Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

All rights reserved. No part of this publication may be reproduced or transmitted in any form or by any means electronic or mechanical, including photocopy, recording, or any information storage and 29 страница



--Ты думаешь совсем не о том, о чем должна,-- Веригин посмотрел на девушку. Сейчас ему вдруг захотелось как-то обнять ее. Поцеловать. Поцеловать... Веригин задумался. Выходило так, что проявление любви, которое должно быть заметно окружающим и выражаться в форме поцелуев, для него на самом деле всегда было безразлично. Хотя и можно было сказать, что он вообще старался никогда не обращать внимания на то, что скажут о нем окружающие.

Выходило даже так, что он как бы изначально позиционировал себя в неком другом раскладе. И любые мысли, которые могли родиться в умах большинства, даже не то что ему были неподвластны, а скорее стоило говорить о каком-то безразличии. При этом, разумеется, безразличие это было безразличием совсем другого рода, чем это бы могло показаться. Ну, хотя бы потому, что какой-то анализ Веригин все равно бы проводил; совсем независимо от того, анализировали ли его окружающие или нет. И уж, конечно же, это просто для Марата Израилевича было не важно. Веригин знал о том, что несмотря ни на что, через время в его голове начнутся (как бы сами собой) разыгрываться какие-то необъяснимые сценарии. Хотя... почему "необъяснимые". Это все как раз было понятно и объяснимо. Объяснимо Марату Израилевичу Веригину. Который, можно сказать, знал о себе все. Ну или, почти все.



И как раз "все" это заключалось в одной сплошной психопатии. Которая развита была в нем в невероятной степени. И если что и спасало его, так это лишь то, что не проявлялось оно постоянно. Словно бы оставляя Марату Израилевичу время на передышку. Чтобы потом, быть может, обхватить его мозг с новой силой. С силой разраставшегося в нем безумия. Сдавив мозжечок таким образом, чтобы брызнул он соком-кровью; и впившись в извилины, высушить их поцелуями.

...Так почему-то думал сейчас Веригин. Он знал за собой подобное. Иногда совсем тошно становилось ему от таких мыслей. Никуда нельзя было сбежать от них. Хотелось рыдать и плакать. Хотелось выбежать ночью, задрать мордочку, и скулить на луну. Или на звезды. Или просто скулить. Причем совсем не обязательно, чтобы кто-то обратил на него внимания. Быть может даже наоборот - он боялся этого внимания. Каждый раз, когда с ним происходило подобное, Веригину хотелось почти только одного: чтобы его оставили в покое. Чтобы никто не обращал на него внимания. Чтобы остаться одному... Одному...

Веригину показалось, что сейчас это словно имеет какой-то особенный смысл. Такого, быть может, не случалось раньше. А если что-то похожее и происходило, то оно все равно (и наверняка) было совсем иным. Таким, что он бы и не распознал сразу. А даже наоборот, увидел в этом проявление чего-то совсем иного. Что, наверняка, ему было и неведомо. И что (уже с другой стороны) могло привести бы к каким-то не очень хорошим последствиям. Которые могли бы начаться совсем неожиданно. И в этом (в том, что такое становилось возможно) угадывалось какое-то неведомое предназначение. Его предназначение. Хотя Веригин и не настолько был склонен отождествлять себя с великими мира сего, чтобы задумываться о том, что он имел к ним хоть какое-то отношение.

--А ведь я тебя люблю,-- Илона посмотрела на Веригина, и ему показалось в глазах девушки таится скрытая угроза. Ему даже стало немного страшно. И он быть может задумался бы, что ему и вообще не нужна эта любовь, но Илона уже подошла к нему; и положила свою ладошку на его ширинку.

Марат Израилевич тотчас же почувствовал, как его член начинает расти в размерах. И совсем скоро его будет не удержать. И потребуется самое что ни на честь оперативное вмешательство.

Но Илона предвосхитила события. И не успели мысли Веригина набрать какой-то (свойственный им) разгон, как губы девушки уже обхватили головку его мужского достоинства.

--Ну что же ты так сразу,-- пробовал было смутиться Марат Израилевич, но девушка с таким остервенением принялась сосать, что Веригу уже совсем ничего и не оставалось, как откинуться в кресле, обхватить голову руками, и наслаждаться моментом.

Сосала Илона и на самом деле исключительно. Создавалось впечатление, что ей в этой жизни больше ничего было и не надо. Только бы сосать...

И быть может она действительно ни о чем другом не думала. Да и разве так уж необходимо было ей о чем-то думать? Зачем? К чему? Ведь жизнь быть может и хороша как раз такими мгновениями. Когда вы понимаете, что кому-то нужны. Что кому-то необходимы ваши манипуляции. Что от них и у них - улучшается жизнь. Становится светлее на душе. А сама жизнь - уже совсем и не кажется такой мрачной, как, быть может, она казалась доселе.

И до того как вы поймете, что это, собственно, и не так; что самой жизни, быть может, и наплевать на то, хорошо или плохо какому-то из ваших членов - вы испытаете поистине счастливые минуты. Минуты радости. Минуты поистине одни из самых лучших в вашей жизни. А также в жизни того, кто дарит вам такое наслаждение.

И тогда уже мне хотелось воскликнуть, что я в какой-то степени был солидарен с Веригиным в том чувстве упоительной радости, которое испытывал он в тот момент. Ибо вполне могу признаться, что нечто похожее испытывал и я. И в то время, когда Марат Израилевич загибался от счастья,-- я лежал в обнимку с его супругой. Ну, конечно же, не с ней. А лишь с той, которая была похожа на нее. Удивительно похожа. Похожа настолько, что мне иногда хотелось назвать ее именем Илоны. И я, быть может, иногда и называл ее этим именем. Именем этой чудесной девушки. Но уже могу сказать, что моя девушка нисколько и не опечаливалась. А даже с еще большим воодушевлением принималась за работу. И могу признаться, что мне это тоже очень нравилось. Нравилось настолько, что я невольно подгонял ее. Невольно умоляя -- не останавливаться. И могу предположить, что какие-то остановки наверняка есть нечто такое, что вносит необычайный душевный сумбур в ваши мысли, эмоции, желания. Тогда как если все проходит без заминки - то только еще больше нравится. Нравится как и вам, так и вашей партнерше (ну или партнеру). И уже позже вы можете признать, что это - быть может - одни из лучших моментов в вашей жизни. В то время как сама жизнь течет своей размеренной пеленой. И вы ее совсем не замечаете. Отмечая про себя лишь прошедшие годы. Тогда как сами годы нисколько и не беспокоят вас. Даря необычайное наслаждение радости, веселья, и какого-то необъяснимого душевного комфорта.


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 16 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>