В завершающей части книги рассматриваются основные направления того процесса, который и приводит к становлению нового общества. Именно его автор именует «chika kakumei», или «knowledge-value revolution», и считает содержанием современной эпохи.
Книга Т. Сакайи представляется примером новаторского исследования, серьезно расширяющего наши представления о современном обществе. По своей последовательности, обоснованности доводов и убедительности изложения она выгодно отличается от многих работ современных западных авторов по этой проблематике. Искренне жаль, что мы не можем представить читателям полный текст этой работы и ограничиваемся отрывками из второй главы I части книги и первой главы IV части, где излагаются наиболее существенные элементы авторской концепции (эти фрагменты соответствуют стр 39-41, 42-43, 51-52, 53, 56-60, 61-63, 63-72,72-73, 248-249, 252-254, 256-264 и 266 в издании Kodansha International). СТОИМОСТЬ, СОЗДАВАЕМАЯ ЗНАНИЕМ, или ИСТОРИЯ БУДУЩЕГО*
Каким окажется грядущее общество: всего лишь более развитым по сравнению с тем, в котором мы живем сегодня, или же принципиально новым, отличным от него? Иначе говоря, насколько долгая жизнь уготована индустриальному строю? Неужели люди будут по-прежнему стремиться к тому, чтобы потреблять все больше и больше материальных благ, как то диктует существующий порядок? Неужели наши вкусы, наши ценности, наша нравственность по-прежнему останутся основанными на предпосылке, гласящей, что безудержный рост потребления отвечает высшим интересам цивилизации?
Постановка этих вопросов, причем именно в таком порядке, способствует пониманию того обстоятельства, что в последнее время стали заметны тенденции и явления, имеющие прямое отношение к вопросу о том, в каком же направлении идет современный социум. Сегодня можно привести как никогда много примеров, свидетельствующих, что некогда неутолимое стремление к обладанию все новыми и новыми материальными благами постепенно начинает ослабевать.
В этой связи сразу же вспоминается извечная проблема: нефть.
Два нефтяных кризиса 70-х годов в очередной раз со всей очевидностью продемонстрировали, насколько беспочвенной была наша вера в то, что запасы природных ресурсов неисчерпаемы. Даже японцы (и в особенности японцы), которые всегда чувствовали себя уютно, отгородившись от остального мира своим образом жизни, основанным на дешевом импорте продуктов питания и сырья, сегодня вынуждены задуматься о том, какое будущее уготовано этим поставкам. Любой слух о потопленном в Персидском заливе очередном танкере порождает в стране волну лихорадочных измышлений о том, что вот-вот грянет третий нефтяной кризис, подобно тому, как бесснежная зима дает пищу зловещим прогнозам о неурожае риса. В результате этих алармистских настроений Япония на протяжении 80-х годов была «затоварена» и нефтью, и продовольствием, однако ни страх неизбежного дефицита, ни общее ощущение того, что сырье и ресурсы не беспредельны, не покидали людей.
Но еще больший пессимизм в отношении обеспечения ресурсами, энергией и продуктами питания большинство японцев испытывают тогда, когда речь заходит о долгосрочной перспективе. Многие искренне убеждены, что в будущем нам доведется стать свидетелями того, как начнут высыхать нефтяные скважины и истощаться запасы других ресурсов, столь бездумно расточаемых сегодня. Немало людей обеспокоены тем, что в результате урона, наносимого человеком окружающей среде, огромные участки земли превратятся в пустыню, что вкупе с уничтожением лесов, идущим пугающими темпами, приведет к острому дефициту продуктов питания, бумаги и древесины. Часто высказываются аналогичные опасения в отношении нехватки драгоценных металлов и других природных ископаемых, а на демографический взрыв в развивающихся странах со страхом смотрят как на неизбежный путь, ведущий к будущему голоду и мору. Понадобилось немногим более десятилетия, чтобы пугающая картина стремительно уменьшающихся ресурсов Земли проникла в сердце каждого обывателя.
Как только человек ставит под сомнение неисчерпаемость продуктов питания и природных ресурсов, свойственная ему инстинктивная тревога предупреждает его, что среда обитания способна выдержать ее эксплуатацию лишь до какого-то предела, но не более того; человек со всей остротой ощущает, как его собственное «просвещенное своекорыстие» (enlightened self-interest) требует положить предел жадному поглощению всего того, чем изобилует природа, и такое ничем не сдерживаемое потребление уже больше не кажется ему столь желанным и приятным, как ранее. Иными словами, то, что я называю «импульсом сопереживания» (empathet-ic impulse), посылает человеку сигнал, призывающий его сдерживать себя.
Человечество впервые получило этот сигнал в 80-е годы. У самых различных людей стало меняться мировоззрение, они начали иначе смотреть на такие, казалось бы, незыблемые понятия, как удовольствие, целесообразность и привлекательность.
На протяжении всех 70-х годов и на Западе, и в Японии концепция того, что считать роскошью, была напрямую связана с объемом тех или иных благ: чуть ли не во всех случаях было принято исходить из принципа «чем больше, тем лучше». Машина должна быть большой; если она большая, то, значит, она и роскошная. То же самое относилось к мебели, холодильникам, телевизорам, даже журналам. Чем большим оказывался тот или иной продукт, тем больше средств и ресурсов требовало его изготовление, тем он считался более привлекательным.
Подобное мировоззрение проявлялось и в том подходе к проблемам жилья, который получил распространение в японском обществе после 1965 года. Когда в ходе социологических опросов японцев спрашивали, в чем, по их мнению, заключаются недостатки их жилища, ответ так или иначе сводился к тому, что оно является, мол, слишком маленьким. Иначе говоря, ценность определялась через размер: количество и качество в менталитете опрашиваемых сливались воедино. Последующие вопросы позволяли уточнить, что с точки зрения большинства роскошный дом не только должен быть просторным, но и обязан иметь встроенные кондиционеры и отопительные устройства, несколько современных туалетов, а так- же целый ряд легких пристроек и маленьких двориков. Другими словами, высококачественное жилье обязательно требовало большого объема материалов и энергии, затрачиваемых на его строительство и эксплуатацию.
Если бы тот или иной участник опроса заявил, что его жилье представляет собой деревянную одноэтажную постройку площадью менее пятидесяти квадратных метров, выполненную в старом стиле, где нет кондиционеров и центрального отопления, но которая, тем не менее, действительно относится к разряду роскошных, большинство японцев посмотрели бы с жалостью на такого человека, который из ложной гордости пытается доказать недоказуемое. И тем не менее, именно такой дом в довоенной Японии являл собой идеал роскоши и богатства.
С приходом 80-х подход к таким вещам начал меняться. Новая эстетика стала определяться лозунгом «легкое — тонкое — короткое — маленькое»; оказалось, что все помешаны на небольших и компактных изделиях. Эпоха, когда понятия «большое» и «прекрасное» были чуть ли не синонимами, подошла к концу.
Год за годом, вплоть до конца 70-х годов, производители автомобилей, сдерживаемые лишь параметрами, установленными правилами дорожного движения и ограничениями, налагаемыми налоговыми властями, наводняли рынок все более крупными и мощными моделями. Однако стоило Японии вступить в 1980 год, как правила игры изменились, и страна стала стремиться к выпуску более легких машин, потребляющих меньше бензина. Если в 70-е среди потребителей с подачи рекламодателей бытовало мнение, что каждое повышение зарплаты лучше всего отметить покупкой более мощного автомобиля, то сегодня многие гордятся своими малолитражками, а в непомерно больших американских моделях видят не столько роскошь, сколько безвкусицу. К разбазариванию бензина ныне относятся с таким неодобрением, что производство велосипедов и мотоциклов переживает настоящий бум, хотя еще недавно любой взрослый (если только не спортсмен, конечно) сгорел вы со стыда, если бы его застали передвигающимся на этом двухколесном сооружении. Сегодня же на них ездят даже люди среднего возраста, и с трудом вспоминается то время, когда стоянки у железнодорожных вокзалов и станций метро не были заставлены бесчисленным множеством велосипедов и мотоциклов.
Та же логика обнаруживается и в маркетинге товаров для дома и электрооборудования. Раньше изготовители дорогой мебели каждый год выпускали все более крупные образцы, и это длилось вплоть до конца 70-х, когда тенденция резко поменялась на противоположную. Такая смена ориентиров совпала с неожиданным смещением акцентов в рекламе холодильников, когда на смену волшебным словам «большой и вместительный» неожиданно пришло новое заклинание: «компактный и экономный». А уж когда дело доходит до маркетинга электронных калькуляторов или видеокассет, то война, в которой миниатюрное приравнивается к идеальному, ведется буквально за миллиметры.
Эти тенденции не ограничиваются менталитетом японских потребителей. Общеизвестно, что около 1980 года американский рынок отверг большие прожорливые автомобили, и на нем возобладали более компактные японские модели. Несомненно, здесь сказал свое слово и внезапный скачок цен на бензин, однако еще большую роль сыграли изменения во вкусах потребителей. Причиной неудачи американских автомобильных компаний стало их неумение правильно спрогнозировать новый подход потребителей к тому, что же именно следует считать привлекательным в том или ином товаре.
Послевоенная жизнь, казавшаяся кульминацией всех тех ценностей, которыми столь дорожило индустриальное общество, уже прошла свой пик и стала двигаться по нисходящей; последнее свидетельствует об агонии и самого индустриального строя. Мы имеем все основания для такого утверждения, поскольку в 80-е годы произошло немало явлений, ознаменовавших диаметральный поворот в тех тенденциях, которые были в наибольшей степени характерны для индустриального общества, включая и основное направление технического прогресса.
Со времени промышленной революции техническое развитие было направлено на достижение максимально возможных объемов, масштабов, производственных темпов. Домны, химические заводы, гидравлические прессы строились все быстрее, а пароходы и самолеты становились все крупнее. По тому же принципу велось строительство служебных зданий и гостиниц. На протяжении 70-х годов в разработке информационных систем основной акцент делался на увеличение памяти центрального компьютера. Конечно, на рост масштабов и объемов производства в силу его массового характера можно смотреть как на закономерный результат индустриально-технического развития, однако не следует забывать, что аналогичную тягу к гигантизму испытывали информационная сфера, организация досуга и- так далее.
Другой важнейшей задачей технологии в этот период было обеспечение максимально высоких темпов. В погоне за все большей быстротой операций всего и вся, от станков до прокатных станов и самолетов, инженеры не желали признавать никаких ограничений. Для тех, кто стоял во главе компаний, связанных с такими товарами и услугами, чей золотой век явно миновал (как, например, железные дороги), увеличение скорости было средством завладеть воображением потребителя; то же самое можно сказать и о производителях электроприборов, потрясавших домохозяек выпуском микроволновых печей. В те времена любой разговор, заходивший о перспективах новой техники, неизбежно касался возможности появления еще более быстрых сверхзвуковых самолетов и такого захватившего воображение всей Японии проекта, как разработка высокоскоростных поездов на магнитной подвеске. Вне всякого сомнения, технический прогресс в это время в определенной мере был направлен и на повышение эффективности работы, обеспечивающей экономию потребляемой энергии, однако финансовые и кадровые ресурсы, вкладываемые в такие исследования, не составляли и десятой доли тех, что шли на увеличение объемов, расширение масштабов, повышение темпов.
В 80-е годы и в Японии, и в западных странах подход к этим проблемам претерпел коренные изменения. Строительству гигантских домен или танкеров водоизмещением более 50 тыс. тонн серьезного внимания больше не уделяют. Разработка поезда, способного двигаться со скоростью свыше 700 миль в час, уже представляется нереальной, и даже в самолетостроении, где поиск путей создания более быстрых средств передвижения составляет сам смысл существования этой отрасли, прекратилась гонка, направленная на создание самолета, который по скорости превзошел бы «Конкорд», да и целесообразность самого «Конкорда» сегодня ставится под сомнение.
Даже в области обороны, где экономическая целесообразность стоит на втором плане, происходит чуть ли не полный отказ от стремления к созданию более крупного и более быстродействующего оружия. Не планируется постройка военного корабля, который своими размерами превзошел бы авианосцы типа «Нимиц», не разрабатываются проекты создания истребителей, способных летать со скоростью, более чем в три раза превышающей скорость звука. Даже ядерное оружие, разработка которого из года в год шла по пути все большего укрупнения, теперь планируется использовать в рамках таких систем, где численности отдается предпочтение перед размерами, так что боеголовки мощностью более одной мегатонны сегодня уже кажутся анахронизмом. Вместо этого современные научные разработки тяготеют к поиску новых путей экономии энергии, к созданию более гибкой и многоцелевой продукции. Если эта тенденция сохранится, она со всей неизбежностью приведет не только к деструкции индустриального строя, но и к возникновению общества, которое будет иметь совершенно иной характер.
Моя основная цель состоит в том, чтобы не только предсказать конец индустриального общества, но и нарисовать, хотя бы в общих чертах, картину приходящего ему на смену, показать характер социальных преобразований, бросить общий взгляд на мир, который станет их результатом. Вне всякого сомнения, это непростая задача. Здесь непригодны теории и научные изыскания, основанные на наблюдениях за индустриальным обществом, и существующие концепции не проливают на новые проблемы должного света. Для того, чтобы вплотную подойти к вопросам, которые ставит новый тип общества, необходимы совершенно иные концептуальные рамки; для этого требуется создать новую терминологию и разработать новую теоретическую базу. Совершенно очевидно также, что в надежде обрести более глубокое понимание перспектив, нежели то, которое мы имеем сегодня, нам придется вникнуть и во все пертурбации, которые претерпели предшествовавшие индустриальному строю общества.
Для того, чтобы подготовиться к решению этой задачи, я хотел бы рассмотреть действие «импульса сопереживания», выступающего в качестве спутника самых глубинных социальных перемен.
Выше уже была приведена характеристика того, каким образом «просвещенное своекорыстие», движимое этим импульсом, подвело человека к тому, что он счел приятным поглощение в огромных количествах всего, чем изобилует природа. Как свидетельствует история, «импульс сопереживания» всегда и везде служит движущей силой [социальной эволюции]. Именно он породил к жизни не только основанную на нефти послевоенную культуру, но и само индустриальное общество.
Из этого следует, что если мы хотим знать, какой же именно мир будет уготовлен нам, когда общество вступит в свою следующую фазу, мы правильно поступим, если зададимся вопросом: какие блага будут отныне и впредь существовать в достатке? Ответ на этот вопрос способен дать очень много для понимания того, что ожидает всех нас.
То, чем мы, скорее всего, будем обладать в изобилии, можно назвать мудростью, причем определяемой в самом широком смысле, включающей человеческие способности и знание, равно как и информацию.
«Запасы» того, что мы назвали мудростью, увеличивались и увеличиваются по мере накопления знаний и опыта, распространяясь через системы образования, информационные и коммуникационные сети, а характер восприятия и прочтения людьми новых данных обусловливают ее постоянное адаптирование и преобразование [к существующим потребностям]. Однако сегодня мы подошли к моменту, когда благодаря прорывам в сфере компьютерных и коммуникационных технологий появились средства, обеспечивающие хранение, обработку и распространение знаний в несравненно более широких масштабах, чем это было возможно ранее. События последнего времени, связанные с разработкой персональных микрокомпьютеров и коммуникационных систем, объединяющих таковые в глобальную сеть, сделали их неотъемлемой чертой нашего образа жизни и обусловили взрывное увеличение объема информации, с которой мы сталкиваемся постоянно.
Итак, товаром, которым мы обладаем в изобилии, является мудрость. Отсюда следует, что в складывающемся сегодня обществе наибольшее уважение будет вызывать образ жизни, сопровождаю- щийся бросающимся в глаза потреблением мудрости (в ее самом широком понимании), а находить наилучший сбыт будет продукция, свидетельствующая о том, что ее покупатель — человек «умудренный». Именно продукция, более, чем что-либо иное, подтверждающая доступность ее владельцу высших знаний, информации и мудрости, должна обладать тем, что я далее буду называть ценностью (или стоимостью), созданной знанием (knowledge-value). Я полагаю, что ныне мы вступаем в новый этап цивилизации, на котором движущей силой являются ценности, создаваемые знанием, и именно поэтому я называю этот этап обществом, базирующимся на знанием создаваемых ценностях (knowledge-value society).
Но как исчислить ценность знания как одного из факторов производства товара? Что представляет собой стоимость, созданная знанием? Экономисты и социологи сегодня уходят от ответа на эти вопросы. Многие из них в своих работах обращают особое внимание на важность определенных элементов, соответствующих созданной знанием стоимости, однако большинство воспринимают их лишь как присущие продукции сферы образования или информационного сектора и пытаются охарактеризовать их в контексте перехода от материальных ценностей к нематериальным. Подобный упрощенческий подход к явлению, которое по своей сути относится к числу наиболее масштабных социальных преобразований, не только во многом усугубляет трудности, связанные с пониманием этого феномена, но и ведет к тому, что социальные институты, находящиеся на службе истэблишмента, оказываются заинтересованными в сохранении статус-кво индустриального общества, противоборствуя тенденции, в которой они усматривают неприкрытую угрозу своему положению.
Вне всякого сомнения, никто не будет спорить с тем, что сфера образования и информационный сектор (хотя столь расплывчатый и неопределенный термин затушевывает кардинальные различия между этими понятиями) занимаются сбытом товаров, содержащих элементы созданной знанием стоимости. Поэтому есть все основания ожидать, что в качестве таковых в будущем их ожидает процветание. Между тем степень этого преуспеяния и та доля, которая будет принадлежать им в экономике будущего непосредственно как отраслям, сбывающим созданную знанием стоимость, будут ненамного больше, чем у секторов, которые не занимаются реализацией благ, обладающих такой стоимостью.
Напротив, в значительном числе случаев спрос на созданную знанием стоимость будет удовлетворяться за счет продукции, в которой таковая находит свое выражение, например, в неповторимом дизайне, а также за счет предоставления в высшей степени специализированных услуг, подкрепленных длительной традицией в обеспечении удовлетворения нужд потребителя.
Предположим, что вы собираетесь приобрести галстук. Если вы выберете такую всемирно известную марку, как «Гермес» или «Дан-хил», подобная покупка в токийском магазине обойдется вам более чем в 20 тыс. иен. Если же вы предпочтете купить обычный, «нефирменный» галстук, изготовленный из такого же материала, его цена не превысит 4 тыс. иен. Даже не вдаваясь в крайности и не пытаясь найти что-то в высшей степени уникальное и необычное, вы сможете убедиться, что разница в цене двух галстуков, изготовленных из одного и того же материала, составляет пятьсот процентов. При этом самое тщательное их изучение продемонстрирует, что они мало чем отличаются друг от друга с точки зрения энергии или ресурсов, затраченных на их изготовление, равно как и с точки зрения работы ткачей, красильщиков, швей, участвовавших в их создании. Галстук от «Гермеса» не окажется в три раза длиннее, не будет отличаться какой-то особой вышивкой или другими заметными деталями, но будет, тем не менее, стоить в пять раз дороже. И многие люди охотно покупают такие галстуки, хотя никто их не заставляет этого делать. Другими словами, то обстоятельство, что фирменный галстук должен стоить 20 тыс. иен, получает социальное признание.
Такое изделие является носителем ценности, выходящей за пределы расходов, связанных с его изготовлением. Что же представляет собой эта ценность?
Она содержится уже в том обстоятельстве, что при покупке галстука данной фирмы покупатель абсолютно убежден, что имидж этой продукции признан высококлассным, а ее непревзойденный дизайн будет служить отражением коллективной мудрости тех, кто так или иначе связан с фирмой, изготовившей эту продукцию. Другими словами, созданной знанием стоимостью обладает фирменное название, а поступок покупателя, который приобрел продукцию, отражающую накопленную мудрость ее изготовителей, признается разумным.
Аналогичные примеры можно привести в отношении изделий, связанных с важными техническими изобретениями или уникальными новыми материалами либо имеющих свойства, пока еще отсутствующие у других видов продукции. Когда общепризнанно, что тот или иной товар обладает неповторимыми техническими характеристиками, нет ничего необычного в том, что его продажная цена будет во много раз превосходить его себестоимость. Изготовителям нередко удается в два-три раза увеличить первоначально установленную цену на некоторые виды продукции только лишь благодаря демонстративному включению уникальных материалов в отдельные небольшие, но находящиеся на виду элементы. Существуют и товары, специально ориентированные на безудержное стремление потребителя обладать самой современной технологией: за то, что они способны выполнять какую-то малозначительную функцию, которую другие обеспечить пока что не могут, цены на них устанавливаются совершенно сюрреалистические. В таких областях, как сервис и организация досуга, можно также найти много примеров того, как маркетинг уникальной услуги осуществляется с большим успехом, несмотря на установленную на нее сверхвысокую цену. Каждый из этих примеров свидетельствует о том, сколь важное значение придается сегодня созданной знанием стоимости.
Однако тот факт, что люди стали ценить стоимость, созданную знанием, как один из важнейших компонентов имиджа продукции, не обязательно означает, что их перестает интересовать чисто материальная сторона вещей. Ниже я коснусь этой проблемы более подробно, а сейчас хотелось бы отметить неоспоримое значение материальных товаров в качестве носителей созданной знанием стоимости. Наша задача здесь заключается в том, чтобы определить ту степень, в которой значение этой новой ценности принимается во внимание при определении того, сколько же стоит тот или иной продукт.
Даже в знакомом нам индустриальном обществе цены на определенные товары, такие, как произведения искусства, предметы высокой моды, украшения или современные технологии, могут быть лишь в очень малой или вовсе ничтожной степени связаны с базовыми расходами на затраченные материалы или на изготовление этих товаров; их производители сумели установить на них гораздо более высокую цену, чем та, которая соответствовала бы их себестоимости. Это дает нам основания говорить о том, что данные товары обладают элементами созданной знанием стоимости.
Однако подобная продукция встречается редко и служит исключением из общего правила, чаще всего проявляя себя в каких-то необычных обстоятельствах. Между тем в обществе, к которому мы идем, в обществе, где все построено на созданной знанием стоимости, основная доля цены той или иной продукции будет складываться из факторов, связанных с созданной знанием стоимостью. Производители, стремящиеся к созданию продукции, сбываемой по высокой цене, будут прилагать все силы к тому, чтобы придать ей как можно более высокую созданную знанием стоимость.
Такой поворот событий неузнаваемым образом изменит лицо мира, в котором мы живем. Прежде всего, с уверенностью можно говорить о том, что произойдет переход от массового производства стандартных товаров к системе, основывающейся на выпуске большого многообразия товаров, каждый вид которых будет ограничен небольшими партиями. Заключенная в товаре созданная знанием стоимость в конечном счете проистекает из факторов, которые позволяют ощутимым образом отличить его от другой имеющейся на рынке продукции. Наряду с этим, всякий раз когда изготовителям удастся подмять под себя своих конкурентов путем придания своей продукции новой формы созданной знанием стоимости, их конкуренты тут же ответят ударом на удар, заявив во всеуслышание, что и их товару придана такая же ценность, причем созданная якобы «еще лучшим» знанием; неизбежным следствием подобной конкуренции станет появление системы, которая будет обеспечивать все большую диверсификацию видов продукции наряду с тенденцией к сдерживанию расходов, связанных с их разработкой. Столь острая конкурентная борьба, скорее всего, породит такие условия, при которых «бум» в сбыте того или иного популярного товара или технического новшества будет становиться все короче и короче. Мы должны быть готовы к жизни в мире, где новые разработки, технические новинки и товары, предлагающие неповторимые сочетания различных функций, будут вводиться на непрерывной основе и тут же уступать место еще более оригинальным изобретениям и товарам, так что созданная знанием стоимость превратится... в товар «одноразового пользования», от которого после его употребления надлежит избавиться как можно скорее.
Стоимость, созданная знанием, по самому своему характеру требует в высшей степени субъективированного общества, иначе она не сможет получить должного признания. Вспомним, что сельскохозяйственная продукция, сырье и другие товары, составлявшие основу, на которой было создано индустриальное общество, имели, как правило, стабильную, подверженную определению, стоимость. Как одинаковы возможности использования, скажем, бушеля риса, тонны стали или рулона материи, так более или менее стабильна полезность и ценность таких товаров, пусть даже цена на них меняется в зависимости от спроса и предложения. Отсюда следует, что если в какой-то момент цены на такие товары поднимаются непомерно высоко по сравнению с их истинной стоимостью, есть все основания ожидать их последующего падения примерно до прежнего уровня. Другими словами, стоимость продукции в долгосрочной перспективе оказывается более или менее сбалансированной, хотя цены на нее безусловно подвержены рыночным колебаниям.
Если в качестве основных товаров выступают ресурсы или сырье такого типа, о котором речь шла выше, либо стандартная продукция массового производства, создаваемая путем обработки этих материалов, средства, используемые для их производства (материально-техническая база и процессы, осуществляемые на этой базе), также будут иметь свою стоимость, в зависимости от которой на них установится более или менее стабильная цена. Именно так обстоит дело в отношении полей, на которых произрастает рис, равно как и в отношении домен, где выплавляется чугун, и станков, на которых ткут материю. Если в тот или иной момент случается спад производства, то это означает, что изготовители хлопка или чугуна несут краткосрочные потери, но можно предположить, что не в столь далеком будущем рынок активизируется и производство этих товаров вновь окажется прибыльным.
Между тем о созданной знанием стоимости этого сказать нельзя. Если фирменный галстук, который был модным в прошлом году и продавался за 20 тыс. иен, выйдет из моды, есть все шансы встретиться с ним на распродаже, где за него будут просить не более 4 тыс. иен. Другими словами, созданная знанием ценность, за которую потребитель еще недавно готов был выложить дополнительные 16 тыс. иен, сегодня свелась к нулю. При этом мы вправе предположить, что, несмотря на падение цены до одной пятой от уровня прошлого года, никто не горит желанием скупить подобные галстуки в огромных количествах в надежде на то, что они рано или поздно вновь будут стоить в пять раз больше, чем сегодня.
То, что справедливо в отношении модного товара, справедливо и в отношении рынка новых технологий. Даже если той или иной компании удастся добиться больших прибылей путем внедрения какой-то впечатляющей технологии, быстро придет время, когда его конкурент преуспеет еще больше, и тогда цена, установленная на внезапно ставший устаревшим товар, резко покатится вниз. По сути дела, именно это постоянно происходит с такой продукцией, как программное обеспечение для персональных компьютеров.
Другими словами, созданная знанием стоимость представляет собой не только подверженную резким колебаниям переменную величину; каждое из ее конкретных воплощений отличается преходящим, чуть ли не одномоментным, характером. Еще более важно, что личности, являющиеся творцами созданной знанием стоимости, зачастую теряют свой авторитет и свою ценность в силу изменения тенденций, связанных с модой и технологиями.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |