Так неужели «Гамлет» рассорил верных друзей? Ведь по свидетельствам очевидцев, с начала 70-х годов Золотухин с Высоцким, по сути, становятся чужими друг для друга людьми, их пути — расходятся, и они только изредка обмениваются фразами и лишь иногда — здороваются...
Действительно, по свидетельствам очевидцев, после злополучного, с точки зрения Золотухина, «Гамлета» отношения друзей совсем разладились... Нет, конечно, какие-то — остались: общение, участие в спектаклях, съемках, но до конца дней Владимира Семеновича отношения эти уже были не столь теплыми и доверительными, как в первые годы их знакомства...
Теперь Валерию Сергеевичу уже — ничего не поправить, и остается только вспоминать...
Как-то корреспондент одной из московских газет задала ему такой вопрос: «Чем дальше идет время, тем больше хочется знать деталей и подробностей того времени, о людях... Хочу спросить вас о Владимире Высоцком: действительно ли он был настолько небольшого роста, что в фильме «Интервенция» ему подставляли маленький табурет? Во всяком случае, так рассказывают артисты, которые также снимались в этой картине».
Золотухину ничего не оставалось, как подтверждать байки, распространяемые Полокой, Аросевой и другими, причастными к картине «Интервенция», о Высоцком, как о «гражданине с табуреткой»: «Володя не был такого маленького роста, может, он такой же, как я, или чуть-чуть ниже. Он был прекрасно сложен. У него была жена Людмила Абрамова, а у меня — Нина Шацкая, обе женщины высокие. И когда мы шли куда-то по улице, Володя говорил мне: «Пусть впереди идут». Он стеснялся. Но когда он стал Высоцким и женился на Марине Влади, у него этого комплекса ни в коем разе не было».
О том же — в другом издании: «Высоцкий не просил взять в театр свою жену киноактрису Людмилу Абрамову. Она была выше его ростом, как и моя Нинка, но мне это было «по барабану». А Володя комплексовал, если мы куда-то направлялись вместе, старался не ходить рядом, просил: «Блядь, давай отстанем, а то эти бабы выше нас».
Только при Марине Влади, когда Высоцкий стал тем, кем мы его знаем, невысокий рост перестал его беспокоить».
Или — вот случай, припомненный Валерием Золотухиным. Случай, надо сказать, — весьма поучительный и во многом показательный. В нем — весь поэт: «Владимир Высоцкий однажды спросил меня: «У вас на Алтае 16 центнеров с гектара, вы же в лучшем случае на круг собираете по 12. А план выполняете. Откуда хлеб берете?» Я остолбенел: «Какое тебе дело, думаю, до нашего хлеба, и откуда ты знаешь?» — «Из «Правды». Он, оказывается, читал «Правду», где восемь страниц этих цифр. Отчет! А Володя ее читал с карандашом в руках. И у него не сходилось. Считал, потому что у него болело, страдало, стыдно сказать у меня — человека оттуда — не болело, или так по тем временам. А у него болело, и на разрыв!
Если верить словам гения, что «трещина мира проходит через сердце поэта», то это трещина за алтайский урожай действительно проходила через его сердце. Почему же я не должен верить поэту Высоцкому, что трещина за алтайский урожай действительно проходила через его сердце?..»
Много ходило (еще при жизни поэта) и до сих пор ходит разговоров о том, что Владимир Высоцкий злоупотреблял спиртным... Но и Валерий Сергеевич по молодости — не отставал. Золотухин разъясняет ситуацию по поводу: «Еще классик утверждал, что место артиста в буфете. Да, мы выпиваем, иногда чрезмерно. Случалось такое не только с Высоцким, но и со мной.
Любимов ставил «Жизнь Галилея», Володя играл заглавную роль, я — маленького монаха. Это одна из самых моих любимых работ. Репетиция была назначена на десять утра. Накануне я сильно выпил, но до театра добрел. А монолог у меня огромный, философский, о том, как разрушается вера. Я поднимаюсь по лестнице из-под сцены, замечаю перед собой Высоцкого-Галилея, произношу: «Господин Галилей...» И с ужасом понимаю, что не могу больше вспомнить ни единого слова — в голове черная дыра. Выдвигаюсь на авансцену:
— Юрий Петрович, простите, я не в форме, не могу репетировать, отпустите меня домой.
— Вы соображаете, что несете?! — вскипает он. — Театр отменил выходной день, потому что в час должен состояться прогон спектакля. Возвращайтесь на исходную позицию и начинайте ваш монолог заново.
Снова с трудом преодолеваю ступеньки и снова забываю текст.
— Еще раз! — кричит Любимов.
Все повторяется, но я постепенно двигаюсь дальше и дальше. Видя, как я мучаюсь, Высоцкий с трудом сдерживает слезы. А Любимов, кажется, ничего не замечает:
— Еще раз!
В общем, текст я вспомнил раза с восьмого и прогон сыграл. Делая актерам замечания, Юрий Петрович сказал:
Наиболее точно получилась восьмая картина.
Моя! И ни слова о том, что происходило на репетиции, вообще ни слова упрека. Я готов был в ноги ему упасть...»
Касательно пьянства— продолжим... Каталин Любимова, супруга бывшего главного режиссера Театра на Таганке Ю. П. Любимова, вспоминает (и, одновременно, — обвиняет): «Зная, как трудно Владимиру удержаться от выпивки, некоторые коллеги специально втягивали его в очередное застолье. Вокруг Владимира постоянно крутились Бортник и Золотухин. Высоцкий, «приняв на грудь», поил и кормил всех за свой счет. А стоило кому-нибудь сказать: «Классную тебе Марина куртку из Парижа прислала!» — как Высоцкий тут же снимал вещь: «Нравится? Бери, она мне другую привезет».
Друзья так не поступают... А в данных воспоминаниях как друг поступает только Владимир Высоцкий.
Как уже понял читатель, почти во всех спектаклях Театра на Таганке Золотухин был партнером Высоцкого по сцене. Репетировали они и в постановке романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Любимов по началу назначил нас с Высоцким на роль Ивана Бездомного, но Володя мечтал о Воланде, а я поглядывал в сторону Иешуа. Оба от Ивана отказались...», — вспоминал Валерий Сергеевич.
В конце семидесятых Владимир Семенович уже мог позволить себе роскошь отказываться от ролей в постановках театра, или выбирать их... «Вообще, — вспоминает Валерий Золотухин, — Высоцкий под конец жизни ощущал свой «звездный» статус, и иногда это у него вырывалось. Расскажу вам один случай. Летели мы с ним в самолете. Что-то, не помню, понадобилось ему от стюардессы — не то воды, не то спросить о чем-то. Неважно. Он, наверное, подумал, что она все бросит и прибежит к нему. А она занимается своими делами. Володя снова ее просит. Красавица отшивает его: «Подождите!» Тогда Высоцкий вскипает: «Ты что, сука, охуела?! Не знаешь, с кем разговариваешь?!» Я вжался в кресло от столь неожиданной реакции моего друга и коллеги на поведение и разговоры стюардессы...»
Вспоминает журналист Анна Горбашова: «В 1978 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла автобиографическая книга актера Театра на Таганке Валерия Золотухина «На Исток-речушку, к детству моему». Редактором книги была моя мама. От музыки, а уж тем более подпольных записей «каких- то там бардов» маменька была совершенно далека, поэтому на приглашение Золотухина посетить ночной подпольный концерт Владимира Высоцкого прореагировала в своем репертуаре*. «Еще чего». Зато я, услышав обрывок разговора, устроила настоящую истерику: «Мама, это же Высоцкий, ну, «Девушка, здравствуйте, как вас звать? Тома!» Помнишь? скулила я.
Пожалуйста, пойдем, в школе все умрут от зависти, не хочешь концерт, посидишь в артистическом буфете...» Через полчаса нудного воя мама сдалась. Концерт на афишах заявлен не был и начинался после вечернего спектакля, в 12 ночи. Всю дорогу до театра мама возмущалась, что только полные дураки ходят на концерты ночью. Валерий Золотухин встретил нас у входа и проводил за кулисы. Пока взрослые общались, я на диванчике в холле смотрела телевизор. Рядом со мной сел невысокий невзрачный человек в джинсах и модной дубленой жилетке. До этого момента Высоцкого живьем я никогда видела, в моем представлении такой голос мог принадлежать только довольно крупному мужчине. По телевизору показывали, как «дорогой Леонид Ильич» вручает орден, кажется Дружбы народов, шахматисту Анатолию Карпову. Пока генсек двигал речь, мой сосед по дивану хихикал, смешно копируя Брежнева. Концерт начинался, всех попросили пройти в зал. Мама скрепя сердце тоже решила окультуриться, посмотреть, от чего там «все с ума посходили». Наши места находились рядом со сценой. Погас свет, на сцене появился Высоцкий. «Ты же с ним на диване сидела», скрупулезно подметила мама. Высоцкий запел, и это был уже совсем другой человек: высокий, мощный, абсолютно харизматичный, он сразу взял зал за горло. Высоцкий пел два часа, и на все это время я забыла, как дышать, и все время боялась, что вот-вот у него остановится сердце или порвутся вены на шее, настолько они были напряжены. Зрители не хотели отпускать Высоцкого со сцены и сидели бы до утра, если бы разрешили. На прощание Золотухин потрепал меня по голове со словами: «Детям будешь рассказывать». Как в воду глядел».
«В последние годы наши отношения с Высоцким были бережными, — рассказывает Валерий Сергеевич. — Одно то, что он от меня скрывал, что не один год пользуется наркотиками, о многом говорит. Мы бережно относились друг к другу...»
В том-то все и дело, что — не скрывал! Тут, мягко говоря, — скромничает наш актер! «Бережными отношениями» в последние годы жизни Высоцкого между бывшими друзьями, что называется, — «не пахло»! Их попросту — не было! Потому-то и о наркотиках поэта Золотухин узнал лишь после смерти Высоцкого — из уст главного поставщика «лекарства для Володи» Валерия Янкловича (об этом есть соответствующая запись в дневниках Валерия).
О том, что никого «бережного отношения» между бывшими друзьями и коллегами не было, говорит и близкий товарищ Владимира Высоцкого, его сосед по дому и свидетель последних часов жизни поэта, фотограф Валерий Нисанов: «В последнее время Золотухина Высоцкий терпеть не мог. «Я этому пиздюку сказал: «Если где меня увидишь — обходи стороной!»
Вопросы еще у кого-нибудь остались?
А вот еще одно свидетельство явно не в пользу Валерия Золотухина. Вспоминает сын поэта Аркадий Высоцкий: «20- го или 21-го июля 1980 года... Я приехал без звонка-. Отец в очень плохом состоянии... Он прилег. Потом стал делать себе какие-то уколы — на коробках было написано что-то вроде «седуксена»... Он не мог попасть... Все это было ужасно... Ужасно. И настолько отец был тяжелый, что я стал звонить всем, чтобы хоть кто-то пришел!
И я могу вам сказать, что я звонил практически всем. Всем, чьи фамилии я знал. Взял телефонную книжку и звонил. Не помню, что сказали Смехов и Золотухин, но приехать они отказались...»
Между тем, в эти же июльские дни актер делает очередные записи в своем дневнике:
11.07.80 Смерть Олега Николаевича... (Олег Колокольников, актер Театра на Таганке, скончался 10 июля 1980 года. — А.П.) В театре — плохо. Театр — могила.
А там Высоцкий мечется в горячке, 24 часа в сутки орет диким голосом, за квартал слыхать. Так страшно, говорят очевидцы, не было еще у него. Врачи отказываются брать, а если брать — в психиатрическую; переругались между собой...
Такое вот «бережное» отношение Золотухина к своему бывшему другу...
Далее процитируем отрывок из книги Валерия Перевозчикова «Правда смертного часа: Владимир Высоцкий, год 1980-й». В отрывке этом Валерий Сергеевич выступил в роли провидца и уже, за несколько дней до его смерти, «похоронил» поэта... «12 июля. Днем — похороны Колокольникова на Митинском кладбище. Народу было немного... По свидетельству А. М. Ефимовича, Золотухин сказал, что следующим будем хоронить Высоцкого...»
Валерий Сергеевич, верный данной Владимиру Высоцкому клятве «всегда сниматься вместе», вспоминает о последнем звонке в квартиру поэта, желании поговорить с ним и обсудить творческие планы на будущее: «Геннадий Полока хотел нас с Володей вновь собрать под своими знаменами в картине «Наше призвание». Песни к фильму должен был написать
Высоцкий. Однако не успел... Я позвонил ему по просьбе Полоки 24 июля. Трубку поднял врач: Володя спал. На следующий день его не стало...»
...Золотухин принимал активное участие в похоронах бывшего друга — «был ответственным за крышку фоба. У меня и документ есть!», — хвалится актер. «Проявил» он себя и на поминках, организованных для самых близких друзей после похорон в квартире поэта. Много говорил, поднимал тосты, предлагал проект памятника, который должен быть установлен на могиле друга и коллеги: «Надо — как у Суворова: «Здесь лежит Высоцкий», на большом камне...»
Пьяные поминальные речи Золотухина понравились отцу поэта, Семену Владимировичу Высоцкому: «Молодец Валерка, хорошо сказал!..»
«После смерти Высоцкого польская газета «Свет социализма» напечатала скорбный некролог, но вместо портрета Высоцкого опубликовала мою фотографию», — с горькой иронией сетует Валерий Золотухин.
Много позже актер признавался в интервью:
— Ну, я, к примеру, до самой Володиной смерти не знал, что он употреблял наркотики. Кто-то думает, что это невнимательность и безразличие с моей стороны... Но я же человек деревенский! Откуда мне знать тогда о таких вещах, как наркомания и ее проявления?.. Высоцкий оберегал меня от всего этого и не допускал в свою тайну.
— А как быть с алкоголем?
— Если мы с ним и выпивали, то крайне редко и умеренно. Когда же его начинало заносить, я старался не участвовать в этих его срывах.
Из дневников актера:
20.09.80, Грозный
Ходили с Валерием Янкловичем на базар. Долго говорили о Володе, о последних периодах. Боже мой, я даже не знал, какая страсть гибельная, болезнь, вернее, неизлечимая опутала его — наркомания... Вот оно что, оказывается. К — что за девица? Любил он ее, оказывается, и два года жизни ей отдал... Ничего не знал... Ничего... Совершенно далек я оказался в последние годы от него...
«Ничего не знал...», «Совершенно далек..» Запоздалое прозрение Валерия Сергеевича Золотухина... Но хотя бы в дневниках ему хватило мужества признаться в своих грехах перед поэтом и отдаленности от него в последние, самые трудные для него годы, месяцы и дни, когда он так нуждался в дружеской поддержке и общении!..
К — это Оксана Афанасьева, последняя любовь Владимира Высоцкого. Поэт звал ее Ксюшей...
Из интервью с Валерием Золотухиным:
— Уточните, правда ли, что Ярмольник женат на женщине, которую безумно любил Высоцкий последние месяцы своей жизни?
— Я думаю, что вы близки к правде, но когда человека нет в живых, очень трудно не оскорбить Марину или Оксану этими уточнениями...
У меня дома на полке стоит книга Марины Влади о Володе «Прерванный полет» с дарственной надписью, но я к ней не прикоснулся. И никогда не буду ее читать, так как имею свое мнение о Высоцком. Тем более Влади утверждает, что книга о Володе — беллетристика, а меня не интересуют художественные произведения о Высоцком. Я слишком хорошо его знал...
Выходит — не слишком хорошо знал, потому что о существовании Оксаны в его жизни узнал только после смерти поэта! А теперь, со знанием дела, Валерий Сергеевич подтверждает на всю страну, кто чьей женой является. Право, не очень солидно это как-то для большого артиста и друга... Ей- Богу — несолидно!..
В актерских кругах до сих пор любят поговорить о том, что Золотухин якобы всегда завидовал Высоцкому. Конечно, это — глупости. И актер «популярно объясняет для невежд»: «Сейчас публика не понимает расклада сил того времени. В 72-м году вышел «Бумбараш», в 73-м в «Юности» напечатали мою повесть, которая имела колоссальный резонанс. Высоцкий, кстати, ее тоже ценил. В 76-м появились мои «Дребезги». Я был самодостаточен и популярен. Говорить о том, что я кому-то завидовал, — смешно. Это чушь собачья — полная! Какая зависть?..»
В другой беседе с журналистом Валерий Сергеевич несколько по-иному отвечает на вопрос о собственной зависти к славе и известности поэта: «Меня как-то спросили: «Правда ли, что вы завидывали Высоцкому чистой завистью?» Я ответил не столько остроумно, сколько искренне: «Да. Я завидовал Высоцкому, но не чистой, а самой черной завистью, какая только бывает. Я, может быть, так самому Пушкину не завидую». Все прицепились к первой части фразы, проигнорировав вторую, более важную. Мы 16 лет проработали вместе, и я могу сказать, что Высоцкий был из тех великих, которые внушают тебе, что и ты можешь стать великим. В этом смысле он повлиял на меня. Помню, на съемках «Маленьких трагедий», где я играл Моцарта, Володя приходил на площадку, очень переживал за меня. Я снимался вместе со Смоктуновским, с которым были отношения... Ну, я не буду говорить... Володя тогда говорил мне: «Что ты играешь молодого Смоктуновского? Играй себя, молодого Золотухина». Повлияло на меня и поэтическое творчество Высоцкого. Оно впрыскивает какой-то допинг действия. Не зря же первые космонавты брали с собой его записи...»
Спустя более 30 лет, прошедших со дня ухода из жизни Владимира Высоцкого, его коллега Валерий Золотухин более трезво и спокойно дает оценку человеческим качествам поэта. Время сорвало пену, и из уст актера изреклось отфильтрованное, выдержанное мнение, которое уже может претендовать на истину: «Он стал звездой, но у него не портился характер от этого. Он оставался самим собой. Ведь что такое звезда? Ее создает наше окружение. И когда при мне, например, Анатолию Дмитриевичу Папанову говорили: «Скажи «ну, погоди!» — он зверел. А я бы, окажись на его месте, убил. К Высоцкому так же фамильярно обращались, цеплялись, и тогда это переходило у него в другое качество — он резко отвечал. На что хамы тут же злились: «Ну ты зазнался!»
И еще о зависти:
— Я не мог завидовать Высоцкому в профессиональном отношении, потому что моя слава, как и слава Сальери, при жизни была выше славы Высоцкого. Его еще нигде не публиковали, а у меня уже вышла первая повесть в журнале, я играл разные роли в театре... Да и потом, как нас сравнивать? Я же актер. А он — великий поэт! С таким же успехом я мог бы завидовать и Пушкину!
— Стоп! Владимир Семенович не только поэтом был, если вы с ним в одном театре играли...
— И в театре я ему тоже не завидовал. Это исключено. Мы не были с ним соперниками в своем ремесле. Чепуха это полная! Актеров таких, каким был Высоцкий (ну давайте рассудим справедливо!), много. Рядом с Володей работали Олег Даль, Юрий Богатырев, Павел Луспекаев... Не чета нам с Высоцким были артисты! Поэтому не надо, как говорится... (Нервничает). Мы же все запомнили Высоцкого прежде всего поэтом и исполнителем своих песен. Мало ли кто кем был по профессии. Булгаков, например, врач... и Чехов тоже. Но врачи и получше были и есть, а писателей таких, как Чехов, днем с огнем не найти.
Из дневников В. С. Золотухина:
23.10.97, Израиль
Володя! Владимир! Владимир Семенович! Спасибо тебе, что случился ты в судьбе моей, в жизни нашей... Вся моя жизнь после твоего ухода освящена твоим именем, тем, что рядом был много лет я с тобой, что выпала мне честь ругаться, соперничать и любить тебя... Господи! Благодарю Тебя за то, что судьба взяла меня за руку и перевела из «Моссовета» на «Таганку». Ведь только Ты, Господи, сделал это для меня...
В завершении главы предлагаем ознакомиться читателю с интервью самого Валерия Сергеевича в газете «Завтра», данного им литературному критику Владимиру Бондаренко.
ВАЛЕРИЙ ЗОЛОТУХИН: «ОН БЫЛ ПОЭТ!»
Владимир Бондаренко: Валерий, как ты думаешь, сегодня, спустя многие годы после смерти Владимира Высоцкого, можешь ты сказать, чем он ценен, что осталось навсегда от Высоцкого в русской литературе, в русской культуре?
Валерий Золотухин: Поскольку мы играем спектакль «Высоцкий» несколько раз в месяц, то для нас осталось все, что заложено в спектакле. Ну, прежде всего, конечно, лучшие его песни: «Охота на волков», «Протопи ты мне баньку по-белому», «Я из дела ушел», все военные песни и так далее — мы их поем постоянно. И поэтому такого строгого отбора я не производил, такого однозначного ответа у меня нет. Я не сторонний наблюдатель и не тонкий эстет, который берет в руки книжку и выбирает свои любимые произведения. Я понимаю твой вопрос, он естествен, и, конечно, ценители поэзии составляют сборники из лучших стихотворений... Но для меня он до сих пор весь звучит. Так что от наследия Владимира Высоцкого для меня лично остается достаточно много. Не все, конечно. Там же восемьсот песен. Надоест перечислять. И в этом смысле я не такой уж знаток творчества Владимира Высоцкого. Ну а лучшим для меня является... наверное, баллада «Час зачатья я помню не точно...»
В. Б.: Во всем мире есть элитарная, массовая, а есть народная культура. И существуют художники, которые вбирают в себя все, все три культуры или элементы той или иной культуры. Можно ли назвать Владимира Высоцкого народным поэтом сегодня? Вращаясь в избранном кругу, он неизбежно как бы всегда опускался и до народа, потому что писал всегда для всех сразу, старался быть осознанно ниже избранного круга. Добился ли он своего? Стал ли он не эстрадным, а народным поэтом, как Сергей Есенин или Николай Рубцов?
В. З.: Ответ на этот вопрос еще впереди. Двадцать лет — еще не срок для точного определения его места в культуре. Скажем, Сергей Есенин стал по-настоящему народным поэтом в пятидесятые годы, когда после долгого запрета вернулись его стихи. Путаница еще и в том, что постоянно идут фильмы с участием Высоцкого, постоянно звучит его голос, он как бы не ушел еще со сцены, чтобы определить его место на полке классиков. Нас все время будоражат им, в том числе и скандалами вокруг его имени. Ты же, Володя, говоришь о временном отстое, о том, что познается в истинном размере, а как это определить, когда и бульварная пресса, и масса малознакомых тусовщиков постоянно пишут о нем, делают себе имя на нем? Я сам думаю, что он принадлежит к народным русским поэтам. В судьбе своей он схож с Сергеем Есениным.
В. Б.: Только вместо Айседоры Дункан у Высоцкого Марина Влади, тоже такой достаточно привычный для России выверт.
В. 3.: Вот посмотри, Александр Твардовский — народный русский поэт, как мне кажется, по духу своему. Но кроме «Василия Теркина», многие люди почти не знают его стихов. Прекрасные его стихи знают сегодня лишь знатоки.
В. Б.: Впрочем, таких народных поэтов, как Николай Клюев или Николай Тряпкин, увы, русский народ сегодня тоже не знает... Тут уже надо говорить и о состоянии самого народа.... Перейду к другой теме. Для тебя, Валерий, Владимир Высоцкий, прежде всего актер, певец, бард или поэт? Или все вместе? Этакое неотделимое явление сразу нескольких искусств?
В. 3.: Для меня никогда не стояло такого вопроса. Прежде всего, Владимир Высоцкий — поэт. Во-первых, во-вторых и в-третьих. А потом уже все остальное. Я тут не согласен со многими и решительно. У нас много певцов, много сочинителей текстов, бардов. Много талантливых актеров. Не менее талантливых, чем Владимир Высоцкий. И все с гитарами. И песни поют на всех углах. А Владимир Высоцкий — поэт. И он выше их всех. И они все это знают. Это уникальный случай, когда песни пел — и пел талантливо — талантливейший поэт. Он же был крайне придирчив к своему слову. Жаль, ему самому не досталось составить своего собственного избранного. Он отвечал за свое слово. Но он был в таком окружении... Ведь это мы потом поняли, в каком окружении он находился. У него даже было несколько кругов окружения. Один — это Вознесенский, Ахмадулина, Бродский, Слуцкий. Другой круг — актеры. Третий круг. Четвертый круг. И все его считали своим. Но при этом все его слегка недооценивали... А я же знаю, как он работал над стихом. Для него каждая удачная рифма была событием. Он часами пел одну и ту же песню почти без слов, подбирая слова. Поэтическая метафора имела для него гигантское значение. Конечно, он — поэт. Актеров таких, как он, Господи меня прости, но их много. А он — уникален. Не будем сравнивать уровни, но был же нормальный актер Шекспир, и были его пьесы...
В. Б.: Почему так рвался Владимир Высоцкий Гамлета сыграть? Это для него не просто хорошая роль, о которой мечтает каждый актер. Это на самом деле — судьба его жизни. Но он нервом воспаленным чувствовал: это судьба всей той эпохи безвременья. Мы все были в те годы Гамлетами, как выразился Анатолий Курчаткин — «Гамлетами без шпаги». Он был герой негероического времени. И об этом писал. И потому его слушала вся Россия, что тоже тосковала об ушедшем героизме. Как он воспринимал свое время?
В. 3.: Он все-таки играл на протяжении многих лет. И он менялся. Даже в роли Гамлета он был разным. Я приведу гениальное высказывание Григория Козинцева: «Я не увидел в его исполнении ни одной ошибки. Просто время стало другим. Времени шестидесятых годов, не американских, не французских, а наших шестидесятых годов, времени надежд нужен был Гамлет Иннокентия Михайловича Смоктуновского, который наконец-то появился таким тонким рыцарем мечты в рабоче-крестьянской России. А в семидесятые годы этот Гамлет не годился для решения наших проблем. Нужен был Гамлет Высоцкого...» Это же вообще загадочная фигура, каждое время играет по-разному. Каждое общество формулирует по- своему. Каждый театр по-своему расшифровывает для зрителя. И вот в семидесятые годы нужен был Гамлет такой крепкий, горластый, надежный, как Владимир Высоцкий.
В. Б.: Я с тобой, Валерий, полностью солидарен. Владимир Высоцкий — прежде всего поэт. Большинство его фильмов уже сегодня никого поразить не могут. Пленки с записью актерской игры нужны лишь специалистам. А он поэт со своей мелодикой. Потому он так безнадежно и рвался к поэтам. Потому и хотел уйти из театра, из кино, как его друг Василий Шукшин, и работать только самостоятельно, но не успел... Он же признавался, что театр вообще ему надоел. Не Таганка. А актерство как таковое. Оно ему уже мешало. Он не хотел быть чужим исполнителем, когда сам был переполнен неосуществленными замыслами. Недаром он в конце жизни и в песнях своих стал меняться. Он уже писал не от имени фронтовиков или спортсменов, а от своего имени, от себя, от судьбы своего поколения... Радости было уже мало. А народный поэт — это все же всегда и радостный поэт... Но почему так презрительно воспринимали его стихи окружавшие его поэты? Никто же не помог напечататься. Кто мешал Евтушенко или другим составителям «Дня поэзии» опубликовать там его стихи? Оставим пока в стороне проблему власти, куда деться от проблемы зависти и злого неприятия его «стишат» его же элитарными друзьями? На этот вопрос за двадцать лет пока что никто не пожелал ответить, во всем винят лишь «империю зла»... Что думали и думают сегодня по этому поводу былые главные редакторы так называемых либеральных журналов и газет?
В. 3.: Я на этот вопрос, как ты догадываешься, ответить не могу. Все главные редакторы и все ответственные работники журналов, кроме лита и начальства, еще и имели свой прочный круг авторов, через который невозможно было прорваться. У них был свой внутриредакторский, никем не оформленный документально лит...
В. Б.: Сейчас, составляя свою книгу «Дети 1937 года», я как-то обратил внимание, что, кроме всей партноменклатуры и гэбэшных структур, в самой придворной элите шестидесятничества, куда входили все эти знаменитости, от Евтушенко до Олега Ефремова, было некое пренебрежительное отношение и к Вампилову, и к Венечке Ерофееву, и к Высоцкому. Они позволяли себе опускаться до них, пить с ними, но они не хотели жить их жизнью, они боялись их внутренней свободы. Почему они так быстро забыли про Геннадия Шпаликова и не спешили с публикацией его текстов? Там-то уж цензуре совсем делать нечего было... я гарантирую, все лучшие песни Владимира Высоцкого можно было опубликовать при его жизни, пожелай того его элитарные друзья. Это же не «Архипелаг ГУЛАГ»... А ведь Высоцкий страшно комплексовал из-за этого элитарного презрения элитарных поэтов. Для того же Евтушенко он никогда не был поэтом. Скорее, его признал Иосиф Бродский. Кто расскажет историю неудачной попытки его вступления в Союз писателей? Кто давал рекомендации ему в Союз?
В. 3.: Я не знаю. Я не знаю, потому что это для меня не имело никогда никакого значения... Наверное, эта актерская и песенная его суперпопулярность, все это пьянство, гульба, а позже наркотики — это все мешало увидеть в нем истинного поэта даже многим его друзьям. Я ведь не в такой мере, но это и на себе испытал. Популярных людей вообще не любят и не любили. И так во всем мире. Завидуют... Мол, кто он такой? Подумаешь, Высоцкий, а еще и в поэты лезет... я знал, что подборки стихов носились по просьбе его друзей в журналы. Но он особо и не надеялся.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |