— Грейнджер, — голос Драко Малфоя был слаще сиропа, — даже ты с твоими гриффиндорскими мозгами должна понимать, что ты будешь последним человеком на этой земле, кому я соберусь помогать. — Это не 1 страница

— Грейнджер, — голос Драко Малфоя был слаще сиропа, — даже ты с твоими гриффиндорскими мозгами должна понимать, что ты будешь последним человеком на этой земле, кому я соберусь помогать.
— Это не мне, — взмолилась Гермиона. Малфой вопросительно изогнул бровь. — Это Гарри.
Малфой рассмеялся — резко, зло.
— Ты меня повеселила, Грейнджер. Ты считаешь, что, отказавшись помогать тебе, я со всех ног кинусь со своими услугами к этому четырехглазому уроду?

— Грейнджер, ты проникла в мой дом наверняка по какому-то делу. Спасибо, что навестила меня, польщен, что не утерпела до первого сентября и проникла тайком в мою спальню. Извини, что не могу ответить на твои притязания взаимностью.
Говоря это, Малфой уверенным шагом направлялся к тяжелой двери, ведущей в коридор.
— Не смею задерживать!

Гермиона поразилась цвету глаз слизеринки. Она никогда не видела таких глаз, цвета весенней листвы, — даже у Гарри они не имели такого оттенка. Впечатление портило только выражение злости, мелькнувшее в них.

— Надо же, слизеринцы знают дорогу в библиотеку, или вы отбываете здесь взыскание? — сказала тогда Гермиона.
Блез собралась ответить что-то, как подозревала Гермиона, малоприятное, но ее опередил Малфой.
— Оставь ее, Блез, вряд ли Грейнджер даже на картинках видела личные библиотеки чистокровных семей. Ей, бедняжке, за каждой ерундой приходится сюда таскаться.

Но она не могла не признать, что Малфой был… красив? Ужас! Она подумала это! Впрочем, что толку спорить с очевидным? Из нескладного, хлипкого, мерзкого гаденыша он превратился в высокого, стройного, невозможно красивого… гаденыша. Ну хоть что-то остается неизменным в этом мире.

— Кстати, Драко Малфой, я не успела тебе сказать, что у тебя в комнате пахнет женскими духами…
— Точно, — весело согласился Малфой. — Я прячу Гермиону Грейнджер в своем шкафу. Хочешь с ней поздороваться?

Что она теперь сможет объяснить этой фурии? О покладистом характере Блез Забини ходили легенды, которые пересказывались исключительно шепотом, с указанием на следы ее общения с не угодившими субъектами. Конец!

— Блез, золотко, прежде чем тебя засыплет содержимым моего гардероба, вникни в то, что я сказал: Грейнджер в моем шкафу.

Подняв глаза, она встретила два темно-серых омута. Как можно так нежно целовать одну девушку и с такой ненавистью смотреть на другую? И все это одновременно.
«У него глаза цвета пасмурного неба», — невпопад подумалось Гермионе.

— Если бы я мог избежать неизбежное, — ответная усмешка Малфоя получилась невеселой.
— Звучит, как выражение софиста, не находишь?

Что ж, наряду с послушанием и верностью он приобретает еще и страх. А страх влечет за собой восхищение и уважение.

— Нарцисса! Когда ты посинеешь от потери крови или подхватишь какую-нибудь заразу, всем уже все равно будет, о чем ты хотела поговорить. Кстати, возможен и комплексный вариант. Я имею в виду потерю крови и… — он хотел казаться беспечным, но во взгляде сквозило беспокойство.

Улыбнувшись на прощание, девушка взялась за портключ. В тот миг она еще не знала, что это последняя их совместная прогулка и что счастливее чем сегодня, они уже не будут никогда. А многочисленные встречи в Хогвартсе будут мимолетны и безлики. Потому что оба они сделали свой выбор

Если она считала, что Малфой разозлился, увидев ее в своей комнате… Нет! Что вы! Оказывается, до этого он был просто образцом приветливости и гостеприимства. Сейчас же единственным, что еще спасало здоровье и жизнь несчастной гриффиндорки, было его нежелание портить собственный гардероб, которым, по-видимому, он очень дорожил.

В отличие от семнадцатилетнего Люциуса, Драко Малфоя действительно боялись. Он был жестоким и опасным человеком, а его язвительная речь ранила зачастую сильнее многих заклятий. Его преимущество было в том, что он видел людей: их мысли, чувства. Так было проще управлять, дергая за нужные струны.. Со стороны могло показаться, что он способен читать мысли. На самом деле, он просто никогда не смотрел на людей, он просто их видел.

Гермиона, не сводя с него глаз, осторожно выбралась из шкафа, и, несмотря на всю серьезность ситуации, чуть не рассмеялась. Кажется, Драко Малфой с трудом удерживался от желания заглянуть под широкую кровать.
— Ты хочешь сказать, что местом встречи со своим ненаглядным Поттером, вы выбрали мою спальню?! — в его голосе появилась опасная мягкость.

— Ага, как в детективе. Темной-темной ночью люди в черной одежде появились на улице как-ее-там, прокрались в дом и схватили несчастного Поттера, прямо как был, в пижаме с сердечки. Кстати, ты в этот момент тоже присутствовала в его спальне? — его ухмылку невозможно было терпеть.

— Малфой, включи мозги! — с раздражением произнесла девушка. — Зачем мне являться в твой дом на ночь глядя? Не считаешь же ты, в самом деле, что я соскучилась за лето.
— Вполне вероятно, если учесть, что твоей компанией были Поттер и Уизли. Удивляюсь, как ты вообще жива, как вы все живы. От ваших бесед мозги тухнут. Темы сезона: номер один — Темный Лорд; номер два — Спасение мира. Не удивительно, что кто-то из троих потянулся наконец за толикой интеллектуальной беседы.

— Малфой, я… не знаю, ты должен поверить…
— Я ничего никому не должен, меньше всего тебе.

— Грейнджер, — его голос был насмешливым, — следующим твоим шагом будет предложение себя?
— Грейнджер, доведу до твоего сведения, что в списке девушек, с которыми я захочу переспать, ты тоже стоишь на последнем месте. Хотя, — подумав, добавил он, — я тебя обманул.
— Тебя в этом списке вообще нет, — закончил свою мысль Малфой и шагнул назад, резко оттолкнувшись от подоконника.

— Малфой!Если хочешь жить, не показывай виду, что ты здесь не один.
— Постарайся не запустить им в меня раньше времени, а то вряд ли будет похоже, что я здесь один, — усмехнулся Малфой

— Ты неправ, — наконец не выдержала девушка, едва не срываясь на крик. — Гарри сильный, и он… не боится боли!
— Я знаю, — удивил ее Малфой, — почему, ты думаешь, я предпочитаю чаще говорить с ним, а не драться?
— Ты его боишься.
Малфой рассмеялся.
— Опять пальцем в небо. На свете не так много вещей, которых я боюсь, — внезапно его лицо стало серьезным. — У каждого человека есть слабое место. У Поттера — близкие. Он скукоживается, если по ним бьют просто словами. А теперь представь, что с ним будет, если к тебе применят круцио у него на глазах.

— Хм, так повезти могло только тебе. Из всего замка... К слову сказать, в это крыло вообще кроме домовых эльфов захожу только я.
— Повезло? Ты льстишь себе, Малфой, если мнишь из себя веселую компанию.
— Могу устроить экскурсию до подземелья. Тролли-охранники, несомненно, повеселят тебя больше своим хрюканьем.
— Да уж, твоя компания предпочтительнее

Почти год, чтобы наслаждаться вкусом ее губ, чувствовать тепло ее рук, тонуть в зелени ее глаз.

— Если ты когда-нибудь выберешься из этого дома живой, в чем лично я сомневаюсь, ты не то что этот день, ты свое имя забудешь, — зло пообещал Малфой.

— Твой Поттер не такой идеальный, каким ты его видишь. Он заслуживает всего этого, — жестко сказал Малфой, подкрепив слова взмахом руки. — Что касается тебя, — он пожал плечами, — тебя я уже давно не ненавижу. Я, признаться, вспоминаю о твоем существовании, только когда ты появляешься перед глазами.

Вот ее улыбка, Нарцисса сразу это почувствовала, была настоящей. Такой, какая бывает, когда видишь яркое весеннее солнце, или белый пушистый снег, искрящийся от света, или маленького щенка, умильно переставляющего пухлые лапки, в попытке добраться до тебя, или… любимого человека.

А где-то поблизости от него последние шесть лет постоянно находился красивый темноволосый мальчуган с удивительно синими глазами цвета уюта и добра.

Плеск волн, невозможно яркое солнце. Так тепло. Тепло даже не от солнца, а скорее от его руки. Он с самого детства был рядом, не позволяя упасть, а если это случалось, помогая подняться. Но так было раньше. Было. Какое страшное слово.
Дзинь! Нарциссе послышался звон, словно рядом разбилось стекло. Откуда ей было знать, что это разрушился мирок Люциуса Малфоя? Или что с тем же звуком разбилась душа Фриды Забини. Откуда ей было все это знать? Ведь в шестнадцать лет умеешь слушать только себя. Поэтому Нарцисса приписала этот звук своей мечте — птичке из чистого хрусталя. Просто силуэт Сириуса скрылся в дверном проеме вагона, и хрустальная птичка утратила что-то, что держало ее на лету. Не издав ни звука, она камнем упала вниз, чтобы спустя миг украсить каменный перрон вокзала своими осколками, видимыми лишь Нарциссой.

Люпин не знал. Но, как бы то ни было, ему нравилась эта девушка с глазами цвета серебра и удивительной холодной красотой. Быть может, потому, что он несколько раз присутствовал при их общении с Сириусом. В те редкие моменты ее было совсем не узнать. Надменность и холодность исчезали, и оставалась просто счастливая девчушка, чей звонкий голосок, отражался от холодных стен старой школы. Сразу становилось теплей. А сейчас…

— Ты непоследователен. Пять минут назад ты сделал мне комплимент. Или ты соврал? — в ее голосе послышалась шутливая угроза.
— Я? Не помню, чтобы я что-то говорил про твою прическу пять минут назад. Комплимент скорее относился к платью и украшениям. Хотя… при ближайшем рассмотрении они мне тоже не нравятся, — критически закончил он.
— Драко! — возмутилась Нарцисса. — Такое нельзя говорить женщине!
— Что поделать, если я болезненно честен, — смиренно опустил голову Малфой. — Не нужно было прививать мне с детства такие строгие моральные принципы

— Она называется «Притяжение», — подал голос Драко Малфой, становясь рядом с матерью и тоже разглядывая картину.
На пейзаже было изображено море, только поверхность его выглядела сферической. Словно это море располагалось на самом краю земли. А над водой безумными красками играло небо. Наверное, здесь были собраны все оттенки, какие только смогло нарисовать воображение художника. Чернильно-фиолетовый цвет переходил в пламенеющий оранжевый. Безумное небо над безумной землей. И весь этот водоворот и буйство красок держались лишь по какой-то невидимой прихоти автора, готовые в любую минуту стечь, слиться со сферой земли. Все удерживалось хрупким притяжением, тонким равновесием, которое, казалось, слишком легко нарушить. И тогда мир сольется. По небольшому художественному опыту Гермиона знала, что в миг, когда вся эта безумная палитра смешается, мир на картине станет грязно-серым.

— Да-да, знаю. В этом замке меня увековечат лишь в дурацком пыльном портрете, когда совершу деяние, достойное семьи Малфоев. А потом буду веками взирать на своих сопливых потомков и пугать их злобным хохотом. Хотя, с такими темпами, моих потомков подобной ерундой не испугаешь. Да их, пожалуй, у меня и не будет, — решил Малфой. — Меня прибьют раньше, чем увековечат.

Нарцисса глубоко вздохнула, глядя на пробегающий за окном пейзаж. Открыть окно и шагнуть навстречу этой безмятежной зелени... Зеленый — цвет Надежды. А как раз надеяться с этой минуты Нарциссе больше не на кого — у нее не осталось ни-ко-го.

Подруга это та, которой хочется все рассказать, которая что-то посоветует, успокоит, не делая твои проблемы достоянием общественности. Относительно Белинды все вышесказанное можно было воспринимать буквально, поставив напротив каждого пункта частицу «не».

Сириуса. Тот словно смотрел на саму жизнь сквозь объектив фотокамеры. Одно время девушка даже подозревала Сириуса в наложении каких-либо чар на ее изображение. А потом поняла, что единственными чарами была его привязанность к ней. Просто он сквозь свой объектив видел ее такой красивой, и это кружило ей голову. Сириус всегда смотрел на нее с нежностью, даже если она делала что-то не слишком хорошее.

Откуда ей было знать, что он с трудом держался на ногах, что в тот миг, когда она шагнула от него к Малфою, атланты отпустили небо, и оно рухнуло на плечи шестнадцатилетнего подростка, только чудом его не раздавив. Он справится. Он обязательно справится, но на это уйдет время. А пока Сириус Блэк просто уходил по коридору, с каждым шагом становясь все дальше, пока дверь соседнего вагона не скрыла его силуэт, безжалостно украв что-то из жизни Нарциссы.

Кому-то реакция Сириуса, возможно, показалась бы естественной, но только не Нарциссе. Она слишком хорошо его знала. Разнести половину «Хогвартс-экспресса», свернуть голову Люциусу Малфою, наорать на нее — это лишь малый перечень того, что должен был сделать сейчас Сириус Блэк. Он же просто развернулся и ушел. И это было самым страшным. Это было начало конца.

— Знаешь, Малфой, — тихим голосом проговорила Алиса, — иногда не обязательно быть таким жестоким, чтобы донести до людей свое мнение. Может, тебя это удивит, но люди понимают и хорошее обращение. И ценят его.

— Милый Люциус, недоразумением и случайностью называют то, что можно исправить. Что же можешь сделать ты? Превратить меня в белокурую праправнучку знаменитой вейлы и повести к алтарю, а настоящую Нарциссу утопить в озере? Или ты готов пойти против отца, отказавшись от наследства, титулов, имений

— Я сейчас замурлычу, как довольный кот,
— Ты не очень-то похож на кроткого, способного замурлыкать, котика. Мне ты больше напоминаешь тигра, готового зарычать в любой момент.
— Ну, продолжишь наводить беспорядок на моей голове, и я тебя удивлю: или усну, или точно замурлычу.

Потом будет ужас матери, возмущение, как можно так изуродоваться, гуляя в саду, непонимание, чему она так радуется, ведь останется безобразный шрам… Но это все потом. А пока, у ее ног сидит невозможно красивый синеглазый паренек и критически оглядывает проделанную им работу. Она смотрит на него и улыбается. Она счастлива, ведь у ее ног… весь мир.

— Девушка, с которой бы тебе было интересно, которую хотелось бы защищать, оберегать, слышать ее голос, засыпать и просыпаться с мыслью о ней…
— Знаешь, я никогда не думал о девушках под этим углом.
— Я прекрасно понимаю, что ты встречаешься с девушками, проводишь с ними вечера…
«И ночи», — добавила про себя проницательная Гермиона.

Лишь спустя много лет я поняла, что потеряла что-то очень важное и этого уже не вернуть. У тети Блез замечательное имя — Фрида.

И был Драко Малфой, представитель древнейшего и богатейшего рода, единственный наследник огромного состояния. Сирота при живых родителях.

— Малфой, — подала она голос, выбираясь из шкафа. Получилось очень жалобно. Он резко обернулся.
— А-а-а… это ты?
— Ты ожидал кого-то другого? — не смогла не съязвить девушка.
— Да нет, просто подумал: вдруг это был кошмар, и тебя там не окажется.
— Ты страшно любезен, — разозлилась девушка.
— Грейнджер, то, что я до сих пор не отвернул тебе голову, по-моему, верх всякой любезности.

Всех так и распирало услышать историю их безудержной страсти: два юных сердца внезапно поняли, что не смогут прожить ни дня друг без друга и, чуть ли не наперекор родителям, ринулись в свою любовь, как в омут. Красивая история.

Девушка в гневе развернулась и встретилась с синими глазами, горящими мрачным удовлетворением.

Равнодушный огонь, вечный огонь. Ему не было дела до мелочных разладов между глупыми людьми. В его распоряжении было все время вселенной.

Гермиона подумала, что если бы ей пришлось столкнуться с подобной яростью Малфоя, она бы, пожалуй, не отвергла так опрометчиво компанию милого тролля как альтернативу этому кроткому мальчику. Казалось, хрюканье грозных существ не может быть и в половину таким яростным, как его вопли.

. Люциус полжизни провел, пытаясь найти твое слабое место. У тебя его просто не оказалось: ты не боишься боли, тебе плевать на его хорошее расположение, ты не трепещешь перед Темным Лордом. В тебе есть стержень, которого никогда не было в самом Люциусе, Драко.

У нее на носу свидание с таким монстром, что соплохвост умер бы от одного его вида, не говоря уже о близости с ним, а она жалеет Поттера!

— Для зачатия наследника Лорду нужен Гарри Поттер, — устало произнесла миссис Малфой.
— Стоп! У меня сейчас крыша поедет. Пять минут назад ему нужна была ты. Поттер там зачем? Темный Лорд же своего наследника рожать собирается. Или их будет несколько? Мам, мне еще, для полного счастья, отпрыска Поттера в родственники не хватало…

Дверь распахнулась, впуская в комнату пар, и на пороге возник этот невыносимый гаденыш. Невыносимый, потому что голый. Ну, не совсем, но полотенце на бедрах не в счет.

— Малфой, ты что, не мог одеться в ванной?!
— Во что? — поинтересовался Драко, оборачиваясь.
В руках он держал что-то подозрительно похожее на нижнее белье.
— Грейнджер, это моя комната, и я могу здесь всю ночь хоть на ушах стоять. Причем в любом виде, — он многозначительно приподнял бровь. — Если тебя что-то волнует — можешь отвернуться.

— Все! Можешь поворачиваться, не беспокоясь за свою невинность.
— Малфой, знаешь, ты самый…
— Эй! Подумай хорошенько, стоит ли продолжать?

— Так! Приехали. Блестящий план рушится ко всем чертям, потому что всезнайке Грейнджер поставили оценку за знание теории. Ну так будешь сегодня ее применять! — рявкнул Малфой.
— Малфой, я не полечу, — Гермиона отодвинулась подальше, — я не могу, я боюсь высоты, я не смогу управлять.
— Хочу тебе напомнить, что твоему ненаглядному Поттеру дадут значок заслуженного донора. Посмертно!— Решай!
— Малфой, а может, можно как-то по-другому?
— Да запросто! Я улетаю, а ты отправляешься пешком, через главные ворота. Как тебе план?
— Паршиво, — хмуро ответила девушка.
— Ты в этом пришла? — Малфой обвел взглядом скромный наряд Гермионы: замшевые башмачки, потертые джинсы и светлую льняную рубашку.
— Нет! У меня с собой целый чемодан багажа. Твой дворецкий вот-вот его принесет, — съязвила
девушка.

Через минуту он кинул в Гермиону черным теплым свитером, на котором был изображен серебряный дракон с жутким оскалом.
«Какие у него милые вещички. Надеюсь, эта прелесть меня не покусает

Люциус Малфой часто не замечал тонкой грани между уверенностью и самоуверенностью.

— Люпин, там твоего ненаглядного Блэка уже, поди, отпевают, а ты тут с барышнями прохлаждаешься.
Резкие слова заставили Фриду обернуться и полоснуть Люциуса яростным взглядом.
— Да нет, скорее уж ему поют хвалебные гимны. Он ведь победил! — спокойно парировал Люпин

Нарцисса осталась одна. В этой комнате. В этом замке. В этом жутком мире.
А ведь до этого еще была Надежда…

Гермиона встала, разгладила свитер, взглянула на свои ботинки и, присев, начала перевязывать шнурок на левом. Полет — такое дело, развяжется — проблем не оберешься.
— Грейнджер, — прошипел «очаровательный» паренек напротив, — может мне зайти попозже, когда ты окончательно наведешь марафет? Ты собираешься не на Рождественский бал, а в дорогу!
— Знаю, — огрызнулась девушка и, глубоко вздохнув, шагнула к Малфою.
— Тем более, — продолжил он свою мысль, — кроме меня, тебя никто не увидит.
— А может, я решила тебя очаровать? — с раздражением от того, что она вся трясется от страха, а он спокоен, как удав, выпалила девушка
— Я, конечно, польщен, только вряд ли труп Поттера оценит твои старания на мой счет. Время-то идет. Садись!

— Малфой, а за что я буду держаться?
— О, твой богатый выбор в этом вопросе просто потрясает воображение. Во-первых, за меня, а во-вторых, в-третьих, и в сто сорок пятых, опять же за меня. Грейнджер, еще пара таких препонов, и я без зазрения совести оставлю тебя здесь.

. Он пах… ветром и опасностью. Завораживающее сочетание. Оно настораживало и в то же время расслабляло, вселяло уверенность.

Малфой отцепил руку Гермионы и потянул девушку в сторону стены. Понимая, что если начнет сейчас сопротивляться, то рискует совершить первый затяжной прыжок в своей жизни (обстоятельства не позволяли добавить «с парашютом»), Гермиона в панике вновь зажмурилась и отдалась на волю судьбе-злодейке.

— Эй, все будет хорошо. Это совсем не страшно.
— Не смотри вниз, — резко сказал он, — посмотри на меня. Ну!
Гермиона открыла глаза и встретилась с напряженным взглядом слизеринца.
— Вот так, — прошептал Малфой, — а сейчас осторожно снимай вторую ногу. Нет! Смотри только на меня!
Гермиона, как завороженная, делала все, что он говорил. Это оказалось просто и совсем не страшно, если смотреть в его уверенное лицо и чувствовать его твердую руку.
— А теперь отпусти мое плечо. Ну же, будь умницей!
— Гермиона, поверь мне! Все будет хорошо. Я сейчас отпущу руку и наложу на тебя заклятие. Ты не упадешь. Я вернусь через минуту. Поверь мне! Все будет хорошо.

— Хорошо. Я выбрал неверные слова. Давай так: поверь в то, что я хочу получить в Хогвартсе помощь, а твой труп, не способный подтвердить мои слова, резко уменьшает на это шансы. Так понятней? Я не позволю тебе упасть.

Он решил, что ошибся в тактике, и сменил теплые и успокаивающие слова, которые били по сердцу, на холодную и расчетливую речь, достигающую разума.
— А где будешь ты? — ее голос стал серьезен.
— У меня дела.
— Это девушка?
— Да, Блез, это все та же Гермиона Грейнджер, которая пряталась у меня в шкафу, — раздраженно проговорил Малфой и, судя по звуку, направился к окну.

— Естественно, в августе в ясную ночь полно звезд, — пожал плечами парень.
Да уж, ее спутника никак нельзя было обвинить в излишнем романтизме.
— Кстати, Грейнджер, не будешь ли ты столь любезна отцепиться от моих плеч. У меня уже руки затекли от твоей мертвой хватки. А это чревато потерей управления…

— Грейнджер, в следующий раз включай сначала мозги, а потом маши палочкой. Чуть сильней ветер, и мы бы уже напоминали два экзотических коврика, безумно радующих здешних туристов.

— Малфой, пока мы все равно сидим, расскажи, как проводят свободное время слизеринцы?
— О, — вдохновенно начал Малфой, — обычно накануне торжества мы выбираемся из спален, подстерегаем заблудившихся гриффиндорских первокурсников и устраиваем шабаш с жертвоприношением Темному Лорду, потом…
— Я серьезно! — все еще не поняла своей ошибки Гермиона.
— Послушай себя со стороны, Грейнджер! — посоветовал Малфой. — Может, тебя это удивит, но мы тоже люди. В нашей гостиной нет жертвенного костра — есть обычный камин, и цепи на стене у нас служат для удержания факелов, а не жертв.

Что их ждет? Она не знала. Просто сейчас была уверенность, что все будет хорошо. Он сказал «поверь мне», и она поверила.
Древний замок, повидавший на своем веку не одну историю Ненависти и Любви, безмолвно посмеивался над ничтожностью ее переживаний.

Никто не обвинил бы ее в каком-то злом умысле. Просто проходят века, и забываются очень важные вещи. Иногда несколько коротких слов, произнесенных вейлой в порыве гнева, подхватывает северный ветер и уносит за край Земли. Но проходит несколько лет, ветер возвращается, и тогда сбывается страшное предначертание. Кто же может винить шестнадцатилетнюю девчонку с разбитым сердцем в том, что спустя несколько лет Лили Эванс трагически погибнет, защищая своего годовалого сына?

«Если у меня когда-нибудь будет сын, я ни за что так не поступлю. Я спрошу о его чувствах, о его желаниях. Я никогда не сломаю жизнь своему сыну».
Так думал семнадцатилетний Люциус Малфой, еще не зная, что пройдет два года, и у него и вправду появится сын. И станет впору вспомнить эту клятву, данную самому себе в лазарете Хогвартса. Но вот не вспомнит… и лишит своего сына детства, потому что его сын внезапно окажется способным противостоять отцу, что самому Люциусу сделать так и не удалось. Люциус перенял у отца, что непокорных нужно ломать. У его сына появится другой девиз — тот будет уверен, что ломать нужно клетки. В этом и будет разница между отцом и сыном, и в этом будет их трагедия.

Люциуса разобрала злость. Странно. Разве он не мечтал о красивой и покорной жене? Все благопристойно и предсказуемо, на зависть всем чистокровным семьям. Нет! Он готов был жить с непредсказуемым кошмаром, лишь бы это явление семейной жизни носило имя Фриды Забини.

Говорили, что уже больше тысячи лет звуки его удивительных мелодий отражались от стен этой комнаты, заставляя многие поколения студентов вслушиваться в них и узнавать звучание своих сердец. Его создала Кандида Когтевран. Она считала, что музыка способна растопить злобу и зависть в юных сердцах. Как знать, может быть, посещение этой комнаты предотвратило не одну трагедию за долгие десять веков.

Нарциссе все давалось с легкостью, поэтому ее сердце не привязывалось надолго ни к одному из детских увлечений. Кроме него. И сейчас, думая об этом своем детском капризе, солнечной радости и грозовом кошмаре всей ее жизни, она играла так, как, наверное, никогда не играла ни до, ни после этого дня. Просто сейчас она понимала о чем играет и что в эти минуты передает миру с помощью старинного рояля. Звуки лились несмолкаемым потоком: сталкивались где-то под потолком, отражались от старых безликих стен, с легким звоном отлетали от оконного стекла, наполняя эту комнату жизнью и тоской юного сердца. Когда выплеснулось все, что накопилось в душе, Нарцисса посмотрела на свои руки, словно не веря, что это была ее музыка, мелодия ее жизни.

Люпин поежился под пристальным взглядом ясных серых глаз. Юные девушки так не смотрят. Во взгляде была мудрость веков или тяжесть принятого решения. А может и то, и другое.

— Я не стал бы, но в этом, вероятно, была бы моя ошибка.
— Ошибка? — опешила Нарцисса. — О чем ты?
— Нарцисса, я не спрашиваю, почему ты выходишь замуж за Малфоя. Я не вправе судить или советовать. Но Сириус сделал выбор. Он ушел из дома, чтобы не следовать пути своих родителей, не поддерживать их бредовые идеи о чистоте крови и прочей ерунде. Понимаешь, если бы ты сама рассказала ему о том, что хочешь выйти замуж за кого-либо, он бы понял. Ему было бы больно, но он бы смог это понять и принять. Вот только.… Понимаешь, Люциус Малфой воплощает в себе все то, от чего так стремится уйти Сириус. Если бы ты намеренно хотела уничтожить его, то не смогла бы придумать лучшего способа, чем обручение с Малфоем

— Оставь Сириуса в покое. Не мучай его. Не ищи с ним встреч. При сложившихся обстоятельствах ему будет лучше без тебя. Он принял трудное решение, сломав все в своей жизни. Помоги ему, не зови за собой. Из-за тебя он способен совершить глупость. Только из-за тебя.

— Нарцисса, пройдет год, два, и у тебя появится замечательный сын или дочь. Неважно. Твой ребенок будет удивительным созданием. Ты поймешь это, когда впервые увидишь его улыбку, почувствуешь его запах. Ты почувствуешь себя нужной и незаменимой. И неважно, на кого он будет похож внешне. Важно, что в нем будет искра, и он перевернет этот глупый мир с ног на голову. Твой ребенок это сможет, я знаю. Ты будешь гордиться своим сыном или дочерью. И в день его триумфа ты будешь первой, с кем он поделится. Ты нужна ему, а он тебе. Зачем ты хочешь сейчас его убить? За что? Без тебя не будет его. Подумай

— Грейнджер, смею напомнить, что в гостях у Темного Лорда загибается не мой приятель. Так что лучше включи мозги и думай, почему дверь закрыта.
— Потому что каникулы закончатся только завтра. Вдобавок на дворе два часа ночи. Ты ожидал, что тебя встретит весь преподавательский состав? — девушка ехидно подняла бровь.

— Малфой, — внезапно озарило девушку, — а давай пошлем Дамблдору сову!
— Давай, — живо откликнулся слизеринец подозрительно веселым голосом. — У тебя в каком кармане сова?
— У меня нет совы, у меня есть кот, и он дома, — осознав свою глупость, пробурчала Гермиона.
— Ну не расстраивайся, — с притворным сочувствием проговорил Малфой. — Твоя идея была просто великолепна. Ну подумаешь, небольшая неувязка: мы хотим послать Дамблдору сову, чтобы он впустил нас в замок, но чтобы послать сову, нужно сначала попасть в совятню, которая находится в вышеупомянутом замке, и вдобавок...

— Ты никогда не думал, почему тебя все терпеть не могут? — раздраженно спросила девушка.
— Уверяю, Грейнджер, не все. Те, кто мне нужен, от меня без ума.
— Но это же все неискренне. Ты же просто добиваешься симпатии одних, в то время как другие…
— Почему неискренне? Просто до большинства мне нет никакого дела. А избранные симпатизируют мне очень даже искренне. Спроси у них сама, если мне не веришь.

Парень прислонился спиной к стене рядом с окном и, закрыв глаза, молча сполз вниз и замер. Гермиона осторожно приблизилась и в темноте попыталась разглядеть его лицо. К счастью, из окна лился лунный свет, делая юношу, сидящего у ее ног, похожим на серебряного ангела, только очень уставшего. Его веки были плотно закрыты, на лбу выступили бисеринки пота. И только тут Гермиона заметила, что он автоматически потирает левое плечо.

Почувствовав под ногами опору, Гермиона подняла на него голову, ожидая гневной тирады: ведь ему должно быть больно. Но вместо этого встретилась с глазами, в которых плясали чертики. Кажется, парень с трудом сдерживал смех.
— Что? — возмущенно спросила девушка.
Может, стоило промолчать, но она терпеть не могла, когда над ней смеются.
— Знаешь, — странным голосом проговорил Малфой, — я начинаю искренне сочувствовать Поттеру и Уизли. Как они умудрились дожить до семнадцати лет, столько времени проводя с тобой? Вот, оказывается, почему Поттер не вылезает из лазарета. А эти истории про спасение Мира уже потом придумываются?

Дата добавления: 2015-09-29