Мы с моим ассистентом нередко занимались рисованием. Это помогало вовлечь участников группы в работу, особенно когда мы брались за совместный рисунок. Одно из достоинств подобной тактики заключается в том, что мы могли продемонстрировать нашим клиентам способы обращения с изобразительными материалами и то, каким образом проблемы человека могут отражаться в создаваемых им художественных образах.
Арт-терапевтические занятия
Некоторые участники группы приходили на занятия заранее и поджидали меня, другие являлись, когда уже шла вводная часть. Я предоставляла клиентам возможность самим выложить краски на столы и выбрать ту или иную музыку. Мы обычно начинали занятия с чашки чая или кофе. В это время нередко завязывался разговор, в котором выявлялась определенная тема для работы. Время, затрачиваемое участниками на создание художественных работ, сильно варьировалось. Некоторые участники группы быстро создавали рисунок, после чего просто сидели, разговаривали или наблюдали за работой товарищей. Другие же рисовали до конца занятия. Я уделяла внимание каждому участнику, предоставляя ему возможность рассказать о своем рисунке или поделиться тем, чем он считал нужным.
Некоторые достоинства арт-терапевтической работы
Участие клиентов-в подготовке помещения к работе и его уборке, приготовление чая или кофе являлись немаловажным элементами группового процесса. Жизнь в приюте лишила этих людей возможности выполнять даже простейшие обязанности, равно как и шанса принимать ответственные решения. Изобразительная работа, несомненно, была такой формой деятельности, в которой имелась достаточная свобода выбора, эксперимента и воплощения самых разных идей.
Для многих участников групповые занятия стали первым шагом к сближению с другими людьми. Хотя в приюте мои клиенты жили рядом, они очень редко общались друг с другом и фактически находились в изоляции. Это особенно справедливо в отношении тех, кто провел в приюте длительное время и страдал психическими расстройствами. В процессе занятий участники начали проявлять интерес друг к другу, что привело к развитию контактов за пределами группы. Большая часть моих клиентов раньше никогда не участвовала в групповой работе. Посещая арт-те-рапевтическую группу, они затем включались в другие формы групповой работы, проводимой в рамках проекта «Внутренний город» и на базе центра дневного пребывания.
ГРУППА В ПРИЮТЕ ДЛЯ БЕЗДОМНЫХ ЖЕНЩИН
Этот приют гораздо меньше, чем мужской. Здесь имеются места для одиннадцати человек и еще шесть дополнительных коек. Он является одним из немногих мест в Бристоле, где могут найти себе пристанище бездомные женщины, которые направляются сюда через различные добровольные и государственные организации. Кроме того, некоторые бездомные сами приходят в приют. Лишь небольшой процент женщин задерживается в этом приюте надолго. Большая их часть переселяется затем в более удобное, постоянное жилище. Возраст женщин колеблется от шестнадцати до тридцати лет. В штате приюта четыре социальных работника и администратор, которые оказывают помощь постояльцам и обеспечивают наблюдение за ними 24 часа в сутки.
Характеристика группы
Арт-терапевтическая группа была сформирована в январе 1988 г. В отличие от мужской, она была открытой для всех проживающих в приюте женщин и тех, кто жил там ранее. Поэтому количество участников группы было непостоянным. Если женщины, покидая приют, продолжали жить в этом же районе, они имели возможность продолжить посещение занятий, что, очевидно, помогало им адаптироваться к самостоятельной жизни.
Занятия проводились на кухне, что ограничивало число участников группы. Оптимальным было присутствие четырех клиентов. Однако с учетом того, что занятие продолжалось три часа, а клиенты могли приходить и уходить, в нем могли принимать участие до восьми человек за один день. Как и мужская группа, женская группа столкнулась с рядом проблем. По структуре занятия были аналогичны работе мужской группы.
Некоторые достоинства арт-терапевтической работы
Возрастной и половой состав группы, а также ее размер обусловили заметные отличия от занятий мужской группы. Тем не менее положительные результаты арт-терапевтической работы были сходными. Очень важным стало достижение свободного выражения чувств и повышение самооценки.
Атмосфера в женском приюте подчас была очень напряженной, поэтому арт-терапевтическая группа представлялась своеобразным оазисом. Даже в тех случаях, когда в приют прибывала полиция или «скорая помощь», группа продолжала работать, что создавало впечатление места с нормальным положением вещей. К сожалению, попытки самоубийства в приюте были нередки, но в арт-терапевтической группе женщины могли выразить свои чувства, связанные с такими попытками, совершенными когда-либо ими самими или теми, кто проживал рядом с ними. Это помогало им лучше понять влияние их поступков на окружающих. Когда однажды участницы группы узнали, что одна из ранее проживавших в приюте женщин совершила самоубийство, группа стала для них очень важным местом, где они могли выразить свое горе, вспомнить о погибшей, облечь свои воспоминания о ней в художественные образы, дать выход чувству гнева.
Очевидно, что возникновение у некоторых участниц ощущения непостоянства места и состава группы заметно влияло на их состояние. Это, однако, не преуменьшало ценность групповой работы. Порой она приобретала интенсивный характер. Кроме того, группа помогала женщинам в осознании многих важных вопросов.
ГРУППА, СОБИРАВШАЯСЯ ПО СРЕДАМ Начало работы
Хотя арт-терапевтические группы уже работали в нескольких приютах, у нас было ощущение того, что проведение арт-терапевтических занятий в иных условиях могло бы быть более продуктивным. Поэтому мы организовали еще одну группу при общинном социальном центре, в котором были заняты три специалиста: главный арт-терапевт, социальный работник (Питер) и я. Очень много работы легло на плечи Питера, который должен был собрать группу и организовать ее деятельность — он посещал клиентов и убеждал их прийти на занятия, рекламировал работу арт-терапевтической группы в соответствующих учреждениях и т. д. Многое из этого было действительно необходимо, и хотя Питер в дальнейшем не был задействован, он продолжал регулярно встречаться с арт-терапевтом и со мной для того, чтобы обменяться информацией и обсудить методы работы с нашими клиентами.
В группу направлялись, главным образом, лица афро-карибского и азиатского происхождения, а также бездомные, охваченные проектом «Внутренний город». Первоначально группа состояла преимущественно из бездомных, но постепенно стала включать и иные категории клиентов. Социальный центр, на базе которого проводилась работа, заметно влиял на эти изменения в составе группы. Его сотрудники не были вполне удовлетворены нашей работой, и через некоторое время мы перенесли занятия на основную базу проекта. Здесь группе могло быть уделено больше внимания, работа стала более плодотворной и находила поддержку со стороны персонала.
Группа сложилась не сразу. Потребовалось определенное время для того, чтобы создать необходимую атмосферу и наладить отношения со специалистами, работавшими рядом, после чего наши клиенты и мы сами могли чувствовать себя достаточно свободно. Отчасти поэтому группе удалось проработать в одном составе большую часть времени.
Характеристика группы
В группу вошли шесть клиентов, с которыми работали я и ассистент. Занятия продолжались два с половиной часа и начинались с обмена впечатлениями за чашкой чая или кофе. Как уже было отмечено при
12-1508
описании мужской группы, на этом этапе занятий нередко обнаруживаются темы, определяющие содержание последующих художественных работ. Время от времени главный арт-терапевт также предлагал определенные темы и организовывал изобразительный процесс. Участники группы и ее ведущие обычно рисовали в течение часа, после чего проходило обсуждение. Наше включение в изобразительный процесс было особенно важно в начале, когда в группе присутствовал лишь один человек. Это помогало снять определенное напряжение и неудобство, которое он мог испытывать, ощущая себя в центре внимания. Кроме того, наше участие в изобразительной работе предупреждало возникновение ощущения, будто группа разделена на «больных» и «здоровых». Уже тогда, когда группа занималась в полную силу, я и мой ассистент продолжали рисовать наравне с клиентами, хотя выносили свои работы на обсуждение гораздо реже.
Так же, как и в работе с группами, занимавшимися в приютах, мы всячески поощряли инициативу и ответственность участников, предлагая им самим убирать помещение, вырабатывать определенные правила поведения, в частности касающиеся курения. Мы стремились к тому, чтобы участники группы чувствовали себя ответственными за регулярность посещения занятий.
ДРУЖБА
Случай, который я хотела бы описать, вряд ли является «типичным». Я не считаю, что вообще можно говорить о каких-либо «типичных примерах». Личности наших клиентов неповторимы. Отсутствие жилья — это то общее, что свойственно им всем без исключения. Тем не менее этот случай во многом характеризует особенности группового арт-терапевтического процесса и является примером дружеских отношений, возникших между двумя клиентами из мужского приюта.
Клив проживал в приюте уже около двух лет, а до этого более тридцати лет находился в интернате для лиц со сниженным интеллектом. Ему было 65 лет. Из его родственников в живых уже никого не осталось. Хотя Клив самостоятельно оставил интернат, он вспоминал о жизни в нем как о более счастливом времени, чем настоящее. В интернате он имел возможность трудиться. Там было много мероприятий социального характера. Попав в приют, он замкнулся, лишь время от времени общаясь с отдельными постояльцами или персоналом.
Саймон гораздо моложе Клива, ему было чуть больше двадцати лет. Он страдал органическим заболеванием головного мозга в результате воздействия жидких токсических веществ и получал лечение, но продолжал иногда вдыхать пары клея. У Саймона имелись родственники, но он не общался с ними и даже не знал, где они живут.
Клив был направлен на групповую арт-терапию спустя неделю после начала занятий и посещал их регулярно. Саймон, рекомендованный Питером, тоже рано вошел в группу. С самого начала работы рисунки Кли-ва касались одной и той же темы: умея рисовать некоторые предметы, он изображал их вновь и вновь для того, чтобы убедить себя и окружающих в своих способностях. Он рисовал коробки из-под «Оксо», стремясь передать объем (в свое время отец учил его рисовать их), а еще разные фрукты и космические корабли. Обычно он рисовал все это на одном листе; изображения предметов имели четкие контуры, пространство внутри он закрашивал краской. На занятиях рисунки Клива включали также образы, отражающие его воспоминания. Эти воспоминания продолжали преследовать его в настоящем, что становилось очевидным в процессе обсуждения.
Клив приходил в помещение одним из первых и уходил одним из последних. Он относился к занятиям с большой ответственностью: тщательно мыл свою палитру и кисти и просил других делать то же самое. Для него было очень важно, чтобы все соблюдали определенные нормы поведения в группе. Он нередко ходил за одним из участников, чтобы разбудить его после обеда и привести в группу. Клив, казалось, охотно исполнял свою роль серьезного и ответственного члена группы, и его отношения с Саймоном были связаны с этой ролью.
Поведение Саймона в группе являлось прямой противоположностью поведению Клива. Саймон, казалось, не имел никакого интереса к другим членам группы и вступал с ними в контакт лишь из-за желания «потусоваться». Он выпивал очень много кофе с молоком, так что другим уже ничего не оставалось. Мои просьбы, равно как и просьбы участников подумать об окружающих, он оставлял без внимания. Саймон производил беспорядок на своем рабочем столе, который никогда не убирал, и неизбежно становился объектом нападок со стороны других членов группы.
Мои попытки вступить с Саймоном в контакт были безуспешны. Он отвечал на них лишь улыбкой — не более того. Его речь была односложной, и мне приходилось догадываться о характере его переживаний, скорее руководствуясь его поведением, чем словами. Иногда я понимала, что он вдыхал пары клея, по его особому, «отсутствующему» взгляду и характеру рисунков. Саймону было трудно сосредоточиться, и его изображения, если он вообще что-либо создавал, были беспорядочными и неразборчивыми. Он испещрял поверхность листа прямыми короткими линиями, покрывая их краской, чаще всего черной.
Через несколько недель после начала групповых занятий я обратила внимание на то, что Клив предпочитает садиться за один стол с Саймоном. Это говорило об установлении между ними определенных отношений. Через два месяца для меня стал очевиден интерес Клива к Саймону. Клив нередко злился, что Саймон «баловался» с клеем, — старик хорошо сознавал вред этого занятия. Ему, казалось, были известны секреты Саймона: у кого тот одалживал деньги, где покупал на них клей, где нюхал его. Для меня было очевидно, что интерес Клива к Саймону не ограничивался лишь контекстом групповой работы. Через пять месяцев после их сближения они уже и за пределами группы проводили большую часть времени вместе.
Клив проявлял интерес к рисункам Саймона, хотя и не считал их удачными. Он побуждал Саймона в рисунках подражать себе. Иногда Саймону удавалось быть «послушным учеником». На приведенных иллюстрациях (рис. 5.24 и рис. 5.25) видно, как Саймон делал попытки имитировать некоторые элементы из рисунка Клива — космические корабли и коробки из-под «Оксо».
Клив был единственным в группе, кто мог иметь хоть какое-то влияние на Саймона в том, что касалось рисунков и поведения. Хотя Клив, укоряя Саймона, тратил определенную часть времени каждого занятия, в их отношениях был некоторый налет игривости. Иногда они играли в некое подобие «Ну-ка, отними», что неизменно вызывало смех.
Поведение Саймона в группе определялось тем, удалось ли ему «нанюхаться» клея. Клив же очень чутко реагировал на это. Казалось, благодаря присутствию Саймона Клив становился живее и коммуникабельнее. Параллельно с тем, как развивались отношения с Саймоном, рисунки Клива становились более разнообразными и яркими. Когда же Саймон являлся на занятия «одуревшим» от клея, Клив затихал, а его рисунки утрачивали свою выразительность.
В конце лета, несмотря на развитие отношений между Кливом и Саймоном, здоровье и поведение последнего становились все хуже и хуже. Возобновив работу с группой после недельного отпуска в сентябре, я заметила, что в отношениях между друзьями возникла напряженность. Тем не менее они по-прежнему садились за один стол. В конце сентября Саймон почти на всех занятиях сидел с «остекленевшим» взором и практически не отвечал на вопросы. Он становился все более агрессивным
к окружающим, нередко бывал возбужден, а рисуя, заполнял весь лист короткими, отрывистыми линиями. На своем последнем занятии в конце октября он почти ничего не рисовал и впервые закричал на Клива. В ответ на это Клив «вышел из себя»: подойдя к окну, он начал говорить сам с собой.
Прошло довольно много времени, прежде чем Клив смог приступить к рисованию, и мне пришлось приложить определенные усилия для этого. Впервые за все время работы в группе Клив оставил свой рисунок (на котором были изображены два осенних дерева) незавершенным.
Придя через неделю в приют для проведения занятия, я узнала о том, что Саймона оттуда выселили. Он не пропустил ни одного занятия в арт-терапевтической группе, и его отсутствие не могло не повлиять на участников. Я особенно беспокоилась за Клива, который потерял близкого друга. Клив появился с часовым опозданием, был молчалив и удручен. На этом занятии он завершил свой рисунок с осенними деревьями с осыпающейся листвой и ползущими по небу тяжелыми тучами. От рисунка веяло холодом и опустошенностью.
С самого начала работы у меня было ощущение, что Кливу принадлежит инициатива в его отношениях с Саймоном. Эти отношения оказывали на него положительное воздействие. Он, в частности, получал определенное удовлетворение, сравнивая себя с Саймоном. Восприятие рисунков последнего позволяло ему оценить свои собственные работы и давало ему ощущение определенного успеха. Эти отношения приводили к повышению самооценки Клива. Кроме того, группа служила признанию его личности: здесь его ценили и никогда не смеялись над ним, его слова внимательно слушали, а его инициативы находили поддержку не только со стороны ведущих, но и со стороны членов группы. Таким образом, участие Клива в групповой работе можно признать весьма успешным. При всем этом Саймон был его другом, поэтому его отсутствие Клив переживал очень остро.
Я не могу сказать, насколько эти отношения были значимы для Саймона. Мне бы, наверное, не удалось настолько сблизиться с ним, как это удалось Кливу. Тем не менее то, что он не пропустил ни одного занятия, говорит о значимости для него Клива и группы на протяжении всего периода пребывания в приюте.
Исключение Саймона из приюта, наверное, можно считать моим упущением. Это заставило меня трезво проанализировать мои отношения с участниками группы. Однако я убеждена в том, что даже минимальное улучшение качества жизни моих клиентов стоит того, чтобы с ними заниматься. Некоторых из них, таких, например, как Клив, арт-терапевтические занятия могут привести к достаточно устойчивым положительным результатам.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Работая с бездомными, я пришла к выводу о малой вероятности достижения кардинальных улучшений их состояния и отношения к жизни. Во многих случаях у лишенных крова людей вырабатывается определенный жизненный стереотип, изменить который они не хотят. Они не верят в возможность качественных изменений условий своего существования. Присущий им пессимизм основан на убеждении в ограниченности собственных возможностей. Поэтому лишь единицам удается обустроить себе собственное жилье. Следует признать, что наша помощь бездомным в большинстве случаев скорее ориентируется на их лучшую адаптацию к существующим условиям жизни, а не на обретение ими своего дома. В этом отношении занятия в арт-терапевтической группе можно признать весьма подходящей для них формой работы, позволяющей изменить их самооценку и развить социальные навыки. В условиях все еще слабой государственной политики в плане решения проблем бездомных людей все мы, работающие с ними, должны признать, что даже такие результаты являются немаловажными, хотя стороннему наблюдателю они могут показаться вовсе незаметными. Небольшое изменение качества жизни этих людей чрезвычайно значимо. Групповая арт-терапия, несомненно, способствует этому.
ЛИТЕРАТУРА
Appleton P. ICMHP Report from the Development Worker in the Homelessness Sector. Bristol: Inner City Mental Health Project, 1989.
Phillips J. ICMHP Interim Report of Project Officer. Bristol: Inner City Mental Health Project, 1988.
НЕВИДИМЫЕ ГРАНИЦЫ -ОТКРЫТЫЕ ГРАНИЦЫ: ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЕЗДКА АРТ-ТЕРАПЕВТА
Джулия Байере
Печатается по изданию: Byers J. G. Hidden Borders, Open Borders: A Therapist's Journey in a Foreign Land. Tapestry of Cultural Issues in Art Therapy / Ed. By Hiscox A. R., Calish A. C. Jessica Kingsley Publishers, London and Philadelphia, 1998. P. 309-326.
Сведения об авторе. Джулия Байере — директор курса экспрессивной терапии в Lesley College, Кембридж, штат Массачусетс, в течение семнадцати лет работала в Concordia University в Монреале, из которых девять лет возглавляла программу арт-терапевтической подготовки, имеет богатый опыт клинической работы с детьми и подростками, больными СПИДом, взрослыми клиентами, семьями.
Среди обломков разрушенного снарядами дома сидел кареглазый мальчик, он спрятался в картонной коробке и посасывал большой палец. На соседней улице среди мусора и обезображенных фасадов двое детей играли в «телефон»: разговаривали друг с другом по найденному проводу. Прямо за ними находились остатки того, что некогда представляло собой затейливо декорированное здание, в создании которого, по всей видимости, участвовали местные мастера. Развалины стояли за бетонной стеной высотой в шесть футов, дверь в стене была выбита. Полуразрушенные и ныне оставленные их обитателями дома перемежались с новыми постройками и недавно проложенными тротуарами. Все это — и ящик, и провод, и выбитая дверь, и надежда на возвращение — стало для меня метафорами, отражающими совершенно новый опыт.
В этой статье я опишу мою работу в качестве сотрудницы Ближневосточного Культурного и Образовательного Фонда Канады. Осуществляемый Фондом проект был направлен на помощь детям и финансировался Канадским Министерством Здравоохранения. Он предполагал оказание разных видов профессиональных и парапрофессиональных услуг консультативного и обучающего характера специалистами, занятыми в сфере психического здоровья и образования населения Западного берега реки Иордан и сектора Газа. В рамках проекта приоритетный характер имели различные мероприятия, осуществлявшие психологическую поддержку палестинских детей и их родственников, перенесших психическую травму, вызванную массовым насилием и выступлениями Анти-фады. Местными партнерами фонда, способствующими осуществлению мероприятий проекта, являлись участники общинной программы психического здоровья сектора Газа, представители Палестинского центра психологического консультирования, Университета Бир Зейт, Бетле-хемской детской клиники, а также специалисты группы «Врачи без границ» из Енина и Хевр'она. Проект включал в себя программу культурного обмена, в которой участвовали: Образовательный и развивающий центр Туфаха, Ассоциация свободной мысли и культуры Хана Иниса, начальная школа для девочек Нуссерира, начальная школа Абу Тур, школа Эль-Бирех (Западный берег), восемь канадских школ, несколько начальных и средних школ из провинции Онтарио, школа Денс из форта Норман (северо-западные территории Канады). Программа культурного обмена была связана со стимулированием прямых контактов между детьми, созданием условий для их свободного самовыражения и эмпатической коммуникации посредством разных видов искусств, помогающих в преодолении культурного и языкового барьера, в осознании общечеловеческих ценностей и тех потребностей, устремлений, страхов и горестей, которые разделяют дети и взрослые разных культур и национальностей.
В рамках проекта был создан специальный CD-ROM. Он назывался «Невидимые границы: объединение детей искусством» и включал в себя более тысячи рисунков и живописных произведений детей.
В настоящей статье описывается моя вторая поездка на Западный берег реки Иордан и в сектор Газа вместе с доктором Салихом Хасаном (детским и семейным психиатром), доктором Фредерико Аллоди (транс-культуральным психиатром и всемирно известным экспертом в области работы с жертвами пыток), доктором Мунир Сами (детским психиатром и психоаналитиком) и доктором Джимом Графом (философом, экспертом в области защиты прав человека, президентом Ближневосточного культурного и образовательного фонда Канады).
Я поделюсь своим опытом работы женщины-психотерапевта на оккупированной территории и попытаюсь обсудить некоторые вопросы ин-теркультурального характера. Статья написана в форме свободного повествования. Думаю, попытка представить мой опыт в более формализованной манере привела бы к утрате ощущения моего реального участия в описываемых событиях. В то же время я испытываю потребность в интеграции всех тех материалов, авторами которых являются другие психотерапевты, работающие в данном направлении. Мой материал можно, по-видимому, рассматривать как попытку объединения впечатлений личного характера с профессиональным взглядом на вещи. В нем запечатлены трудности, связанные со стремлением людей определить для себя меру взаимной открытости, допустимую в тяжелых условиях войны и многолетних страданий. Как отмечают Ф. Лозел и Т. Близенер (Losel F., BliesenerT., 1990), «первейшим стремлением ребенка является сохранение своей связи с жизнью» (р. 18). Война многократно усиливает страх утраты дома, разлуки с родственниками или возможной смерти родителей и других членов семьи. Эти переживания, свойственные всем людям, независимо от их культурного багажа, порой могут быть скрыты от глаз, но в определенный момент культурные различия преодолеваются и начинают проявляться те чувства, которые объединяют все человечество.
Мой канадский паспорт предоставлял мне возможность беспрепятственного пересечения границ демаркационной зоны, разделяющей Израиль и Палестину. Белый цвет кожи и западная одежда указывали на то, что я — иностранка; это тоже позволяло мне свободно передвигаться по разным территориям. Мои пол и национальность не вызывали у местных жителей какой-либо неприязни: в их глазах я априори не принадлежала к какой-либо из конфликтующих сторон. Мой материнский опыт позволял мне преодолевать культурные и политические барьеры. Ощущение внутреннего родства с разными людьми в какой-то мере усиливалось тем, что я, временно оставив своих детей, отправилась в другую страну для того, чтобы оказывать помощь чужим детям и их родственникам. Думаю, в отношениях с этими людьми наибольший вес имели не уровень моей квалификации или университетский диплом, а взаимная эмпатия, позволяющая преодолевать культурные различия, ибо все мы в одинаковой мере любим детей и заботимся о них.
НАЧАЛО ПУТИ В РАМАЛЛАХ
На площади в Рамаллахе стоял высокий новый монумент. На вершине фаллической формы располагались электронные часы, а в основании был оборудован фонтан, и из львиных пастей текли струи воды. Прежде это место неоднократно фигурировало в международных сводках новостей. Здесь неоднократно происходили массовые выступления протестующих палестинцев, летели камни и бомбы. На улицах в Рамаллахе торговцы в традиционных восточных костюмах предлагали арабский кофе. Они наливали его из огромных медных сосудов, висящих за их спинами, и подавали проезжающим в автомобилях. В пекарне европейского стиля в обеденный перерыв продавались хлебобулочные изделия. На тележках уличных торговцев можно было увидеть крупный, спелый инжир, ассорти из орехов и другие товары.
Я начала свою работу здесь с проведения двухдневного семинара на факультете последипломного образования в Университете Бир Зент в Ра-маллахе. По пути я заметила многочисленные свидетельства изменений, произошедших после моей первой поездки сюда летом 1995 г. На дорогах от Тель-Авива до Иерусалима были сняты многие пункты досмотра, хотя все еще оставались мешки с песком и металлические будки солдат. На улицах Иерусалима и Рамаллаха были видны приметы возрождающейся жизни. Дома с ранее заколоченными окнами и покрытыми политическими граффити стенами были теперь выкрашены свежей краской.
Целью моей поездки было обучение местных психотерапевтов и учителей основам экспрессивной арт-терапии. Прослушав двухдневный семинар, каждый участник получал сертификат, подтверждающий его ознакомление с арт-терапией. Большинство из них работало в реабилитационных стационарах и центрах. Их клиентами являлись дети с серьезными физическими увечьями, (в частности, параличами в результате повреждений спинного мозга), и с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), развившимся в результате перенесенных издевательств или присутствия при совершении насилия над другими.
АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ СЕМИНАР
Чтобы создать условия для получения слушателями опыта арт-терапевтической работы, я начала семинар с техники рисуночного диалога, который обычно называют «линии коммуникации». При выполнении задания возникали ситуации, связанные с переживанием конфликта и фрустрации. Одна из участниц, например, сказала, что в ее каракулях просматриваются огонь и сломанные деревья, ассоциирующиеся с разбитыми мечтами. Она испытывала чувство опустошенности, видя, что переживают дети, — очень часто они становились жертвами насилия, совершающегося на основе политического противостояния. Другая участница, слепая, вместо того чтобы участвовать в создании каракулей, работала с пластилином, который давал ей больше тактильных ощущений. Она символически изобразила детей в образе двух лошадок и пояснила, что они играют, хотя постороннему наблюдателю может показаться, что они дерутся друг с другом. Она признала, что в ее работе просматривается защитная реакция, за которой скрывается мечта о мире.
Чтобы изучить эмоциональные реакции участников семинара, я предложила им разделиться на малые группы и вместе создать трехмерные композиции, используя найденные на улице предметы и глиняные фигуры. Эта работа позволила каждой малой группе в проективной форме отразить переживания участников и то, что их сближает и разъединяет в сложившейся ситуации. При создании одной из композиций была использована колючая проволока, по-видимому, являвшаяся остатками ограждений контрольного пункта или тюрьмы периода оккупации. Участники придали проволоке форму дерева, на одну из ветвей которого были положены остатки гнезда и несколько диких ягод, имитирующих яйца. Композиция в целом передавала довольно слабое чувство надежды. Оно было столь же слабым, как и основание дерева, с трудом удерживающее его вес. Участники другой малой группы, разглядывая эту композицию, заявили, что образ дерева с гнездами и яйцами «скрывает в себе нечто ценное».
Некоторые исследователи утверждают, что травматичный опыт оставляет различный по глубине след, в зависимости от целого ряда причин. Характер переживаний потерпевшего зависит от наличия посттравматического стрессового расстройства, участия в угрожавшей жизни ситуации, потери близких, внезапности травмы, отрыва человека от привычного для него социального окружения и других факторов. Поведение человека в психотравмирующей ситуации и глубина переживаемого им морального конфликта (связанные, в частности, с его участием в конфликте в роли агрессора или жертвы) являются предпосылками развития посттравматического стрессового расстройства. Комплексный характер травм и их влияние на человеческое сообщество были достаточно наглядны в работе с участниками семинара. Казалось, что яйца могут выпасть из гнезда в любой момент. В композиции с деревом и гнездом я видела отражение чувств привязанности участников семинара к своим детям и в то же время их неспособности защитить детей. Я вспомнила слова доктора Вивики Хассбун из Бетлехемской детской клиники, которая сообщила мне о том, что практически каждый ребенок и взрослый в этой стране получил психическую травму, связанную с войной.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |