Не находившая более в общественно-политической жизни достаточного поля деятельности, риторика потеряла связь с практикой и перешла в школу. Школьное красноречие ограничивалось учебными и торжественными речами (declamatio), в которых ценилась внешняя эффектность стилистической формы, а не конкретное содержание. Это видно, в частности, из сохранившихся образцов школьных декламаций (Сенека Старший, Квинтилиан). Римская литература также испытала влияние риторики. Отмеченная выше борьба азианизма и аттицизма в новой форме выразилась в споре между представителями «нового» и архаизирующего направлений. Квинтилиан, будучи первым в Риме учителем риторики на государственной службе, в своем 12-ти книжном трактате «О воспитании оратора» дал наиболее полное из известных нам античных руководств по подготовке оратора. В указанном споре во второй половине I в. н.э. Квинтилиан занял осторожную позицию, усиленную лишь требованием возврата к цицероновскому красноречию. Во II в. н.э. возрождается архаизирующее направление, представленное, в частности, Фронтоном, учителем императора Марка Аврелия.
Последующее влияние античной риторики, которая была фундаментом не только античного образования, но и античной литературной эстетики и литературной теории, трудно переоценить. Воздействие риторики простирается от средневековых латинских школ и университетов, где она была центральным предметом изучения, до современных методик преподавания литературы и литературоведения. Можно констатировать, что система теории риторики в основных чертах сформировалась в IV веке до н.э., однако впоследствии она все более усложнялась и дифференцировалась. В частности, греческая риторическая терминология имеет аналогию в латинском языке, охватывающую все элементы системы риторики, необходимые для оратора: природные способности (natura), обучение искусству красноречия (ars doktrina), подражание образцам (imitatio), постоянное упражнение (exercitium), практический опыт (usus).
Как уже отмечалось, в древности внимание акцентировалось на трех родах красноречия: судебном (genus indiciale), совещательном (genus deliberativum) и предназначавшемся для торжественных случаев — эпидиктическом (genus demonstrativum). Задачами оратора (officia oratoris) считались собирание материала и выбор точки зрения (inventio), распределение материала (dispositio), придание речи необходимой стилистической формы (elocutio), запоминание речи или выучивание ее наизусть (memoria) и произнесение (actio, pronuntiatio). Речь должна была состоять из следующих основных частей: вступление (exordium), изложение существа дела (narratio), приведение доказательств (argumentatio) и заключение (peroratio). Перед изложением часто давалось перечисление ключевых моментов речи (divisio, propositio), а доказательственная часть разделялась на доказательство собственных положений (confirmatio) и опровержение утверждений противника (refutatio).
Среди задач оратора постепенно важнейшее место занимает придание речи стилистически правильной формы. Особое значение приобретает учение о стиле (elocutio). Различались три стиля:
• удобный для поучения (docere), сухой стиль (genus subtile), приспособленный более всего для судебного красноречия;
• имеющий целью затронуть слушателя (movere), возвышенный стиль (genus grande, sublime), который использовался преимущественно в совещательном роде красноречия;
• предназначенный для того, чтобы усладить (delectare) слушателя, среднийстиль (genus media), уместный в торжественном эпидиктическом роде красноречия.
В каждом из указанных стилей должны были быть соблюдены требования языковой правильности (latinas), ясности (perspicuitas), уместности (aptum) и украшенности (ornatus). Украшения речи образуют ядро учения о стилях и детально излагаются в учебниках античной риторики.
Средневековая риторика опиралась на античную (латинскую) риторику, в частности, на работы Цицерона и Доната. В ХII веке был вновь «открыт» Аристотель, а в XV веке — Квинтилиан, однако сущность средневековой риторики от этого практически не изменилась. Ограничиваемая логикой и грамматикой, литературная риторика, оформившаяся в средние века, получила интенсивное развитие лишь в эпоху Возрождения и в Новое время. Несмотря на то, что декламация, популярная в эпоху «второй софистики», вновь широко распространилась во времена Возрождения, основным направлением развития риторики в XV—XVI веках оставалась литературная нива. Работы, посвященные риторике или просто затрагивающие некоторые ее проблемные поля, даже если они написаны такими выдающимися мыслителями, как Ф. Меланхтон, Эразм Роттердамский, Лоренцо Валла, Х. Вилес, Ф. Бэкон, по мнению специалистов, обнаруживают значительное влияние античных образцов, воспринятых, однако, сквозь призму идей о риторике, сложившихся в средние века, и отсутствие новых подходов к науке о красноречии.
Новый подъем риторика пережила в XVII—XVIII веках. В это время классические образцы были восстановлены в своем изначальном виде и освобождены от вольных интерпретаций, но в целом авторы риторических трактатов определенно отказывались от философского обоснования риторики, как это было у Аристотеля и Цицерона. Указанный подъем имел место, прежде всего, во Франции и был прямо и опосредованно связан с культурой классицизма. Так, создание французской Академии (1635 г.) приводит, помимо остального, к появлению первых французских риторик — Бари и Ле Граса, за которыми последовали риторики Б. Лами, Ж.-Б. Кревье, Л. Домерона. По свидетельству современников, особым же авторитетом пользовалась риторика одного из авторов «Энциклопедии» С.-Ш. Дюмарсе. Одновременно некоторые проблемы риторики затрагивались в работах Ф.Фенелона и Н.Буало, обосновавших классицистскую поэтику.
Что касается таких мыслителей, как Р. Декарт и Б. Паскаль, то в целом они критиковали риторику как таковую, не находя особого смысла в сохранении этой научной дисциплины.
В дальнейшем (конец XVIII — начало XIX в.) литературная риторика воспринималась в целом как воспроизведение шаблонов, нетворческое следование традиционным образцам, тогда как новая дисциплина — стилистика обещала рассмотрение литературы с точки зрения творческой свободы и глубины раскрытия авторской индивидуальности. Однако представления о риторике как о царстве омертвевших клише в указанный период истории нельзя признать корректными. Риторика величайшего французского мыслителя и оратора П. Фонтанье косвенно подтверждает, что в начале XIX века эта наука не только пользовалась авторитетом, но и стояла на пороге создания новой философской трактовки теории языка.
Фонтанье, в целом достаточно осторожно критикуя позицию Дюмарсе, тем не менее, радикально расходился с ним в понимании теории тропов*. Дюмарсе — последователь традиции, согласно которой фигура — это вообще всякое риторическое отклонение, а троп — только семантическое (употребление слова в переносном смысле). Фонтанье подвергает сомнению правомерность самого различения прямого и переносного смысла, когда речь идет об одной из групп тропов. Традиционно троп, уточняет Фонтанье, определяется через понятие перевода: каждое употребленное в переносном смысле слово может быть переведено словом с тем же значением, употребленным в прямом смысле. Если область тропов ограничивается только употребленными в переносном смысле словами, которые Фонтанье назвал фигурами обозначения, то риторика как система тропов и фигур, действительно, представляет собой царство клише. Однако, выделяя среди тропов такие, которые заключаются в использовании слова в новом смысле (по традиции указанный троп именуется катахрезой), Фонтанье переходит к риторике, ищущей причины появления новых значений и не ограничивающейся описанием функций риторических приемов. Если к сказанному добавить, что Фонтанье стремился продемонстрировать неклишированный характер фигур, становится очевидной предвзятость негативного отношения к риторике, которое, собственно, и предопределило ее замену стилистикой. Следует указать, что достойную оценку риторика Фонтанье получила только во второй половине XX века в работах Ж. Женетта, в то время как в ХIХ веке все обстоятельства складывались не в ее пользу.
Спецификой обладает русская традиция в риторике**. Специалисты отмечают, что истоки отечественной риторики восходят к античной и раннехристианской эпохам, периодам средневековья и Возрождения. Тем не менее, базируясь на общеславянской, русская риторика обладает своей национальной характерностью.
Знаменательным этапом в развитии русской риторической науки было учение М. Ломоносова, который по праву занял положение флагмана отечественной филологической школы. Первый вариант его риторики под названием «Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия» был написан в 1744 году и остался в рукописи. Второй вариант, более пространный и опубликованный под названием «Краткое руководство к красноречию. Книга первая», содержащий общие правила «оратории и поэзии, сочиненных в пользу любящих словесные науки», появился в 1748 году. Здесь Ломоносов определяет: «риторика есть наука о всякой предложенной материи красно говорить и писать, то есть оную избранный речами представлять и пристойными словами изображать на такой конец, чтобы слушателей и читателей о справедливости ее удовлетворить. Кто в сей науке искусен, тот называется ритор». В целом эти работы Ломоносова были составлены на основании трудов классических авторов и западноевропейских руководств; в подтверждение общих положений следовал также ряд примеров на русском языке. Активная деятельность Ломоносова в области теории ораторского искусства принесла свои плоды: во второй половине XVIII века риторику преподавали не только в духовных учебных заведениях, но и в обоих русских университетах.
В ХIХ веке значительных успехов достигает красноречие академическое. Оно становится ведущей разновидностью русского ораторского искусства. Профессора Московского и Санкт-Петербургского университетов Т. Грановский, С. Соловьев, В. Ключевский, Д. Менделеев, Н. Пирогов, П. Лесгафт, И. Сеченов, К. Тимирязев, И. Павлов и другие снискали себе славу неординарных ораторов. В своих публичных выступлениях они не были похожими друг на друга, и в этой индивидуальности заключалась одна из причин их успеха.
По общему признанию, эталоном в речевом общении педагога со студентами был профессор Т. Грановский. Современники утверждали, что симпатии студентов к Грановскому превосходили все, что можно было себе представить. Учась в свое время на юридическом факультете Московского университета, Грановский очень серьезно занимался литературой, историей, философией. Особое внимание его было приковано к творчеству А. Пушкина. Он также увлекался переводами с французского и английского языков. Похоже, что именно это и помогло выработке отточенного слога, которым впоследствии прославился Грановский. Как и у любого лектора, у него были некоторые недостатки: тихий голос, пришепетывание, но они с лихвой компенсировались поэтической силой и сердечной теплотой изложения. Читал лекции он всегда свободно, егоимпровизации увлекали гармонией формы и содержания. О себе Грановский говорил: «Что такое дар слова? Красноречие? У меня есть оно, потому что у меня есть теплая душа и убеждения».
Русское судебное красноречие начинает активно развиваться во второй половине ХIХ века после судебной реформы 1864 года с введением института суда присяжных. По общему мнению, судебная речь призвана оказывать целенаправленное и эффективное воздействие на суд, способствовать формированию убеждения судей и присутствующих в зале суда лиц. Обычно выделяют прокурорскую, или обвинительную речь, и адвокатскую, или защитительную. К ним примыкают общественно-обвинительная и общественно-защитительная речи, а также самозащитительная речь, которые в судебном процессе занимают второстепенное место. Они произносятся сравнительно редко и по содержанию примыкают к двум основным.
Русские адвокаты и прокуроры второй половины ХIХ — начала ХХ веков были всесторонне образованными людьми, высочайшими профессионалами своего дела, обладали глубокими познаниями в области философии, психологии, риторики. Их речи отличались остроумием и безупречной логикой. Все это позволяло им выигрывать безнадежные, казалось бы, дела.
Судебные речи талантливых русских дореволюционных юристов С. Адреевского, А. Кони, В. Спасовича, В. Жуковского, П. Александрова, К. Хартулари, Ф. Плевако, Н. Карабчевского, К. Арсеньева, А. Урусова, Н. Холева, несомненно, заслуживают того, чтобы быть глубоко и всесторонне изученными студентами современных юридических вузов. Дореволюционное отечественное судебное красноречие пронизано особым всепроникающим психологизмом, что косвенно подтверждает стремление ораторов апеллировать к чувствам присяжных заседателей и слушателей. Между тем, как известно, в последующее время именно непосредственно доказательственная сторона судебной речи приобрела гораздо большее значение, чем преимущественно психологический анализ конкретного дела. С учетом последнего обстоятельства традиции русского судебного красноречия были приумножены в советский период отечественной истории талантливыми судебными ораторами. И. Брауде, Л. Ветвинский, С. Казначеев, Я. Киселев, В. Россельс и многие другие разработали и апробировали принципы и стиль современной судебной речи.
Октябрьская революция 1917 года, при всей своей эпохальной значимости в истории России и современного мира, противоречивым образом отразилась на развитии отечественного ораторского искусства. Его гуманитарная суть, ориентированность на поиск истины, искусство убеждения оказались невостребованными новой идеологией, которая недвусмысленно и жестко потребовала от риторики пропагандистской направленности, служения классовой доктрине, интересам новой партийно-государственной элиты. Практически на три четверти века понятие «риторика» выпало из образовательной системы общества и государства.
Характеризуя риторические традиции советского периода, изначальной посылкой, очевидно, следует признать тот факт, что все социальные революции выдвигали на передний план видных ораторов, обладающих, по словам М. Вебера, харизматическим авторитетом. Особая «благодать», «божественный дар», заключенный в способности целенаправленно воздействовать на людей, в том числе красноречием, — это и есть харизма.
Именно харизма, подкрепленная выдающимся ораторским талантом, сыграла большую роль в выдвижении такой колоссальной исторической фигуры, как лидер большевистской партии В. Ленин. Общеизвестно, что Ленин был непревзойденным мастером революционной пропаганды. И. Сталин отмечал, что самой сильной стороной ораторского искусства Ленина являлась непреодолимая сила логики. М. Горький постоянно находился под впечатлением от особенной слитности, законченности, прямоты и силы речи революционного вождя, где «все есть и ничего лишнего». Ленина всегда слушали с восхищением, его речи воспринимали как руководство к действию. Ораторское наследие Ленина включает по меньшей мере шестьсот речей, докладов, выступлений. Оно по-своему значимо и только неперспективно мыслящие политики и ученые могут позволить себе списать его в архив.
Независимо от социально-политического контекста, следует отдать должное и ораторскому мастерству таких революционных и государственных деятелей советского периода, как М. Калинин, С. Киров, Я. Свердлов, Л. Троцкий, А. Луначарский и других, которые хорошо понимали силу и значение живой речи и потому тщательно оттачивали свое умение убеждать словом, овладевать вниманием аудитории. Небезынтересно, что после Октябрьской революции в Петрограде был образован Институт живого слова. В его организации участвовали виднейшие литературоведы, лингвисты, деятели культуры и политики — С. Бонди, А. Луначарский, В. Мейерхольд, Л. Щерба, Н. Энгельгардт, Л. Якубинский и другие. В Институте были открыты учебное, научное и просветительское отделения, в задачу которых входила подготовка работающих со словом специалистов (преподавателей, писателей, пропагандистов, агитаторов, актеров). Исторический и научный интерес представляет речь А. Луначарского 15 ноября 1918 года на открытии этого Института. По сути дела, она была посвящена программе обучения ораторскому искусству в советское время.
В общемировом масштабе возрождение риторики состоялось во второй половине XX века. Сегодня в современной риторике можно выделить несколько возникших независимо друг от друга течений:
• Разрабатываемая английскими и американскими литературоведами, принадлежащими к так называемой «новой критике», риторика, восходящая к деятельности Чикагской школы неоаристотелизма. В рамках указанного подхода риторика определяется как наука о социально-символизирующей деятельности, целью которой является установление социальной идентичности, а исходным условием — непонимание.
• «Неориторика» Х. Перельмана и Л. Олбрехт-Тытека, основывающаяся на ориентированной на аудиторию теории аргументации. В рамках указанного подхода риторике отводится задача исследования тех средств аргументации (пример, иллюстрация, аналогия, метафора и т.п.), которыми обычно не занимается формальная логика.
• Критико-герменевтическая риторика Х. Гадамера и его последователей. При этом считается, что риторика в настоящее время уступает место герменевтике (от греч. hermeneuticos — разъясняющий, истолковывающий) — теории и практике интерпретации языковых выражений, представленных знаками, символами и речью, в том числе текстами (аналогу древней науки об истолковании письменных источников). При этом свидетельства возрастающего интереса к риторике используются Гадамером как аргументы в пользу непосредственно герменевтики.
• Семиотика*риторических фигур, которая восходит к спекулятивной риторике Ч. Пирса.
Отметим, что Пирс в начале XX века разработал теорию спекулятивной риторики, или методевтики, которая должна была исследовать знаки в их семиотическом измерении третичности, как интерпретанты в сознании интерпретаторов, т.е. исследовать перенос значения от сознания к сознанию, социально-символизирующую функцию знака. Однако по причине того, что указанная теория была сравнительно мало известна, действенным источником различных вариантов семиотики риторических фигур стала теория метафоры и метонимии Р. Якобсона.
В ряде своих работ, самая ранняя из которых относится к 1921 году, Якобсон рассматривает метафору и метонимию какфигуры-прототипы, полагая, что метафора представляет собой перенос по сходству, а метонимия — по смежности. Предложенная Якобсоном теория истолковывается двояко.
Прежде всего, его теорию можно охарактеризовать как набросок таксономии риторических фигур и, следуя примеру древних риторов, восстановить эту таксономию. Одной из самых разработанных систем риторических фигур является риторика льежских логиков, объединившихся в так называемую группу М. Исходя из концепции идеального нулевого уровня языка, группа М рассматривает риторические фигуры как отклонения от нулевого знака, причем минимальное отклонение называется метаболой.
Вся совокупность метабол делится на несколько групп. По глоссематике Л. Ельмслева, группа М выделяет фигуры плана выражения и фигуры плана содержания. Первые из них подразделяются на морфологические и синтаксические фигуры, а вторые — на семантические и логические. При этом выделяются четыре группы метабол:
• метаплазмы (фонетические или графические отклонения на уровне слова, например, каламбур);
• метатаксис (фонетические или графические отклонения на уровне предложения, например, эллипсис);
• метасемемы (семантические отклонения на уровне слова, например, метафора), относящиеся к системе языка;
• металогизмы (семантические отклонения на уровне предложения, например, ирония) — метаболы референциального содержания.
Используя введенные еще Квинтилианом виды отклонения, группа М вносит дальнейшие уточнения в эту классификацию метабол. В основе анализа риторических фигур лежат два разных вида семантической декомпозиции, предложенные группой М: декомпозиция по типу логического умножения (дерево — это ветви, и листья, и ствол, и корень...) и декомпозиция по типу логического суммирования (дерево — это тополь, или клен, или дуб, или ясень...).
На сегодняшний день риторика группы М — это, по мнениюспециалистов, наиболее совершенная и перспективная классификация риторических фигур, использующая методы теорий речевой деятельности, коммуникации, психолингвистики, теории текста, но, главным образом, — методы структурной семантики. Поскольку группа М рассматривает риторику как дисциплину, характеризующую литературный дискурс лишь как один среди множества других, ее риторика близка к разрабатываемой структуралистами лингвистике текста. В этом отношении очень характерна лингвистика текста Р. Барта. Еще в ранних работах, посвященных мифологемам общественного сознания, Барт ввел в научный оборот понятие коннотативной знаковой системы, т.е. системы, использующей в качестве означающих знаки другой системы.
Позднее Барт показал, что для определенного социума на определенном этапе его исторического развития область коннотативных означаемых всегда одна и та же. Указанная область называется идеологией. Область же коннотативных означающих (коннотаторов) изменяется в зависимости от субстанции коннотаторов. Именно она зовется риторикой.
Отношение между идеологией и риторикой можно в известном смысле уподобить отношению между функционирующим как знак произведением и работающим в сфере означающего уклончивым текстом. Тогда риторика становится древнейшим аналогом современной лингвистики текста, как ее понимал Барт, или даже отраслью этой лингвистики.
К сходным заключениям приводят и варианты семиотики риторических фигур, разрабатываемые К. Бремоном, А. Греймасом, Ж. Женеттом, Э. Косериу, Ж. Лаканом, Н. Рюветом, Ц. Тодоровым, У. Эко.
Кроме того, теория метафоры и метонимии Якобсона может быть также истолкована в духе риторических идей Ф. Ницше, как описание механизма текстопорождения. Напомним, что философским источником неориторики, действительно, являются риторические идеи Ницше, наиболее концентрированно выраженные в ранней его работе «Об истине и лжи во внеморальном смысле», где он доказывает, что истины метафизики, морали, науки, религии носят антропоморфный, метафорический и метонимический (тропологический) характер: истины — это метафоры, о которых забыли, что они собою представляют.
Впервые такого рода риторику развивал В. Беньямин, но, пожалуй, только в деконструктивизме она была развернута и последовательно использована на практике. В знаменитой статье «Белая мифология» Ж. Деррида приходит к выводу о принципиальной невозможности сведения метафизики к метафорике или метафорики к метафизике, рассматривает определяемое способом использования риторики различие между литературой и философией как обоснование всякого начинания как в той, так и в другой области.
Продолжая идеи Дерриды, П. де Ман предложил развернутую модель механизма текстопорождения, основывающуюся на деконструктивистской риторике. Он полагал, что всякое повествование представляет собой заполнение разрыва, порожденного иронической аллегорией, которая и является текстопорождающим механизмом. Сочетание аллегорического уровня дискурса, обусловливающего неуспех всякого повествования и прочтения, с метафорическим уровнем, обусловливающим неуспех всякого наименования, позволило Ману создать модель текста. Обоснованием указанной теории служит очевидное на протяжении всей человеческой истории противостояние риторики как искусства убеждения и риторики как системы тропов: обнаружение приема приводит к нарушению механизма убеждения, основанного на данном приеме. В этом отношении риторика, сама себя опровергающая, и может служить моделью вечно незавершенного самопротиворечивого текста, по отношению к которому и литература, и философия выступают как две взаимоисключающие стратегии истолкования, обусловленные риторикой.
Особые варианты неориторики связаны с возрастанием коммуникационных потоков в современном обществе, исследованиями их зарождения, функционирования и развития с использованием методов психолингвистики. Психолингвистика — научная дисциплина, изучающая обусловленность процессов речи и ее восприятия структурой соответствующего языка (или языка вообще). В современном значении этот термин был введен в научный оборот Ч. Осгудом и Т. Сибеоком, опиравшимися на необихевиоризм и дескриптивную лингвистику (так называемая Йельская школа). С начала 60-х годов ХХ века психолингвистика контактирует с неориторикой, исходя, в частности, из теории «порождающей грамматики» Н. Хомского.
Современную риторическую науку все больше интересуют факторы эффективности речевого воздействия, поиск аргументации, психология аудитории, «помехи», препятствующие воздействию на нее. Достижение запрограммированного результата выдвигается на первый план, является конечной целью процесса «говорения». Отсюда важнейшими категориями неориторики становятся результат речи, ее продуктивность, действенность (effect), понимаемые как конкретное изменение в поведении аудитории, контроль над ней, достигнутые речью. При этом сближаются проблемные поля риторики, информатики, теории средств массовой информации. Целями современной прикладной риторики становятся цели, давно известные специалистам СМИ, а именно — информирование, убеждение, развлечение, контроль, формирование надлежащего общественного мнения*.
Тема 3
Виды ораторских речей и образ оратора
Требования к оратору как создателю речи, классическое триединство целей речи (справедливость, польза, приятность), этическая составляющая образа оратора, его личностные свойства, а также некоторые подходы к учету риторами типов аудитории, речевому этикету, изучению механизма формирования и манипулирования общественным мнением были сформулированы еще в античный период развития риторики. Рассмотрим, как относились к этим темам, в частности, Платон, Аристотель и Цицерон.
Как уже отмечалось, несомненен вклад Платона в теорию красноречия. К красноречию этот мыслитель подходил сквозь призму своих философских воззрений. Он отмечал, что всякая речь должна быть составлена, словно живое существо, — у нее должно быть тело с головой и ногами, причем туловище и конечности должны подходить друг к другу и соответствовать целому. Как считает Платон(в диалоге «Федр», где описан идеал истинного красноречия), оратор должен не гоняться за чужими мнениями, а сам старательно постигать истину того, о чем он собирается говорить; правильная, истинная, точная речь должна исходить из подлинного определения предмета речи.
По мнению Платона, искусство оратора во многом зависит от его способности, охватывая все общим взглядом, возводить к единой общей идее разрозненные объекты речи и разделять все на виды, на естественные составные части, а также от умения возводить частное к общему и из общего получать частное. Он предлагает следующую композицию речи: вступление, изложение, свидетельства, доказательства, правдоподобные выводы. Платон подчеркивает, что преподаватель ораторского искусства должен хорошо знать природу каждой вещи и ее идеи, а через указанное знание стремиться к познанию души, знать ее виды и то, какая речь и как непосредственно воздействует на душу. Выдвигая на передний план эмоциональную убедительность речи (воздействие на душу слушателя), философ не считает принципиальными логические доказательства, которые можно отнести на второй план. Он отмечает, например, что в судах решительно никому нет никакого дела до истины, необходима только убедительность. По мнению Платона, оратор нередко должен распрощаться с истиной, но построить свою речь так, чтобы она казалась слушателям правдоподобной.
Разрабатывая проблему «правильности имен», возникшую при исследовании греческого языка, Платон отмечает, что имена суть нечто тождественное природному объекту и в сумме с последним относятся к воспринимаемому, познаваемому, обозначаемому. Характер соотношения между реальностью и отображающим ее субъектом посредством имен он считает двойственным. И поэтому красноречие, по его мнению, принадлежит и философии, и искусству. В последнем случае оно собрало и держит в своих руках силы всех искусств. Платон подчеркивает: красноречие есть искусство управлять умами.
Аристотель значительно расширил область риторики, характеризуя мышление как «речение». Большим культурно-научным событием стало появление его «Риторики», которую он ставит в общую систему своего учения, выделяя в последнем теоретическую часть — учение о бытии, практическую часть — учение о деятельности людей и поэтическую часть — учение о творчестве. Отметим, что «Риторика» как трактат состоит из трех книг. В первой книге говорится о месте риторики среди других наук и выделяются виды речей. Вторая книга посвящена страстям, нравам и общим способам доказательства. Третья книга, наиболее интересная в плане рассматриваемых вопросов, обозначает подходы к решению проблем стиля и построения речи.
По мнению исследователей творчества Аристотеля, проблема стиля — основная в риторической эстетике философа. Он выделяет три основных вопроса, которые должны быть обсуждены при исследовании ораторской речи. Во-первых, откуда возникают способы убеждения? Во-вторых, в чем сущность стиля? В-третьих, как следует строить части ораторской речи? Аристотель говорит: так как все дело риторики направлено к возбуждению того или другого мнения, то следует заботиться о стиле не как о чем-то заключающем в себе истину, а как о чем-то необходимом, ибо всего справедливее стремиться только к тому, чтобы речь не причиняла ни печали, ни радости; справедливо сражаться оружием фактов так, чтобы все, находящееся вне области доказательства, становилось излишним.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |