Внутри коробки были перекись водорода, бактерицидный пластырь, бинт и тому подобное.
Роман достал все необходимое, а затем для Александры наступило прямо-таки время блаженства. Она и не подозревала, какое наслаждение могут приносить прикосновения этого мужчины. Где уж тут думать о вечном и сути всего сущего, когда до его склоненной головы сантиметров пять, не более. При желании она могла бы коснуться его волос губами. И ведь желание было – безрассудное, жгучее, – но она совладала с ним и только любовалась его густыми, чуть более светлыми, чем борода, прядями. И еще – он явно был моложе, чем ей показалось в их первые встречи. Всего лет на шесть-семь старше ее…
Когда локоть был весьма искусно перебинтован, Александра, откровенно играя в робость и застенчивость, чего не позволяла себе вот уже добрых лет двадцать, сказала, что нога ее тоже пострадала, но она вполне может управиться и сама. Вот только поврежденная рука, наверное, будет мешать.
Произошло то, что и требовалось ожидать! Естественно, он не мог допустить, чтобы она напрягалась в такой тяжелый для нее день. Как удачно получилось, что он опять проезжал мимо.
– Действительно, удачно, – прошептала Александра и, подобрав подол, вытянула на скамье ногу. – Я вам так признательна… – продолжать дальше не было сил.
Она испытывала чувственные ощущения на грани запредельного. Даже если бы Роман, вооружившись иглой, предложил ей «заштопать» рану, она согласилась бы, не думая и секунды. Ни с одним из своих мужчин – правда, их было немного – даже в момент сексуальной близости она не познала такого блаженства. А что было бы, окажись они в одной постели?..
Александра зажмурилась и судорожно перевела дыхание, пытаясь совладать с разыгравшимся воображением.
Роман тут же вскинул на нее глаза.
– Простите, я сделал вам больно? – встревоженно спросил он и тут же понял, что все совсем наоборот.
Судьба сыграла с ними обоими злую шутку, загнав в ловушку, которую каждый из них хотел бы избежать любой ценой. Еще сегодня утром…
Глава 11
Гарский трехъярусный акведук гигантским кружевом повис над медленно текущими водами реки, поражая воображение размерами, пропорциональностью частей, красотой уменьшающихся снизу вверх арок. Нагретые солнцем древние камни словно испускали золотистое сияние. Этот мост стал как бы впечатляющей преамбулой того, что Тине предстояло увидеть в Ниме.
Там девушку ждал прежде всего огромный амфитеатр, где много веков назад вступали в смертельную схватку гладиаторы, первых христиан бросали на растерзание диким зверям, а теперь по воскресеньям устраивали корриды, правда не оканчивающиеся, как в Испании, смертью быков. Сейчас залитая солнцем овальная арена была пуста, если не считать, конечно, толп говорящих на разных языках туристов. Но при желании на всех этих ступенчатых ярусах с сиденьями для зрителей и в запутанных подтрибунных пространствах можно было легко затеряться.
Затем по бульвару Виктора Гюго они доехали до следующей достопримечательности, известной как Мезон каре – Квадратный дом, – прекрасно сохранившегося храма с фронтоном, «обсаженного» по периметру стройными коринфскими колоннами. Дальше их путь лежал к развалинам храма Дианы. Здесь было гораздо прохладнее. Ветви деревьев нависали над полуразрушенными стенами с темными провалами прямоугольных ниш. Зато возвышающиеся неподалеку на холме остатки башни Мань были на самом солнцепеке, и подниматься к ним приходилось по открытому пространству…
Сто пятьдесят лет до нашей эры, двадцатый год нашей эры… Римский полководец Агриппа, императоры Гай Юлий Цезарь, Август, династия Флавиев, Нерон, за здорово живешь спаливший Вечный город… Одного этого хватило, чтобы голова у Тины пошла кругом.
Она слушала пояснения Жан-Пьера – или он был прирожденный гид, или специально подготовился, – пыталась все запомнить, проникнуться своей сопричастностью тому, что происходило здесь тысячелетия назад… и понимала всю тщету своих потуг. Ей явно не хватало того количества сведений, которое в определенный момент переходит в качество восприятия. Слишком во многом она была, что называется, на новенького.
Смирившись, Тина стала просто слушать и мысленно представлять гладиаторов на арене, матрон в храмах и на трибунах, рабов, строящих акведук, такими, какими знала их по голливудским блокбастерам…
Неподалеку от башни, в тени пиний, расположилось уличное кафе, в котором в этот жаркий день было полно туристов. Но им удалось найти свободный столик.
Заказали кофе и клубнику со взбитыми сливками. Немного передохнули, а затем направились к расположенным в пешей доступности развалинам римских бань и знаменитым регулярным садам с искусственными каналами и прудами. Они уже проезжали мимо них, когда направлялись к храму Дианы. Тогда девушка спросила, почему бы им не остановиться. Жан-Пьер ответил, что прогулка по садам станет достойным завершением дня.
Так оно и получилось. Они бродили обнявшись по посыпанным белым гравием дорожкам, и Тина любовалась фигурно подстриженным кустарником, орнаментированными цветочными клумбами, мраморными балюстрадами с вазами и скульптурами, ограждающими водоемы. Даже темная стоячая вода с затхлым запахом не могла испортить впечатления от чудесного парка, разбитого в восемнадцатом веке на месте построек римской эпохи инженером Марешалем…
Когда от увиденного уже рябило в глазах, от услышанного звенело в ушах, а ноги гудели от усталости, Жан-Пьер распахнул перед ней дверь ресторанчика с темной старой мебелью, клетчатыми скатертями и официантами в длинных белых передниках. Тине хотелось только одного – пить, и она залпом осушила бокал «перье», который принесли по просьбе ее спутника. Только после этого девушка немного пришла в себя и неожиданно поняла, что ужасно проголодалась.
– Это заведение славится своей кухней, преимущественно рыбной. Ты не против, что я привел тебя именно сюда? – спросил ее Жан-Пьер.
Тина покачала головой и произнесла по-русски:
– Еще шаг – и я отдала бы Богу душу!
Француз недоуменно посмотрел на нее:
– Прости?
– Ты словно читаешь мои мысли, – благодарно улыбнувшись, достаточно вольно перевела на английский свое высказывание Тина.
– Тогда ты позволишь мне, как и всегда, сделать заказ, не правда ли? – поинтересовался он.
Тина кивнула:
– О да…
Они ели коктейль с креветками, суп, который подали в глиняном горшочке, каких-то жареных толстых красных рыбок с пучками зелени в открытых ртах и других – крошечных серебристых, поданных в соусе из шампиньонов, пирожки с тонкой хрустящей корочкой и с необыкновенно вкусной начинкой. Запивали все белым вином из винограда, выращенного на берегах Роны. Когда дошла очередь до десерта, Тина уже чувствовала себя всем довольной и бесконечно умиротворенной. Характерные приглушенные звуки ресторанного зала доносились до нее как сквозь вату, очертания предметов чуть расплывались, а люди, оказывающиеся в поле зрения, казались давними добрыми знакомыми.
Но самым близким и по расстоянию, и по восприятию, естественно, был Жан-Пьер. Подали кофе и арманьяк. Тина подумала было, что с нее уже достаточно спиртного, но отказаться попробовать настоящий французский коньяк не смогла.
Напиток теплом разлился по венам и еще сильнее затуманил рассудок, выпустив чувства из-под контроля. Тине показалось, что посетители и обслуга в ресторанчике куда-то вдруг исчезли, оставив ее наедине с Жан-Пьером. Его она видела вполне отчетливо, но он неожиданно показался девушке совсем другим, нежели в последнюю их встречу или даже сегодня утром.
Его синие глаза приобрели глубину, граничащую с бездонностью, их взгляд завораживал. Загорелая грудь в вырезе полурасстегнутой белой рубашки волновала гораздо сильнее, чем когда Тина видела молодого человека на пляже в одних плавках, а прядь чуть вьющихся темных волос, упавшая на лоб, придавала ему вид мечтательного поэта, посвятившего себя воспеванию прекрасной дамы.
Но много сильнее, чем все это, Тину влекли его губы – красивые по рисунку, четко очерченные. Она словно впервые разглядела их и теперь не могла оторвать зачарованного взгляда.
Не имело значения, что говорил ей Жан-Пьер. Даже когда он шепотом назвал ее Александрии, у нее не возникло желания возразить. Тина просто следила за движением его губ, и этого было достаточно, чтобы уноситься мыслями далеко-далеко, туда, где не существует никаких обязательств перед близкими или родственниками, где все строится на твердом убеждении, что это твоя жизнь, только твоя, и ты вправе распоряжаться ею, как желаешь. И никто тебе не указ…
Она пожалела, что находится так далеко от отеля, от своего номера, от своей кровати. Хотя, наверное, было не столь важно, где именно произойдет то, что неизбежно должно произойти.
Тина неосознанно подняла глаза чуть выше и увидела, что Жан-Пьер следит за выражением ее лица внимательно, слишком уж внимательно и сосредоточенно для человека, находящегося в состоянии пусть легкого, но все-таки алкогольного опьянения.
– Что-то не так? – вкрадчиво поинтересовался он, вновь становясь предметом мечтаний любой женщины.
Но момент был упущен. Тина опять смотрела на себя словно со стороны и видела девицу, ошалевшую от счастья и готовую потерять голову.
– Все было просто замечательно, – ответила она вполне искренне.
Жан-Пьер чуть приблизил к ней лицо:
– А чего бы ты хотела еще? Каким ты видишь завершение этого дня?
Тина задумалась, выбирая между «Да, мне хочется того же, что и тебе» и «Я мечтаю, как можно скорее оказаться в своем номере». Оба варианта ответа, если задуматься, можно было истолковать неоднозначно, но девушка не сомневалась, как воспримет их ее спутник.
– Мы можем прямо сейчас отправиться в отель? – спросила она, надеясь, что за время пути придет к какому-нибудь решению. Нельзя же, право слово, до бесконечности изображать, что она ничего не понимает!
– Сейчас расплачусь, и поедем, если ты хочешь именно этого, – раздалось в ответ.
И тут Тину одолели сомнения.
– А как же ты поведешь машину, если выпил?
– Ну, если честно, я практически не пил, – ответил Жан-Пьер и эффектно закончил вполне нейтральной фразой: – Твое присутствие пьянит сильнее любого вина.
Выходило, что не зря ее насторожил сосредоточенно-оценивающий взгляд француза. И еще эта его вполне осознанная оговорка с именем…
Но в машине все благие призывы разума быть осторожной развеялись как дым. Вечерние пейзажи ухоженной южной страны за «бортом» кабриолета, красивый молодой человек за рулем, чье присутствие будоражит кровь, воспоминания о замечательно проведенном дне, легкое головокружение после выпитого вина… Словом, Тина не заметила, как в полудреме склонила голову на плечо Жан-Пьера, успев подумать только о том, что все ее прежние мысли были лишь плодом нелепой подозрительности, не более того. Он назвал ее Александрии – ну и что с того? Вдруг это его любимое имя или ему хочется, чтобы ее звали именно так? Короче, когда очень надо, всегда можно найти объяснение чему угодно…
Машину чуть покачивало на виражах, тихо урчал мотор, навевая приятные грезы о будущем. Щеке так удобно было лежать на мускулистом мужском плече, словно они были созданы друг для друга. Друг для друга… А что, если это действительно так?..
Она не заметила, как доехали до отеля. Обняв за талию, Жан-Пьер помог девушке вылезти из низко посаженного автомобиля, затем повел по дорожке, не разжимая рук. Она же чисто инстинктивно сцепила пальцы у него на шее. Ей было очень хорошо. Все вдруг стало предельно ясным: это не Жан-Пьер, это сама судьба ведет ее навстречу будущему…
Неожиданно чей-то приглушенный голос вторгся в дремлющее сознание Тины. Голос выговаривающий, с нотками осуждения. Ему ответили тихо, но резко. Это еще что такое? Девушка попыталась сбросить с себя полузабытье, но усталость и выпитое вино делали свое дело. Даже напрячься и вслушаться в слова не было сил. Да и что бы это дало, раз диалог велся на французском. Она различала только интонации – оба собеседника были явно недовольны друг другом.
«Вот черт! Как будто не могли найти другого места и времени для выяснения отношений!» – мелькнуло где-то на задворках сознания. Она внутренне настроилась на совсем другое, и вынужденная остановка на пути ее номеру вызвала у Тины резкое неприятие. «Нет, надо срочно положить этому конец!» – решила она и, собрав всю силу воли, открыла глаза, а затем и рот, чтобы поставить точку в нарушившем ее блаженное состояние препирательстве. Да так и замерла, не сумев выдавить из себя ни звука.
Дорогу им преграждала хозяйка отеля. Несмотря на тщательно уложенные волосы и идеальный маникюр, Шарлотта Пикмаль стояла в точно такой же позе, в какой стояла баба Дуня, не пуская Тину на ночную дискотеку в деревенском клубе, когда той было лет двенадцать, – ноги на ширине плеч, руки уперта в бока. На ум приходило только одно: «No pasaran!»
Тина решительно ничего не понимала. Ведь они почти подружились и не раз беседовали за чашечкой кофе, откуда же эта агрессивность? Мадам Пикмаль всегда с живым интересом расспрашивала свою русскую постоялицу о жизни в ее стране. И уже совсем поверила, что по улицам российских городов не ходят медведи, а за границу выпускают не одних только мафиози и аморальных растленных типов. В свою очередь она делилась с Тиной проблемами, связанными с ее бизнесом, планами на будущее, рассказывала о своей семье – и вдруг такой неприступный вид!
Однако, увидев, что девушка уже в состоянии воспринимать происходящее, мадам Шарлотта вдруг разулыбалась – правда, немного ненатурально – и сладко пропела на своем английском:
– Добрый вечер, мадемуазель Тина. Хорошо провели время?
Тина закивала:
– Да, очень.
– А сейчас попрощайтесь с вашим провожатым, и я помогу вам подняться в номер.
Девушка в полном недоумении оглянулась на Жан-Пьера. Тот стоял насупившись и смотрел в пол. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не сорваться. Что-то явно происходило, но что именно, Тина не понимала и продолжала в полной растерянности стоять столбом посреди гостиничного холла. Только она уже не обнимала француза за шею, а когда он разжал руки, державшие ее за талию, Тина не заметила.
Так не могло продолжаться до бесконечности, и конец нелепой ситуации положил громкий хлопок входной двери и не менее громкий разговор. Это откуда-то возвратились явно всем довольные Майк ван Эйкен и Эктор Пино.
Тому, что произошло минуту спустя, позавидовали бы самые признанные мастера сцены. Все было разыграно как по нотам, и это безо всяких там репетиций.
– Привет! Добрый вечер! – поздоровались парни.
Им ответили нестройным хором. Затем Жан-Пьер чуть подтолкнул Тину по направлению к мадам Пикмаль и отступил к двери. Хозяйка обняла девушку за плечи и повернула лицом к лестнице. Та, правда, успела благодарно кивнуть своему спутнику и пожелать ему спокойной ночи.
– До скорой встречи, мадемуазель! – тоном, в котором не было ничего, кроме дружеского расположения, произнес Жан-Пьер и неспешно направился к выходу.
Двое приятелей проскользнули мимо него, несколько обескураженные тем, что Эктору не устроили разнос за то, что он шляется неизвестно где, вместо того чтобы работать, а Майка не поджидает в кресле Яна, по доброте славянской души решившая, что Паул слишком уж полагается на здравомыслие своего отпрыска, тогда как надо следить за ним в оба, всячески оберегая от бед.
Впрочем, радовались молодые люди рано, но Тине не дано было об этом узнать.
Сопровождаемая улыбающейся мадам Пикмаль, она, однако, чувствовала себя арестанткой, конвоируемой строгой надзирательницей. И только когда дверь номера за хозяйкой отеля закрылась и Тина осталась одна, она облегченно перевела дыхание. Теперь, наверное, было бы неплохо поразмыслить о том, что же все-таки произошло. Почему ее радужным планам не суждено было сбыться. И что за отношения связывают хозяйку отеля и дальнего родственника одной из ее горничных…
Однако для этого следовало иметь трезвую голову и ясный ум. А ни тем ни другим Тина сейчас не располагала. Нога за ногу добредя до ванной, она разделась и встала под душ. Теплые струи помогли расслабиться, но не прояснили сознания. «Значит, будет чем заняться с утра», – решила Тина и, добравшись до кровати, рухнула на нее, даже не потрудившись надеть ночную сорочку. Впрочем, невесомое полупрозрачное одеяние служило плохим прикрытием и от холода, и от нескромных взглядов. Да и не таковым было его предназначение. Оно словно туманной дымкой обволакивало юное стройное тело, делая его еще более вожделенным. А спать в нем было не так уж и удобно.
Едва голова Тины коснулась подушки, как глаза сами собой закрылись и она мгновенно оказалась в объятиях красивого крылатого существа мужского пола, каким видели древние греки бога сновидений Морфея…
По спине пробежали мурашки, и Александра замерла, понимая, что любые слова сейчас будут выглядеть банальными или театрально-напыщенными. А без них обойтись было как-то неловко. Не бросаться же молча на шею практически незнакомому мужчине, хотя именно этого ей хотелось сейчас больше всего на свете.
– Н-нет, – прошептала она еле слышно и осторожно накрыла пальцы Романа своими, – вы не сделали мне больно.
Ей никогда еще не приходилось проявлять инициативу в подобной ситуации. Но около месяца назад все в ее жизни круто переменилось, скорее даже встало с ног на голову, так с какой стати вспоминать о том, как она вела себя раньше? К тому же до того, что будет дальше, осталось совсем немного, что бы это ни было. Значит, нечего терять время понапрасну, думая, что ей пристало, а чего нет.
Роман не отдернул руку, более того – повернул ладонью вверх и чуть сжал пальцы молодой женщины. Этого оказалось достаточно, чтобы их буквально бросило в объятия друг друга. Словно бы они извелись в тоске, долгие годы ожидая встречи, и уже отчаялись когда-либо свидеться, а тут такое несказанное везение.
Оба вдруг отчетливо осознали, что знают друг о друге практически все. Не адрес, не то, какой вуз окончили, да и окончили ли, не семейное положение, а то, что составляет человеческую сущность каждого из них, чем живет его душа…
Вселенная сжалась для них до размеров крохотной избушки с темными бревенчатыми стенами и закопченной печью посередине. Но эта вселенная оказалась сказочно прекрасной, в ней чудеса происходили каждое мгновение. Да будь им и по сто лет и не волнуй их уже ничто в этой жизни, они бы и то поверили в возможность волшебства наяву. Что уж тут говорить о мужчине и женщине в расцвете сил, которые пережили время романтических ахов и охов и научились отличать подлинное от поддельного, непреходяще ценное от сверкающей безделушки…
– Да, да, да! – в исступлении твердила Александра.
Она чувствовала себя счастливейшей из когда-либо живших на этой земле женщин, ослепительно-прекрасной богиней на ложе из лепестков роз, ибо на нее и смотрели как на богиню. И тот, кто смотрел, обнимал, ласкал, целовал… любил, был во всем достоин ее. О, в этом Александра была уверена, как ни в чем другом!..
За дверью «вселенной» раздалось душераздирающее собачье завывание, и они словно вынырнули из сверкающего, как фейерверк, мира в реальность. Вместо ложа из лепестков роз Александра узрела драный меховой коврик, еще неделю назад бывший полушубком, щербатые ножки деревянного стола и ржавое покореженное ведро, в котором она носила дрова для печки.
Молодая женщина глубоко вдохнула, чтобы привести душевный настрой в соответствие с окружающим ее «великолепием»… и расхохоталась.
– Что случилось? – встревожился Роман, обнимая ее лицо руками и заставляя посмотреть ему в глаза.
– Мне никогда еще не было так хорошо, – призналась Александра и, упав головой ему на грудь, уткнулась носом в шею. – Никогда в жизни…
Роман обнял ее и крепче прижал к себе, но она тут же, преодолев сопротивление его сильных и в то же время нежных рук, снова приподнялась над ним и воскликнула:
– А ты знаешь, что от нас разит псиной!
– Что? – не понял Роман.
– Коврик… на нем обычно спит Тургай, – сквозь смех поведала Александра. – Как думаешь, он не побрезгует улечься на него после нас?
Роман сделал вид, будто глубоко задумался.
– Кто знает? – наконец произнес он. – После того как ты решила сделать из гончего пса изнеженную комнатную болонку, он вполне может перебраться на твою кровать…
Последнее слово, как магическое заклинание, тут же направило их мысли по одному руслу, снова породив желание, устоять перед которым они не смогли, да и не пытались…
Завывания на крыльце смолкли. Это два пса, поняв, что хозяевам совершенно нет до них никакого дела, рухнули как подкошенные на нагретые солнцем доски и положили морды на вытянутые передние лапы. Но их отрешенность была лишь видимой. Весьма озадаченные, они прислушивались к тому, что происходит за дверью избушки…
– Господи, живя в городе, даже не подозреваешь, какое же это благо – водопровод, – заметила Александра, с блаженным вздохом завязывая на груди простыню, в которую ее любовно завернул Роман.
Обессиленные, потные, с кожей, к которой прилипли волоски от перманентно линяющего коврика и оставшиеся от спящего на нем Тургая, они решили устроить себе омовение… в старом оцинкованном корыте.
Боже, с каким же удовольствием они поливали друг друга из ковша прохладной водой!
– Ты как Венера Анадиомена, – восторженно произнес Роман, глядя, как Александра подняла руки к голове, чтобы отжать мокрые волосы.
– Кто это? – спросила она и лукаво улыбнулась. – Надеюсь, сравнение с… со знакомой тебе особой должно мне польстить?
– Нет, это ей должно польстить сравнение с тобой! – уверенно заявил Роман. – А «Венера Анадиомена» – это известнейшее полотно Доминика Энгра, на котором изображена прекрасная богиня с кувшином на плече.
– А-а, ну тогда ладно, – милостиво кивнула Александра и спросила уже серьезно: – Откуда тебе известно об этом художнике?
Роман нахмурился с таким видом, будто решал вопрос, раскрывать ему государственную тайну или нет. Она же тем временем смотрела, как капелька воды сорвалась с его волос и заскользила по мускулистому загорелому телу, оставляя влажный след на коже. Когда же капля достигла полотенца, которым он обмотал бедра, и исчезла, впитавшись в ткань, Александра непроизвольно сглотнула.
Наконец он решился. Роман кашлянул, как бы понуждая себя начать, и она с трудом оторвала взгляд от завораживающего зрелища обнаженного мужского торса и посмотрела на его лицо.
– Видишь ли, я не всегда был лесником… – произнес Роман.
– Нашел чем удивить! – рассмеявшись, воскликнула Александра. – Даже Тургаю это ясно, не говоря уж о еже…
Она осеклась, увидев боль в его глазах. И в памяти всплыла фотография с оторванным краем, которую Александра видела в его доме.
– Прости… В твоей жизни произошло что-то, что резко ее изменило, да? – спросила она, уже зная, что права.
– Тебе не за что извиняться, – тихо сказал Роман. – Ты же не могла этого знать наверняка.
– Но я почувствовала… почувствовала, когда оказалась в твоем доме…
Роман кивнул, давая понять, что догадался об этом. Вот только он не знал, стоит ли говорить о том, что считал своим, и только своим горем. Да и момент для исповеди был выбран не совсем удачный. Он только что занимался любовью с женщиной, которую впервые увидел недели три назад, и теперь стоял перед ней полуголый и помимо своей воли представлял ее обнаженное тело под белой, местами влажной простыней…
Глава 12
Что-то неуловимо изменилось в атмосфере, и Александра почувствовала себя неуютно в одной простыне на голом теле. Хотя всего несколько минут назад ей и без нее было вполне комфортно.
– Я сейчас оденусь, – смутившись, произнесла она и стала собирать разбросанную по комнатке одежду.
Помещение было крохотное, обрушившаяся на них страсть внезапна, так что вещи оказывались в самых неподходящих для этого местах. К счастью, все удалось в конце концов отыскать.
Роман последовал ее примеру с медлительной сосредоточенностью, явно обдумывая предстоящий рассказ. Затем сел на лавку. Александра устроилась напротив него на табурете, подперев руками подбородок.
– Итак, ты права: лесником я заделался всего несколько лет назад, а до этого жил и работал в Питере, по образованию я архитектор. Окончил, между прочим, Ленинградскую академию художеств, так что, – он усмехнулся, – знаю не только Энгра…
Александра молчала, ожидая продолжения.
– И все-то у меня было в жизни ладно да складно. Интеллигентные родители, жена – красавица. Начинала как натурщица в академии, а затем очень скоро сделала карьеру топ-модели, при этом с мозгами у нее тоже все было в порядке. Через пару лет после свадьбы у нас родился сын…
Он сокрушенно поник головой, уставившись на сцепленные на столе руки. И было в его позе столько отчаяния и беспросветной тоски, что Александра не выдержала – сжала его руки своими и воскликнула:
– Прошу тебя, не надо, не продолжай!
Роман поднял на нее страдальческий взгляд и грустно усмехнулся:
– А что это изменит? Есть вещи, которые не забываются, говори о них или не говори… Так вот, у нас родился сын, и я стал мечтать, что он пойдет по моим стопам и мы вместе создадим когда-нибудь архитектурно-проектную мастерскую. Способности у него были, к тому же сыграла роль и фамилия. Словом, он поступил в академию, но… Но после ее окончания вдруг решил отправиться в Чечню. Сколько его ни отговаривали, сколько слез мать ни лила, все оказалось напрасно. Если честно, где-то в глубине души я даже гордился тем, что мой сын – настоящий мужчина… А потом произошло то, чего нет страшнее на свете: родители пережили своего ребенка…
Александра изо всех сил сдерживала слезы, чтобы не нагнетать обстановку своим видом. Как бы она ни пыталась выразить сочувствие, это не пошло бы ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить Роману и его жене. Только… только почему ее не было на снимке?
Он словно прочел ее мысли и сказал:
– У жены произошел нервный срыв, она попала в клинику и вышла оттуда совсем другим человеком…
– Как это? – не поняла Александра.
– Заявила, что для того, чтобы выжить, хочет оставить все плохое в прошлом и начать жизнь как бы с чистого листа. А поскольку сын был на меня похож и я напоминал ей об утрате, подала на развод…
– И что было дальше? – одними губами произнесла потрясенная Александра.
– Дальше? Она вышла замуж и теперь растит дочь, а я завел овчарку, назвал ее Джульбарсом и… и тоже порвал с прежней жизнью.
– Нет, – покачала головой Александра, – ты не порвал с прежней жизнью, ты живешь исключительно воспоминаниями о ней, абстрагировавшись от окружающей тебя действительности. А это совсем другое.
Роман устремил на нее задумчивый взгляд:
– Возможно, ты права. Но это не имеет никакого…
Она догадалась, куда он клонит, и попыталась изменить тему, внести в их грустный разговор нотку оптимизма:
– Джульбарс – довольно редкая кличка. Ты намеренно назвал собаку именно так?
– Намеренно. – Его глаза потеплели. – Сын обожал слушать, как дед, мой отец то есть, пересказывает ему содержание старого-престарого черно-белого фильма, основным действующим лицом которого была овчарка по имени Джульбарс. Она была очень умной, четко различала, где свои, а где враги, и действовала сообразно обстоятельствам. Все эти нынешние комиссары Рексы и Мухтары ей и в подметки не годятся. Сын просто влюбился в этого киношного пса и все мечтал завести себе собаку с такой же кличкой… Эх, если бы можно было повернуть время вспять, я купил бы ему щенка, когда он только впервые заикнулся о нем!
Роман замотал головой, и Александра пожалела, что лишь подлила масла в огонь его переживаний своим неосторожным вопросом.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросила она, очень надеясь на то, что Роман скажет «да».
Но он пожал плечами:
– Не знаю даже… А впрочем, в чем-то ты мне уже помогла. Я впервые за несколько лет говорил так долго о том, что не доверил бы первому встречному, да, наверное, никому, кроме тебя. Даже на душе стало легче.
«Никому, кроме тебя…»
– Если бы ты только знал, как я рада это слышать, – произнесла Александра, глядя ему в глаза. – Я очень ценю твою откровенность.
Она поднялась, чтобы пересесть на лавку поближе к Роману, но странные скребущие звуки заставили ее замереть и прислушаться. Вскоре к звукам прибавилось жалостливое повизгивание.
– По-моему, мы злоупотребили их терпением, – засмеялась Александра и пошла открывать дверь.
Собаки вошли плечом к плечу и, остановившись посреди комнаты, принюхались. Затем Тургай направился к своему коврику и буквально уткнулся в него носом, вытянув шею до предела, потом обошел со всех сторон, хотел было лечь, но передумал и свернулся калачиком рядом на голом полу.
– Я же сказал, что побрезгует, – подбородком указал на гончую Роман. – Придется тебе теперь поменяться с ним местами.
– Тебе тоже не позавидуешь, – тихо ответила Александра, наблюдавшая за Джульбарсом.
Тот остановился перед хозяином и вперил в него укоризненный взгляд.
– Слушай, он считает, что ты его предал, – заметила молодая женщина. – Как будешь оправдываться?
– Никак не буду! – с вызовом заявил Роман, адресуя слова овчарке. – Кто по весне трое суток подряд пропадал неведомо где, а? – Он потрепал пса по загривку. – Молчишь? А мне-то все известно о твоих похождениях! За двадцать километров бегал к своей ненаглядной, – сообщил Роман уже Александре.
– Ты-то откуда это знаешь? – удивилась она.
– Так ему приглянулась не кто-нибудь, а доберманша главы местного поссовета, с королевской родословной. Чуть не пристрелили тогда ловеласа блохастого, теперь глаз с него не спускаю.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |