|
Бринн
Едва войдя, я слышу, как звонит телефон. Навстречу кидается Майло; он обнюхивает мои карманы, где я всегда ношу угощение. Кошки, Люси и Лит, трутся о мои ноги, мяукая от голода.
– Подождите минутку, ребята, – говорю я. Телефон все звонит, и я кричу: – Бабушка! Бабушка! Телефон!
Делая вид, будто не слышу, я достаю из кухонного шкафчика две жестянки с кошачьим кормом. Слышу усиленный громкоговорителем бабушкин голос: «Сейчас мы не можем подойти. Пожалуйста, назовите свое имя и номер телефона, и мы вам перезвоним». После звукового сигнала я слышу голос Эллисон. Я раздраженно швыряю кошачьи консервы на рабочий стол; они катятся к краю и падают. Я иду к лестнице. Не желаю слушать ее сообщение! Почему она не может оставить меня в покое?
Ее голос настигает меня на ступеньках, и я застываю.
– Бринн, прошу тебя, ответь, пожалуйста, подойди к телефону! – Я трясу головой и продолжаю подниматься на второй этаж. – Бринн! Речь идет о папе! – умоляет она. Я останавливаюсь. – Папа в больнице. Мама на себя не похожа. Не знаю, что мне делать. Нам с тобой обязательно нужно поговорить… Пожалуйста! – Эллисон горько плачет, и я подхожу к телефону. – Бринн, ты нужна мне! – жалобно молит она.
Я стараюсь не слишком часто вспоминать ту ночь. Но тогда, единственный раз за всю жизнь, сестра просила меня о помощи. Ее мольба крепко засела у меня в голове; я думаю о ней по ночам, когда не могу заснуть. В ту ночь моя сестра нуждалась во мне. Раньше, до того, все было наоборот. Сестра нужна была мне больше, чем я ей. Она спасала меня от соседских хулиганов, от родителей, от учителей. И от меня самой. Правда, она никогда, ни разу не позволяла мне об этом забыть. Только в раннем детстве она помогала мне охотно, по доброй воле. А потом… Эллисон, конечно, помогала, но при этом всегда закатывала глаза, преувеличенно громко вздыхала и качала головой. Ей вовсе не трудно было выручить меня из беды. Ей все давалось легко. Но чем старше мы становились и чем очевиднее делалась разница между нами, тем чаще она вынуждала меня почувствовать себя маленькой и ничтожной.
Эллисон пишет мне из тюрьмы письмо за письмом, в которых повторяет одно и то же. «Прости», – пишет она, как будто что-то можно исправить. Мне хочется спросить ее: «За что простить?» За то, что она много лет отмахивалась от меня, как от надоедливой мухи? За то, что заставила принимать роды? Хранить ее тайны? Я давно перестала вскрывать ее письма. Получив, нераспечатанными швыряю их в нижний ящик комода. Мне хочется спросить ее: «Больно, правда? Больно, когда тебе нужна помощь, и еще больнее, когда приходится унижаться, умолять». Прости, прости, прости… Раньше я то и дело просила прощения. За все. Но больше уже не прошу. Хватит!
Мне хочется спросить ее: «Кто из нас теперь то и дело просит прощения? Кто?»
Я протягиваю руку к телефону.
Чарм
Чарм не было рядом с Гасом, когда тот умер; она ненадолго вышла прогуляться. Денек выдался погожим, и ей захотелось хотя бы ненадолго выйти из дому. Перед тем как выйти, она заглянула к Гасу попрощаться – последнее время она всегда на всякий случай прощалась с ним, когда выходила из его комнаты. Она нагнулась, поцеловала отчима в щеку и, как всегда, прошептала:
– Пока!
Последние два дня Гас все время спит. Не открывает глаз, не заговаривает с ней. Чарм так хочется, чтобы Гас еще раз назвал ее «дочкой»! Ни разу ни один человек, в том числе мать, так ее не называл! Такое милое слово… Дочка. Такое славное. «Дочка» – как «точка». «Ты моя – и точка». В нем слышится что-то надежное.
Вернувшись с прогулки, она застает Гаса уже мертвым. Грудь у него неподвижна, глаза закрыты. Он обрел покой.
Чарм не может оставаться в доме Гаса в одиночку, и Джейн предлагает пожить несколько дней у нее, если Чарм не против. Тело увозят на катафалке. Чарм с удивлением смотрит вслед длинной черной машине, похожей на жука, которая медленно отползает от дома. Очень хочется запустить в нее туфлей. Сотрудник похоронного бюро оказался очень приятным человеком с тихим, спокойным голосом. Чарм кажется, что он не обидит Гаса. Похоронщик сказал, что Гас заранее прислал все распоряжения относительно похорон – сам выбрал гроб, заказал музыку и все остальное. Остается выбрать одежду для похорон… Какая разница, думает Чарм. Ведь снять с себя эту одежду он уже не сможет!
С выбором ей помогает Дорис из хосписа, приятная, услужливая женщина. Они вдвоем роются в шкафу Гаса. У отчима много брюк защитного цвета и клетчатых рубашек, которые в последнее время стали ему очень велики. В самом дальнем углу Дорис видит черный костюм в пластиковом чехле; он скромно висит на вешалке.
– Что скажешь? – спрашивает она, поднимая вешалку повыше.
– Не знаю. – Чарм смотрит на костюм с сомнением. – Гас в жизни не носил костюмов!
– Должно быть, он специально купил его, – говорит Дорис, снимая пластиковый чехол и сверяя размер. – По-моему, он ему придется как раз впору.
– Да, наверное. – Чарм пожимает плечами.
Вдруг на нее наваливается ужасная усталость. Глаза горят; ей хочется только одного – чтобы день поскорее закончился.
– Иди ложись, – говорит Дорис. – Отдохни.
– Ничего. Я посижу на улице и подожду Джейн.
Дорис обещает завезти костюм в похоронное бюро и уходит на кухню.
Чарм сидит на крыльце и ждет Джейн. Перебирая одежду Гаса, она думала о том, во что оденется сама. Чарм нечего надеть на похороны. У нее нет ни юбки, ни даже приличных черных брюк. Только больничная форма да джинсы. А на ноги – практичные туфли на толстой подошве, в которых удобно бегать по больнице, и старые кеды. Чарм опускает голову и смотрит на свои ноги. Кеды заляпаны грязью после прогулки, возле большого пальца дырочка. Нельзя идти на похороны Гаса в больничной форме или вытертых джинсах и футболке. От страха ей делается тошно; даже боль от потери Гаса временно притупляется. Ей плохо, но по-другому – как будто на голову надели целлофановый пакет, и она не может дышать. Чарм вскакивает и несется в дом, к Дорис. Та снимает белье с постели Гаса.
– В чем дело? – встревоженно спрашивает Дорис, видя, как слезы бегут по ее лицу.
– Что мне делать? – Чарм беспомощно разводит руками. – У меня ничего нет!
– Ах, Чарм! – Дорис бросает простыню и подходит к ней. Она обнимает ее своими мягкими, широкими руками. Чарм практически на целую голову выше Дорис, и ее слезы падают на тугие завитки на голове помощницы. – Все будет хорошо. Гас тебя любил. Он о тебе позаботился.
Чарм продолжает плакать, не понимая Дорис.
– Он умер!
– Чарм. – Дорис выпускает ее и, отступив на шаг, смотрит ей в лицо. – Гас все оставил тебе. Он мне сам сказал. И дом, и сбережения, и страховой полис. – Дорис снова обнимает ее, и Чарм становится легче. На миг ей почти кажется, что ее обнимает мама.
Они слышат стук в дверь – наверное, приехала Джейн.
– Я открою, – говорит Дорис, сама вытирая слезы. – А ты пока умойся и соберись.
Чарм входит в ванную, смежную со спальней Гаса, и включает холодную воду. Она смотрится в зеркало над раковиной, не в силах поверить тому, что ей только что сообщила Дорис. Лицо у нее в красных пятнах, глаза распухли от слез. Она умывается холодной водой, и ей становится легче. Открывает аптечку – тянет время. Чарм не хочет, чтобы Джейн видела ее такой; она всегда хвалила ее за смелость и силу. Пусть Джейн и дальше думает про нее хорошо.
В аптечке лежат бритвы, крем для бритья, зубная паста, ватные палочки, лекарства, которые выписывали Гасу, пластыри, кусачки для ногтей. А еще флакон одеколона, который она сама дарила отчиму на позапрошлое Рождество. Чарм осторожно берет флакон, отвинчивает крышку и вдыхает аромат Гаса, но не больного и умирающего, а того, которого она помнит. От Гаса всегда пахло этим одеколоном и еще его шампунем… На душе у нее становится легче. Вот что ей хочется запомнить, сохранить. Она завинчивает колпачок и прижимает флакон к груди. Идет было в гостиную, но потом возвращается в ванную и берет с полки шампунь Гаса – дешевый, непатентованный, пахнущий зеленым яблоком. Сжимая в руках два трофея, она идет навстречу Джейн. Она не знает, хватит ли у нее сил жить в этом доме.
Чарм
Похороны Гаса и ужасны, и прекрасны одновременно. В новом платье и туфлях на высоких каблуках Чарм чувствует себя неловко. Правда, она сама решила нарядиться ради Гаса – хоть так поблагодарить его за все, что он для нее сделал. Но платье ей чуть-чуть мало, а на высоких каблуках она не умеет ходить – лодыжки все время подворачиваются. Присев на скамью в церкви, где ее никто не видит, она сбрасывает туфли и упирается ступнями в красный плюшевый ковер. Рядом с Чарм сидят Джейн и Дорис. Попрощаться с Гасом пришло довольно много народу, в основном его бывшие сослуживцы. Некоторые не сдерживают слез.
Вдруг Чарм замечает свою мать. Риэнн сидит одна почти у самого выхода. У Чарм не хватает сил даже разозлиться, обидеться на мать. Как ей хватило наглости заявиться на похороны Гаса? Риэнн выглядит замечательно, хотя одета она совершенно неподобающим образом: в коротком черном платье с низким вырезом и туфлях на высоченных шпильках. Бинкса рядом нет. Чарм приятно удивлена. Хорошо, что матери хватило ума не тащить с собой последнего спутника жизни на похороны Гаса. Хотя и странно видеть Риэнн без мужчины. Кавалеры сопровождают ее всю жизнь. Без Бинкса Риэнн кажется Чарм какой-то маленькой и жалкой. Больше всего ей хочется, чтобы мать подошла к ней, села рядом, обняла, утешила.
Но Риэнн по-прежнему сидит почти у самого выхода, а Чарм – впереди. Священник вспоминает Гаса, рассказывает, каким он был веселым человеком, и многие улыбаются сквозь слезы. Когда-то Гас был жизнерадостным и сильным. Как ветер. Но это было давно, до того, как Риэнн его бросила. Тогда улыбка у него не была вымученной, и смеялся он чаще и охотнее. Посреди службы Чарм слышит тихий плач. Обернувшись, она видит, что плачет ее мать – навзрыд, со всхлипами. Она изящно прикрывает лицо носовым платком. Риэнн в любой ситуации удается выглядеть замечательно!
После службы Риэнн ждет Чарм у выхода и пытается ее обнять, но Чарм отстраняется. Риэнн успевает спросить дочь о завещании; она выражает надежду, что Гас ей хоть что-то оставил.
– Об этом я ничего не знаю, – говорит Чарм, выходя из церкви.
На улице холодно; небо сплошь затянуто облаками. Только бы во время похорон не хлынул ливень! Риэнн идет следом за ней.
– Кстати, насчет твоего брата… – начинает она, и Чарм выгибает шею в поисках Кристофера.
– Он здесь? – спрашивает она, надеясь, что мать не заметит ее волнения. При мысли о том, что Кристофер вернулся в Линден-Фоллс и находится в одном городке с Джошуа, у нее в животе все сжимается.
– Нет, но он звонил, – говорит Риэнн, косясь на Чарм. Джейн и Дорис держатся на почтительном расстоянии; они дают матери и дочери возможность поговорить. Чарм хочется, чтобы они подошли поближе и спасли ее. – И снова завел разговор о тебе. О чем-то, что случилось, когда ты заканчивала школу. Очень, очень странно!
– Наверное, был под кайфом, – говорит Чарм, и Риэнн цепенеет.
– А по голосу не похоже, – возражает Риэнн, но быстро меняет тему: —Гас говорил, кому он собирался оставить дом?
– Я уже сказала, об этом мне ничего не известно, – раздраженно говорит Чарм. От слез у нее разболелась голова. Ей хочется поскорее уйти от матери.
Улыбаясь для посторонних, Риэнн злобно шипит ей в ухо:
– Гас только потому и терпел тебя рядом, что надеялся меня вернуть! Думал, если он будет хорошо к тебе относиться, я прибегу к нему.
Чарм по опыту знает: мать можно вывести из себя только одним способом. Не терять хладнокровия.
– Видимо, все-таки и я не была ему безразлична, потому что мне он оставил и дом, и все сбережения. А тебе… – Она делает паузу для большего эффекта. – Ничего. Тебе он не оставил ничего!
У Риэнн дрожат губы.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать! В конце концов, я твоя мать!
Из церкви выходят люди; они обступают Чарм и ее мать. Чарм обнимают, говорят, как Гас гордился ею, рассказывал, какая она умная. Он верил, что она далеко пойдет, что из нее выйдет замечательная медсестра. Чарм снова начинает плакать. Риэнн проворно протискивается к дочери, обнимает ее за плечи, гладит по спине.
– Ш-ш-ш, Чарм, все хорошо, – говорит она.
Чарм поднимает голову и сквозь слезы видит:
несмотря на ласковые слова, Риэнн даже не смотрит на нее, а исподтишка следит за окружающими их людьми.
Чарм вырывается и говорит Джейн:
– Можно поехать на кладбище с вами?
После похорон Риэнн снова подходит к Чарм, но на сей раз рядом с ней Бинкс.
– Привет, принцесса! – как обычно неуклюже, шутит Бинкс, когда они встречаются. – Прими мои соболезнования. Мне очень жаль твоего… в общем, Гаса.
– Спасибо, – отвечает Чарм. Ей хочется только одного: чтобы они поскорее ушли.
– Кстати, почему тебе дали такое имя – Чарм, талисман? – спрашивает Бинкс.
– Спросите маму, это она придумала, – отвечает Чарм, стараясь не слишком грубить.
– Ты стала для меня счастливым талисманом, – говорит Риэнн, доставая сигареты и зажигалку.
– Мама, не здесь же! – шипит Чарм. – Опомнись, мы все-таки на похоронах!
Не обращая на нее внимания, Риэнн глубоко затягивается и выпускает дым углом рта.
– После того как у меня родилась ты, мне казалось, что теперь все будет хорошо. У меня появился муж, собственный дом… На какое-то время все устроилось. – Риэнн пожимает плечами.
Чарм с удивлением смотрит на мать. Трудно поверить, что они родственницы. Они такие разные! Маленькая Чарм запомнила мать беззаботной хохотушкой; ее как будто ничто не задевало. Она никогда не заботилась ни о деньгах, ни о счетах, ни о том, есть ли в доме еда. И только если незаметно сидеть в уголке и смотреть на нее так, чтобы она не замечала, можно увидеть, какие у нее жесткие складки вокруг глаз. С Риэнн бывало весело, но хорошей матерью она не была. Риэнн кривится, как будто съела лимон:
– И вот в каком дерьме я оказалась!
– Эй, я что, похож на дерьмо? – Бинкс оскорблен в лучших чувствах.
– Да нет, милый, – говорит Риэнн. – Я хочу сказать, что у меня больше нет собственного дома. Очень плохо, когда у тебя больше нет дома.
– Ты могла бы остаться с моим отцом – у него был дом. И у Хуана был, и у того типа по имени Лес тоже. И у Гаса тоже был дом, – пылко возражает Чарм. Она ничего не может с собой поделать. Все уже уехали на кладбище, кроме Джейн, которая ждет Чарм в машине.
– Чарм, ты сама прекрасно понимаешь, что с твоим отцом я остаться не могла, – капризно отвечает Риэнн. – Он мне изменял и бил твоего брата.
Чарм в досаде закатывает глаза; мать всегда ухитряется все неправильно понять.
– Ты встречалась с типом по имени Хуан? – недоверчиво спрашивает Бинкс.
– Он был хороший, – сухо отвечает Чарм.
– Он не сумел справиться с культурными различиями. – Риэнн небрежно взмахивает рукой, отбрасывая полгода жизни, проведенные с Хуаном.
– Культурное различие между вами было только одно: живя с ним, ты одновременно спала с другим, – выпаливает Чарм и отходит от них.
– А ну, выбирай выражения! – орет Риэнн, кидаясь за дочерью.
– Тише, тише, девочки. – Бинкс старается успокоить обеих. – У вас выдался трудный день. – Он хватает Риэнн за плечо, и та, опомнившись, немного успокаивается.
– Мама, я не хочу с тобой драться, – говорит Чарм, вытирая глаза.
– И я не хочу с тобой драться, – отвечает Риэнн, озабоченно морща лоб. – У тебя усталый вид. Ты где сегодня ночуешь – у Гаса?
– Нет. Сегодня я переночую у Джейн, а дальше не знаю. Посмотрю, как буду себя чувствовать, – отвечает Чарм. – Потом поговорим, мама. Хорошо?
Риэнн нагибается к ней, быстро обнимает. Бинкс хлопает ее по спине. Чарм направляется к машине Джейн. Вдруг Риэнн говорит ей вслед:
– Да, вот еще что… Позавчера мне позвонила какая-то девушка. Она разыскивала тебя. Сказала, что училась с тобой в школе.
Чарм оборачивается и раздраженно смотрит на мать.
– Мама, давай потом поговорим об этом! Я хочу поскорее уйти отсюда.
– Она сказала, что ее зовут Эллисон Гленн, она совсем недавно вернулась в Линден-Фоллс и хочет найти тебя. Имя знакомое, только не помню, в связи с чем я его слышала. Она была твоей подругой?
Чарм рвется прочь. Ей хочется поскорее уйти подальше от матери и Бинкса, подальше от кладбища с рядами надгробных памятников и одинокого холмика земли, который насыпали над Гасом, но ноги ее не слушаются. Она не может сделать ни шага. Стоит на своих нелепых высоких каблуках и смотрит на мать разинув рот.
– Что с тобой? – подозрительно спрашивает Риэнн. – Ты как-то странно выглядишь. Ты помнишь ее?
И тут в голове у Чарм что-то щелкает. Оказывается, она была права насчет девушки, которую увидела в витрине «Закладки». Эллисон Гленн. Девушку, которая убила свою новорожденную дочку и бросила новорожденного сына, выпустили из тюрьмы. Она вернулась в Линден-Фоллс и каким-то образом разыскала Джошуа.
Бринн
Собирая вещи для поездки к отцу – где я увижусь с Эллисон, – я думаю, правильно ли я поступаю. Мне с большим трудом удалось дозвониться до мамы. Сначала я не узнала ее голос, такой он стал… непохожий на нее. Мама впервые в жизни растерялась, не знает, что делать. И только когда я предложила, чтобы бабушка вместе со мной приехала в Линден-Фоллс, я снова услышала знакомые нотки.
– Эта женщина в нашем доме нежеланная гостья, – ледяным тоном говорит мать.
– Мама, он ведь ее сын… – бормочу я, но вскоре отказываюсь от попыток что-либо объяснить. Когда-то бабушка сильно провинилась – усомнилась в любви матери к отцу. С тех пор в доме моих родителей ее не принимают.
Мне очень не хочется возвращаться домой. Выдумываю всяческие предлоги, чтобы остаться. Я пропущу по крайней мере два дня занятий, и потом, у меня есть питомцы, о которых нужно заботиться…
– Езжай, – говорит бабушка. – Посмотри, как чувствует себя отец, и позвони мне. Если ему плохо, я приеду в больницу, нравится это твоей матери или нет. О твоей паршивой дворняжке и блохастых кошках я как-нибудь позабочусь. Грызуна и птицу покормлю, так и быть, но больше ничего не жди, – шутит она. – Як ним не притронусь!
Перед отъездом я крепко обнимаю ее. А может, и неплохо на время уехать из Нью-Эймери. Мисси по-прежнему делает вид, будто меня не существует. Я снова слышу за спиной шепот и замечаю на себе косые взгляды. Как и в Линден-Фоллс, все снова относятся ко мне как к сестре убийцы. По ночам я не сплю и все чаще наведываюсь к шкафчику над холодильником. Без спиртного я ни на минуту не могу забыться сном.
– Может, мне взять с собой Майло? – говорю я. – Он не привык, что меня нет дома.
– Подумаешь! – отмахивается бабушка. – Ничего, управимся. Твои звери скрасят мне одиночество. Мы будем по тебе скучать, но я рада, что ты увидишься с Эллисон. Разрядите атмосферу, начнете все с начала.
– Бабушка, я тоже буду по тебе скучать. В воскресенье я уже точно вернусь, – говорю я и целую ее в щеку.
– Не забудь лекарство! – напоминает она.
Я в последний раз прижимаю к себе Майло и выхожу.
Чем ближе к Линден-Фоллс, тем сильнее бьется у меня сердце. Река Друид течет параллельно шоссе. Мчась вдоль берега, я вижу посиневшую новорожденную девочку, которую уносит течением. Она гонится за машиной, хочет схватить меня… Я вдавливаю в пол педаль газа, стараясь уехать от страшного образа, хотя и понимаю: это невозможно. Ее выудил рыбак, а потом мои родители о ней позаботились – пусть даже я точно не знаю, что это значит. Ни похорон, ни погребения не было. Мне хочется спросить их, что они с ней сделали, но об этом мы никогда не говорим – как и об Эллисон, как и обо всем. Надеюсь, где бы сейчас ни находилась малышка, ей тепло и сухо.
Я слышу вой сирены и вижу в зеркале заднего вида патрульную машину с мигалкой. Скашиваю глаза на спидометр. Оказывается, я мчусь со скоростью семьдесят пять миль в час, хотя здесь ограничение в пятьдесят пять. Великолепно! Притормаживаю, останавливаюсь у обочины. Полицейский не собирается спускать мне нарушение с рук. Он забирает мои права и уносит. Только бы не вздумал обыскивать мою машину! Я украла у бабушки старый флакон с остатками викодина – обезболивающих таблеток на основе опиатов, которые бабушке выписали после операции на колене. Флакон у меня в сумке, а под сиденьем я спрятала полбутылки персикового шнапса. Я нуждаюсь в средстве, которое поможет мне уснуть в Линден-Фоллс. В ожидании, пока полицейский вернется, я дергаюсь. Наконец он подходит ко мне, нагибается к открытому окошку и говорит:
– Бринн Гленн?
– Да, – отвечаю я.
– Пять лет назад, когда в реке нашли труп девочки, я первым приехал на место происшествия. – Я низко опускаю голову и молчу. – Я похоронил жену, видел, как на войне гибнут взрослые и дети… Однажды мне даже пришлось застрелить человека… но никогда в жизни я не видел такого печального зрелища, как бедная малышка, которую течением разбило о камни. – В его голосе не слышно злости, он даже как будто никого не осуждает; на миг мне кажется, будто у нас с ним есть что-то общее.
Мне хочется сказать ему: «Я вас понимаю. Я понимаю, что вы чувствуете». Хочется взять его за руку и спросить: «Вы видите ее по ночам, когда закрываете глаза? Плачет ли она в ваших снах, а иногда даже когда вы бодрствуете? Глазеют ли на вас посторонние, считают ли вас странным из-за того, что иногда вы думаете о ней и вдруг замираете, вспомнив крошечную девочку, которой даже имени дать не успели? Вы когда-нибудь думали о том, что ваша жизнь могла бы сложиться по-другому, если бы в ту ночь вас не было в Линден-Фоллс?»
Но я ничего не успеваю сказать; полицейский еще ближе склоняется ко мне. Я замечаю, что глаза у него ярко-голубые, как у собаки хаски.
– Я слышал, твоя сестра вышла из тюрьмы. Она садистка. Садистка и сука! После того, что она сделала, она должна была покончить с собой… Не знаю, как она может жить. – Он протягивает мне мои права и штраф за превышение скорости на двести долларов и уходит, ни разу не оглянувшись.
Ненавижу этот городок! Если бы не отец, я бы ни за что не вернулась. Я увижу отца и мать, посмотрю в лицо Эллисон. А потом покончу со всеми ними.
Эллисон
Мы с Бринн договариваемся встретиться в ресторане, до которого от «Дома Гертруды» можно дойти пешком. Я прихожу за двадцать минут до назначенного времени, заказываю чашку кофе и в ожидании Бринн пытаюсь читать книгу, взятую у Клэр. Вижу слова, но смысла не разбираю. Я думаю лишь об одном: придет Бринн или нет? Я не слышу, как она подходит; и вдруг совсем рядом раздается ее голос, который ни с чьим невозможно спутать.
– Эллисон? – спрашивает она.
Я поднимаю голову. Сестра выглядит точно так же, как тогда, совсем не изменилась. Миниатюрная, тщедушная, волосы растрепаны. Одета кое-как, во все черное. На веках темные тени, которые резко контрастируют с ее бледной кожей. Она кусает губы и нерешительно смотрит на меня.
– Бринн! – Я встаю и тянусь обнять ее. Какая она худенькая! Косточки у нее, как у птички. – Как я рада тебя видеть! Спасибо, что пришла, – официально говорю я и тут же одергиваю себя. Опомнись, ведь это же Бринн. Только Бринн.
Не отвечая, она отстраняется, садится напротив. Я тоже сажусь. Повисает неловкое молчание; мне нечего ей сказать. К счастью, к нашему столику тут же подходит официантка, спрашивает, что Бринн будет пить.
– Чаю, пожалуйста. Если можно, без кофеина, – просит она и, повернувшись ко мне, поясняет: – От кофеина я потом не засну.
– Может, хочешь что-нибудь съесть? – спрашиваю я. – Я угощаю.
– Нет, спасибо, я ничего не хочу, – отвечает она. Взгляд ее испуганно мечется по залу; она смотрит куда угодно, только не на меня.
– Мне страшно, – признаюсь я, усмехнувшись. – Вот ты пришла, и я не знаю, что сказать. Мне столько всего хочетсятебе сказать, но я не знаю как…
– Такое в первый раз. – Бринн берет салфетку. – Ты не знаешь, что делать. – В ее голосе не слышится ни злобы, ни злорадства, и все же ее слова меня ранят.
– Ты уже видела папу? – спрашиваю я.
Она кивает:
– Он выглядит ужасно, но врач говорит, что он поправится.
Несколько минут мы сидим молча. У Бринн такой вид, словно ей не терпится поскорее уйти.
– Прости! – выпаливаю я. – Прости меня, пожалуйста.
– Ты мне это уже говорила, – сухо отвечает она и начинает рвать салфетку на узкие полоски.
– Я просила у тебя прощения в письмах и по телефону, но еще ни разу не сказала лично.
Бринн продолжает рвать салфетку, пока она не превращается в конфетти.
– Бринн, пожалуйста, посмотри на меня! – Я наклоняюсь к ней через стол.
Она поднимает подбородок и смотрит на меня в упор. Взгляд у нее тяжелый, глаза непроницаемые.
– Бринн, прости меня за то, что я втравила тебя во все… Я не имела права! Сама должна была расхлебывать свои ошибки. Понимаю, после всего, что случилось, в моих извинениях нет особого смысла, но ты помогла мне тогда, ты очень мне помогла. Я бы никогда не сумела…
Я умолкаю. Лицо у Бринн застывает. Она еще не готова вспоминать подробности той ночи.
– В общем, прости меня… и я рада, что ты приехала, – говорю я. – А теперь расскажи о себе, и поподробнее. Как учеба?
– Лучше я поеду домой, а то мама начнет волноваться. – Бринн косится на часы.
– Ты живешь дома? – спрашиваю я, не в состоянии скрыть боль. – Мама тебя пустила?
– А что еще ей оставалось? – фыркает Бринн, вставая. – Мне больше некуда идти. И потом, я только переночую, а завтра вернусь к бабушке.
– Уже? – изумляюсь я. – Ты ведь только что приехала!
– Я устала. Хочу только одного: спать. – У нее под глазами темные круги; она то и дело зевает, прикрыв рот рукой.
Я оставляю на столе деньги, и мы с Бринн выходим. На улице темно и промозгло.
– Значит, ты хочешь рассказать мне о нем? – вдруг спрашивает она. – Ведь ты поэтому меня позвала? На папу тебе наплевать. Ты хотела меня видеть, потому что нашла мальчика.
– Ничего подобного! – возражаю я. – Я очень волновалась за папу.
– Эллисон, прекрати! – сердито обрывает меня Бринн. – Тебе завидно, что я буду жить в родительском доме, а тебе нельзя покидать твой «дом на полдороге». Ты завидуешь мне, потому что у меня все нормально и мама с папой гордятся мной…
– Гордятся тобой? Как же! Они тебя стерли, так же как и меня… Ты разве еще не была дома?
Бринн морщится.
Я знаю, что должна заткнуться, но не могу.
– Они сняли все твои фотографии! Не только мои, Бринн. Твои тоже.
– Какая разница? – рассеянно бормочет Бринн, и я понимаю, что сильно обидела ее.
– Мне очень жаль, Бринн! – Я хватаю ее за рукав, чтобы она не уходила, и она шарахается от меня, но я успеваю заметить, что вся ее рука покрыта красными полосами.
– Тебе очень жаль?! – недоверчиво кричит она. – А знаешь, что я вижу каждую ночь, стоит мне закрыть глаза?
– Знаю… – тихо отвечаю я. – Я тоже ее вижу.
– Нет, – низким голосом, от которого кровь стынет в жилах, говорит Бринн. – Ты врешь! А сейчас хочешь, чтобы я увидела еще и мальчика? Ее брата? Хочешь, чтобы все ожило снова? – Она быстро-быстро трясет головой.
– Я хотела… я думала… – бормочу я. – Хотела рассказать тебе о Джошуа. Показать его тебе.
– А что дальше? – резко спрашивает она, когда мы идем по темной улице к ее машине.
– Думала, может, ты поможешь мне решить, что делать, – застенчиво говорю я.
– А ты подумай своей головой. – Она вдруг останавливается. – На самом деле у тебя только один выход!
Она говорит с таким напором, с такой внутренней убежденностью, что я невольно вскидываю на нее глаза. А Бринн действительно изменилась! Передо мной уже не та робкая тихоня, какой я ее запомнила пять лет назад.
– Я рада, что ты знаешь, что мне делать, Бринн, потому что сама я этого не знаю.
– Он счастлив? – спрашивает она.
– По-моему, да, – отвечаю я. – В общем и целом.
– Родители хорошо к нему относятся? Не обижают?
– Похоже, у него замечательные родители, – говорю я.
– Тогда в чем же дело, Эллисон? – Бринн достает из кармана куртки ключи от машины. – Он счастлив, его никто не обижает, у него замечательные родители. Почему ты хочешь испортить ему жизнь?
– Нет, ты не поняла, – говорю я. – Не хочу портить ему жизнь. Просто не знаю, что мне делать – бросить работу или…
– Или что, Эллисон? Оставаться рядом с ним? Что хорошего из этого выйдет? – Бринн поворачивается ко мне лицом подбоченясь. – Если честно, ты сейчас рассуждаешь как эгоистка.
– Эгоистка?! – Я недоверчиво качаю головой. – Бринн, у меня много недостатков, но как ты можешь называть меня эгоисткой? Разве я не сделала все, что в человеческих силах, чтобы облегчить тебе жизнь? – Я постепенно повышаю голос; прохожие украдкой косятся на нас. Я понижаю голос до шепота: – Мне приятно думать, что в конце концов хотя бы для него все закончилось хорошо. Разве тебе не хочется на него посмотреть? Разве не любопытно, каким он растет? – Похоже, мои слова не убеждают Бринн. – Ты только взгляни на него, и все! Приезжай завтра вечером в «Закладку». Он будет там. Тебе тоже полегчает… Обещаю!
Бринн долго смотрит на меня.
– Эллисон, я заеду в магазин и посмотрю на него, – говорит она наконец. – Но и все. Не желаю больше ни во что впутываться.
– Спасибо. – Я размышляю, обнять ее или нет, и решаю не обнимать. – Тогда до завтра… Спасибо, что пришла.
– М-да… посмотрим, хорошо ли ты придумала. – Она поворачивается ко мне спиной.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |