплохо сделать», «надо как-нибудь собраться», то ты никогда не доберешься до исполнения своей, так сказать, мечты. Откладывание на потом – самый ужасный враг человека. Или делай это сейчас, или забудь об этой затее. Ясно?
Сделать это прямо сейчас?
Я хочу.
Если сейчас неуверенность и трусость проснутся во мне, гаси свет. Так что нужно действовать, пока они все спят, в смысле, моя семья. Только вот сон у них очень чуткий…
В следующий момент я уже вскакиваю с постели и несусь к своему столу. Я включаю настольную лампу и пытаюсь найти хотя бы клочок бумаги.
Да, я потеряю разум на какое-то время и сделаю то, что мне пришло в голову несколько минут назад, каким бы безумным желанием это ни показалось.
Я беру какую-то тетрадь и ручку и сажусь писать записку для родителей. Да-да, для них. Я не знаю, зачем я это делаю, им же сто процентов будет не интересно то, что со мной вообще происходит, но это так, для успокоения совести.
Что насчет средств, на которые можно жить – у меня остались деньги, которые мы заработали на нескольких концертах. Я сам был удивлен, когда нашел сколько-то там (сам уже не помню) в кармане куртки. Так что у меня есть даже деньги.
Ну давай же, ты должен что-то написать своим родителям.
Нужно начать так: «Я уже взрослый и могу сам о себе позаботиться. Я просто хочу жить отдельно».
Как только ручка вывела первую букву на бумаге, я почувствовал, что мою ногу кто-то обнюхивает. Это значит только то, что в наш дом, возможно, ворвались какие-то непонятные существа и пытаются нас захватить, либо это я, сволочь такая, совсем забыл про собаку, которую мне подарил Фрэнк. Роки. Как я мог забыть о нем? Но с другой стороны – этот наглый пес мне даже на глаза не попадался все это время. Где, собственно, он был? Я слышу, как Роки начинает тихонько поскуливать. Что бы это значило? Черт, ну я совершенно не разбираюсь в собаках!
Я взял Роки к себе на колени и погладил.
Так. Нужно все же написать записку. Не отвлекайся.
Я пишу.
«Дорогие…»… и мысленно тяну это слово. Дорогииие. Не знаю даже, нужно ли здесь вообще это прилагательное. Ладно, оставлю. Не хочется ничего вычеркивать и зачеркивать. Это только придаст неуверенности и скажет о том, что я, возможно, нервничал.
«Дорогие родители, для начала я хочу сказать: я вас люблю. Это так, на всякий случай, чтоб вы знали. Действительно люблю».
Стоит ли писать о том, что я как раз усомнился в их любви? Да нет, это и так понятно. Это даже очевидно. Наверное, это и есть истина, которую слишком трудно принять и горько знать об этом?
«Но я больше не могу. В смысле, я хочу переехать в другой город и найти себе новых друзей. У меня все будет хорошо, если вы хотите знать. Я… возможно, я буду счастлив. У меня даже есть деньги. У меня есть все, чтобы устроить свою жизнь. Пусть, даже не шикарно (а кто сейчас живет шикарно?), но хотя бы нормально. Я просто устал от непонимания и от того, что здесь со мной почти никто не хочет общаться. Это слишком неприятно, этого вынести у меня не получится. В общем, я буду краток.
Я уехал, но я, возможно, позвоню вам. У меня все будет хорошо».
Думаю, хватит. Не хочется разбрасываться словами напрасно.
Итак, когда они прочитают это, меня уже не будет дома.
Я оставляю записку на более видном месте. Надо надеяться, что кто-то из моей семьи вообще зайдет в мою комнату. Например, чтобы узнать, не повесился ли я или там… просто покончил с собой… и не разлагаюсь ли я? Хотя нет, это можно было бы и по запаху узнать, незачем утруждать себя посещением моей комнаты. Ладно. Ну тогда уж листок точно будет видно. С этим разобрались.
Теперь нужно собрать вещи.
Я оставляю Роки на своей постели и иду к шкафу.
Нет, меня не пугает неизвестность. Мне на это плевать. Серьезно. Я заявляю сам себе: неизвестность меня больше не пугает. Я буду рад новым приключениям, какие бы они ни были. Я буду рад новым друзьям и знакомствам, так как здесь со мной больше никто не поддерживает контакт и больше не собирается это делать.
Я беру свой старый огромный рюкзак – туда должно поместиться нормальное количество нужных мне вещей. Не стану, конечно, брать все подряд, но пару вещей мне все же пригодится.
Вдруг отчетливо слышится громкий собачий лай. Роки, ну молчи, пожалуйста, ты так весь дом перебудишь! Следом, примерно через минуту, я слышу сонный и недовольный возглас Фрэнка:
- Черт, Роки, спи и не надо орать в такую рань!
А потом следует не длинная пауза, после которой выражение голоса Фрэнка становится еще более изумленным и непонимающим.
- Джи? Что ты там делаешь?!
- Я собираюсь, - сообщаю я уже в спешке. – И тебе советую.
- Куда ты собираешься? В школу? Если что, сегодня выходной.
- Нет. Так, - я подхожу к нему ближе и говорю. – Ты уже достаточно проснулся, чтобы понять все слова, которые я скажу?
- Да.
- Хорошо. Ты только не кричи и не возмущайся. Не нужно, чтобы ты… ну или Роки перебудили весь дом. Короче, мы уезжаем. Я решил, что нам надо уехать куда-нибудь подальше, в какой-нибудь хороший и уютный город, где нам будет весело и интересно. Все равно здесь мы больше никому не нужны. Даже родителям.
- ЧТО?! Ты что, совсем офигел? Чего ты ел? Пил? Или что-то курил, пока я тут спал? Ты вообще что несешь? Ты знаешь, что ты несешь? Ты не пьяный?!
Последовали долгие и примитивные возражения Фрэнка. Я его перебиваю:
- Я серьезно и я не пьян. И не обкуренный, если тебе так важно знать. Я хочу уехать с тобой отсюда.
- Что, навязчивая идея, да? – сегодня он понимает меня намного быстрее, чем когда-либо. Хорошо. Теперь осталось только поднять Фрэнка с кровати и собрать все, что нужно.
- А ты меня спросил? Я не хочу.
- Почему?! Нет, не говори так, отказы не принимаются, - отрезал я.
- А мне плевать. Я все равно скажу то, что хотел. Потому, что меня пугают… кхм… некоторые «нюансы» твоей затеи. Во-первых, тебе действительно не страшно осознавать то, что мы будем совершенно одни в другом, совершенно незнакомом нам городе? Не будет никакой помощи.
- Нет, не страшно. Мы там найдем друзей, нашу новую поддержку и опору.
- Друзья – это не всегда, далеко не всегда поддержка, а уж тем более опора. Тогда более сложные вопросы.
Ммм… а мы, что, в викторину играем?
Он продолжает:
- Как же наши здешние друзья?
- Если честно, им уже не очень-то верится, что бы там они не делали и какие бы поступки не совершали. Если человек отвернулся от тебя один раз, он сделает это еще раз. Тем более, мы попали не в самую ужасную ситуацию. А что будет, если случится что-то более страшное? Ну вот, и я в них не уверен.
- Семья?
- Мама и папа – им плевать уже, я же сказал. А брат… ну… да, кстати, если уж Майки и Рэю так захочется с нами пообщаться, они смогут нас найти. Наверное.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 14 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |