Аль резко хлопнула меня по плечу, призывая к оптимизму:
– А если отбросить лирику, как вам ее рисунки?
– Очень даже приемлемо. Но в нашей стране пока непопулярно. Я думаю, лет этак через десять повальная мода на такие художества переберется из Европы и к нам. Вот тогда… Я слышал, что в прошлом году проводился первый русский фестиваль по этой теме. Летом обещались повторить. Попытайте счастья. Быть может, вас заметят.
– А пока вы ее будете учить, – приговорила Аль на правах любимой дочери собственного отца, который был дружен с художником еще с давних времен.
Дядька снова начал барабанить по эмали зубов. Странно, что они у него пока целы.
– Мне надо подумать. Я мыслю, что мы поступим нестандартно. Ты будешь много трудиться, а готовое приносить мне. Я просто считаю глупым отучать тебя от твоего стиля.
– А он у меня есть? – Такое раньше мне в голову не приходило.
Надо же – у меня есть свой стиль! Вот Кирилл порадуется!
– Есть. Стиль и искренность. Но с композицией пока не ах. Хотя сюжетную линию вы выдерживаете четко и лаконично. И образы продуманы. Так что работаем.
Все это я рассказала Кириллу.
– Решено. Как только выдастся возможность – махнем в Париж. Там есть такие магазины, где завались комиксов на самые разные темы. Мой приятель, его Николаем зовут, часто там бывает. Говорит, там можно сидеть прямо на полу, прислонившись к стене, как ты любишь, и листать альбомы. Там это нормально. Сиди себе на полу и насыщайся впечатлениями.
– Шутишь?
– Нет. Но школу надо закончить.
– А у тебя сегодня ничего такого не случилось? – Я решила показать свою проницательность.
Мне показалось, что Кирилл сегодня какой‑то не такой. Смущенный, что ли?
– Потом расскажу. Или вообще не расскажу. Тебе про такое знать не стоит.
Ведь знает, что мое любопытство разгорелось, как сеновал от сигареты.
– Ну и не надо. Я тебе тоже ничего рассказывать не стану.
Молчу. Злюсь.
– Стасечка, ты еще тут? Сердишься? Зря. Ничего интересного.
– А ты расскажи, а я потом пойму интересно или нет. Гадость?
– Можно сказать и так.
– О! Кто тебя обидел?
– Никто. Скорее наоборот.
Как клещами приходится вытягивать каждое слово.
– Отец решил внести лепту в мое воспитание. Только не подумай, ничего криминального. Просто он посчитал нужным снабдить меня девочкой.
– Это как?
– Типа проститутки.
Я убью его отца. Отрублю ему голову и закину в помойку. Потом снова выкопаю и порублю на мелкие части. А глаза выну столовой ложкой, брошу на землю и затопчу ногами всмятку.
– И что? – с деланым равнодушием полюбопытствовала я.
– Ничего. Приятная девчонка. Не старше нас.
– Я не про это! – не выдержала я.
– Отец решил, что мне пора набраться опыта. Утверждает, что в моем возрасте он был активным кобелем. Хотя он и сейчас не прочь. Может, он решил проверить меня на ориентацию?
– А ты что?
– Стася, ты такая дура! Стал бы тебе про все это рассказывать, если б что‑то было. Мы просто поболтали, и все.
– С отцом? – не унималась я.
– И с ним тоже. Но после девочки.
– А мне он никого прикупить не может? Мне тоже просто необходимо стать опытной теткой. Ты не в курсе, почем нынче мальчики? Только мне красивого надо. Накачанного и чтоб пахло приятно.
Мы еще немного поругались. Я решила необходимым почувствовать себя страшно оскорбленной, несчастной, покинутой. И нищей. Моим родителям в голову не придет заняться сексуальным воспитанием Митьки. А со мной они это дело прекратили на версии «выйдешь замуж – он сам тебе все объяснит». Правда, мама один раз подсуетилась и, стыдливо пряча глаза, предложила почитать тощую брошюру. В которой оказалось много полезного о гонорее и прочих венерических ужасах.
– Не беспокойся. Я не собираюсь тебя предавать. Неужели ты этого еще не поняла? Спи. И пускай тебе приснится много вкусного.
Потом я попыталась представить, как все происходило. И мне стало интересно, а что чувствуют эти покупные девочки. Хотя не все клиенты такие красивые, как Кирилл. Наверное, он ей понравился. Он не может не понравиться. А он с ней только поговорил. Теперь она будет вспоминать его всю жизнь… И думать, как срубила бабки по‑легкому. А вдруг у них что‑то было?
О!
Вспомнила весь разговор, каждую интонацию и решила, что я ему верю. Не было. Или было?
Блин, если бы я была на месте Кирилла, как бы я поступила? Наверное, сгребла бы эту девочку и набралась опыта. Или все‑таки Стася важнее? Представила себя со стороны. Как бы глазами Кирилла. И расстроилась.
Оказывается, у меня временами случается заниженная самооценка.
Интересно, а сколько его папаша отвалил за одноразовую девочку моего возраста?
А быть может, я все‑таки не хуже? Быть может, я лучше. Раз так, я стою страшно много денег. Хотя до сих пор их мне никто не предлагал.
Интересно, а как она выглядела? Наверное, красивая. Точно красивая. А вдруг красивее меня?
Зевнув так, что щелкнула челюсть, я завалилась спать. И мне приснилось, как я брожу по магазину с ценником на шее. А меня никто не хочет покупать.
* * *
Выпускной вечер в нашей школе провели – зашибись. Раз на главной площади сгоняют неагрессивную выбракованную молодежь, значит, самая ненадежная должна быть надежно изолирована.
Несчастные расфуфыренные выпускники понуро тащились в загодя арендованный ресторан вслед за своими родителями под предводительством директрисы, чтоб изобразить бурную радость. Которой под таким бдительным оком и быть не должно.
– Ах! Как хорошо, что эта девочка, как ее там зовут, подарила тебе такое красивое платье. Как у невесты! Ты в следующем году будешь самая красивая! – ворковала растроганная мама.
– В жопу. Никакого ресторана. Даже не мечтай.
– Ты как с матерью разговариваешь? Может, тебе и аттестат не нужен?
– Думается, от меня теперь мало что зависит. А если слухи не подтвердятся, то аттестат на стол – и баста. Даже не смей деньги отмаксать за эту ночную обжираловку. Лучше Митьке что‑нибудь купи. Или сама в салон красоты сходи. Я ни за что не намерена отмечать выход из тюряги.
– А как же последняя линейка, актовый зал?
– В жопу. Приду в рваных вельветовых штанах. Позорить тебя буду! Мама, да очнись ты ради бога!
Кого ты хочешь обмануть? Все прекрасно знают мое отношение к школе. Если б не ты – меня поперли бы…
– Вот. Наконец я услышала слова признания моих заслуг! Я ради тебя горбачусь в библиотеке, унижаюсь передо всеми, терплю обиды и оскорбления!
– Ура! В следующем году мы скопом сваливаем из школы! Папа! Мама решила уволиться из богадельни!
– Замолчи! Немедленно! Скоро Митьке образование получать.
– Быть может, он будет смирным и не выеживаться?
– Лишние гарантии не помешают. Мальчику будет полезно помнить, что шалить нельзя, а то маму опозорит.
* * *
Кирилл вернулся в день разгрома нашей футбольной команды. И как он сам сказал, первое, что услышал, было «писец России!». Толпы потерянных болельщиков приговорили к писцу свою родину.
– Господин, а кто вы по национальности?
– …дюк.
– А родом откуда?
– Из расписяченной России.
Шутка. Не мной придуманная. Это Кирилл бесновался.
– Подмена одного понятия другим! Скажи мне, чем можно гордиться в этой стране? Балетом? Не надоело? Нефтью? Которую мы загоняем втридорога своим согражданам? Что у нас есть качественного? Бедные ребята отпахали на поле как гладиаторы на арене. А теперь по их вине – писец России.
Он так долго разорялся. Не пойму, что его взбесило? Хотя мой папа придерживается похожего мнения.
Я хотела поспорить. И вдруг подумала, а что, если я стану знаменитой? Все французы полюбят мои рисунки и начнут наперебой спрашивать, кто автор. А я им скромно так – русская художница… Смешно.
А тем же вечером я впервые увидела, как выглядят работы других любителей искусства под названием «комикс». Если бы не присутствие Кирилла, то я бы поревела от души. Как это было недостижимо прекрасно! И примитивно детское, и отточенное фэнтези.
Николай презентовал всего три альбома, в которых была «сборная солянка» из разных авторов. Мне тут же стало ясно – учиться надо. Как можно больше. Сразу захотелось вцепиться в бумагу и карандаш…
– Здорово, правда?
– А у меня одни «дрова». Ладно, не будем о грустном. Как предки?
Кирилл прекратил изучать мой профиль. Отвернулся и буркнул что‑то вроде «да пошли они»:
– Тетка теперь меня опекает, будто я сплошной сирота. Зато у меня теперь прибавится карманных денег. От мамы, от папы и от их родителей. Каждый считает себя виноватым и отслюнявливает сколько может. Если не тратить, скоро можно прикупить подержанную машину. Или махнуть во Францию. Но думаю, одних нас не отпустят.
– Это точно. Нам пока и тут хорошо, – я уже мучилась от одной только мысли, что в этой самой Франции все сразу догадаются, как я посредственно рисую.
– Какие планы на лето? Я столько всего хочу посмотреть. Говорят, где‑то неподалеку у вас тьма крепостей.
– Ну, не так уж и много. Да и не такие они и крепости. Но глянуть можно.
Мы срочно стали составлять план. В какой день куда поедем. Выборгский замок, крепость Корела, Изборская крепость, Копорье…
Когда Кирилл рассматривал в интернете фотографии военно‑исторического фестиваля «Рыцарский замок» в Выборге, я оторвалась от созерцания конных воинов и пристала с расспросами про проститутку. Кириллу рыцари были интереснее.
– Обязательно надо посмотреть! Забудь ты про эту девчонку, – его удивил мой интерес к подобным делам.
– А от кого я еще смогу узнать?
– В Староладожской крепости будет реконструкция средневекового сражения.
Значит, так. Маленькой истории от него не допросишься. Я раздумывала: обидеться надолго или просто сказать ему все, что думаю о жадюгах, зажимающих поучительную информацию.
Попробовала порычать и разок укусила Кирилла за ухо.
– Мне кажется, эмо‑культуре хана, – надуманно перевел он разговор на другую тему.
– Ты про пенку ФСБ?
– Думаю, все окончится гораздо примитивнее. Кому охота преследовать каждого десятого подростка? Ты только посмотри, как привилась мода на эмо. Вас съест мода. И прекрати изображать Тайсона.
Выпустив ухо из зубов, я прицелилась тяпнуть его за нос. Но решила, что не стоит.
– Федералы пропагандируют бренд «у эмо аллергия на счастье», – надо же внести лепту в разговор на родную тему.
– Слышал. Упаси меня господи от «их» счастья. Интересно, что они под этим понимают. Равняйсь смирно, всем бояться?
– Да пошли они. Лучше расскажи про себя. Я ведь так мало знаю.
– И что тебе интересно? Опять про девчонку эту несчастную?
– Да ладно, лучше про твоих друзей…
– Скучно. Лучше я расскажу, как я первый раз тебя увидел.
Я тут же приготовилась слушать.
– Представляешь, я прихожу в школу, иду‑иду по мрачному коридору, а потом дверь распахивается, и там свет. Я вхожу и вижу тебя. Мне тогда показалось, что ты одна в помещении. Сидишь такая, делаешь вид, что тебе все равно.
– Так и было. Мне было все равно.
– Я так и подумал. Давай поспорим, что ты до того в школе нечасто появлялась. А тут всякие слухи. Какой‑то новенький…
– Почему ты такой противный?
– Родился таким. Так вот, слушай дальше. Я тогда подумал: «Если сейчас не сяду рядом, шансов будет ноль».
– А почему ты сначала со мной был как со всеми?
– Тут верный расчет. Ведь ты бы меня наверняка послала. Тебе неинтересно, когда все понятно с самого начала, правда?
– А ты мне сначала не понравился…
– Как приятно слышать, что теперь все иначе.
Теперь все было настолько иначе, что иначе некуда. Одно я знаю наверняка: мне без него не жить. Я просто умру, если с ним что‑то случится. Но если он влюбится в другую, я тихо уйду. Если ему хорошо, значит, хорошо и мне.
Бабушка как‑то рассказала мне историю, вычитанную из книжки. Про женщину, которая отказалась от любимого человека, посчитав, что не сумеет сделать его счастливым. Кажется, она была его старше… Он периодически получал от нее письма. Мол, у нее все хорошо и прочая успокоительная чушь. Апотом он узнал, что она умерла в тот день, когда они расстались.
Когда история была рассказана, я горько плакала. Неправильно решать за кого‑то, будет он счастлив или нет. Я тогда по сто раз придумывала хорошие эпилоги к этой истории.
Мне невероятно сильно захотелось спросить у Кирилла, о чем он думает. Но я вовремя остановилась. Ольгиного Артема такие вопросики доставали. Не стоит искушать судьбу.
– О чем ты думаешь? – спросил Кирилл.
Я до мелочей припомнила разговор с Артемом:
– О тебе. Я все время думаю о тебе, если даже кажется, что о колечке.
– При чем здесь колечко? Ты что, пирсинг делать собралась?
– Нет. Я вчера нашла на остановке колечко. Сейчас покажу. Мне кажется, оно тебе понравится.
– Какого лешего оно должно мне понравиться? Я их не ношу. И вообще, мне говорили, что найти чужое украшение – это плохо. Примета такая. Лучше ты его не надевай. А то нечаянно прицепишь себе чужую судьбу.
– Вот. Погляди какое милое. Старинное, как пить дать.
Кольцо было на удивление простенькое. Из серебра с бирюзой. В виде цветка. Пять бирюзовых капель вокруг махонькой серединки.
– Ручная работа. Не фабрика. Явно лет сто, а то и больше.
Мне захотелось подурачиться:
– Я призываю дух этого кольца. И прошу искренне и от чистого сердца: сохрани для меня все хорошее, что пережили его прежние владелицы.
– Лихо, ты что, магии обучалась?
Мало ли кто чему обучался. Окольцевав палец, я внезапно ощутила себя такой счастливой, что страшно.
* * *
Тем временем Стася не подозревала, что, когда она смотрит на безвкусную картину на стене комнаты Кирилла, та внимательно смотрит на нее.
А бывшая владелица кольца, сжавшись в комок, спряталась в кресле и тихо молилась незнамо кому, чтобы на этом все закончилось.
А Вайпер рылся в интернете, как кура в отходах, и временами сотрясал воздух громкими угрозами.
Директриса внесла первый взнос за шубу и решительно затеяла ремонт школьного крыльца. Который в одиночку за три тысячи в месяц выполнит безропотный муж завхоза. Зарплата бригаде, которой в помине не было, приятно дополнит остаток мехового кредита.
Кирилл ругал себя последними словами за вскользь брошенную фразу «секс для кроликов». У Стаси память цепкая. Теперь он опасался, что не сумеет направить отношения в нужном направлении. И ощущал себя кроликом.
Танго повадился выгуливать по центру города самых соблазнительных девушек‑эмо. Не менее двух штук за раз. Этим он сочетал приятное с полезным. Эмо надо больше бывать на свежем воздухе, и девчонкам надо адаптироваться среди толпы. Чтоб потом свободно чувствовать себя и без Танго. Иногда Танго мерещилась такая фантасмагорическая картина. Он и двадцать удивительно красивых ангелов эмо.
Или тридцать? Он еще не решил.
Что делала Дочечка, не ведомо никому.
* * *
Вайпер напросился погулять с нами по городу. Ревнивый к своему мнимому авторитету в рядах эмо‑течения, он ярился, мешая нам наслаждаться городом и друг другом.
– Влюбленные все такие идиоты, – ненароком заметил Вайпер, старательно не глядя в нашу сторону. Пришлось отвлечься и задать нужный вопрос:
– Что стряслось?
Вайпер выяснил, что в городе проживает некто, которого считают признанным идеологом эмо‑культуры.
– Приперся. Из Нижнего. Кто он такой, спрашивается? Вы его знаете? Вы, блин горелый, ничего не знаете. А я вчера видел ролик. Америкосовский прихвостень!
– Ты почем знаешь? – удивился Кирилл.
– Дает интервью и жует жвачку, как корова. Двух слов связать не может. Гнусный самодовольный тип. Не сказал ничего реального. Ничего! А все туда же. Вот у меня никто интервью брать не хочет. Да я и не дам. Там одна чувырла хочет проехаться на наших идеях. Ей, видишь ли, материала для дипломной работы не хватает. Ага. Сейчас все брошу и кинусь ей рассказывать…
– А рассказывать‑то и нечего.
– Есть! – разорялся Вайпер. – Книгу Фрэзера читали?
– Какую именно? – спросила я, будто прочла их сто штук.
– «Золотая ветвь».
– Сказки?
– Вот идиоты! Это про магию.
– Вайпер, с тобой все в порядке? Температурки нет? Дай лоб потрогаю.
– Наша тема со значками имеет глубокие исторические корни, – огорошил нас Вайпер.
– Магические? – спокойно уточнил Кирилл.
– Точно. Могу доказать за минуту.
Минута – это страшно много, если она наполнена голосом Вайпера.
– Так вот, – не обращая внимания на наше нежелание внедряться в глубь истории, торопливой скороговоркой продолжал Вайпер, – симпатическая магия основана на двух принципах. Первый – подобное притягивает подобное. То есть если на тебе значки позитивные, то к тебе притягивается позитив. Если ты даришь позитивный значок – то человеку становится хорошо. Или, например, не хочешь помирать, сделай вид, что тебя уже похоронили. Классно? Колдуны считают, что мы можем повлиять на все!
– Понятно. А что со вторым принципом? – заинтересовался Кирилл.
– Там на контактах все завязано. Называется вроде как закон заражения. Я термин не запомнил, но могу посмотреть, если интересно.
– Это не про СПИД?
– Нет. Второй принцип немного вредоносный. Я пока не знаю, как его использовать для наших целей. Но про значки все точно. А вот этот, который говорит, что он идеолог эмо‑культуры, даже ничего не пытался изучать! Но я свои знания оставлю при себе.
– А где логика? – Кириллу надоело бессмысленное злопыхательство Вайпера. – Если не расскажешь ты, за тебя это сделает кто‑то другой. И тогда не плачь потом, что про вас снова все переврали.
Мы шли в гробовом молчании.
– Вот блин. Кирилл, ты точно уловил ход моих мыслей. Пока, романтики. Не попорть нам девочку.
Мне захотелось убить зловредного Вайпера.
– Аминь диплому, – спели мы хором.
– А когда ты собираешься меня испортить? – якобы в шутку поинтересовалась я.
– Жизнь долгая, – ушел от ответа Кирилл.
– Но это случится? Ты ведь не из этих, которые добровольно насовсем отказываются от секса?
– И ты не из них.
Позвонил Вайпер. Предупредил, чтоб мы ни в коем случае никому про интервью не рассказывали.
Странно одетая наркоманка с невестиным букетом, спертым у подножия памятника, попросила у Кирилла денег.
Он вежливо отказал.
– Он не Вайпер. Он – вампир. Какое интервью? Он же собрался через интернет ответить на вопросник какой‑то студентке? Или я чего‑то недопонял?
– А потом пустит слух через третьих лиц, что это было все‑таки интервью. И через год припишет себе, что именно его почитали настоящим лидером эмо. Будет ожидать новых публикаций в газетах, поводом к которым послужило якобы его идейное руководство. Он один раз даже прятался. Правда, никто не знает от кого. Типа, его выследили и вот‑вот сцапают.
– А с виду нормальный, – расстроился Кирилл.
– Он и есть нормальный. Без его выкрутасов все давно бы превратилось в детские игры с переодеванием. Просто он нервный. А так он жутко умный. Только все время хитрит.
– Как бы самого себя не перехитрил, – вскользь заметил Кирилл.
– Его почему‑то никто не любит. А ведь он, если присмотреться, симпатичный.
Мне теперь хотелось, чтоб все поголовно были влюблены.
А влюбленных было не счесть. Разных возрастов и национальностей. И еще больше фотографов. У которых был немного безумный вид.
– Знаешь, когда‑то в меня был влюблен один мальчик, – хоть я и заметила, как изменилась рука Кирилла в моей руке, все равно решила продолжить: – Он так трогательно за мной ухаживал. Поздравлял с праздниками, открытки дарил, цветы. А я его совсем не смогла полюбить. Теперь мне так его жалко!
– И куда он подевался?
– Не помню. Это в третьем классе было. По‑моему, его родители перевели в другую школу. Пришли как‑то первого сентября, а его нет.
Рука Кирилла снова стала привычной.
– Вот. Все вы женщины такие. Нанесла рану в самое сердце и забыла.
Снова позвонил Вайпер. Зловещим тоном прошипел что‑то про конспирацию. И что если он утром не объявится, то мы должны знать, что делать. А потом громко заявил, что на сегодня все акции отменяются. До его отдельного разрешения.
– Он уже у нее. Пыль в глаза пускает. Это он не нам, а для нее говорил. Чтоб она впечатлилась. Бедная студентка.
Грустная наркоманка снова добрела до нас и как ни в чем не бывало попыталась одолжить на дорогу домой. Букет уже слегка подвял. Жарко было.
* * *
Вайпер исчез. Он не перезвонил ни утром, ни после. Целых два дня мы места себе не находили, а этот гад вдруг объявился как ни в чем не бывало. И даже пригласил нас в гости.
– Трахался, – завистливо предположил Сурикат, бдительно рассматривая синие круги под сияющими вайперовскими васильковыми глазами.
Скромно потупившись, потеряшка многозначительно мычал, но рассказывать про свои похождения не спешил. Видно, цену набивал, собака поганая.
– Стася сильно волновалась, – укорял его Кирилл.
– Ты – гад! Сам же предупреждал нас, что идешь к незнакомому человеку! А сейчас знаешь время какое? Ты почему не позвонил?
– Извини, мамочка.
Вайпер вовсю наслаждался всеобщим интересом. Он буквально раздулся от важности. И ему это преображение не шло. Словно гусь, которого накачали насосом.
Зная его подлую природу, я предположила, что он все‑таки умудрился запудрить мозги несчастной доверчивой дипломнице. Нацепил на свой хрящеватый лоснящийся нос ужасающие очки. Прибавил таинственности в томном взоре. И действительно сыграл роль лидера российского эмо‑течения. Эмо‑монарх в изгнании. Который снизошел до откровений с простой непосвященной. Что‑то в этом роде.
– Итак?
Игнорировать Кирилла Вайперу было сложнее, чем меня и Суриката. Кроме того, с минуты на минуту должен припереться Танго, который не либеральничает, а просто вытрясет из Вайпера всю душу.
– Ребята! Я женюсь!
Эффект проглоченных языков. Звонок в дверь. Танго прибавил смятения идиотским вопросом:
– А что это вы тут делаете?
– Я выхожу замуж, – высокомерно повторил Вайпер.
– И он не против? – хихикнул Сурикат.
– После такой реакции я не намерен вас с ней знакомить. Вы просто недоросли. Инфантильные пошляки. Особенно некоторые. Стася, как тебе не стыдно? Я так на тебя надеялся!
– В каком смысле?
Сурикат согнул руку крендельком, Танго подцепил его под локоток, и они сбацали обкурившуюся польку‑бабочку. Если можно допустить возможность существования бабочки в кошмарных ботинках. Когда они перешли на экспрессивный вариант цыганочки с выходом, Вайпер не на шутку перепугался и попытался укрыться за просторным дубовым шкафом.
До этого дня мне не доводилось внимательно рассмотреть квартиру Вайпера. Тут было на что посмотреть. Один шкаф чего стоил. Ему бы в музее украшать кабинет самого главного министра. На нем были наверчены всякие сложные предметы, украшенные резьбой. Внутри проживали книги. Пыльные, толстые, в надежных потертых переплетах.
Пока мальчишки идиотничали, мы с Кириллом в растоптанных гостевых тапочках прошлепали вглубь вайперовской берлоги. С портретов на стенах на нас смотрели разные эпохи в лице вайперовских предков. Кто в бакенбардах, кто с усами, кто с бородой, усами и бакенбардами одновременно. А вайперши женского пола щеголяли наглухо зашторенными мрачными платьями и замысловатыми прическами. Одна даже со смешными очками на палочке.
Мне бы такие очень даже пригодились в хозяйстве.
– Вайпер, а почему ты прежде не хвастался своей родословной? Кто они? Графы?
– Нет. Изредка академики. Ученые. Философы. Если еще раз спросишь, я обижусь, – нелогично закончил он.
– А на ком ты собрался жениться?
В прищуре Вайпера появилось что‑то демоническое:
– А вот этого, дети мои, я вам не скажу!
– Небось страшная как моя жизнь. Поэтому показывать не хочет, – скуксился любознательный Танго.
– Тебе бы такую «страшную», ты бы от счастья помер! Умная, красивая, понимает меня с полуслова. И главное – она говорит, что искала меня всю жизнь!
Когда бракосочетательные страсти немного улеглись, Кирилл увязался за мной на кухню помогать с организацией чаепития. К слову сказать, кухня была невероятно уютная. Просто мечта, а не кухня. Наверное, вайперовская мама долго продумывала каждую мелочь. Не то что у нас. У мамы кухня является территорией изготовления еды, а тут место сбора дружной семьи.
– Стася. Мне кажется, что за Вайпером надо проследить. Что‑то тут не вяжется.
– И я сердцем чую бяку. Ты посмотри, какие у них полочки для красивых тарелок.
– При чем здесь полочки? Не отвлекайся. Может, мы ошибаемся? Может, так и бывает – встретились на почве эмо, а потом любовь‑морковь? Как знать? Два ботаника – пара.
– Что‑то не верю я в такие совпадения. Не в обиду ему сказано, а Вайпера хорошим никто не назовет, но он наш. И он в принципе не такой уж и плохой. С придурью немного. А так – с ним прикольно. Нет, ты должен рассмотреть эти чудесные полочки. Кирилл, ты не смотришь! Такие прикольные.
– Идиотское слово.
– Ну – высокохудожественные. Ладно, не хочешь, не смотри. А Вайпер, он действительно верит в идею эмо.
– Он ей наврал. Но она пока про это не знает. Не трогай тарелки, они дорогие.
На кухню ворвался сутулый Сурикат. Опрокинув по пути табурет, он снова поставил его на место и сел как на лошадь‑пони, развесив длинные ноги по сторонам.
– Трендец Вайперенышу! Какие прикольные тарелки! Как пить дать старинные. Кирилл, как ты думаешь?
– Достали, – Кирилл демонстративно отвернулся от стенки, на которой красовалась выставочная посуда.
Сурикат вертел головой, осваиваясь с обстановкой. Ему, как и мне, не доводилось жить в таких хоромах. Тут дело не в навороченной дороговизне. Тут притулился самый неподдельный быт старого города. Который не купишь и не сымитируешь ни за какие бабки. Хоть обгадься, а не повторишь даже кухонного интерьера. Потому что тут все свое, родное, веками накопленное.
– Что делать будем? – спросила я у мальчишек.
– Чай пить. А похавать ничего нет? Давай в холодильник жало засунем? – нагличал Сурикат. – Вайперидзе, у тебя кофе какой?
– Лучше спросил бы «где?» – Танго замер в дверном проеме. – Ребята, надо бы аккуратно присмотреть за этим Ромео.
Проследить за Вайпером не получилось по причине его внезапного бегства из собственной квартиры. Один звонок от нее, кем бы она ни была, – и за ним захлопнулась дверь. Сурикат, пользуясь случаем, приник к холодильнику, призывая Танго немного подкрепиться.
Наскоро накромсав бутербродов с колбасой и сыром, я разложила их на единственное ширпотребное блюдо. Мне уже перестали нравиться предметы антиквариата. Казалось, одно неловкое движение – и попадешь на деньги.
– Не тронь чашку! – одернула я Танго, который уже схватил какой‑то фарфор с обкоцанными коричневыми краями.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |