− Никогда прежде не видел такой заносчивой и неприветливой девицы, − спору нет, она красавица, но такая гордячка, что и смотреть на нее не хочется.
Глава XI
Первые впечатления
«Говорят, у нас в крови — жестокость,
Крупица иль две, возможно, — на пользу,
Но в нем, я это чувствую остро, —
Слишком много безжалостности».
Неизвестный автор
− Маргарет! − сказал мистер Хейл, проводив своего гостя. − Я встревожился, увидев выражение твоего лица, когда мистер Торнтон признался, что служил посыльным в лавке. Я узнал об этом еще раньше, от мистера Белла. Я почти ожидал, что ты встанешь и покинешь комнату.
− О, папа! Неужели ты и правда думаешь, что я такая глупая? Как раз его рассказ о себе понравился мне больше всего. Когда он осуждал других, когда призывал презирать людей за их беззаботность, расточительность, все во мне противилось его жесткости, но о себе он говорил так просто, без притворства и вульгарности, свойственной лавочникам, и с такой нежностью и уважением отзывался о своей матери, что мне меньше всего хотелось покинуть комнату.
− Я удивляюсь тебе, Маргарет, − сказала миссис Хейл. Не ты ли еще в Хелстоне всегда осуждала торговцев?! Я не думаю, мистер Хейл, что вы поступили правильно, представив нам такого человека и не рассказав, кем он был. Право же, я очень боялась показать ему, как я ошеломлена некоторыми подробностями его жизни. Его отец «умер при печальных обстоятельствах». Вероятно, это произошло в работном доме.
− Думаю, что все было еще хуже, − ответил ее муж. − Я был достаточно наслышан о его прошлой жизни от мистера Белла еще до того, как мы приехали сюда. И так как часть истории мистер Торнтон уже рассказал вам, я дополню то, что он опустил. Его отец занимался спекуляциями, обанкротился, а затем покончил с собой, потому что не мог вынести позора. Все его бывшие друзья скрыли, что причиной банкротства явилась нечестная игра,− сумасбродные, безнадежные попытки заработать на деньгах других людей и сколотить собственный капитал. Никто не предложил помощь его вдове и сыну. У них был еще один ребенок, я полагаю, девочка, слишком маленькая, чтобы зарабатывать деньги, но и ее тоже нужно было содержать. По крайней мере, никто из друзей не предложил немедленную помощь, а миссис Торнтон не из тех, кто ждет милостей от Бога. Поэтому они уехали из Милтона. Я знал, что мистер Торнтон пошел работать в лавку, и на эти заработки, часть из которых откладывала его мать, они и существовали долгое время. Мистер Белл рассказал, что они буквально перебивались с хлеба на воду… как, − он не знает. Но вскоре после того, как кредиторы потеряли надежду получить деньги по долгам старого мистера Торнтона (если они и в самом деле на что-то рассчитывали после его самоубийства), этот молодой человек вернулся в Милтон, встретился с каждым из кредиторов и заплатил им первую часть из всей суммы долга. Все было сделано без лишнего шума, но долг был выплачен до последнего пенни. Узнав об этой истории, один раздражительный старик (так назвал себя мистер Белл) взял мистера Торнтона себе в партнеры.
− Это, в самом деле, прекрасно, − сказала Маргарет. − Какая жалость, что злая судьба приготовила для человека с такой волей и характером жалкую роль милтонского промышленника.
− Жалкую роль? − переспросил мистер Хейл.
− Да, папа, мне жаль, что деньги являются для него единственной мерой успеха. Когда он говорил о новых изобретениях, он явно рассматривал их только как еще один способ расширения торговли и зарабатывания денег. А бедные люди вокруг него − они бедны, потому что они оказались порочными, потому что у них нет его железного характера и способностей, благодаря которым он стал богатым. И он даже не испытывает к ним сочувствия,
− Не порочными, он никогда не говорил так. Расточительными и потакающими собственным желаниям − вот его слова.
Маргарет собрала все рабочие принадлежности матери, готовясь лечь спать. Выходя из комнаты, она замешкалась − ей хотелось сказать отцу что-нибудь приятное, при этом не покривив душой. На ум пришли только такие слова:
− Папа, я все-таки считаю, что мистер Торнтон − замечательный человек, но лично мне он совсем не нравится.
− А мне нравится! − ответил отец, смеясь. − Лично, как ты выразилась, и в других отношениях тоже. Но спокойной ночи, дитя мое. Твоя мать сегодня очень устала, Маргарет.
Маргарет и сама заметила, как ее мать измучилась из-за волнений последних дней, и слова отца наполнили ее душу смутным страхом и легли камнем на сердце. Жизнь в Милтоне так отличалась от той, к которой миссис Хейл привыкла в Хелстоне, где и в доме, и на улице всегда был свежий деревенский воздух. Здесь же сам воздух был, казалось, лишен всех живительных элементов. Домашние заботы с новой силой обрушились на всех женщин семьи, поэтому можно было всерьез опасаться за здоровье миссис Хейл. Кроме того, странное поведение Диксон и миссис Хейл говорило о том, что с хозяйкой что-то случилось. Она и Диксон часто тайком беседовали в спальне, откуда служанка выходила заплаканной и сердитой. Однажды Маргарет вошла в комнату матери сразу после ухода Диксон и, застав свою мать стоящей на коленях, случайно услышала, как та просила Бога дать ей сил и терпения выдержать тяжелые телесные страдания. Маргарет очень хотела восстановить близкие доверительные отношения с матерью, прерванные ее долгим проживанием у тети Шоу. Прежняя Маргарет была бы довольна тем, что снова может ласкаться к маме и слышать ее нежные, полные любви слова, но сейчас она чувствовала, что есть еще какая-то тайна, скрываемая от нее, которая имеет непосредственное отношение к состоянию здоровья миссис Хейл. Этой ночью Маргарет долго лежала без сна, размышляя, как уменьшить вредное влияние милтонской жизни на здоровье ее матери. В помощь Диксон необходимо, как можно скорее, найти постоянную служанку, тогда Диксон могла бы уделять миссис Хейл больше внимания и заботы.
Последние несколько дней все время и мысли Маргарет были заняты посещением регистрационных бюро, встречами со всякого рода неприятными людьми, среди которых встретилось лишь несколько приятных. Однажды днем она встретила Бесси Хиггинс на улице и остановилась поговорить с ней.
− Бесси, как ваши дела? Надеюсь, вам теперь получше, ветер уже переменился.
− И лучше, и хуже, если вы знаете, что это значит.
− Не совсем, − ответила Маргарет, улыбаясь.
− Мне лучше оттого, что ночью я не задохнулась от кашля, но я утомлена и устала от Милтона, и хочу отправиться к земле Бьюлы.[7] И когда я думаю, что я далеко-далеко от нее, мое сердце слабеет, и мне не лучше − мне хуже.
Маргарет пошла рядом с девушкой. Минуту или две она молчала. Наконец тихо спросила:
− Бесси, ты хочешь умереть? − сама Маргарет избегала разговоров о смерти, для нее, такой молодой и здоровой, было естественно любить жизнь.
Бесси тоже помолчала минуту или две. Потом ответила:
− Если бы у вас была такая жизнь, как у меня, и вы бы так же устали от нее, как я, и думали порой: «так может продолжаться пятьдесят или шестьдесят лет − я знаю, так бывает у некоторых». И если бы вы все время чувствовали головокружение, если бы все время были усталой и больной, будто вам уже стукнуло шестьдесят… А жизнь, кажется, вертит мной, и смеется мне в лицо, такая долгая, бесконечно долгая жизнь… о, мисс! Я говорю вам, что вы бы обрадовались, когда доктор наконец сказал бы вам, что едва ли вы увидите зиму.
− Почему, Бесси, неужели жизнь совсем не радует тебя?
− Полагаю, моя жизнь ничем не хуже, чем у многих других. Только она меня потрепала, а их − нет.
− Но что это значит? Ты знаешь, я здесь чужая, поэтому я не сразу понимаю, что ты имеешь в виду, я ведь не знаю, как вы живете здесь, в Милтоне.
− Если бы вы пришли к нам домой, как вы когда-то сказали, я бы могла рассказать вам. Но отец говорит, вы точно такая же, как и другие − с глаз долой, из сердца вон.
− Я не знаю, кто эти другие. Но я была очень занята и, по правде говоря, забыла о своем обещании.
− Вы сами предложили это! Мы никого не звали.
− Я забыла, что говорила в тот раз, − тихо продолжила Маргарет. − Я бы обязательно вспомнила о своем обещании, если бы была меньше занята. Можно я пойду сейчас с тобой?
Бесси бросила быстрый взгляд на лицо Маргарет, чтобы убедиться, что та говорит искренне. Напряжение в ее взгляде сменилось задумчивостью, когда она заметила сожаление в глазах своей собеседницы.
− Мной никто так много не интересовался. Если вам интересно, можете прийти.
Они пошли вместе, храня молчание. Когда они свернули в маленький двор, выходящий на грязную улицу, Бесси сказала:
− Вы не пугайтесь, если отец дома, он поначалу будет разговаривать грубо. Он вспоминал вас, вы понимаете, и сдается мне, он тоже волновался и гадал, придете вы или нет.
− Не бойся, Бесси.
Но когда они пришли, Николаса не оказалось дома. Крупная неопрятная девушка, немного моложе Бесси, но более высокая и крепкая, занималась стиркой. Прачка она была неумелая, и так гремела корытом, что Маргарет поежилась и от души посочувствовала бедной Бесси, которая буквально упала на стул, полностью вымотанная своей прогулкой. Маргарет попросила у сестры Бесси стакан воды, и пока та бегала за водой (задев кочергу и опрокинув стул на своем пути), Маргарет развязала ленты шляпки Бесси, чтобы та могла отдышаться.
− Вы думаете, такая жизнь стоит того, чтобы о ней заботиться? − едва слышно прошептала бедная девушка.
Маргарет не ответила, но подержала стакан воды у ее губ. Бесси сделала долгий жадный глоток, затем откинулась назад и закрыла глаза. Маргарет услышала, как она бормочет про себя: «Они больше не будут ни голодать, ни испытывать жажду. И солнце не будет палить их, и свет не будет их тревожить».
Маргарет наклонилась и тихо сказала:
− Бесси, не торопи свою смерть и не отказывайся от жизни, какой бы она не была… или могла бы быть. Помни, кто дал тебе жизнь и предопределил твою судьбу.
Она вздрогнула, услышав голос Николаса. Он вошел, незамеченный ею.
− Нет нужды поучать мою девочку. Пусть она идет туда, куда ее зовут, к золотым воротам, украшенным драгоценными камнями. Если это ее забавляет, пусть так и будет, но я не собираюсь морочить ей голову всякой чепухой.
− Но конечно, − ответила Маргарет, поворачиваясь к нему, − вы верите в то, что я сказала, что Бог дал ей жизнь и предопределил, какой она должна быть.
− Я верю в то, что вижу, и не более. Вот, во что я верю, молодая леди. Я не верю всему тому, что слышу…нет! Ни капли. Я слышал, как одна молодая девица громко обещала, что навестит нас. А моя девочка потом дни и ночи думала об этом, вскакивала каждый раз, заслышав звук незнакомых шагов, она не знала, что я за ней наблюдаю. Но вот вы, наконец, пришли, и вам здесь будут рады, если, конечно, вы пришли не ради нравоучений.
Бесси умоляюще смотрела на Маргарет, сжимая ее руку в своих.
− Не сердитесь на него, − попросила она тихо. − Здесь многие думают, как он. Если бы вы их услыхали, вы не сердились бы на него. Он − очень хороший, правда… но, − и в ее глазах мелькнуло отчаяние, − когда он говорит такие вещи, это заставляет меня желать смерти больше, чем обычно, мне так хочется много знать, и меня волнуют эти чудеса.
− Бедная девочка… бедняжка, я не хотел расстраивать тебя, но мужчина должен говорить правду, а когда я вижу, что народ становится хуже день ото дня, и все вокруг приходит в упадок, я говорю себе: почему бы не оставить весь этот разговор о религии и не заняться тем, что понимаешь и знаешь. Это ведь так просто − говорить о том, что знаешь и делать то, что умеешь.
Но девушка повторяла с болью в голосе:
− Не думайте о нем плохо, он − хороший человек, правда. Я буду грустить даже в Граде Божьем, если отца там не будет, − лихорадочный румянец появился на щеках Бесси, а в глазах − лихорадочное пламя. − Но ты будешь там, отец! Ты будешь! О! Мое сердце! − она приложила свою руку к груди и мертвенно побледнела.
Маргарет обняла девушку и положила ее голову к себе на грудь. Она убрала тонкие и мягкие волосы Бесси с висков и смочила их водой. Глаза Николаса были полны любви и печали, и даже сестра Бесси притихла, наблюдая за двумя обнявшимися девушками с напряженной нежностью. Через некоторое время спазм прошел, и Бесси поднялась и сказала:
− Я пойду лягу, это лучше всего. Но, − она невольно схватила Маргарет за платье, − Вы придете снова… я знаю, вы придете… просто скажите это!
− Я приду завтра, − пообещала Маргарет.
Бесси прильнула к отцу, он собрался отнести ее наверх. Но как только Маргарет поднялась, чтобы уйти, он с видимым усилием произнес:
− Если бы Бог существовал, я бы попросил его только об одном − благословить вас.
Маргарет ушла от них очень грустная и задумчивая.
Она опоздала домой к чаю. В Хелстоне опоздание к столу миссис Хейл расценивала как тяжелый проступок, но теперь подобные вольности, казалось, перестали раздражать ее, хотя в глубине души Маргарет страстно желала, чтобы мама отчитала ее, как в добрые старые времена.
− Ты нашла служанку, дорогая?
− Нет, мама, эта Энн Бакли никогда бы не согласилась.
− Полагаю, теперь моя очередь изображать из себя принца, примеряя милтонским девушкам туфельку служанки, − сказал мистер Хейл. − Вы обе потерпели поражение, как знать, может удача улыбнется мне.
Маргарет едва смогла улыбнуться в ответ на эту маленькую шутку, так она была подавлена тем, что увидела в доме Хиггинсов.
− Что ты собираешься сделать, папа? ― спросила она
− Ну, я мог бы обратиться к какой-нибудь уважаемой женщине, чтобы она порекомендовала мне девушку, хорошо известную ей или ее слугам.
− Очень хорошо. Но сначала мы должны найти такую уважаемую женщину.
− Вы ее нашли. Я уже завлек ее в ловушку, и вы поймаете ее завтра, если постараетесь.
− О чем вы говорите, мистер Хейл? − спросила его жена с интересом.
− Ну, мой идеальный ученик (как Маргарет зовет его) сегодня сказал мне, что его мать собирается навестить миссис и мисс Хейл завтра.
− Миссис Торнтон! − воскликнула миссис Хейл.
− Его мать, о которой он нам рассказывал? − спросила Маргарет.
− Я полагаю, у него только одна мать, и ее имя миссис Торнтон, так что вы обе правы, − ответил мистер Хейл.
− Я бы хотела посмотреть на нее. Должно быть, она − необычная женщина, − добавила миссис Хейл. − Возможно, у нее на примете есть девушка, которая устроила бы нас и согласилась бы у нас работать. Она представляется мне бережливой, экономной женщиной, думаю, что она мне понравится.
− Моя дорогая, − сказал мистер Хейл встревоженно. − Прошу вас, не обольщайтесь прежде времени. Я полагаю, миссис Торнтон такая же по-своему высокомерная и гордая, как и наша маленькая Маргарет. И думаю, она не любит говорить о своем прошлом, о своих прежних невзгодах и об экономии. Я уверен, лучше не подавать вида, что мы знаем ее историю.
− Но, папа, кажется, мне не свойственно высокомерие. Хотя ты постоянно упрекаешь меня в этом, я не могу согласиться с тобой.
− Я не знаю, высокомерна ли миссис Торнтон. Но из того, что я узнал от ее сына, полагаю, что так оно и есть.
Однако характер миссис Торнтон не слишком занимал Маргарет. Ей лишь хотелось знать, должна ли она присутствовать при этом визите, поскольку это помешало бы ей пойти навестить Бесси в первую половину дня. Однако, поразмыслив, она решила, что в любом случае должна остаться дома и помогать матери.
Глава XII
Утренние визиты
«Ну, я полагаю, мы должны».
Друзья на совете
Мистеру Торнтону пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить мать нанести ответный визит Хейлам. Она не часто соблюдала светские формальности, а когда ей приходилось это делать, она выполняла свои обязанности, скрепя сердце. Ее сын подарил ей коляску, но она запретила ему держать лошадей. И они нанимали лошадей лишь для торжественных случаев, когда миссис Торнтон выходила в свет. Не далее, как две недели назад, она наняла лошадей на три дня и отдала визиты всем своим знакомым, и теперь могла спокойно сидеть в своем кресле, ожидая, когда те, в свою очередь, придут к ней в дом. Крэмптон находился слишком далеко, чтобы идти туда пешком. И миссис Торнтон несколько раз переспрашивала сына, в самом ли деле он желает, чтобы она потратилась на кэб и съездила к этим Хейлам. Она была бы рада, если бы без этого можно было обойтись. Миссис Торнтон заявила, что «нет смысла поддерживать близкие отношения со всеми учителями Милтона; это все равно, как если бы ты захотел, чтобы я навестила жену учителя танцев Фанни!»
− Я бы так и поступил, мама, если бы у мистера Мейсона и его жены было так же мало друзей, как у Хейлов в этом незнакомом для них месте.
− Ну, полно, полно! Я поеду к ним завтра. Я хочу только, чтобы ты точно понимал, чего хочешь.
− Если ты поедешь завтра, я закажу лошадей.
− Чепуха, Джон. Можно подумать, ты сделан из денег.
− Нет, еще не совсем. Но с лошадьми я уже все решил. Последний раз, когда ты выезжала в кэбе, ты приехала домой с головной болью от тряски.
− Смею сказать, что я никогда не жаловалась на это.
− Нет, моя мать никогда не жалуется, − сказал он с гордостью. − Вот поэтому мне стоит больше присматривать за тобой. И раз Фанни теперь здесь, — небольшая поездка пойдет ей на пользу.
− Она сделана из другого теста, Джон. Она не вынесет этого.
Сказав это, миссис Торнтон замолчала. Ей не хотелось долго распространяться на эту тему. Она испытывала невольное презрение к слабости, а Фанни обладала слабым характером в отличие от матери и брата. Миссис Торнтон не была женщиной, склонной к излишним рассуждениям, ее здравый смысл и твердость не позволяли ей вести долгие споры даже с самой собой. Она интуитивно чувствовала, что ничто не сможет укрепить характер Фанни, ничто не сможет научить ее терпеливо сносить неприятности или смело встречать трудности. И хотя миссис Торнтон с болью признала недостатки дочери, она относилась к ней со своего рода жалостливой нежностью. Так обычно матери относятся к слабым и больным детям. Человек посторонний или невнимательный мог бы предположить, что миссис Торнтон с большей любовью относится к Фанни, чем к Джону. Но он бы глубоко ошибся. Та открытость и даже некоторая бесцеремонность, с которой мать и сын высказывали друг другу все, что было у них на душе, указывала на доверительные отношения между ними. А неловкая доброта миссис Торнтон по отношению к дочери, стыд, с которым она скрывала недостаток всех лучших качеств в своем ребенке, сама обладая ими и высоко ценя их в других, − этот стыд выдавал отсутствие прочной привязанности. Она никогда не называла своего сына иначе, чем Джон; «милая», «дорогая» и тому подобные слова были предназначены для Фанни. Но сердце матери благодарило Бога за сына день и ночь, она гордилась им.
− Фанни, дорогая, сегодня я собираюсь заложить лошадей в коляску, чтобы поехать и навестить этих Хейлов. Почему бы тебе не поехать со мной и не повидать няню? Это по пути, она всегда рада видеть тебя. Ты можешь побыть там, пока я буду у миссис Хейл.
− О! Мама, это так далеко, а я так устала.
− От чего? − спросила миссис Торнтон, слегка нахмурив брови.
− Я не знаю, погода, наверно. Она такая расслабляющая. Не могла бы ты привезти няню сюда, мама? Коляска доставит ее сюда, и она сможет провести остаток дня здесь; я знаю, это ей понравится.
Миссис Торнтон не ответила, но положила свое шитье на стол и, казалось, задумалась.
− Но ей придется возвращаться домой поздно, − заметила она, наконец.
− О, я найму кэб. Я ни в коем случае не позволю ей идти домой пешком.
В этот момент в комнату зашел мистер Торнтон, чтобы попрощаться с матерью перед тем, как отправиться на фабрику.
− Мама! Я зашел только сказать, что если у тебя на примете есть какая-нибудь девушка, которая могла бы ухаживать за больной миссис Хейл, то скажи ей об этом.
− Если что-то узнаю, то скажу. Но я сама никогда не болела, поэтому не знаю капризов больных.
− Ну, у тебя же есть Фанни, а она редко чувствует себя здоровой. Возможно, она сможет что-нибудь предложить, не так ли, Фан?
− Я не всегда чувствую недомогание, − обиделась Фанни. − И я не собираюсь ехать с мамой. У меня сегодня болит голова, и я никуда не поеду.
Мистер Торнтон выглядел недовольным. Взгляд матери был прикован к шитью, над которым она усердно трудилась.
− Фанни! Я хочу, чтобы ты поехала, − сказал он властно. − Это пойдет тебе на пользу. Ты обяжешь меня, если поедешь без лишних разговоров.
Сказав это, он быстро вышел из комнаты.
Если бы он остался чуть дольше, Фанни, наверное, расплакалась бы из-за его командного тона, даже просто из-за его слов «ты обяжешь меня». Но все было уже сказано. И она лишь проворчала, поджав губы:
− Джон всегда говорит, будто я притворяюсь больной, но я никогда не притворяюсь. Кто эти Хейлы, из-за которых он так суетится?
− Фанни, не говори так о своем брате. У него есть на это причины, иначе он не настаивал бы на этом визите. Поторапливайся и приведи себя в порядок.
Но маленькая перебранка между сыном и дочерью не заставила миссис Торнтон относиться более благожелательно к «этим Хейлам». Ее ревнивое сердце повторило вопрос дочери: «Кто они такие, что он так беспокоится о том, чтобы мы уделили им внимание?» − этот вопрос постоянно вертелся у нее в голове, как назойливый припев к песне. Фанни же скоро забыла свои обиды, отдавшись всецело созерцанию своей новой шляпки в зеркале.
Миссис Торнтон была женщиной нелюдимой и застенчивой. Только в последние годы у нее появилось достаточно свободного времени, чтобы выходить в общество. И это общество ей не нравилось. Званые обеды и обсуждение званых обедов у других людей вполне удовлетворяли ее. Но эти выходы в свет, чтобы завязать знакомства с незнакомцами, были совсем другим делом. Она чувствовала себя неловко и оттого выглядела особенно суровой и грозной, входя в маленькую гостиную Хейлов.
Маргарет вышивала на небольшом кусочке батиста узор на одежду для будущего малыша Эдит. «Пустая, бесполезная работа», − заметила про себя миссис Торнтон. Ей больше понравилось двойное вязание миссис Хейл: оно было более практичным. Комната была заполнена безделушками, так что уборка здесь занимала много времени, а время у людей ограниченного достатка измерялось деньгами.
Миссис Торнтон сделала все эти замечания про себя, пока произносила обычные банальности, которые говорит большинство людей, когда скрывают свои чувства. Миссис Хейл отвечала с усилием, ее мысли вертелись вокруг старинного кружева, украшавшего одежду миссис Торнтон. «Кружева, − как она впоследствии заметила Диксон, − старинные английские, их уже не делают лет семьдесят, и их уже не купить. Это, должно быть, фамильная ценность, доставшаяся ей от предков». Несомненно, владелица этих фамильных кружев была достойна чего-то большего, чем слабые попытки миссис Хейл угодить гостье и поддержать разговор. Маргарет, судорожно искавшая тему для разговора с Фанни, слышала, как ее мать и миссис Торнтон погрузились в бесконечное обсуждение нравов и пороков прислуги.
− Я полагаю, вы не любите музыку, − сказала Фанни, − я не вижу у вас пианино.
− Я люблю слушать хорошую музыку, но сама умею играть не слишком хорошо. А папа и мама не очень любят музыку. Поэтому мы продали наше старое пианино, когда приехали сюда.
− Удивительно, как вы можете жить без него. Оно мне кажется просто необходимым для жизни.
«Пятнадцать шиллингов в неделю, из которых три откладывались! − подумала про себя Маргарет. − Но она, должно быть, очень молода. Она могла просто не помнить об этом. Но она должна знать о том времени».
Когда Маргарет ответила, ее слова прозвучали довольно холодно:
− Полагаю, у вас здесь бывают хорошие концерты.
− О, да! Великолепные! Только там бывает слишком много народа, и это хуже всего. Туда пускают всех без разбора. И каждый уверен, что слышит там последние новинки. На следующий день после концерта все бегут к Джонсону заказывать ноты.
− Вы любите новую музыку просто за ее новизну?
− О, каждый знает, что это модно в Лондоне, иначе певцы не исполняли бы эту музыку здесь. Вы, конечно, бывали в Лондоне.
− Да, − ответила Маргарет, − я жила там несколько лет.
− О! Лондон и Алхамбра[8] − вот два места, что я хочу посетить.
− Лондон и Алхамбра!
− Да, с тех пор, как я прочитала «Истории об Алхамбре». Вы не читали их?
− Боюсь, что нет. Но уверена, вы легко можете поехать в Лондон.
− Да, как-нибудь, − сказала Фанни, понизив голос. − Мама сама никогда не была в Лондоне и не может понять моего желания. Она очень гордится Милтоном, этим грязным задымленным городом. Кажется, именно грязь и дым ей и нравятся.
− Если миссис Торнтон прожила здесь несколько лет, я вполне могу понять ее любовь к этому городу, − сказала Маргарет своим чистым звонким голосом.
− Что вы говорите обо мне, мисс Хейл? Могу я поинтересоваться?
Маргарет не была готова ответить на этот вопрос, немного удививший ее, поэтому ответила мисс Торнтон:
− О, мама! Мы только пытались выяснить, за что ты так любишь Милтон.
− Благодарю, − ответила миссис Торнтон. − Но я не думаю, что моя естественная привязанность к этому месту, где я родилась и выросла, и где прожила несколько лет, требует каких то объяснений.
Маргарет была рассержена. Из-за ответа Фанни могло показаться, будто они дерзко обсуждали чувства миссис Торнтон. Но Маргарет также возмутили бесцеремонные манеры старой дамы.
Миссис Торнтон продолжила после небольшой паузы:
− Вы знаете что-нибудь о Милтоне, мисс Хейл? Вы видели какую-нибудь из наших фабрик? Наши великолепные склады?
− Нет! − ответила Маргарет. − Пока еще нет.
Ей показалось, что, скрывая свое полное безразличие к таким местам, она уклоняется от правды, и поэтому она продолжила:
− Конечно, папа взял бы меня посмотреть фабрики, если бы я интересовалась ими. Но я, на самом деле, не нахожу удовольствия в изучении цехов и складов.
− Это очень любопытные места, − заметила миссис Хейл, − но там всегда так много шума и пыли. Помню, однажды вышла в сиреневом шелковом платье поискать свечи, и мое платье было совершенно испорчено.
− Вполне возможно, − сказала миссис Торнтон сухим недовольным тоном. − Я просто думала, что, поскольку вы недавно приехали жить в город, который занял высокое положение в стране благодаря развитию промышленности, − вы могли бы поинтересоваться и посетить некоторые фабрики. Подобных им нет больше нигде в королевстве. Если мисс Хейл изменит свое мнение и снизойдет до того, чтобы поинтересоваться фабриками Милтона, я могу только сказать, что буду рада достать ей разрешение посетить ситценабивной цех или прядильные цеха на фабрике моего сына. Вы там увидите самые последние усовершенствования станков и машин.
− Я так рада, что вы не любите фабрики, мастерские и подобные вещи, − сказала Фанни полушепотом, поднявшись, чтобы присоединиться к своей матери, которая собралась покинуть дом Хейлов.
− Я думаю, что мне хотелось бы знать все о них, будь я на вашем месте, − тихо ответила Маргарет.
− Фанни! − сказала ее мать, когда они отъехали, − мы будем любезны с этими Хейлами, но не заводи необдуманную дружбу с их дочерью. Такая дружба не доведет до добра. Мать выглядит очень больной, но кажется женщиной милой и тихой.
− Я не хочу заводить никакой дружбы с мисс Хейл, мама, − ответила Фанни недовольно. − Я думала, я выполняю свою обязанность, разговаривая с ней и пытаясь развлечь ее.
− Ну, во всяком случае, Джон должен быть теперь удовлетворен.
Глава XIII
Глоток свежего воздуха
«Эти сомнения, тревоги, страх и боль,
И муки, — всего лишь тени напрасные,
Что уйдут, когда придет смерть;
Мы можем пересечь безводные пустыни,
Пробраться через мрачный лабиринт,
И пройти сквозь темноту подземелья.
Если следовать воле Всевышнего,
Мрачнейшие дороги, темнейшие пути
Выведут нас на небеса.
И мы, выброшенные на разные берега,
Встретимся, пройдя опасный жизненный путь,
В доме нашего Небесного Отца».
Р.К. Тренч
Как только гостьи ушли, Маргарет быстро поднялась к себе, надела шляпку и шаль, и отправилась к Бесси Хиггинс, чтобы посидеть с ней хоть немного. Пока Маргарет шла по переполненным людьми узким улицам, она чувствовала на себе заинтересованные взгляды людей, как будто вопрошавшие, что привело ее к ним.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |