- Нууу… вы с ним постоя…
Я сразу прервал брата.
- Я сказал, очень сильно. Боюсь, навсегда.
- Черт. Хочешь, я помирю вас?
- Не все так просто. Если и мирить нас, то это сделать сможем только мы сами. Ладно, это моя проблема. Кстати, уже… - я посмотрел на часы, - через полчаса приедет папа. Не забыл?
- Нет, конечно. Думаю, нужно что-нибудь приготовить.
- К сожалению, мы не великие повара, так что ему придется есть нашу подгоревшую стряпню, - усмехнулся я.
- Надо постараться, чтобы эта стряпня была хотя бы не подгорелая.
Вдруг раздался звонок в дверь. Это был папа. И он прилетел раньше. Мы даже не успели ничего приготовить…
Я открыл дверь, и отец тут же кинулся обнимать нас со словами «дорогие мои сыночки, как я вас давно не видел!».
POV Frank.
Это состояние трудно описать словами. Я чувствую так много эмоций, что мне иногда кажется, что схожу с ума. Рядом только пустота, теперь у меня нет Джи, нет мамы, нет друзей. Что-то исправлять не вижу смысла. Мама, может быть, простит, но с Джерардом я вряд ли еще пересекусь. Дело в том, что я сам больше ему не доверяю.
Кто же в этом виноват… наверное, все-таки, я. Не надо было так целовать Джерарда на глазах у Аллин. Можно считать, что убил ее я. Хотя к черту ее, она меня только бесит в последнее время. Да, конечно, я чту ее память, мне тоже как-то грустно, но, черт возьми, моя жизнь тоже на грани, я могу отправиться прямо вслед за Аллин. Но вот Уэя это тоже убьет. Я не знаю, не могу понять, любит он меня или нет. Словам я не верю никогда, на деле… нет, Фрэнк, что ты хотел? Чтобы прямо после похорон своей девушки Джерард пришел, обнял и поцеловал тебя и сказал бы: «Наконец-то отделались»?! А с другой стороны – последнее, что он мне сказал: «Аллин я не любил, по-настоящему я люблю только тебя». Я не могу его понять. Не могу понять, что ему нужно. И действительно, я не могу быть уверен на сто процентов, что Джерард не просто так со мной шашни крутит, а любит. Ведь я, практически, ничем не отличаюсь от Аллин, и вполне возможно, что Уэй – самый бессердечный эгоист, который относится абсолютно ко всему несерьезно, ему просто на всех плевать.
Черт… Я уже устал думать. Голова сейчас взорвется от этих мыслей.
Когда я приходил к нему, чтобы… расстаться, он валялся на кровати и ни на что не реагировал. Я видел, что все происходящее его жутко измотало, он исхудал, глаза стали красными, Джи вообще стал совсем другим – с его больным видом он вовсе был похож на труп. Надеюсь, сейчас он не превратился в скелет. Я его люблю, мне страшно за него, но все кончено.
Теперь, чтобы скаратать время, я иногда посещаю школу, так как уверен, что Джерард туда не ходит. С Майки я не разговариваю, и он со мной тоже. Рэй пытался выяснить, как мои дела, но я не отвечал. Он, верно, обиделся. Хотя мне уже как-то плевать.
Думаю, что за тяжелейшей депрессией наступает состояние пофигизма, и, следовательно, в таком состоянии пребывает сейчас как минимум два человека – я и Джерард. Надеюсь, что мысли о нем тоже скоро улетучатся и дадут мне жить спокойно. Хотя нет…не жить, просто просуществовать остаток своей теперь никчемной жизни. Может, это звучит супер-апокалиптически, но по-другому я не могу – это мои чувства.
***
После очередного дня в школе я решился на довольно-таки смелый поступок – сходить к маме. Кстати, я не взялся за ум, мне по-прежнему скучно в этом «чистилище», даже стало грустно, и порой слезы на глаза наворачиваются, когда взгляд падает на пустующую парту Джерарда. Кого я обманываю, я же никогда не перестану думать о нем! Учителя все те же – постоянно орут и требуют домашнее задание. Им плевать на все, только лишь бы ты выучил их урок. Они обычно говорят: «Меня не волнует, что у тебя какие-то проблемы, школа есть школа, и тут ты должен выполнять свои обязанности». Да, конечно. Преподавателей не взволнует, даже если у тебя все родственники погибнут в какой-нибудь авиакатастрофе, отправляясь на Гавайи, ты будешь хотеть от жизни только одного – умереть поскорее, а эти люди все равно будут требовать от тебя заученный конспект, например, про половую систему лягушек. Так думаю я. А может быть, мне просто не попадались в жизни добрые учителя. И вообще, люди. К черту, я хожу в школу, чтобы не сойти с ума.
Я уже около двери той квартиры, которая раньше была моим домом. Здесь меня не было примерно неделю с чем-то, а может и две, я сбился со счета. Я не представляю, как отреагирует мама, я только что подумал о том, что могла бы она чувствовать, понимая, что ее сын куда-то сбежал. Или вовсе – умер. Хотя, с другой стороны – телефон всегда был при мне, и ни одного звонка от нее не было. Значит, ей просто плевать. Если сейчас и она отречется от меня, я даже не знаю… Стану отшельником.
Я постучался в дверь, притом, что у нас был звонок. Стук был настолько тихим, что его можно было бы расслышать, только если прислониться ухом к двери с той стороны. Возможно, я не хотел этого делать, возможно – боялся. Неизвестность пугает всех.
В следующую секунду я с силой нажал на звонок, сам даже не ожидая этого от себя. Видимо, это нужно было сделать.
Минута, две, и дверь открывается. Я вижу маму, в своей домашней одежде, которая мне до боли знакома, у нее невозмутимый вид лица. Хотя что-то в ней изменилось – глаза. В них нет тепла, доброты и нежности.
- Привет, мам… - еле слышно пробормотал я и опустил глаза. Не было сил смотреть на уже испепеляющий взгляд.
- Здравствуй, - она сложила руки на груди. – Что к нам?
- Извини… - первое слово далось легко. – За все… Я просто… - но теперь я почувствовал, как по щекам стали литься слезы.
Наблюдать за ее реакцией я не мог – шея упорно не хотела меня слушаться и поднять голову.
- Я не хочу разговаривать на лестничной площадке, - все-таки ее тон немного смягчился. Ни одна мать не сможет равнодушно смотреть на то, как плачет ее ребенок. – Идем в дом.
Я послушно зашел в квартиру и разулся.
Наверное, со стороны я смотрелся, как ребенок, который в чем-то провинился и теперь боится, что его накажут. Впрочем, так и было. Только правила уже для взрослых и стоянием в углу уже не отделаешься.
- Садись, - сказала мама, когда мы прошли в гостиную, и она кратким жестом указала на диван.
Я послушно уселся и, опершись локтями на ноги, обхватил голову руками.
Я не знаю, что сказать. Я уже извинился. Пусть продолжает она.
Мама села напротив меня, в кресло.
- Во-первых, успокойся.
В ответ я негромко всхлипнул.
- Во-вторых, ты понимаешь, что я очень зла на тебя. И ты даже не представляешь себе, что я перенесла, пока тебе носило черт знает где!
- Да, мам…
- Я не знаю, смогу ли тебя простить за это.
- Ты же… - я хотел сказать ей про телефон, но осекся. Лучше не перечить – будет хуже.
- Молчи, - тихо сказала она. - Я просто хочу знать, где ты был.
- Я жил у своего друга. И знаешь, я боялся, что ты меня не примешь после того, как узнала, что я был в КПЗ.
- Мне это не понравилось, но ты ведь ничего не сделал? Тебя посадили по ошибке?
Хотелось бы мне сказать, что это не так, но… Нет, не скажу. Мне итак сейчас проблем хватает.
- Да.
- Хоть это хорошо. Хотя я тебе уже не доверяю.
Я почувствовал, как ёкнуло сердце.
Но она продолжила:
- Так. Ну и что, хорошо у друга? Навсегда к нему переехал?
- Я уже не живу у него.
- А, ну теперь-то понятно, что ко мне пришел.
- Мам! Не правда! Хотя… - чуть помедлив, я тихо продолжил: - Я больше у него не живу.
Может быть, мне показалось, но мамино лицо немного изменилось – можно было прочитать некое злорадство. Нет, все равно я знаю, что в душе она меня любит и не оставит подыхать на улице.
- Почему?
- Там долгая история. В общем, у него сейчас депрессия и мы поссорились.
- Ай-ай-ай, тебя разве не учили, что когда друг в беде, ему помогать надо? – ее голос приобретал саркастическую интонацию.
- Мам! Там совсем другая история.
- Не уж то ты его вверг в эту депрессию?
- Отчасти. Но я – не самая главная причина. И я вообще, я усомнился в его искренности.
- Ты так говоришь, будто он твой любовник, - мама усмехнулась.
Я немного испугался, но не подал виду. Это ведь никем не доказано.
- Мама! Хватит, пожалуйста.
Но она уже разошлась вовсю, и с ее губ периодически слетали короткие смешки.
- Итак. Значит, тебе негде жить.
Вообще-то не совсем. Но если иметь ввиду все удобства, то негде.
- Да.
- А я вот не знаю, смогу ли жить с тобой. Впрочем, оставайся.
Ее тон вновь стал холодным, стальным. Понятно, что она меня теперь недолюбливает, и дает понять всем видом, что если она простит меня, то это будет очень нескоро и по счастливой случайности.
- Спасибо. Но я пока еще погуляю.
Это было сказано опять-таки достаточно неожиданно для меня и для мамы.
Я продолжил:
- Вот теперь ты знаешь, что со мной все относительно хорошо, - слово «относительно» я специально интонационно выделил. – И, надеюсь, сможешь меня простить за всю боль и страдания, которые я причинил тебе. Наверное, я вернусь. Только не знаю, когда.
Я заметил, как крошечная слезинка скатилась по ее щеке и упала на тыльную сторону ее ладони.
- Хорошо, сынок…
Я поднялся с дивана и взглянул на маму.
- Спасибо. И знай, я еще вернусь.
- Да-да…
Она почти беззвучно шевелила губами. Видимо, ее шокировал мой ответ.
- И да, спасибо, что внесла за меня залог.
Больше не задерживаясь ни на секунду, я вышел из гостиной, обулся и ушел.
Буквально вылетев из подъезда, я быстрым шагом пошел прочь от дома. Слезы, которых было не много, они жгли и застилали глаза, мешая смотреть под ноги. Иногда я спотыкался. Остался только один вариант, где можно будет переночевать очередную ночь – мое убежище. Ведь я сам только что отказался от уютного и теплого дома, родного дома. Хотя я не думаю, что мы с мамой смогли бы общаться. По крайней мере, сейчас.
Наступает тяжелый период в жизни, и я не знаю, как буду его переживать.
***
Я довольно быстро добрался до своего домика, в котором мог спрятаться от всех, так же быстро забрался туда.
Та дверь, которая была заколочена, я решил отодрать эти доски. До сих пор не знаю, кто бы это мог быть. Хотя, возможно, это просто бомжи позабавились. Теперь плевать. Тогда Джи не дал мне это сделать. И зря…
Проход был заколочен не так сильно, как казалось с виду – доски еле держались, так что работы здесь было немного. Только руки испачкал.
Я зашел в комнатку. Здесь ничего не изменилось, даже и не кажется, что здесь кто-то был, но ведь кто-то перекрыл вход. Ладно, я не буду ломать голову над житейским вопросом. Плевать.
Я без сил повалился на старенький диван – сегодня моей кроватью было именно это, и посмотрел в окно. Уже смеркается. Спать, вроде бы, рано, но для меня, кажется, дни и ночи вообще скоро превратятся в одно непонятное время суток. У меня давно нарушился режим сна, и если я засну в семь вечера и проснусь в пять ночи – это будет нормально. Но и на это тоже плевать.
Я так жалею, что не постарался в тот день и не вломился сюда с Джи. Мы бы нашли, чем здесь заняться. Но теперь… это не имеет значения.
В этой комнате было немного сыро и неуютно. Пахло тоже сыростью. Я взглянул на потолок – он проломлен, и, кажется, что он вот-вот обвалится. Ох, даже не знаю, на что надеяться – то ли на то, что будет хорошо, если он упадет на меня, то ли плохо…
Как бы я не отвлекался, все мысли все равно приводили к Джерарду. Интересно, что он сейчас делает? Наверное, так же, как я, лежит и думает. Обо всем. Обо мне.
POV Gerard.
С приездом отца мало что изменилось. По крайней мере, для меня. Конечно, я рассказал ему обо всем, и даже о Фрэнки, правда, немного смягчив наши отношения и описав их как «мы так сдружились, он меня понимал лучше других и теперь мне плохо из-за того, что не на кого положиться» и наговорив прочую лабуду. Нет, с одной стороны это была правда, но с другой – это такая малость от наших истинных отношений. Он мне нужен больше всего в жизни, без этого человека в моей собственной жизни дыра. И вообще, все, чем я жил, это будто разорвано в клочья.
Наш разговор занял почти весь вечер после прибытия папы. Я долго изливал ему душу, а когда я закончил, он решил произнести свою речь, подбирая слова прямо на ходу. И у него отлично получалось.
«Сынок, я тебе искренне сочувствую и понимаю, что ты сейчас переживаешь труднейший период в своей жизни. Я хочу поддержать тебя и помочь всем, чем только смогу. Но просто знаешь, если говорить о смерти, то это нужно пережить. Со временем эта душевная рана, она затянется, и не будет так «болеть». Так всегда. А с твоим другом… ох, вы не представляете, какие вы глупцы!»
Тут я подумал, что его речь насчет Фрэнка не поможет. Хотя бы только потому, что я исказил наши отношения довольно сильно и если папа что и скажет, то только как помириться двум лучшим друзьям.
«Так вот, если вы настоящие друзья, то вашу дружбу ничем не сломить. И то, что вы поругались, это, я могу сказать, идиотская ошибка. Крепкую мужскую дружбу вряд ли что-то сможет по-настоящему разрушить. Тем более, пустяки. Вы же из-за пустяка поссорились? Я вот в этом уверен».
Я не стал рассказывать, почему мы поругались. Во-первых, было бы трудно найти подходящую и реалистичную причину, а во-вторых, врать я бы не смог, зная такую чудовищную правду. Уже достаточно того, что для наших друзей и знакомых мы просто друзья. Черт, я все равно всем постоянно вру, меня все это доконало!
«У тебя все будет хорошо, знай об этом. У тебя есть семья, любящая семья. Мы все тебе поможем, если будет слишком плохо и трудно».
Потом отец решил, что мне нужно выспаться и ушел восвояси.
А сейчас снова утро. Я снова валяюсь в этой постели. Я знаю, что Майки уже ушел в школу. И еще до меня доносятся звуки суеты на кухне. Это папа себе готовит примитивный завтрак и кофе. Я знаю, что после этого он отправится на работу. Его отпуск, можно сказать, закончился.
Мне нужно просто полежать и подождать, пока в квартире останусь только я. Мне вновь хочется побыть одному.
Это чертовски трудно – просто лежать и чего-то ждать. Невыносимо. В голову непременно должны заползти какие-нибудь отвратительные мысли, вроде червей, которые пожирают твой мозг и сознание. А потом возьмутся и за сердце.
Я вновь думаю об Аллин.
Но я уже совсем запутался в чувствах к ней. К уже мертвой девушке.
«С глаз долой, из сердца вон». Наверное, это про меня.
Попытаюсь описать свое отношение к этой девушке. Хотя я сам еще не разобрался.
В общем.
Я уже не знаю, как к ней относиться. Любви как не было, так и нет. А вот то чувство, которое угнетало меня те первые дни, это то же самое чувство, что и тогда, когда я почувствовал ответственность, только оно стало намного больше, так как и трагедия теперь была масштабнее. В этом я теперь уверен. Я не люблю ее. Она мне не нужна. И мне не грустно. Могу даже сказать, что после разговора с папой мне стало еще лучше. Я понял, что это чувство вины, ну, которое, в принципе, не должно меня мучить, оно уже и не дает о себе знать.
А Фрэнк… Черт побери, этот гребаный Фрэнк, он хочет, чтобы я тут с ума сошел. Без него. Из-за неизвестности. Я ведь не имею ни малейшего понятия о том, где этот чертенок находится. Он заставляет меня нервничать. Все время, всегда. Что он сейчас делает? Что с ним вообще происходит? Я его убью.
Хотя, мы уже вряд ли когда-нибудь встретимся.
Он мне не верит.
Он меня не любит.
Он сказал, что я не люблю его, и что он – моя очередная игрушка.
Черт возьми, откуда он может знать о моих чувствах, и кто ему вообще дал право решать за меня?
Если он решил поиграть в экстрасенса, то я вынужден его расстроить: из него никакой ясновидящий.
Хватит о нем думать.
Я слышу, как захлопывается входная дверь. Папа уже позавтракал и ушел. И что странно, он решил меня не поднимать. Черт, какой он добрый… Ну и хорошо. А то я и сам не знал до последнего, вдруг все-таки решит меня отправить в это «чистилище», в качестве аргумента пробормотав что-то типа «там ты развеешься». Ну да ладно.
Теперь мне хочется встать и разнести все в доме. К чертям. Просто так. Превратить нашу квартиру в огромную помойку, уничтожить все хорошее и красивое.
Но меня что держит.
Например, то чувство, что это будет выглядеть как неблагодарность родителям. Это их вещи. Ладно. Обойдусь.
Я поднялся с кровати и вышел на свой любимый балкон. На улице сегодня приятно. Небо затянуто облаками и никакого намека на солнце. Даже хоть на малейший просвет. Сегодня будет дождь. Об этом, в частности, говорят вороны, летающие довольно низко и каркающие своими неприятными голосами. Почему-то я привык верить разным приметам. Да, это скорее привычка, чем суеверие.
Фрэнк… Почему же ты не оставишь мой разум и мысли в покое, и почему я должен думать только о тебе?
Я закурил, облокотился на перила и осмотрелся.
Мы живем на четвертом этаже в одной из многоэтажек, построенных почти что вряд. Поэтому вид отсюда открывался не слишком уж привлекательный. Просто дома. В это время суток они выглядят обычно, совсем не примечательно, и глаз уж точно не радуют. Солнце уже взошло.
Внизу тоже нет ничего интересного – только автостоянка. Вообще в этом районе мало на что можно полюбоваться. Все серо и обыденно, даже, могу сказать, одно это может довести до депрессии. Рутина. Вообще она ни к чему хорошему не ведет. А таких творческих людей, как меня и вовсе убивает.
Кажется, я опять задумался.
Все мысли, даже о чем-нибудь нейтральном, они все равно все ведут к одному. Сейчас я вспоминаю, как мы с Фрэнком развлекались на крыше одной из высоток. Именно в первый раз. Когда я рисовал его портрет. Мы тогда почти не знали друг друга, но уже тогда, я уверен, было между нами такое не совсем обычное чувство.
В другой руке у меня мобильный телефон. И я думаю о том, что будет не плохо, если я ему позвоню. Но все эти чертовы принципы, они не дают этого сделать. Они будто кричат «не делай этого, это погубит твою гордость и самоуважение!». И они правы. Я горд, чертовски горд. И не смогу этого сделать.
Много противоречий.
Папа говорил, что ничего не сможет сломить наши отношения. Но не знает о наших истинных. Он думает, что мы друзья. Друзьям мириться намного легче. А вот бывшие любовники, они редко когда снова становятся парой.
И все же интересно, что будет, если кто-то узнает о нашей связи. Я не помню, чтобы папа, мама или брат говорили, что против такого, но уж обрадуются – это навряд ли.
Но я не могу это держать в себе и скрывать. Это как лава. Она рано или поздно должна извергнуться из вулкана. И все рано или поздно должны обо всем узнать. Но я не знаю, как они отреагируют. Неизвестность пугает всех.
Даже сейчас. Я больше всего в жизни хочу позвонить Фрэнку и сказать, что люблю его. Но я боюсь, потому, что не знаю, какова будет его реакция. Мне даже кажется, что он думает, что все кончено. Навсегда. И забыл обо мне.
Нет. Эта лава обжигает меня изнутри. Я должен все расставить по местам.
Моя рука набирает его номер. Палец нажимает кнопку «Позвонить» и я подношу телефон к уху. Следуют длинные гудки, и, как я думал, это худший случай. Никто не отвечает.
Черт.
Он же делает из меня девчонку.
Иди к черту, Фрэнк. Я не буду страдать из-за тебя.
POV Gerard.
Сегодняшнее утро сильно отличалось от предыдущих. Мне стало намного лучше – я перестал нервничать по разным пустякам, переживать и самое главное, что мне уже почти не грустно. Теперь это не самовнушение, я, наконец, освободился от этого тягостного чувства. Скорбь, конечно, скорбью, но жизнь на этом не закончилась. Тем более… ладно, не буду начинать.
Что насчет Фрэнка… С тех пор я больше не звонил ему. Не знаю. Конечно, не исключен тот факт, что у Фрэнка просто выключен телефон или он его с собой не носит, но я больше склоняюсь к варианту «Что? Этот придурок опять меня достает и хочет поговорить? Что ему нужно?»… Да, примерно так.
Ладно, нужно хоть сейчас отвлечься и подумать о чем-нибудь независимом. О погоде, о своей семье, в конце концов.
Сегодня я проснулся пораньше и решил позавтракать со всеми.
Папа вновь приготовил яичницу. Конечно, у него это блюдо получается вкусно, но, черт возьми, когда приедет мама и разнообразит наше меню?!
За столом – я, папа и Майки.
Брат и отец почему-то молчат. Обычно я слышал, как даже в мою комнату доносилась их непрекращающаяся и веселая болтовня, но сегодня они молчат. Наверное, удивлены тем, что я объявился. Я уже давно не завтракал с ними вместе, и они уже отвыкли от моего присутствия вообще. Особенно Майки. Мы с ним вообще почти не виделись.
Но теперь, пожалуй, я верну себе прежнюю жизнь. Например, то время, где не было ни Аллин, ни Фрэнка. И я буду считать, что мне просто приснился страшный сон. А они как не существовали, так и не существуют.
Мне пришлось первым нарушить эту кладбищенскую тишину. И я сказал первое, что пришло в голову.
- Пап, ты не знаешь, когда вернется мама?
- Хм… Не знаю даже, сынок… - поглощая пищу, проговорил отец. – Наверное, скоро. Хотя, как я заметил, ей очень понравилось отдыхать.
- Мы все это заметили….
Майки сидел все так же молча и с задумчивым выражением лица ковырял содержимое тарелки. Наверное, у него нет аппетита.
- Как дела, Джи? – вдруг осторожно спросил он меня.
- А, отлично, братец. А у тебя?
- Да так себе… Контрольная по алгебре сегодня.
Так вот почему он расстроен.
- Да ладно, не парься. Ты легко все напишешь, я уверен!
Я попытался поддержать Майкса.
- Ага… Надеюсь.
Вдруг в разговор вмешался папа.
- Сынок, - он обратился ко мне, - а ты не хочешь пойти в школу?
Это звучало ненавязчиво, но все же я знал, что отец хочет, чтобы я, наконец, пошел в «чистилище». Знаю, пропустил я много, но лень во мне все та же, поэтому я могу пока что посимулировать.
- Пааап… - протянул я. – Я не настолько отошел. Не смогу…
Я попытался сказать это как можно мягче, чтобы не обидеть папу, и чтобы он не рассердился. Мне вновь пришлось строить страдальческую рожицу. Хотя я уже к этому так привык, что ничего неестественного заметить нельзя было.
- Ну хорошо. Только, надеюсь, ты понимаешь, что весь год не ходить нельзя? Нужно постараться и найти в себе силы.
- Ладно, только немного позже…. Ну пожалуйста…
- Ладно, - вздохнул отец.
- Так. Мне уже пора идти, - с этими словами Майки поднялся из-за стола. – Спасибо пап, было вкусно.
Брат так почти и не притронулся к еде.
- Удачи, Майкл, - папа улыбнулся.
Проводив взглядом Майки, отец сказал:
- Время не ждет, мне тоже скоро на работу. Я пойду собираться. Джерард, помоешь посуду? И вообще, тебе тогда по дому хоть что-то нужно сделать. Раз ты у нас теперь, хехе, домохозяйка.
Вообще, у папы было специфическое чувство юмора.
- Эм… да, сделаю все, - улыбнулся я.
- Отлично.
Он удалился, а я стал убирать со стола.
Чтобы отвлечься, нужно что-то делать. Нужно отвлечься от мыслей. Они снова лезут в мою голову, мне даже иногда кажется, что я самый «думающий» человек. Несложно догадаться, о чем я думаю и от чего пытаюсь сбежать.
Похоже, это все-таки было простое самовнушение. И мне кажется, что я вот-вот сорвусь. Например, это будет легче сделать, когда никого не будет дома. Никто не будет видеть того, как мне плохо. Это и к лучшему, я устал показывать всем свои чувства. Пусть все считают, что я заново родившийся весельчак, у которого все просто отлично и самая прекрасная жизнь на свете, а тогда, когда никого не будет рядом, я буду тихонько истерить. Может быть, это – лучший выход, а может, и нет. Но мне плевать, я буду делать так, как захочу сам.
Когда я домыл всю посуду, я отправился в свою комнату. Эмоций становится все больше и больше. Негативные эмоции растут, как большой снежный ком. Я лег обратно в постель, надеясь, что сон вновь овладеет мной, и я смогу отдохнуть от своих рассуждений.
Я услышал шаги. Это папа уже уходит.
- Ох, сынок, ты уже здесь. Ну, я пойду на работу, - проговорил он, видимо, стоя в дверях моей комнаты.
- Ага. Удачного дня, - пробурчал я в подушку и глубоко вздохнул. Вздох был похож на всхлип, будто я проревел несколько часов или только собирался.
- С тобой все хорошо? – взволнованно спросил отец. Даже не видя его лицо, я знаю, что он встревожился. Уже не так, как раньше, ведь он знает причину, но все же… Черт возьми, со мной все хорошо и не надо меня утешать или переживать за меня!
- Все отлично, - попытался заверить я папу, все так же бормоча в подушку. Слова разобрать можно было едва ли. А поворачиваться мне и не хотелось.
- Ладно. Пока, сын.
Послышались удаляющиеся шаги, а затем захлопывающаяся дверь.
Майки ушел еще раньше.
Я, наконец-то, один.
Тишина, покой, и мои собственные мысли, бесящиеся в моей голове. Черт, если бы только можно было вытряхнуть все свои эмоции и мысли из голову, сделать полную прочистку мозга… Например, как показывают в кино – стереть память… тогда я был бы счастлив.
Без любви прожить можно, а вот просуществовать всю жизнь с этими, порой даже суицидальными мыслями, с этим сложно. А иногда – невозможно.
Я все еще чувствую, как все самое негативное, что во мне есть, собирается вместе. Армия негатива хочет победить меня. И я даже могу сказать, что это вполне может случиться и даже без лишних усилий. Я-то не сопротивляюсь.
Мне вновь хочется разнести дом.
Хочется кого-то избить.
Что-то уничтожить.
Убить Фрэнка.
Чувства и эмоции. Два моих главных врага. Они уже побеждают меня, и мне становится абсолютно невыносимо. Тошно.
Кого я, к черту, обманываю? Только себя. Я пытаюсь заверить себя в том, что мне не грустно из-за потери Аллин, я пытаюсь убедить себя в том, что я не люблю Фрэнка, он мне не нужен, и я смогу прожить жизнь без него. Черта с два! Не смогу. Я не смогу жить…
Суицидальные мысли. Я не смогу жить. Суицидальные мысли покорили и меня.
Я всегда считал всех самоубийц придурками и кончеными сумасшедшими, но только сейчас понял, каково это. Все их чувства. Все их мысли. Все, чего они хотели.
Умирают не из-за человека, а из-за тех чувств, которые пожирают их изнутри. По крайней мере, я.
Мысли сменяются, одна за другой, с невероятной скоростью.
Если я пять минут назад думал, что не смогу жить без Фрэнка, то теперь я думаю, что я смог бы пережить расставание. Но я не могу пережить все эти ощущения. Убивают именно они.
Это гнетущее чувство не переживет никто.
По-моему, я никогда не был подвержен истерике или сдерживал себя, когда хотелось что-то расколотить, но сейчас я не могу удержаться. Мне в первый раз не хочется скрывать чувства. Полностью раскрыться. Перед самим собой.
Я вскочил с кровати и принялся ходить по комнате быстрыми шагами.
Нужно что-то сделать.
Больше всего в жизни я хочу сейчас что-нибудь разбить.
Пусть это было бы чье-то лицо или какая-нибудь ваза.
Просто выпустить весь гнев, если от всего другого избавиться невозможно.
Первое, что попалось под руку – стеклянная ваза, это было единственное нормальное украшение в комнате. И мне хочется это уничтожить.
Я взял эту абсолютно ненужную мне вещь и со всего размаху кинул ее в стену напротив меня. Ваза с неприятным звуком врезалась и разбилась на мелкие кусочки. Эта штука очень нравилась маме. Но надеюсь, что я, все-таки ей нравлюсь больше.
Все будто происходит само собой. Я подхожу к осколкам и выбираю самый большой и острый. Эта ваза была выполнена из тонкого стекла и подходила мне как нельзя лучше.
Выпустить пар. Сделать то, что хочется. Спастись от мучений, мыслей, эмоций. Кто-то может назвать меня слабаком. Может быть, это так. Но сначала бы испытать то, что испытываю я. Уверяю, сто никто не захочет... жить.
Черт, это все до ужаса банально!
А иначе никак.
Я опустился рядом с этими осколками и посмотрел на запястье. Это сделать не сложно.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |