http://ldn-knigi.lib.ru (ldn-knigi.narod.ru [e-mail]) 53 страница

«Некто Недзинский, которому польским, штабом была поручена в Москве связь с Трестом, писал Якушеву: «Жела­тельно получить сведения относительно маневров УВО... Кро­ме того, позволю себе напомнить относительно маневров ЛВО и ЗВО». Таким образом польский генштаб проявлял интерес к Украинскому, Ленинградскому и Закавказскому военным округам».

Мерилом отношения варшавского штаба к М.О.Р. до вес­ны 1927 года был подарок, сделанный Якушеву и Потапову в 1926 году. Им были посланы в Москву бельгийские брау­нинги, украшенные на рукояти накладными, золотыми вен­зелями.

Некоторым русским зарубежным «историкам» Треста сведения об этом подарке показались настолько фантастиче­скими, что они назвали их злостной выдумкой, но я видел эти браунинги в Варшаве, на квартире Артамонова, до их отсылки Тресту.

{140} Опперпут — по мнению В. Т. Дриммера — «бежал» из Москвы не как раскаявшийся чекист, а как советский агент, получивший новое задание. Бывший польский военный агент в Ревеле не верит советскому сообщению о гибели Опперпута после неудачной попытки, взорвать здание О.Г.П.У. на Малой Лубянке в Москве и в этом недоверии к смерти Опперпута в 1927 году он, безусловно, прав. Он, кроме того, утверждает, что латыш, знавший Опперпута в лицо, видел его в Шанхае незадолго до второй мировой войны.

По словам В. Т. Дриммера, Опперпут, после «бегства» в Гельсингфорс, пожелал дать генералу Кутепову подробные показания о Тресте. Он захотел сделать это в присутствии ино­странных офицеров и назвал желательными участниками это­го разговора начальника разведывательного отделения второго отдела польского генерального штаба, полковника Боцянского, и начальника русской секции этого отделения, майора Таликовского. Они съездили из Варшавы в Финляндию и вы­слушали эти показания.

Одновременно Опперпут — как утверждает В. Т. Дриммер — обвинил начальника польского штаба, генерала Пискора, начальника второго отдела полковника Байера и само­го автора воспоминаний в том, что они — советские агенты. Большевики не раз пользовались и продолжают пользоваться таким злостным обвинением, чтобы повредить своим наиболее непримиримым противникам.

Польское правительство возведенной на его офицерство кле­вете не поверило, но сообщенная В. Т. Дриммером подроб­ность поведения Опперпута в Гельсингфорсе подтверждает, что он там остался тем, чем был в Москве — советским аген­том-провокатором.

1967г.

{141}

ПИСЬМО П. H. ВРАНГЕЛЯ

В литературе о Тресте есть несколько указаний на осто­рожное, недоверчивое отношение генерала П. Н. Врангеля к появлявшимся за границей эмиссарам организации, называв­шей себя Монархическим Объединением России. Это недове­рие подтверждено документом, хранящимся в Соединенных Штатах, в Институте имени Гувера в Станфорде и опубли­кованном мною в парижском журнале «Возрождение» (№ 233, июнь 1971 года) с согласия П. П. Врангеля, сына покойного главнокомандующего Русской Армии.

Этот документ — копия письма, написанного генералом Врангелем за два года до разоблачения советской провокации в М.О.Р., из Сремских Карловцов (Югославия) в Париж, ли­цу, фамилия которого в письме не указана. Однако, сопостав­ление с остальной перепиской автора дает возможность уста­новить, что оно было адресовано генералу М. Н. Скалону, поль­зовавшемуся доверием великого князя Николая Николаевича.

Частное по форме и доверительное по содержанию, пись­мо было, тем не менее, помечено номером и напечатано на ма­шинке. Копия, в соответствии с дореволюционным обыкнове­нием, названа отпуском.

Некоторые имена и фамилии были заменены псевдонима­ми, легко поддающимися расшифровке, потому что — как это ни удивительно — эти условные обозначения совпадают с те­ми, которыми Трест пользовался в переписке с А. П. Кутеповым и другими эмигрантами. Мною, в скобках, включены в текст подлинные имена.

Письмо свидетельствует о редкой проницательности П. Н. Врангеля, подтвержденной, два года спустя, разоблачением чекистской провокации.

———

№ 1728/с

Сремски Карловци, 12 марта 1925 г.

Дорогой Михаил Николаевич,

В бытность мою в Париже я докладывал Великому Кня­зю о подозрениях моих касательно известных тебе Федорова {142} (Якушева) и Волкова (Потапова). Отсутствие конспира­тивности в их переписке и в свиданиях заграницей неволь­но внушает мне некоторые подозрения. Подозрения эти уси­лились, когда в свой приезд заграницу в 1923 году Федоров послал бывшему начальнику моей разведки порученные ему, Федорову, Марковым (председателем Высшего Монархическо­го Совета в Берлине) письма к кн. Н. Л. Оболенскому и А. Н. Крупенскому. Как ты можешь увидеть из содержания этих писем, сообщение мне таковых не могло иметь другой цели, как поселить во мне недоверие к Маркову. Между тем по­следний имел связь с Россией через того же Федорова. Все это я докладывал Великому Князю и по его приказанию сообщил Кутепову.

На днях я совершенно неожиданно получил одновременно прилагаемые письма от Федорова и Волкова. Последнего я видел один раз более полутора года тому назад, когда он приезжал в Сербию, первого я вовсе не знаю. Он изредка пе­реписывался с генералом Климовичем, каждый раз прося передать мне привет, за что я просил передать благодар­ность. Вот, вероятно, та «деловая связь», о которой он пишет.

Дата добавления: 2015-10-21