Я знала стихи песни ‘I Me Mine’ задолго до того вечера в октябре 1974 года, когда познакомилась с человеком, который их сочинил. Джордж и я много раз разговаривали по телефону, потому что я работала 1 страница

Эта книга посвящается

всем садовникам.

Д.Х.

Вступление

Я знала стихи песни ‘I Me Mine’ задолго до того вечера в октябре 1974 года, когда познакомилась с человеком, который их сочинил. Джордж и я много раз разговаривали по телефону, потому что я работала в Лос-Анжелесе в его фирме звукозаписи ‘Дарк Хорс рекордз’. Но та первая встреча лицом к лицу – с последовавшими вслед за ней совместными двадцатью семью годами жизни – по-прежнему точно так же жива в моей памяти сегодня, как и последний раз, когда я видела его лицо.

Во время нашей совместной жизни вопросы, связанные с имуществом, привязанностью и определением того, кем ты являешься, наряду с эго занимали важное место нашего сознания. Джордж никогда не лез в карман за словом, чтобы указать, что в действительности нет никаких ‘я’, ‘мне’ или ‘моего’. Джордж был непреклонен в том, что нужно придерживаться нашей настоящей духовной цели. Мы были всего лишь человеческими существами, которые шли по длинной дороге к одной цели, и что касается меня, то я приветствовала любые напоминания об этом.

Бывало, я могла сказать: “А твоя часть сада выглядит замечательно”, на что он отвечал: “Это не мой сад, Лив”. Это был его способ напомнить себе и мне, что мы являемся чистым духом, и что этот дух находится в ‘каждой песчинке’, принадлежащей всем и никому; что нет ничего ‘моего’ и что ‘я’, на которое мы все ссылаемся, нужно осознавать, как маленькое ‘я’ в более масштабной схеме вселенной. Джордж устал от ‘я’, ‘мне’, ‘моего’ этого мира, включая его собственные, и он был сыт по горло ими с очень раннего возраста. Во время поиска названия для этой книги он хорошо осознавал, что тексты к этим песням всегда будут связаны с его именем и будут считаться его песнями, хотя он и знал, что творчество, пожалованное ему, было божественным даром. Поэтому вместо того, чтобы придумать название книги, которое могло бы попытаться разъяснить сочинительский дар с помощью: “Ну, сочинил их я, но на самом деле они не принадлежат мне” – в названии своей книги он использует противоположный подход и рискует, используя немного циничную тройку местоимений.

Чтение того, что рассказал о Джордже Дерек Тэйлор, тоже было увлекательным. Почему-то для меня стало более важно, как воспринимает человека, которого я нежно люблю, кто-то такой проницательный и чётко выражающий свои мысли, как Дерек. Дерек и Джордж обменивались специфичными добродушными подколками, и их словесная стенография часто совершенно сбивала с толку всех, кто находился рядом. Если ты хотел подключиться к их беседе, то требовалось время, потому что упоминаемые ими вопросы охватывали многие сферы и касались десятков как ярких, так и малоизвестных личностей и событий. Многие из них были связаны с феноменальными днями ‘Битлз’, которые подарили Джорджу и Дереку частный мир переживаний, из которого они черпали воспоминания. Джордж цитировал изречения великих мудрецов, ‘Бхагавад Гиту’ и древние ‘Веды’ так же, как остроты Лорда Бакли, ‘Гунс’, Ленни Брюса, ‘Продюсеров’ Мэла Брука и ‘Монти-Пайтон’. В то же самое время Дерек потчевал нас уроками истории о двух войнах, пояснениями текущих событий и политической жизни. Если у кого-нибудь из нашего семейства возникал вопрос, имевший отношение к одной из этих тем, Джордж всегда говорил: “Позвони Дереку и спроси его”. Он был очень хорошо начитан и делился с нами всевозможной информацией, даже той, которую на самом деле мы не хотели знать, но всю её он преподносил изумительно. Я никогда не была уверена, что являлось фактом, а что – байкой (хотя, казалось, это и не имеет значения).

Дни, которые они проводили за работой над этой книгой, были счастливыми и проходили за беспрерывными чашками чая. (В основном эти чаепития были обязаны Брайану Ройлансу, который задумал и опубликовал первоначальное, ограниченное издание ‘Я, мне, моё’ и являлся самым большим фанатом чая со времён Эрл Грэя.)

Беседа Джорджа и Дерека на этих страницах открывает многое об их отношениях, которые начались в Ливерпуле, а – как они часто напоминали нам – “Рождение в Ливерпуле влечёт за собой определённые обязательства”. Они работали вместе на протяжении тридцати лет, поэтому интервью Дерека с Джорджем вошли в привычку для них обоих, но всё равно они всегда умудрялись вспоминать что-то новое из своего прошлого. Во время написания ‘Я, мне, моё’ все мы – кто находился рядом – считали смех само собой разумеющимся. Должно быть, это было настоящее откровение для Брайана, чьи предыдущие публикации являлись более серьёзными документами, такими как ‘Журнал английского военного корабля ‘Баунти’’ и ‘Дневник путешествия Чарльза Дарвина на английском военном корабле ‘Бигл’’. Держу пари, что Брайан удивился тому, что у него самого проявились озорство и шутливость, которые высоко ценились и поощрялись. Джордж и Дерек в хорошем смысле сбили его с пути, и он стал одним из ближайших друзей Джорджа, особенно после того, как в 1997 году умер Дерек. Теперь Брайан и я делимся воспоминаниями о тех днях наряду с любовью и уважением, которые мы все испытываем друг к другу.

Джордж и Дерек забавлялись, придумывая подписи, не связанные с фотографиями, которые они должны были описывать; некоторые из них попали в книгу. Фото на иллюстрации XXIII демонстрирует, как Джордж держит свой ситар, но подпись привела к письмам в ‘Дженисис’, в которых выражалось недовольство, что в экземпляре читателя, должно быть, не те фотографии, потому что ‘в этой книге Джордж ни с кем не ест никакого бутерброда с сыром’.

И только поклонники ‘Летающего цирка Монти-Пайтон’ поняли подпись к иллюстрации XVII – туманную ссылку, очевидно, предназначенную для тех, кто обладает подобным чувством юмора. У принца Уолтера, одного из персонажей ‘Пайтон’, были деревянные зубы. Сравните с улыбкой бывшего премьер-министра Британии Харольда Вильсона и поймёте идею. Первым вариантом подписи к иллюстрации XLII, на которой другой бывший премьер-министр, Эдвард Хит, был за фортепиано, а Джордж стоял позади, был таким:

(Джордж:) ‘Вы знаете, Ваши яйца видны?’

(Бывший премьер-министр Хит:) ‘Нет, но Вы напойте мне её, и я её сыграю’.

Это был старый анекдот, и у Дерека и Джорджа не было ни стыда, ни совести. Когда я задумываюсь, то по-прежнему вижу и слышу, как они смеются за кухонным столом, и мне ужасно не хватает их обоих вместе с весельем, которое привносили в мою жизнь их совместные юмор, интеллект и привязанность.

Для меня сутью этой книги являются стихи, и я полагаю, они выдерживают испытание временем, ведь они написаны об извечных поисках, вопросах, радостях и печалях человека. По моему мнению, у Джорджа были самые сознательные в духовном плане стихи нашего времени, хотя Джордж, в свою очередь, обычно ссылался на стихи Боба Дилана, когда пытался акцентировать или растолковать свои собственные чувства изоляции и разочарования, вызванные чем-то в этой жизни или за её пределами. Много раз он говорил: “Хотел бы я знать больше слов”, но, возможно, будь даже все слова мира, включая санскрит и мантры, неотъемлемой частью его словарного запаса, они не смогли бы полностью выразить глубину его чувств и сознания. Подобно другим сочинителям, Джордж не был сильно разговорчив при объяснении стихов. Разве недостаточно того, что он выложил свои чувства и мысли, чтобы их мог услышать каждый? В конечном счёте, я перестала спрашивать Джорджа, о чём его песни, ведь его ответы никогда меня не устраивали. “Лив, мне просто нужна была рифма к слову ‘любовь’, поэтому я использовал ‘морковь’”.

Мы соотносим музыку и слова с нашими личными жизненными переживаниями, но некоторые из песен Джорджа по-настоящему раскрываются лишь через более глубокое постижение смысла, и когда позволяешь рассказать историю мелодии, тексту, интонации и выражению, которые отсеивают наши собственные интерпретации. Прошлым летом мы обсуждали его сочинительство, и он рассказал мне, что какая бы мысль или тема ни вдохновила на песню, обычно текст меняется к концу её, а иногда ещё до того, как ручка коснётся бумаги, как в ‘Your Love is Forever’. Он начал эту песню, сочиняя о днях, когда мы впервые с головой погрузились в наш любовный роман с Гавайскими островами и друг с другом, но ‘любовь’ в первом куплете скоро превратилась в любовь к Богу. Джордж написал: ‘Моя любовь принадлежит тем, кто сможет увидеть её’, а его песни принадлежат тем, кто может по-настоящему услышать их. Стихи Джорджа часто пленяют нас одним образом, а затем уводят нас в тридевятое царство, идя дальше его первоначального замысла.

Читая эту книгу, я слышу, как он поёт все песни до одной, а когда я вновь вижу рукописные стихи – некоторые на почтовой бумаге тех мест, где мы находились в то время – они оживляют мои воспоминания о тех моментах. Я вижу свой почерк на авиапочтовом конверте с ‘Learning How to Love You’. Я написала первую строчку стихов за него, так как он работал над мелодией. Затем он взял ручку из моей руки и записал слова, которые позже возвратили его к мыслям, которые он хотел выразить. Леон Расселл однажды сказал, что мне следует записывать все занятные вещи, которые говорит Джордж, и часто я так и поступала. Некоторые из них оказывались в песнях, а некоторые оставались лишь просто привлекательными, такие как: “Мне нравится быть владельцем ничего. Это отличает от всех этих всезнаек-выскочек”. В других случаях внимание Джорджа могло привлечь нечто, сказанное кем-то другим, подобно ударнику Джиму Келтнеру, который часто говорил Джорджу, что тот ‘доверчивый лопух’, что вдохновило на песню¹.

Что бы ни являлось вдохновляющей идеей, быть свидетелем рождения песни всегда являлось счастьем. Можно было видеть, как работает творческая сила музы. Джордж часто играл на гитаре, укулеле или фортепиано и вдруг становился сосредоточенным, словно муза хлопнула его по плечу, чтобы предупредить, что она вот-вот его посетит. Он наклонял голову, как будто слушая нечто, что слышал только он, а его рука двигалась, словно искала дорогу к следующим аккордам, подобно тому, как ивовый прут отыскивает подземные воды. Я старалась не мешать этому процессу и уходила, хотя время от времени я слышу на плёнках на заднем плане свою болтовню о том, что приготовить на ужин. Ох, я готова локти себе кусать, когда слушаю эти плёнки. Джордж был таким терпеливым и сосредоточенным. Он просто продолжал играть независимо от того, шёл ужин или нет.

Мы находились на Британских Вирджинских островах в 1976 году, когда Джордж сочинил ‘Soft touch’. Его краткая заметка о сочинении этой песни описывает расположение духа и то, что происходило вокруг нас, но для меня на той странице находится намного больше – как в настроении, так и в записи – просто эти крохотные значки разговаривают со мной. Внизу второй страницы со стихами ‘Soft Touch’ он напечатал ‘Мост (noch ein mal)’ – ‘ещё один раз’ на немецком языке. Джордж изредка пользовался этой фразой со времён, когда они (битлы) выкрикивали её со сцены во время своих выступлений в Гамбурге.

Помню, во время того отдыха к нам присоединился Эрик Айдл. Однажды днём мы слушали одну песню на небольшом кассетном магнитофоне, когда я открыла на стук в дверь. Телепродюсер Норман Лир представился и сказал нам, что музыка звучит слишком громко и

¹ - ‘Soft touch’ (прим. пер.)

мешает его жене, которая пытается писать. (Год был 1976-й, до эры ноутбуков, поэтому мы отдыхали под клацанье пишущей машинки по соседству и надеялись, что она пишет письма, а не книгу.) Этот небольшой конфликт обескуражил нас, ведь было не очень приятно осознавать, что люди по соседству жалуются на нас. На следующий день Норман узнал, что эту музыку играл Джордж Харрисон, и снова постучал в нашу дверь, на этот раз извинившись и попросив Джорджа играть столько музыки, сколько его душе будет угодно. Не то, чтобы Джордж и Эрик нуждались в большом поощрении, так как они всегда путешествовали с акустическими гитарами.

Прослушивание его записей также помогает мне пройти через муки, вызванные его отсутствием; звучание его голоса и слайд-гитары приносят утешение. Пение Джорджа всегда манило меня, и бесчисленное количество раз я представляла собой его публику из одного человека. Песней, которую я часто просила его сыграть, была ‘Run of the Mill’. В ней такой мудрый текст, особенно напоминание о том, что ‘завтра, когда ты поднимешься, ещё один день для тебя, чтобы понять меня’ (‘меня’ значит Бога) – слова, которые Джордж не только сочинил, но которыми жил. Песни также воскрешают воспоминания о тех первых совместных днях – особенно такие песни, как ‘Your Love is Forever’, которая была написана в Хане, Мауи, в феврале 1978 года, когда мы ожидали рождения нашего сына, Дхани.

Джордж любил тропики и там был счастливее всего. В те дни он чувствовал вдохновение и сочинил несколько песен – ‘Dark Sweet Lady’, ‘Soft Hearted Hana’ и ‘Here Comes the Moon’, стихи которой датировались его днём рождения, 25 февраля. Местный универсальный магазин был полон варенья из гуавы, удочек из бамбука и мачете, но не мог похвастать подарками для мужчины, который являлся для меня всем. Я купила Джорджу множество ручек и бумаги, чтобы поощрить его сочинять, и – когда я читаю стихи того периода – я рада, что так поступила. Мы плавали в окружённых чёрными скалами прудах с названиями вроде ‘Бассейн Венеры’, а один крошечный коттедж стал на те дни нашим роскошным домом – величайшей роскошью было отсутствие телефона и свобода от обычных демонов жизни Джорджа. Местные жители подарили нам не только уединение и атмосферу гавайской любви, но и тропические цветы, которые мы никогда не видели раньше; ракушку, факел и имбирь кахили, смешанный с благоухающими семенами плюмерии. Нам не терпелось вернуться домой и вырастить свой собственный тропический сад. Через несколько лет Дерек и Брайан стали приходящими садовниками, оставлявшими после визитов к нам пышное наследие. За двадцать лет многие фото с того первого отдыха на Гавайях были утеряны. Когда я писала это вступление, они возвратились ко мне. Среди них был снимок восхода полной луны, известного на Гавайях, как ‘Махина’, который вдохновил Джорджа на сочинение ‘Here Comes the Moon’. В последний раз Джордж и я были там вместе в феврале 2001 года. В сумеречном небе солнце закатывалось одновременно с восходом луны, волны бились о скалы, из моря выпрыгивали киты, сияла радуга, а кратер Халеакала вздымался на нашем заднем дворе на высоту три километра. Всё это вновь заставляло нас смиренно склонить головы и обратить наши лица к Господу. Мы собирали гардении и слушали гавайскую музыку за утренним кофе, сидя на солнышке… Солнце, его так любил Джордж, отчасти потому, что он чувствовал себя лишённым этой теплоты, когда рос ребёнком в Англии. Но когда шёл дождь – а с высоты 50 метров лили потоками водопады – Джордж был точно так же счастлив. ‘Безупречен и ленив залив в летнее время. Эти дни превосходны, словно рядом рай’ – написал он в ‘Your Love is Forever’. Да, Джордж, они были превосходны и для меня тоже – превосходны почти в такой степени, насколько это только возможно в этом физическом мире.

Воспоминания о тех совместных вечерах являются даром… он играл на акустической гитаре или укулеле под большой луной там, где ночи были тёплыми, и где мы водили за нос английскую зиму и лишали её возможности поморозить наши кости. Несмотря на склонность людей воспринимать своего супруга, как данность, даже тогда я хорошо понимала, что это драгоценные моменты. Также я находилась в счастливом неведении, как мало нам оставалось совместных дней. Эти воспоминания будут отдаваться эхом наряду с любовью и уважением всю мою оставшуюся жизнь, и – так и быть – по этому случаю я могу сказать, что они 'Мои'.

Оливия Харрисон

Господь Кришна своему приверженцу Аржуне:

“Среди тысяч людей, возможно, один стремится к

приобретению духовности; а среди благословенных истинных

ищущих, которые прилежно пытаются достичь Меня,

возможно, один осознаёт Меня таким, какой я есть.”

Бхагавад Гита (Песнь 7, Стих 3)

Предисловие

Ещё со времени войны я думал о том, чтобы собрать клочки бумаги со стихами моих песен, разбросанные там и сям.

В июле 1977 в номере одного отеля неподалёку от аэропорта ‘Хитроу’ меня припёрли к стенке два пьянчужки, которые объяснили мне, что если я и в самом деле разыщу все эти стихи, то они могли бы составить славную книжку. Они принесли с собой экземпляр бортового журнала английского военного корабля ‘Баунти’ капитана Блая, который был опубликован издательством ‘Дженисис’ и стоил 158 фунтов стерлингов.

Через какое-то время по телевидению шла программа Джека Харгривза ‘Out of Town’, и в ней он продемонстрировал, как старые кожаные книги могут быть восстановлены до своего первоначального состояния, что заставило меня оценить это искусство и серьёзно обдумать возможность облагородить таким образом эти банальные обрывки бумаги.

В мельчайших деталях, лишь для Вас, по запредельно высокой для обычной жизни цене, мы предлагаем нечто незначительное из одной короткой жизни. Она должна была называться ‘Большой кожаный экипаж¹’, но стала известна, как ‘Я, мне, моё’, ведь её можно также рассматривать, как ‘путь маленького эго’.

Я с этой книгой помучился; теперь Ваша очередь.

Джордж Харрисон

Где-то в Англии

¹ - ‘Big leather job’ – можно перевести так же, как и ‘Большая кожаная работа’, и этот перевод кажется логичнее и благозвучнее, но, в свете дальнейшего, станет понятно, что в этом варианте названия не обошлось без иронии, и вариант ‘экипаж’ кажется подходящим больше (прим. пер.).

Часть I повествует Джордж Харрисон со вступлением

и примечаниями Дерека Тэйлора курсивом.

Глава I

“ БЫТОВАЛО мнение, что когда все остальные 'взрослели', мы просто валяли дурака, являясь звёздами рок-н-ролла" – сказал Джордж Харрисон, когда мы готовили эту книгу. То, что Вы прочтёте, покажет Вам, что эта ошибочная точка зрения, которая, несомненно, являлась широко распространённой в конце 60-х годов, была такой же неуместной, как и безусловное идолопоклонство, которое она заменила.

‘Я, мне, моё’ – название со скрытым парадоксом, выбранное человеком, который многие годы и по многим причинам отмахивался от своего эго (всё ещё пытается, и не всегда успешно). Эта книга рассказывает историю взросления, необязательно тяжёлого, но, безусловно, и нелёгкого. Ведь независимо от того, насколько большие привилегии и богатства сопровождали эволюцию ‘Битлз’, ‘легко’ не является словом для описания происходившего с ними на их пути к тому, что стало известно, как ‘Успех’.

При написании вступительной части этой книги я буду в основном цитировать самого Джорджа (из разговоров, записанных в Калифорнии, Оксфордшире и Саффолке), потому что хотя мы и являлись на протяжении долгих лет близкими приятелями, я знаю о нём меньше, чем он знает о себе. В любом случае, как рассказчик он обладает двумя талантами: поразительной памятью на детали (даты, адреса, погода, настроение, время дня, внешность и т.д.) и бесхитростным желанием абсолютно чётко обозначать свою позицию. Последнее качество просто выводило из себя его клеветников ('почему этот человек молится так?'), но также подарило ему настоящую признательность людей с более широкими взглядами – миллионов людей – за его обнадёживающий оптимизм. Он завоевал непреходящую любовь за свою честность.

Есть ещё одна причина предложить вниманию такое изобилие воспоминаний от первого лица состоит в том, что подобно всем общественным деятелям, чья слава шагнула далеко за пределы простого ‘очень хорошо известный’, битлов чрезвычайно много критиковали, 'интерпретировали', оценивали, недооценивали и переоценивали до абсурдной степени.

Впервые я увидел ‘Битлз’ во время концерта 30мая 1963 года, когда Джоан (моя жена) и я посетили кинотеатр ‘Одеон’ в Манчестере, где мы тогда жили. Я работал там театральным критиком и корреспондентом северного издания лондонской ‘Дэйли Экспресс’. Битлы завершали замечательное ‘сборное выступление' (фраза из 1960-х годов, означающая концерт, в котором большое количество исполнителей выступало в течение получаса или меньше, дважды за вечер, и в основном в кинотеатрах), которое включало Джерри и ‘Пэйсмэйкерс’ и Роя Орбисона. Организатором был Артур Хоувз, уважаемый в те дни человек.

Джоан видела ‘Битлз’ по телевизору, и они ей очень сильно понравились. Я их не видел, но, несмотря на то, что понадобилось много времени, чтобы новости достигли газетчиков, я слышал о них, и мы оба считали, что это будет славный вечер. Выступление было совершенно изумительным. Мы сидели в первом ряду и могли видеть мельчайшие детали выступления, хотя, будучи неподготовленными, мы почти не слышали музыки за самыми громкими воплями, с которыми я когда-либо встречался. ‘Битлз’ были превосходны (так же, как Джерри и ‘Пэйсмэйкерс’ и Рой Орбисон), и было совершенно ясно, что происходит нечто исключительное.

Я написал чересчур хвалебную статью, в которой утверждал, что ‘в Манчестер прибыло ливерпульское звучание’, что оно было ‘великолепно’ и что благодаря этому ‘после многих лет невыразимой ерунды популярная музыка вновь стала хорошей и доброй’. Я описал битлов, как ‘самобытных, нахальных, едких и юных’, и даже сейчас эти слова не хуже других подходят для объяснения того, какими они были. После первого выступления они все были для меня на одно лицо; я и понятия не имел, кто есть кто. Если в двух словах рассказать, что последовало… Я взял интервью у их менеджера, Брайана Эпстайна, а после этого я каждый божий день отслеживал, записывал и описывал каждый их шаг и стал настоящим битломаньяком.

Когда я немного узнал их индивидуальности, я заметил, что Джордж был ‘тихим битлом’ (см. ‘Рутлз’ позже). Редактор манчестерского ‘Дэйли Экспресс’, Джон Бьюкенен – которому даже сейчас любезное ‘спасибо’ – сказал, что следует пригласить одного из битлов вести гостевую колонку ‘Дэйли Экспресс’ по пятницам. Я предположил, что этим битлом-счастливчиком должен стать Джордж. Он спросил, есть ли на это какая-то конкретная причина. Я ответил, что их несколько: Джордж казался подходящим малым, и когда я встречался с ним на пресс-конференциях и за кулисами, он был доступным и явно искренним и эмоциональным. Бьюкенен и я принялись составлять набросок предложения для Эпстайна, с которым мы встретились в его офисе возле ‘Логова Колдуна’ (один волшебный магазин) в ливерпульском районе Мурфилдс. Джон Бьюкенен обрисовал ситуацию Брайану Эпстайну: имя одного из битлов будет стоять под еженедельной статьёй в ‘Дэйли Экспресс’, но этот битл не будет писать её. Писать её буду я. “Почему же?” – спросил Брайан. “Потому что Дерек знает, что нужно читателю” – ответил Джон Бьюкенен. (Ох, уж этот читатель и то, что ему нужно!.. Я знал это?) Брайан принял это предложение и спросил, есть ли у нас в мыслях какой-нибудь конкретный битл. Я ответил, что у нас на уме Джордж. Брайан вновь спросил: “Почему?” Я сказал, что Джордж кажется мне славным парнем, с которым легко говорить, спокойным, приятным и всё в таком роде. “Как интересно” – молвил Брайан – “довольно хорошая мысль. Это было бы неплохо для Джорджа, это может стать его увлечением, дополнительным увлечением. Джон и Пол сочиняют свои песни, а Ринго ещё новичок”. Он спросил, держим ли мы в голове какую-нибудь сумму, недельный гонорар. Джон Бьюкенен сильно занервничал, ведь Брайан в этом отношении мог быть страшен. “Мы думали, фунтов пятьдесят” – сказал Бьюкенен. Эпстайн выразил изумление. “Пятьдесят фунтов?” – скрипящим голосом переспросил он – “пятьдесят фунтов за одного из битлов в ‘Дэйли Экспресс’? Конечно же, нет! Я не позволю Джорджу подписывать своим именем статью в ‘Дэйли Экспресс’ за пятьдесят фунтов”. Джон Бьюкенен промолвил, что это не потребует от Джорджа слишком большого труда, в конце концов, всё сочинять буду я, а я не зарабатывал пятьдесят фунтов и за целую неделю работы. Это, произнёс Брайан, не имеет к нему никакого отношения, и стоит упомянуть, что Дерек – пусть уж он простит за прямоту – не является одним из ‘Битлз’. Итак, сказал Брайан, гонорар составит сто фунтов, хотя и это слишком мало, он обсудит это с Джорджем и посмотрит, что тот скажет.

Затем последовала встреча Брайана с Джорджем, в результате которой в конце 1963 года Джордж Харрисон стал корреспондентом ‘Дэйли Экспресс’, когда битломания, казалось, достигла своего пика. Битлы выпустили в Англии два альбома и пять синглов, четыре из которых возглавили британские хит-парады. Впереди… неведомая реакция Соединённых Штатов и большей части остального мира. В Европе все симптомы говорили о том, что у Британии имеется в наличии феномен. В своей третьей совместной статье Джордж и я выразили – если использовать шаблонную фразу – сдержанный оптимизм.

Я написал первую статью, не сильно советуясь с ним о её содержании. Я пообещал, что он сможет увидеть её, прежде чем она будет опубликована. Я поговорил с ним о его семье, узнал, что у него есть два брата и сестра – все старше него; что его отец и мать оба живы и здоровы. Отец, водитель автобуса в Ливерпуле, добрый, прагматичный мужчина, оказывающий поддержку карьере Джорджа, а мать – сильная, дружелюбная, терпимая и пылкая. В целом – общительная, уживчивая ливерпульская семья из верхних слоёв рабочего класса.

Я мало знал об отношении Джорджа к его собственной жизни и к статусу битла. Ему было нелегко много говорить об этом, хотя мы быстро и подружились. Позже он говорил: “Друзья это все те души, которые мы знали в других жизнях. Мы притягиваемся друг к другу. Вот, что я думаю о друзьях. Даже если я знаю их лишь один день, это не имеет значения. Я не собираюсь ждать, пока не буду знать их два года, потому что в любом случае, знаешь ли, мы встречались где-то раньше”. Как бы то ни было, я написал нашу первую колонку, в которой Джордж говорил своему отцу, что его карьера будет означать, что он выйдет в большой мир и его часто не будет рядом. Я выдумал ‘цитату’ его отца, которая звучала так:

“Да не волнуйся ты так, сынок, ты просто действуй на своё усмотрение, а я продолжу водить большие зелёные экипажи”. Там было много другого в подобном духе: высосанных из пальца заявлений, приписанных этому человеку и другим; мотивов, взятых из багажа шаблонов газетчика; всё это было окрашено в квазиливерпульские тона.

Украсил ливерпульским говорком, который можно услышать в микрорайонах со славными садами. А если коротко: самая что ни на есть стандартная, написанная не тем, кем подписана, статья в британской популярной прессе.

Я отправился на поезде из Манчестера в Лондон, чтобы встретиться с Джорджем в квартире Брайана в доме ‘Уэддон’ на улице Уильям-Мьюз в районе Белгравия. Там были все четыре битла: Джон в очках с толстой роговой оправой – сюрприз; Ринго, который много курил и очень мало говорил; Пол, недоверчивый к журналистам; и Джордж, мой новый друг и соавтор, горящий от нетерпения увидеть, что ‘он’ сочинил для своего первого личного обращения к читателям северного ‘Дэйли Экспресс’. Я протянул ему две отпечатанных страницы. Он спокойно прочёл первый отрывок, а затем воскликнул: “Что это такое: ‘Я буду водить большие зелёные экипажи, я продолжу водить большие зелёные экипажи’? Что такое ‘большие зелёные экипажи’?” Воцарилась мёртвая тишина. Казалось, это позабавило Джорджа в той же степени, сколь и изумило, но в воздухе по-прежнему висела жуткая пауза. Что такое большие зелёные экипажи? “Автобусы” – промолвил я – “ливерпульские автобусы, большие зелёные штуки, экипажи, ну, знаешь ли, большие зелёные экипажи, двухэтажные омнибусы”. “Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл их большие зелёные экипажи” – сказал, теперь уже со смехом, Джордж. “Должен сказать, я тоже, Дерек” – произнёс Брайан – “а сам ты слышал?” “Нет” – ответил я. Было ощущение, что со всеми случилась безумная истерика. “Большие зелёные экипажи” – повторил Джордж – “мне лучше прочесть, что тут дальше”.

Итак, он продолжил читать и сказал, что всё не так уж плохо, но можно кое-что исправить, например это… и ещё одну вещь, а затем то, сё, пятое, десятое. Так мы начали сотрудничать, и продолжаем с тех пор; буквально с того дня по сей день. И я задаюсь вопросом, как эти отношения пережили такие необычные годы – манию и распад ‘Битлз’, наркотики, выпивку и большие экипажи всех цветов радуги, не говоря уже о ярком зелёном экипаже ‘Эппл’! А тогда это был большой зелёный экипаж.

В последующие недели мы вели эту еженедельную колонку, как настоящий дуэт; я не могу припомнить, кто что написал, но это была его колонка, и я всегда радовался, что мы выбрали именно Джорджа. Это и в самом деле – как и говорил Брайан – стало его ‘дополнительным увлечением’, а он далеко не Тихий Битл, очень разговорчивый человек, который любит выражать себя, как и любой другой, а может быть, и больше большинства.

Чтобы начать не сначала, а лишь с того начала, которое известно ему, мы должны следовать за ним, за его собственными словами…

Дата добавления: 2015-09-29