— Вот так, — говорит он.
— Что? — спрашивает Моран. — Если бы тебе не пришло в голову возникнуть, когда не надо, я бы не лежал здесь.
Если бы Джиму на пришло в голову застрелиться летом три года назад на другой крыше, крыше Бартса...
— Ты бы не ввязался во всю эту историю с Перри? — продолжает Джим за Морана.
Именно, хочет сказать Моран, но слова даются ему с трудом.
Джим прижимается к нему ледяными влажными губами, и так и лежит, не шевелясь, а потом, отстранившись, произносит:
— Ты знаешь, кое с чем тебе пора бы уже смириться.
— С чем же? — спрашивает Моран.
— Например, — Джим морщится, словно ему тоже больно, — с тем, что я давно уже мёртв. Меня нет. Не существует. Это я лежу в могиле, к которой ты не ходишь, а не Ричард Брук. Не веришь?
— Не знаю, — отвечает Моран.
И Джим говорит:
— Тогда смотри.
Он сдирает с себя кожу вместе с клочьями одежды, и в лицо Морану веет разложением. От Джима отваливаются куски плоти, его глаз вываливается на пол, лопнув, а рёбра с раздирающим уши хрустом раскрываются, словно заводная челюсть.
Джим расползается прямо на глазах, разваливается на ошмётки гнили, и Моран только смотрит на это, сжимая губы, чтобы не кричать, а когда от Джима не остаётся ничего, застонав, тянется к револьверу, который оставил ему Холмс.
И тут же замирает, ругая себя.
Джима больше нет; может быть, от него остались только отголоски воспоминаний и стойкий запах гнили, от которого Морана всё ещё подташнивает, а может, не осталось и вовсе ничего, но дело не в Джиме.
Моран не собирается стреляться на крыше, чтобы эти придурки из МИ-5 нашли его труп прямо здесь, а потом ещё и получили за это премии, и хвастались бы, что они поймали Себастьяна Морана, хотя они никогда, чёрт возьми, никогда не смогли бы его поймать. Слишком жирно для них.
Ругаясь сквозь зубы и хрипя от боли, вновь впившейся ему в бок раскалённым железным штыком, Моран доползает до своей винтовки и непослушными пальцами развинчивает штатив. Запасной револьвер, холодный и тяжёлый, падает ему в руку; крепко сжав его, Моран устраивается поудобнее, сплёвывает и ждёт.
Когда он наконец слышит, как откидывается люк на крышу, а следом — человеческие голоса, каждое его движение обретает привычные чёткость и собранность. Первый выстрел приходится в голову высокому рыжему парню; тот валится на пол, как подкошенный. Дальше Моран уже не рассматривает людей, в которых стреляет; он попадает снова и снова, хохоча, захлёбываясь своим смехом и оставляет восемь или девять трупов, покрывая кровавыми пятнами всю крышу перед тем, как его тело снова пронизывает волна жгучей, выворачивающей всё наизнанку боли.
Моран окидывает усталым взглядом двух мужчин — один целится в него, другой, помоложе, трусливо пятится назад — и чувствует, сам не зная почему, острое желание подмигнуть им.
Он приставляет револьвер к виску и нажимает на спусковой крючок.
Позже второй мужчина, блондин с редкими зубами, будет рассказывать всем, что даже на его ботинки налип крошечный серый кусочек мозга. Конечно, он соврёт: если мозги Морана и остаются где-то, то разве что на бортике крыши.
— Поразительно, — говорит Шерлок, и в этот момент он становится немного похож на Спока из "Звёздного Пути". — По-ра-зи-тель-но. Он спрятал второй револьвер так, что я его не нашёл, и ещё умудрился уложить восемь человек из десяти.
— Погибли люди, — говорит Лестрейд, с лица которого ещё не до конца успело сойти выражение шока; Шерлок позвонил в Скотланд-Ярд анонимно полдня назад, сказав, что в квартире 25 на Лэндс-стрит, дом 31, лежит тело убийцы Эллы Томпсон, и предупредив, что ни при каких обстоятельствах не стоит подниматься на крышу, а теперь он сидит перед Лестрейдом, живой и бодрый, будто это не его хоронили всей Англией, и это не из-за него Джон обзавёлся банкой антидепрессантов. Джон прекрасно понимает удивление Лестрейда. Шерлок же ведёт себя как ни в чём не бывало.
— Я этого не предусмотрел, — нехотя признаёт он, помедлив.
— Ты ничего не предусмотрел, — злится Джон. — А если бы этот псих разрядил тебе всю обойму в голову, пока ты уходил?
— Джон, будь добр, — отмахивается Шерлок. — С его раной в боку ему потребовалось бы время, чтобы доползти до своей винтовки, развинтить её и достать револьвер. Незамеченным это от меня бы точно не ускользнуло. Я бы пристрелил его сразу же.
— И тем не менее, ты его не пристрелил.
— Он мог бы пристрелить меня два раза, — отвечает Шерлок, словно задумавшись.
— А почему тогда он этого не сделал?
Шерлок садится в кресло, наливает себе воды в стакан и пристально смотрит на Джона,
— Не поверишь, но мне это тоже очень интересно. Единственное, что я могу предположить — в первый раз его что-то отвлекло.
— Но что? — спрашивает Лестрейд. — Он разрабатывает план, в одном из пунктов которого — подставить Джона, чтобы вытащить тебя из Америки, а потом отвлекается, испортив всё разом? Как это по-твоему выглядит?
— Разве что как помутнение рассудка. Сказать, что он был слегка не в себе, Грег, — сильно преуменьшить. Расширенные зрачки, бледность кожных покровов, следы недосыпа на лице, блуждающий взгляд. Причём я не думаю, что он нюхал кокаин, к примеру — не в его стиле. Мне очень повезло.
Шерлок говорит это так, будто рассуждает, что будет на обед, или сообщает, что пойдёт этим вечером в паб с Джоном и Лестрейдом.
— Ты рисковал, — не успокаивается Джон. — Кто вообще знал, что могло прийти ему в голову?
— Я рисковал, — пожимает плечами Шерлок, — но рисковал обоснованно, верно?
— Ничего не знаю.
Шерлок отпивает немного из стакана.
— Джон, посмотри фактам в лицо.
— А если бы Моран не застрелился?
Шерлок немного медлит, словно задумавшись, а потом говорит:
— В конце концов, Джон, что ещё ему оставалось?
Джон так и не находит, что ответить.
Шерлок переводит дыхание; между ног у него всё сводит, а синяки на плечах, на шее и на боку ещё болят, ноющей и неприятной болью. Он приглаживает ладонью влажные от пота волосы и устраивается на кровати поудобнее, откинув голову на подушки. Джон накидывает халат на плечи, поднявшись, уходит в ванную.
Шерлок закрывает глаза.
Интернет уже третий день пестрит сообщениями о настоящем убийце трёх женщин, и, несмотря на то, что Шерлок просил Лестрейда не рассказывать журналистам ничего о своём возвращении, а люди Майкрофта старательно просматривают блоги и новостные сайты, где-то то и дело всё равно появляются заголовки, гласящие, что Шерлок Холмс жив, и мутные фотографии, сделанные на телефоны. Шерлок на девяносто семь процентов уверен: стоит сказать спасибо Донованн.
Джон возвращается из ванной, раскрасневшийся, мокрый, и падает на постель рядом с Шерлоком; с пару минут они молчат, и Шерлок смотрит на его колени, затем на тонкие губы и то, как Джон хмурит брови, о чём-то задумавшись.
Шерлок невольно улыбается.
— Что? — непонимающе спрашивает Джон.
— Убийственно серьёзное выражение лица, — поясняет Шерлок. — Думаешь ни о чём и обо всём сразу — о Моране, обо всей этой истории, о том, что я делал в Америке. Всё ещё немного злишься на меня.
— Немного, — соглашается Джон, рассеянно касаясь ладонью щеки Шерлока. — Ты проторчал в Америке три чёртовых года.
Шерлок подаётся навстречу прикосновению.
— И рванул в явную ловушку, как только речь зашла об угрозе тебе.
— Ты и так всё время суёшь голову в ловушки, безо всякого повода, — нервно смеётся Джон. — Не очень убедительно.
Ухмыльнувшись, Шерлок отвечает:
Но попробовать стоило.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |