— Дай ей закончить. Это все точно как-то связанно.
— Значит, это подсказка! То, что Дамблдор оставил Гарри — это очень важно, я уверена! И это сейчас у Снейпа… Черт! Мне нужно поговорить с Дамблдором.
Друзья недоуменно уставились на Гермиону.
— И как ты это собираешься это провернуть? — осторожно спросил Лонгботтом.
— Это же очевидно, — отозвалась Луна. — Портрет!
— Но единственный портрет Дамблдора висит в кабинете директора! — воскликнула Лаванда.
— Значит, мы проникнем в кабинет Снейпа, — Джинни решительно поднялась с дивана. — Но об этом мы поговорим завтра. Если я сейчас не лягу в постель, то засну прямо здесь, уже половина второго ночи. Давайте, по койкам. Луна, надеюсь, я расплету это безобразие с минимальными потерями для волос. Спокойной ночи.
Гермиона и Лаванда тихонько открыли дверь своей спальни и на цыпочках пробрались внутрь. Все давно уже спали, и девушки, подсвечивая себе палочками, пробирались к своим кроватям. Вдруг из дальнего угла послышалось громкое уханье.
— Что это?
— Похоже, кому-то из нас письмо… — прошептала Лаванда, направляя свет в угол. И вправду — на столе восседал большой черный филин. К его лапке был привязан пергамент. Блондинка подошла к нему и попыталась отвязать свиток, но птица сердито ухнула и клюнула девушку в палец.
— Не подпускает к себе. Видимо, отдаст письмо только адресату, — Лаванда бросила на Гермиону заинтересованный взгляд, но ничего спрашивать не стала и молча прошла к своей кровати. — Спокойной ночи, Гермиона.
— Спокойной ночи, — ответила девушка и на негнущихся ногах подошла к филину, который уже протягивал ей лапку с привязанным письмом. Пальцы не слушались, но через несколько мгновений Гермионе все-таки удалось отвязать пергамент. Птица нетерпеливо ухнула, перелетела к окну и постучала клювом в стекло. Девушка поспешно распахнула окно, выпуская птицу на волю. В комнату ворвался холодный осенний ветер.
И только забравшись в постель и задернув полог, Гермиона развернула свиток. На пергаменте мелким аккуратным почерком было написано всего несколько слов.
«Среда, Выручай-комната, после ужина».
Гермиона тихонько чертыхнулась.
08.05.2012
8.
А может, послать все к черту и вернуться в гостиную?
Вот уже пятнадцать минут Гермиона нерешительно переминалась с ноги на ногу в коридоре на восьмом этаже. Она то решительно подходила к двери, касалась горячими пальцами холодной металлической ручки, но в последний момент испуганно отдергивала руку, словно боясь обжечься, то круто разворачивалась и делала несколько быстрых шагов по коридору в направлении гриффиндорской башни, но останавливалась на полдороге. Идти или не идти?
Вдруг в конце коридора послышались шаркающие шаги и тихое мяуканье. Видимо, старый смотритель школы вышел на обход.
Гермиона быстро подбежала к двери, открыла ее и залетела в помещение.
— Опаздываешь, Грейнджер, — раздался знакомый голос за ее спиной. Девушка расправила плечи и медленно обернулась. Помещение, которое предоставила им Выручай-комната, было небольшим, и уютным его можно было назвать только с большой натяжкой. Невысокие потолки, стены в темно-зеленых тонах, небольшие окна, за которыми была сплошная темнота — на ночном небе не видно и одной звездочки, потрепанный широкий диван, два кресла и маленький столик. Единственным источником света был камин, в котором весело танцевало пламя. Вся комната была какой-то мрачноватой, но на удивление теплой. После холодных коридоров школы, ставших родным домом для сквозняков, здесь было почти жарко.
Малфой сидел в одном из кресел, вальяжно закинув ногу на ногу, внимательно рассматривая свой фамильный перстень. Мужская мантия с гербом Слизерина лежала на диване, парень остался только в брюках и рубашке — видимо, ему было немного душно. Его профиль отчетливо выделялся на фоне огня. Он не удосужился поднять на гриффиндорку взгляд, и Гермиона ощутила, как в ней нарастает волна раздражения и злости.
— У меня были дела, — спокойно ответила она, расстегивая мантию и бросая ее на диван, к слизеринской. Девушка прошла ко второму креслу и села в него, закинув ногу на ногу — точно повторив его позу. Вот только перстня на руке не было, а значит, и разглядывать нечего.
— И какие же дела были у мисс Грейнджер? — он все-таки посмотрел на нее, насмешливо вздернув бровь. — Могу поспорить, ты просто мялась под дверью, не решаясь войти. Не бойся, Грейнджер, я тебя не съем.
— Подавишься, Малфой, — спокойно парировала девушка. — И мои дела тебя не касаются. У меня мало времени, так что давай не будем тратить его на обмен любезностями.
— Опять спешишь куда-то? Деловая? — он откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. — Я только за. Рассказывай.
Гермиона глубоко вдохнула, пытаясь собраться с мыслями.
— Патронус — это мощная магическая сущность, вызываемая заклятием Экспекто Патронум. Она принимает вид какого-то животного, в зависимости от особенностей характера волшебника, который пытается его вызвать. Иногда Патронус принимает анимагическую форму человека, который для тебя очень важен, с которым тебя многое связывает. Например, любовь, хотя вряд ли ты знаешь, что это такое, — Гермиона саркастично хмыкнула, но Малфой пропустил ее реплику мимо ушей. — Для того, чтобы вызвать Патронуса, необходимо воспоминание. Очень яркое, очень живое, очень радостное. Какой-то самый счастливый момент в твоей жизни. Нужно, чтобы это воспоминание наполнило тебя, нужно раствориться в нем. Тогда все получится. Но это очень сложно, нужно очень сильно сконцентрироваться, прочувствовать воспоминание, увидеть все образы, услышать голоса, ощутить запахи… У тебя есть такое воспоминание, Малфой? Сразу предупреждаю — первый полет на метле или подаренный на День рождения счет в банке не подходят.
Малфой молчал и сосредоточенно хмурился. У него в голове мелькали десятки воспоминаний, но все они не могли ему помочь. Он закрывал глаза — и снова видел Мэнор и пол каминного зала в темно-бурых пятнах. Видел испуганную мать и дрожащие руки отца. Он видел свою метку. Видел красные глаза Лорда.
Черт.
Неужели у него нет ни одного счастливого воспоминания?
Но ведь дементор на него напал!
Может, первая, еще полудетская влюбленность? Панси Паркинсон, маленькая четырнадцатилетняя черноволосая девчушка, которую он когда-то приглашал на Рождественский бал? Вечно хохочущая Панси, которая так нежно держала его за руку когда-то? Девчонка с веселыми искорками в каре-зеленых глазах, с которой было так весело когда-то давно, в другой жизни?
Драко поднялся с кресла и вытащил палочку. Гермиона внимательно наблюдала за ним.
Он закрыл глаза и представил себе сверкающий огнями Большой зал, представил девочку в нежно-розовой мантии, которую он ведет в танце, представил ее улыбку и длинные черные ресницы…
— Экспекто Патронум… — решительно сказал он. Из палочки вылетело прозрачное серебристое облако, но тут же растаяло в воздухе.
— Не то воспоминание, — Гермиона тоже встала с кресла и встала напротив парня. — Думай, Малфой. Должно быть что-то еще.
Драко вновь задумался. Они разошлись с Паркинсон еще год назад, осенью шестого курса, а на седьмой год она в Хогвартс не вернулась — ее семья скрывалась где-то в Восточной Европе. Скрывалась от Лорда и Пожирателей. Скрывалась от него.
Что еще? Думай, Малфой, думай!
Блейз Забини?
Парень вновь закрыл глаза. Слизеринская спальня, бутылка огневиски и два стакана. И чертов Забини, который хохочет над очередной дурацкой шуточкой.
— Экспекто Патронум, — и вновь ничего, кроме легкого облака. Забини смеялся слишком задорно и беззаботно, и этот смех резал слух, поэтому последним временем они напивались в основном в тишине.
— Нет, Малфой. Так не пойдет.
— Знаю, что не пойдет. Подожди, — Драко прошелся комнатой, перебирая в голове воспоминания. Что-то должно быть… что-то, ради чего он живет. Ради чего выживает…
Парень резко остановился. Может быть, мать? Вот только нужно вспомнить что-то такое светлое, еще не запятнанное страхом и болью. Что-то из детства?
Смех. Мамин звонкий смех, который отбивался от стен Бального зала Малфой-Мэнора, залитого солнечным светом. Она танцевала с отцом и искренне, заразительно смеялась, запрокинув голову назад. А отец — тогда еще сильный, веселый и уверенный — вел ее в танце и тоже улыбался, смотря на жену…
— Экспекто Патронум! — выкрикнул Драко, пока виденье не исчезло из его головы. Из палочки вновь вырвалось серебристое облако, но в этот раз его сияние было ярче, и продержалось оно дольше.
— Твою мать! — зло выкрикнул он, ударяя с размаху кулаком о стену. Если не это, то что тогда?!
— Успокойся! Злостью Патронуса не вызовешь! — Гермиона сделала несколько шагов ему навстречу. — У тебя уже получилось лучше!
— Покажи, — тихо прохрипел Драко, смотря на разбитые в кровь костяшки пальцев. Опять этот тошнотворный запах...
— Что показать?
— Покажи своего Патронуса. Покажи, как это делается.
Гермиона быстро заморгала. Получится ли? Какое воспоминание выбрать? Совместные посиделки с Гарри и Роном? Черт, где они теперь, живы ли? Нет, тревога затмевает все моменты счастья. Виктор Крам и первые поцелуи в Астрономической башне? Смешно. Собрания ОД? Бред… Родители? Можно попробовать…
— Экспекто Патронум, — и из палочки вырывается серебристое облако, которое превращается в сияющую выдру. Но выдра появилась всего лишь на несколько мгновений, потом бесследно растаяла в воздухе. Гермиона устало опустилась в кресло и прикрыла глаза.
— Тот Патронус, которого я видел, был намного мощнее, — заметил Малфой.
Он прошел через комнату и сел напротив нее.
— Слишком много войны, — покачала головой девушка. — А чей Патронус ты видел?
— Снейпа.
— Вот и шел бы к нему о помощи просить.
— Неужели ты думаешь, что я к нему не ходил?
— Ты настолько безнадежен, что тебе отказал даже ангел-хранитель всего Слизерина?
— Ну, назвать Снейпа ангелом — это, знаешь ли, даже для нас перебор. Хотя, кто знает, может у него и вправду маленькие черные крылышки под мантией.
— Криво шутишь, Малфой.
— Слабо язвишь, Грейнджер.
Перепалки не получалось, они сидели в полутемной комнате, опутанные собственными невеселыми мыслями и тревогой. Они сидели, смотрели на огонь и молчали. У них не было сил ссориться и оскорблять, не было сил набрасываться друг на друга с обвинениями, у них просто не было сил.
Сколько они просидели так? Час, полтора? Гермиона очнулась первой, бросила взгляд на маленькие наручные часы и резко поднялась.
— Мне пора, Малфой. Спасибо можешь не говорить.
— И не собирался, — ухмыльнулся он. Она не удержалась и ухмыльнулась в ответ.
Аккуратно закрыв за собой дверь, девушка пошла к гриффиндорской башне. Ее шаги отбивались от холодных каменных стен, после теплоты Выручай-комнаты воздух в коридоре казался просто ледяным. Гермиона засунула руки в карманы мантии.
Патронус у нее всегда получался не очень сильным. Но такого слабого, как сегодня, не было еще никогда. Слишком много тревоги. Слишком много страха. Слишком много боли. Всего было слишком много…
Интересно, что вспоминал Малфой? Неужели у него в жизни не было по-настоящему счастливых моментов? Или у него, как и у нее, внутри было слишком много войны?
Гермиона вдруг подумала, что Малфой пришел к Выручай-комнате первым, а значит, этот вариант помещения, в котором она провела последние несколько часов, был создан им. Что он попросил у комнаты? Неужели всего лишь немного тепла?
Погруженная в свои грустные мысли, Гермиона не заметила, как дошла до своей гостиной. Как только за ее спиной закрылся портрет, на девушку налетела взволнованная и бледная Джинни.
— Где ты была?! — звонкий голос рыжей ударил по ушам, и Грейнджер очнулась окончательно.
— Что-то случилось? — настороженно спросила она, вглядываясь в перепуганное лицо подруги. — Снова Кэрроу? Кто-то пострадал?
— Нет, с нашими все в порядке. Тут другое. Гарри и Рона засекли в Министерстве. Смотри, — и Джинни протянула ей уже довольно потрепанный и зачитанный выпуск «Ежедневного Пророка». Гермиона резко выдернула газету из рук подруги и взглянула на первую страницу. С клочка бумаги на нее смотрели зеленые глаза ее лучшего друга. Внизу фотографии переливались оттенками красного слова «Нежелательный №1».
«Проникновение в Министерство Магии
Вчера, во вторник 7 октября, в Министерстве Магии было зарегистрировано несанкционированное проникновение. Гарри Поттер, разыскиваемый по делу убийства Альбуса Дамблдора, вместе с напарником, которого опознать не удалось, воспользовавшись Оборотным зельем, вторглись в Министерство Магии. Двое преступников ворвались в зал суда №10 во время заседания Комиссии по учету магловских выродков под видом работников Министерства. Но действие Оборотного зелья закончилось, и работники узнали в одном из нападающих Гарри Поттера. Преступники, видимо, не предвидели такого поворота событий, поэтому выхватили палочки и напали на председателя Комиссии Долорес Амбридж и секретаря Муфальду Гопфрик, затем, угрожая волшебными палочками другим сотрудникам Министерства. После этого они попытались вывести подсудимых из здания, но самоотверженные действия министерских работников помешали им воплотить в жизнь коварный план. Преступники скрылись с места происшествия.
Вот как прокомментировала ситуацию председатель Комиссии по учету магловских выродков Долорес Амбридж:
— Это неслыханно! Действия Гарри Поттера и его напарника — это откровенная насмешка, плевок в сторону Министерства Магии! Я восхищаюсь действиями работников Министерства и уверенна, что им стоит выплатить премию. Благодаря этим мужественным волшебникам подсудимые не смогли скрыться из здания, так что правосудие будет восстановлено. Что касается Гарри Поттера, то должна признать, что знакома с ним уже давно. Я была его преподавателем по Защите от темных искусств. И уже тогда, будучи пятнадцатилетним мальчишкой, он был крайне невежественен, а его выходки подвергали опасности других студентов. И сейчас он превратился в настоящего преступника! Его место в Азкабане, и он это доказал.
Редакция «Ежедневного Пророка» полностью поддерживает Министерство Магии и обращается ко всем сознательным магам Великобритании: если Вы заметите Гарри Поттера, немедленно сообщите в Специальную комиссию по поиску опасных для магического сообщества элементов. Поймавшему Гарри Поттера будет предоставлено денежное вознаграждение в сумме 10 000 галеонов».
Под статьей была напечатана колдография встревоженной и решительной Долорес Амбридж, которая, активно жестикулируя, рассказывала что-то двум министерским работникам.
Джинни сползла по стене на пол и закрыла лицо руками.
— Какого черта они поперлись в Министерство Магии?! Их чуть не поймали! Это же безумие!
Гермиона стояла недвижно, вглядываясь в колдографию Амбридж. Она смотрела на ненавистное уродливое лицо с глазами на выкате, на ядовито-розовую мантию в рюшах, на маленький черный бантик в курчавых коротких волосах. Смотрела на то, как активно она размахивает короткими руками, как наклоняется, пытаясь что-то объяснить. Вдруг на груди у женщины что-то блеснуло, поймав отсвет фотокамеры. Гермиона не отрывала взгляда от колдографии. На груди у Амбридж блестел красивый медальон. В голове словно что-то щелкнуло, всплыло болезненное воспоминание про другой медальон, фальшивое украшение, которое стоило жизни профессору Дамблдору, драгоценность, в которой Гарри нашел записку, написанную неизвестным, который подписался «Р.А.Б.». Гермиона смотрела внимательно, от напряжения глаза начали слезится, но она вдруг поняла причину. На колдографии в «Пророке» она увидела то, чего не могла увидеть Джинни. На шее Долорес Амбридж на тонкой цепочке висел настоящий медальон Салазара Слизерина.
Они нашли хоркрукс. Они нашли его, пробрались в Министерство Магии, нашли Амбридж, но выкрасть его им не удалось. Он все еще болтался у нее на шее. Все было напрасно.
Гермиона медленно пошла в спальню девочек.
Хотелось завыть. Хотелось крушить все вокруг, разрывать подушки, бить окна, хотелось кричать от бессилия и тревоги. Все было напрасно. Напрасно! Они подвергали себя смертельной опасности, проникли в здание Министерства, сражались с его сотрудниками, но хоркрукс остался у этой суки в розовых оборочках!
Гермиона с силой ударила ладонями стену. «Пророк» выпал из рук, страницы рассыпались по полу.
Напрасно.
Только не закричать. Только не броситься сейчас же со школы искать этих двоих полоумных, чтобы задать им славную трепку, чтобы проучить, чтобы заорать со всей силы в виноватые родные лица: «Чем вы думали, идиоты?! Я вас спрашиваю — чем вы думали?!». Только не расплакаться от бессилия.
Она стояла, опершись ладонями об стену, прислонившись лбом к холодным камням, и думала о том, что больше всего ей хотелось сейчас немного тепла и тишины. Хотелось угрюмой комнаты и треска дров в камине, хотелось полумрака и ощущения близости сосредоточенного парня, сидящего в соседнем кресле. Хотелось забыть. Хотелось не знать. Хотелось отдохнуть.
Дыши, Гермиона. Дыши. Вдох-выдох — это просто.
Девушка присела на корточки и начала собирать газетные листки. Нужно успокоиться. Они живы. Это сейчас главное.
Вдруг ее глаза выхватили из десятков прочих газетных заголовков два слова, которые заставили содрогнуться. «Отставка Оливандера». Глаза быстро пробежались строчками заметки.
«Днями самый известный мастер волшебных палочек Великобритании заявил, что прекращает производство инструментов, ссылаясь на проблемы со здоровьем. Он закрыл свою мастерскую на Косой Аллее, собрал вещи и покинул страну. Всем, кому понадобятся волшебные палочки, редакция «Ежедневного Пророка» рекомендует воспользоваться услугами мастерской мистера Вертера. Она находится в центре магического Лондона, в Лютном переулке».
Оливандер прекратил выпуск волшебных палочек? По состоянию здоровья? Конечно, он уже очень стар, но никогда до этого он не болел так серьезно, чтобы даже просто взять отпуск и закрыть магазин хотя бы на несколько дней! Что случилось? Неужели...
Гермиона подошла к своей кровати и села, обхватив голову руками. Паззл начал складываться. Обрывки фраз. Факты. Догадки. Все соединялось в одну картину.
Дары Смерти. Верховная палочка. Волдеморт. Закрытие магазина Оливандера и его исчезновение из страны. Малфой, на которого напал дементор. Газетная статья.
Все сходится. Оливандер не уехал за границу, его схватили Пожиратели по указу Волдеморта. Он ищет Старейшую палочку, чтобы обрести истинное могущество. Он приказал своим верным ПСам захватить самого известного мастера волшебных палочек в Британии, чтобы узнать все о первом из Даров Смерти. Было нападение. И в нем участвовал Малфой. И в ходе операции на него напал дементор. А теперь ты учишь его заклинанию Патронуса и даже малодушно подумываешь о том, чтобы сбежать от проблем в им созданную теплую комнату!
Гермиона закрыла глаза, ее руки мелко дрожали, а в груди поднялось жгучее желание бежать из пустой спальни, найти этого сукина сына и врезать по его подлой роже. Как он смел просить тебя о помощи?! Как посмел открыть свой поганый рот и обратиться к тебе после того, как собственными руками отдал мистера Оливандера Волдеморту?
«Да и ты тоже хороша, девочка. Согласилась, даже не особо сопротивляясь. Согласилась только потому, что он соизволил сказать тебе два слова о Круциатусе. О, если бы мы снова стояли сейчас на Астрономической башне! Я бы не опустила палочку, и рука моя не дрогнула бы, я бы ударила этого ублюдка Круциатусом, я бы заставила его кричать и корчиться от боли! А как же сейчас на себя в зеркало смотреть без отвращения?!»
Гермиона вскочила на ноги и начала ходить взад-вперед по спальне, с силой стискивая кулаки. Ненависть и отвращение к себе накрывали ее с головой, сердце, бешено колотящееся, не давало усидеть на месте.
Вдруг в окно постучали.
Девушка резко обернулась, вглядываясь в темноту за стеклом. Там, на подоконнике, сидел большой черный филин и смотрел на нее желтыми глазами.
В два прыжка она оказалась у окна, рывком распахнула его, впуская птицу в помещение. Она отвязала непослушными пальцами пергамент и выпустила филина на волю, громко хлопнув оконной рамой.
Все тот же аккуратный почерк.
«Мне нужен еще один урок. Суббота, там же, после ужина».
Гермиона принялась яростно рвать пергамент на мелкие кусочки, пытаясь стереть со своей памяти все, что хотя бы косвенно напоминало ей о Драко Малфое. Она вытащила из кармана волшебную палочку, направила ее на клочки бумаги и выкрикнула «Инсендио». Остатки письма вспыхнули мгновенно.
Она смотрела на пламя и невольно словила себя на мысли, что снова хочет погладить его рукой, дотронуться до огня пальцами, ощутить его языки на своей коже. Вот только обжечься все еще страшно.
Гермиона подождала, пока пергамент не истлеет, потом убрала волшебной палочки пепел и забралась на свою кровать. Задернула полог, свернулась калачиком под одеялом, даже не раздевшись, зажмурилась крепко-крепко.
«Тебе нужен урок? Хорошо, будет тебе урок, Малфой. Вот только ты об этом пожалеешь».
10.05.2012
9.
Она ушла, и дрова в камине почти сразу же догорели. Комната погрузилась в темноту.
Он сидел в кресле, прикрыв глаза. Он думал о счастье. Он искал счастливое воспоминание.
А совсем недавно в соседнем кресле сидела, подобрав под себя ноги, Грейнджер. Она смотрела пристально на огонь и — он мог поклясться! — тоже думала о счастливых воспоминаниях. Ее Патронус был слаб, он сиял едва заметно и почти сразу растворился, но он у нее был.
О чем она думала? Что вспоминала?
Драко поднялся с кресла, забрал с дивана мантию и вышел из Выручай-комнаты. Дверь за его спиной моментально слилась со стеной — словно и не было ее.
Он шел пустынными коридорами Хогвартса, такого холодного и такого чужого, и не мог понять — что он сделал не так? Он выбирал самые радостные мгновения своей прошлой жизни, он воскрешал в памяти то, что было для него по-настоящему дорогим, то, чем он ни с кем не делился. Почему у него не получалось ничего, кроме легкого серебристо-белого облачка?
Парень резко остановился посреди коридора, ведущего в подземелья. Черт, ведь это было элементарно! Причина неудач была на поверхности!
Ты был мальчишкой, Малфой. Обычным, счастливым мальчишкой. Ты умел смеяться и радоваться. Ты любил своих родителей, ты переживал рядом с ними самые прекрасные моменты твоей жизни. Ты видел мир в ярких красках. Рядом была девчонка с каре-зелеными глазами, которая готова была идти за тобой на край света и даже дальше. И Малфой-мэнор был светлым, полным гостей, и там гремела музыка, и слышался звон бокалов. Это все было. Когда-то. В прошлой жизни.
Вот только последние полтора года ты прожил в своем собственном аду. Ты видел кровь и злость, ты видел ненависть и ненавидел сам. Ты убивал. Ты пытал. Ты заставлял людей корчиться от боли. Ты выбрал одиночество, опасаясь ножа в спину. Ты уже не тот человек, который ощущал счастье. Ты теперь — обозленный, сильный, ненавидящий. Ты боишься, но не показываешь этого. Ты пытаешься выжить, но почти физически ощущаешь свое бессилие. Дикий. Злой. Опасный. Рядом с тобой уже нет черноволосой девушки, держащей тебя за руку, — ты сам бросил ее год назад, поняв, что в твоей душе нет места любви. Ты не умеешь любить, Драко Малфой. Ты не подпускаешь к себе единственного человека, который мог бы стать тебе другом. Твои родители уже давно не такие, какими их видел тринадцатилетний мальчишка в бальном зале. У отца дрожат руки и затравленный взгляд, а мать со всех сил пытается не сломаться и совсем не спит ночами. Ты убийца, Малфой, у тебя на руке Черная Метка, а твой родной дом стал приютом сумасшедших ублюдков в темных мантиях. Это — твоя жизнь. И в ней нет места счастливым воспоминаниям.
Вот в чем причина! Все его воспоминания, которые могли стать источником для Патронуса, остались в другой жизни, которая уже кажется просто полузабытым детским сном. Злость, ненависть и боль блокируют их, не дают прочувствовать их в полную силу. Поэтому из палочки вырывается только едва заметное серебристое облако.
Бессилие поднимается в груди горькой волной. Но ведь с этим можно что-то сделать? Как-то это изменить?
И он вспоминает уставшую девушку, которая сидит в кресле, поджав под себя ноги. Измученная, но не сломленная. Сильная. У нее тоже был свой ад, о котором Малфой не знал ничего. В ее жизни тоже было много боли, много ненависти и злости. Но ведь у нее как-то получалось от этого абстрагироваться!
Драко развернулся и пошел в сторону совятни.
Почему-то ему казалось, что ее Патронус должен быть каким-то другим. Он знал ее другой — сильной, уверенной, гордой, ненавидящей. Она умела злится. Она готова драться. Она упрямая. Бесстрашная. Громкая. Опасная. Выдра совсем не подходила той Грейнджер, которую он знал.
Интересно, меняются ли Патронусы в зависимости от изменений в характере человека?
В совятне было холодно и темно, большинство сов уже отправились на ночную охоту, но его филин был здесь, и Малфой подозвал его к себе. Большая черная птица села к нему на плечо и подставила лапку для письма. Парень достал из сумки клочок пергамента и перо и начеркал несколько слов, подсвечивая себе палочкой.
— Отнеси это Грейнджер, — проговорил он хрипло, прикрепляя к лапке послание. Филин ухнул, взмахнул крыльями и растворился в ночном небе.
А теперь нужно отправиться к себе и попробовать заснуть. День и так был слишком долгим.
* * *
Эти три дня тянулись слишком медленно. Он не находил себе места, все перебирал и перебирал в голове моменты своей жизни, пытаясь найти хотя бы слабый лучик света. Но вокруг — только глухие стены, только холод, только тьма. Ничего, чтобы могло ему помочь. Ничего.
Мать присылала письма, он вчитывался в лживые слова, и ему хотелось выть от боли. Он закрывал глаза и представлял, как она садится за письменный стол, достает чернильницу и пергамент, как выводит первые слова и останавливается, пытаясь унять дрожь в руках. Он представлял, как она закусывает до крови губу, когда пишет о том, что «у нас все хорошо, в доме всегда много гостей, так что скучать не приходится». Он чувствовал ее боль и ее страх, чувствовал, как она пытается не сорваться, как тают ее силы. «Ты знаешь, у нас теперь много новых знакомых, уверенна, тебе будет интересно с ними познакомится, мы обязательно представим их тебе, когда прибудешь домой». Он стискивал кулаки и рвал письма, он сжигал их в камине и пытался забыть. Забыть все, о чем писала мать между строчек, забыть о том кошмаре, о том паническом ужасе, который царит сейчас в ее душе. Забыть все, кроме последних строк. «Держись, дорогой. Я верю в тебя».
И он держался.
Он судорожно выискивал счастливые воспоминания. Он упорно упражнялся в окклюменции, которая, спасибо Снейпу, и так была на высшем уровне. Он со всех сил искал выход.
Он ходил на занятия и сверлил взглядом прямую спину Грейнджер, и почти все его мысли занимал Патронус. Он не мог дождаться субботы. У него скопилось слишком много вопросов.
Середина октября, и над замком нависли тяжелые свинцовые тучи, а с самого утра все вокруг окутал промозглый туман — не разглядишь ничего и за два шага. Погода была мерзкой и холодной, находиться на улице было просто невозможно. Постоянно мерзли руки.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |