Он молчал пару секунд, а потом вздохнул.
– Рабыня.
Я оглянулся на него, прищуриваясь, когда он безразлично произнес это слово, мой гнев возрос.
– Говоришь ты это или нет - ничего не меняется. Это просто слово.
- Она говорит то же самое, - сказал я, вспоминая ее слова, когда сюда приезжала организация из Чикаго.
Отец кивнул.
- Значит, ты думаешь, что любишь ее? – тихо спросил он, осматривая мишени.
Я сухо засмеялся, покачивая головой.
(11) Chicago White Sox - "Чикагские белые носки" - Бейсбольная команда из г. Чикаго, шт. Иллинойс, входящая в Западное отделение Американской бейсбольной лиги
- Тут не нужно думать. Я знаю, что люблю ее, - сказал я.
Он опять кивнул и продолжил разглядывать стрельбище. Я стоял на месте и наблюдал за ним, каждая секунда усугубляла мое волнение. Его молчание никогда не означало что-то хорошее – оно значило, что он что-то обдумывает, а его мысли могут быть охеренно пугающими.
- Это все, что ты должен сказать? – сорвался я через минуту, мой гнев закипел. – Я сказал, что, б…ь, смогу с этим справиться. Скажи мне, что мы не можем быть вместе. Скажи, что это невозможно, что это неправильно, что это никогда, на хер, не сработает, потому что люди, подобные ей и мне, не могут быть вместе. Скажи, что она недостаточно хороша для меня, что она ниже нас, что она, б…ь, ни черта не стоит и ничего не значит.
Он повернул ко мне голову, вопросительно приподнимая брови.
– А ты это хочешь услышать? Ты хочешь услышать от меня, что тебе нельзя быть с ней?
Я прищурился.
– Нет, - резко сказал я.
Он кивнул и снова отвернулся.
- Знаешь, я ничего не имею против нее лично, - начал он, резко обрывая фразу и вздыхая. Он поднял руку и сжал переносицу, еле слышно прошептав: "Cazzo" (12). – Изабелла Свон не сделала ничего, чтобы заслужить мою ненависть.
Я подозрительно глянул на него, он почему-то очень аккуратно подбирал дурацкие слова. – Они не сделала ничего, чтобы заслужить всю эту гнусность, через которую она прошла, но, тем не менее, так случилось, - сказал я.
Только то, что она, на хер, не заслужила его ненависть, не означает, что он ее не ненавидит. Он не говорил, что не испытывает к ней негативных чувств, он просто заявил, что она их не заслуживает.
- Очень правильно, сын, - сказал он, бросая взгляд на землю, прежде чем глянуть на меня. – Как насчет того, чтобы перекусить и потом поговорить?
Я приподнял бровь.
– На людях? Знаешь, будет намного проще, если ты, на хер, прибьешь меня прямо тут.
Он застонал, покачивая головой.
– За кого ты меня принимаешь? Б…ь, я не собираюсь убивать тебя, сын. Я не проклятый варвар.
- Так и есть, мать твою, отец. Я просто подумал, что ты можешь быть хорошим человеком, который связывает невинную девушку и вставляет ей кляп в рот. Отлично, я просто ошибся насчет этого дерьма, - саркастично сказал я, снова открывая свой мудацкий рот и говоря разную хрень, совершенно не думая.
Как только слова повисли в воздухе, я нерешительно глянул на отца. Он смотрел на меня, и я заметил в его глазах вспышку гнева, с которой он попытался справиться.
- Я человек, который делает ошибки, иногда очень большие. Я человек, который не ждет прощения за эти ошибки, но я человек, который ждет, что его ребенок будет достаточно уважать его, чтобы не бросать ему это в лицо, когда он пытается быть цивилизованным и обсудить тяжелую гребаную тему с пониманием, - резко сказал он. – Если ты хочешь прояснить ситуацию, проявляя свой гнев, то можно и так, Эдвард. Я надеялся, что мы разберемся как взрослые люди, но если ты предпочитаешь иначе - отлично. Это твоя проблема, она связана с твоей жизнью, поэтому тебе решать, как быть.
Поколебавшись, я вздохнул.
– Я не должен был говорить этот бред, - промямлил я.
Он кивнул.
- Ты собираешься извиниться передо мной? – спросил он.
Я прищурился.
- Я извинюсь за эти слова, когда ты извинишься за то, что сделал с ней, - сказал я, чувствуя, что внутри снова поднимается волна гнева.
Он смотрел на меня пару секунд, прежде чем уголки его губ приподнялись.
- Touché (13), - сказал он. – Давай, поехали.
Он побросал свои вещи назад в сумку и застегнул ее. Я поставил пистолет на предохранитель и засунул за пояс. Он пошел к машине, я следовал за ним. Он подошел к водительской двери и протянул мне руку, требуя долбаные ключи, и инстинктивно я захотел поспорить и повести себя как мудак, но я знал, что ситуация уже достаточно нестабильная, и мое поведение, как заноза в заднице, только все, на хер, усугубит. Я сделал глубокий вдох и, вытянув ключи из кармана, протянул их ему. Он открыл машину, а я забрался на пассажирское место, ворча себе под нос. Я достал пистолет из-под пояса и, открыв бардачок, засунул его внутрь, пока он трогался и выезжал на дорогу.
Он промчался по городу и подъехал к маленькому уединенному ресторану, нас разместили подальше, вдали от взглядов, как потребовал отец. Мы уселись, и я открыл меню, заказывая первое поганое блюдо, которое увидел. У меня не было аппетита, я бы съел любую блевотину. Официант вернулся с нашими напитками через минуту, и мы сидели в тишине, слушая странную болтовню других посетителей и фоновый шум телевизора. Через пятнадцать или двадцать минут нам принесли блюда, и я начал ковыряться в тарелке, чувствуя легкую тошноту. Отец съел немного и вздохнул.
- Когда тебе было четыре года, мы с твоей матерью впервые оставили тебя с братьями на всю ночь у Эсме и Алека, - сказал он.
Я поднял на него удивленный взгляд, интересуясь, какого черта он мне это говорит.
- Хорошо, спасибо, - саркастично сказал я. – Уверен, было охеренно весело. Я, наверное, чертовски испугался.
Он весело улыбнулся и кивнул.
– Так и было. Ты всегда был тихим ребенком, но в тот день ты впервые взорвался и потерял самообладание. Черт, да ты почти заставил мать вернуться, но это была наша годовщина и мы ехали в Вегас, поэтому я настоял, чтобы она тебя не слушала.
Я кивнул.
– Я слабо помню этот отстой. Имею в виду, не тот день или еще что-то, но я помню, как меня бросали с Алеком, и у меня ехала крыша, а ты кидал на меня взгляд типа "прекращай быть проклятой киской и устраивать хреновы истерики", - сказал я.
Он засмеялся.
- Да, ты ненавидел оставаться там, - сказал он.
Я кивнул, откусывая кусочек. Он сделал так же и вздохнул.
- Знаешь, это прекрасная история и всякое такое, отец, спасибо за воспоминания, но какое это имеет отношение к ситуации? – спросил я.
Он уставился на меня, улыбка сползла с его лица.
- Брось этот сарказм, - сказал он.
Я вздохнул, кивая, я знал, что это ерунда не поможет, но я был раздражен и нервничал.
– В тот первый уик-энд, когда мы оставили вас, мы поехали в Вегас, тогда позвонил твой дед и вызвал меня, прерывая наш отдых раньше, чем он успел начаться. Твоя мать сильно расстроилась, но я ничего не мог поделать. Он отдавал приказы, а я им подчинялся.
Он замолчал, возя еду по тарелке.
– Он сказал мне, что я должен поехать в Финикс следующим утром и взять кое-какие бумаги по казино.
Я застыл, глядя на него.
– Финикс? Это там, где Своны? – спросил я.
Он вздохнул, утвердительно кивая.
- Тогда я впервые увидел Изабеллу. Ей было три года. Мы просто выходили из машины, и маленькая хрупкая фигурка бежала прямо на твою мать. Буквально врезалась в нее, - сказал он.
Я не отводил от него глаз, внутри бушевал ураган эмоций, я был, на хер, шокирован, что он знал об Изабелле с тех пор, как ей было три. И еще больше я удивился, что ее видела моя мама.
- Вау, - промямлил я, не зная, что еще сказать.
- Она была смешной девочкой, очень общительной. Почти умоляла твою мать поиграть с ней, потому что у нее не было друзей, - сказал он. – Твоя мама, конечно, с радостью согласилась.
Я ощутил пульсирующую боль в груди – от того факта, что моя мать играла с моей девочкой, потому что та была одинока. Я ощутил, как во мне поднимается волна сильного чувства - смеси радости и боли, но я остановил это дерьмо прежде, чем на глазах появятся слезы и я окончательно засмущаюсь.
- В мамином духе, - просто ответил я.
Он кивнул.
- Да. Когда мы уезжали, Изабелла попросила твою мать вернуться и еще поиграть с ней. Она даже обняла меня и поблагодарила за визит. Такая наивная, – он снова замолчал и, казалось, что-то взвешивал.
Потом он нерешительно поднял на меня глаза.
– Твоя мать и я несколько раз приезжали после того. Мы даже однажды брали тебя с собой.
Мои глаза распахнулись от шока.
– Вы брали меня к Свонам? – спросил я.
Он кивнул.
- Неудивительно, что ты не помнишь. Тебе только исполнилось пять. Тебя сильно баловали, ты постоянно ездил по миру, встречался с разными людьми, приобретал опыт. Многочасовая поездка в пустыню в возрасте пяти лет вряд ли осталась бы в памяти, как что-то стоящее. Я больше удивлен, что Изабелла не помнит. Она жила на отшибе, никуда не выезжая, и такое событие не было для нее рядовым. Но, опять-таки, ей было всего три, и она много пережила с тех пор, наверное, это нормально, что она забыла, - сказал он, пожимая плечами.
Я уставился на него, пытаясь уловить смысл в его словах.
– Ты говоришь, что мы с Изабеллой встречались, когда были детьми? – спросил я, требуя прояснения.
Он кивнул.
- Да, но это был очень короткий визит. Твоя мать осталась на улице с тобой и Изабеллой, пока я работал. Ты больше не видел ее до того времени, как я привез ее сюда несколько месяцев назад, - сказал он. – Как бы то ни было, я уже сказал, что она тоже не помнит. Я был для нее незнакомцем, когда забирал от Свонов. Да и все мы.
Я вздохнул и кивнул, все еще, на хрен, пораженный всем этим. Я сидел тихо какое-то время, пытаясь разложить вещи по полочкам.
- Эсме знала, что мама встречалась с Изабеллой? – с любопытством спросил я.
Он уставился на меня, а потом нерешительно кивнул.
- Да, а что? – спросил он.
Я вздохнул, пожимая плечами.
- Просто вспомнил, как она говорила, что мама не сможет не полюбить Изабеллу, поэтому я подумал, может, она не придумала эту байду, а уже ее знала, - сказал я.
Он наблюдал за мной пару секунд, и могу сказать, что его мозг усиленно работал, он что-то тщательно обдумывал. С каких это пор люди стали такими, на хер, скрытными и уклончивыми со мной?
- Да, думаю, можно сказать, что твоя мать была в восторге от девочки. Она была очаровательным ребенком. Она до сих пор очаровательна, полагаю, если ей удалось покорить тебя, - сказал он.
Я кивнул. Мы оба замолчали, и я отставил тарелку в сторону. Отец прочистил горло через несколько минут, и я поднял на него взгляд, заметив, что его лицо серьезно.
- Я собираюсь сказать тебе то же, что сказал Изабелле, Эдвард, и я хочу, чтобы ты внимательно меня выслушал, - сказал он сухим тоном.
Я кивнул, нетерпение росло.
– Я не собираюсь прекращать то, что между вами происходит, потому что прямо сейчас это будет очень болезненно. Вы оба кажетесь счастливыми, и, во имя всех святых, пользуйтесь этим, пока можете. Но именно сейчас я заявляю тебе: я не хочу это видеть или слышать. Кое-что ты не смог утаить, и я уже в курсе. С разных сторон до меня доходят сплетни, обычно от Хайди, и я не хочу винить тебя за это. Но в тот момент, когда я приду домой и увижу вас вместе, или обсуждающих свою сексуальную жизнь в моем присутствии, как ты делал это со своими девками, я вмешаюсь. Ты можешь заботиться об этом ребенке, Эдвард, но она не твоя. Ты будешь презирать меня за такие слова, и мне тошно говорить моему сыну, что та, кого он любит, не принадлежит ему. Не забывай это. Что бы ты ни чувствовал к ней, я за нее в ответе, и стоит ей пренебречь моими указаниями относительно тебя - я вмешаюсь.
Я прищурился, внутри закипел гнев, и, наверное, он ощутил приближающийся взрыв, потому что поднял руку, чтобы остановить меня прежде, чем я начну. Выражение его лица моментально из спокойного превратилось в разгневанное. Этого было достаточно, чтобы я сдержался, и он мог продолжить.
- Я не собираюсь причинять ей физический вред. Но я могу отослать ее подальше, и я так и сделаю, если ты меня заставишь. Я не прошу много, Эдвард, и, думаю, я достаточно справедлив. Я не даю тебе своего благословения на эти отношения, но и не запрещаю. Я нейтрален, может, не очень счастлив, но сейчас это не относится к делу.
Он замолчал, вздыхая.
– Думаю, Изабелла сказала бы, что я – Швейцария.
Я смотрел на него пару секунд, прежде чем кивнуть.
– Хорошо, - сказал я, немного удивленный его позицией, но не собираясь начинать спор, если он не давал мне запрет на эти отношения. Откровенно говоря, я бы не послушался никаких запретов, я бы просто не позволил этой хреновине случиться, но я рад, что он не пытается.
- Просто следи за собой, слышишь меня? Я не даю гарантий на будущее, потому что никто не знает, что случится. Но одно я знаю точно: легко не будет. Я ненавижу осложнения, ты знаешь, а это огромное осложнение. Вы двое, держитесь от меня подальше, занимайтесь собой и не лезьте не в свои дела, и я не буду лезть в ваши. Я не хочу превращаться в плохого парня, Эдвард. Не заставляй меня, - сказал он.
Я кивнул.
- Достаточно справедливо, - сказал я.
Он наблюдал за мной, прежде чем вернуться к еде.
- Знаешь, я раздумывал, точно ли ты понимаешь, во что влезаешь, будучи с ней, - сказал он, покачивая головой.
В его тоне была веселая нотка, но я это не оценил, он просто насмехался надо мной.
- Знаешь, отец, я просто, на хер, надеюсь, что тот ублюдок, который ею владеет, не будет владеть вечно, - резко сказал я.
Он скользнул взглядом в моем направлении, я заметил вспышку гнева. Он наблюдал за мной какое-то время.
– Хорошо сказано, но я говорил не о рабстве, - холодно произнес он.
- Тогда о чем мы говорим? – спросил я, приподнимая бровь.
Он вздохнул и покачал головой.
- Ты когда-нибудь задумывался, почему из всех людей я попросил научить ее вождению именно тебя, Эдвард? Самого неуравновешенного в семье? – спросил он.
- Чтобы попытаться разлучить нас? – сказал я, глядя на него.
- Ты меня когда-нибудь слушаешь? Мать твою, сын, ты что - такой тупоголовый? Я только что сидел и говорил, что не хочу вас разлучать. Я не настолько бессердечен, - сказал он голосом, полным раздражения. – Клянусь, иногда мне интересно, какое у тебя на самом деле мнение. Ты, наверное, считаешь, что я иррационально жестокий и бесчувственный человек, который обожает мучить людей, но это не так. Думаешь, твоя мать была бы со мной, будь я, на хер, так ужасен?
Он действительно начинал злиться и обижаться, могу сказать точно, хоть он и пытался сдержать голос, потому что мы были на публике. Он смотрел на меня с секунду, очевидно, ожидая ответа, и я вздохнул, внутри умерла сраная надежда, что вопрос риторический.
(12) Cazzo – ругательство, эквивалент "б…ь" / "дерьмо"
(13) Touché (фр.) – "Укол" - термин, используемый в фехтовании
- Не знаю. Понятия не имею, что было в голове у моей матери, - сказал я. – Но я уверен, что она не была бы счастлива, узнав, что ты купил Изабеллу и привез ее сюда в таком статусе, особенно если она так чертовски ей нравилась, как ты описываешь.
Он покачал головой.
– Ты был слишком мал, когда твоя мать… умерла, - сказал он, невнятно произнося слово. – Удивительно, что ты так хорошо ее помнишь, но, честно скажу, твоя точка зрения сильно зависит от возраста. Я сделал многое за годы, что разочаровало бы твою мать, включая то, что я бросал вас, мальчики, и что я сделал Изабелле в тот день, но я вполне уверен, что от покупки она бы на расстроилась. Она бы, на хер, поблагодарила меня за нее, - резко сказал он.
Я прищурился.
– Думаешь, мама благодарила бы тебя за покупку гребаного раба? За такое обращение с другим человеком, за лишение свободы? Ты, на хер, больной, если так думаешь, - я сорвался, разозлившись, что он выставляет маму в таком свете. Да, я был мал, но она никогда не причиняла боль другим людям. Она была охеренно сострадательной и любящей.
Он ударил рукой по столу, выплескивая гнев.
– Кто ты такой, чтобы говорить мне о неуважении к другим людям? Погляди, как ты со всеми обращаешься!
- И чья это сраная вина, а? Чья, на х…, вина, что я, б…ь, такой? Чья вина, что я должен был смотреть, как она, б…ь, умирает? – закричал я, отталкивая стул и вставая.
Он смотрел на меня, сжимая кулаки, ее ноздри раздувались. Он хотел, б…ь, ударить меня, я знал это, моя адская удача, что мы на людях, и он не сможет.
- Не моя, - ответил он низким и хриплым от гнева голосом.
Я прищурился и хотел поспорить с этим тупизмом, потому что знал, что его вина больше всех, но сзади раздался голос. Мы оба обернулись и заметили менеджера, который на нас уставился. Осмотревшись по сторонам, я заметил, что все на нас пялятся, мы, очевидно, кричали громче допустимого. Я вздохнул, покачивая головой. Отец встал и достал из кошелька наличность, кидая ее на стол. Затем взял ключи и пошел на выход. Я поколебался, раздраженный, но последовал за ним через минуту.
Мы забрались в машину, и он завел ее, отъезжая от ресторана. Мы оба молчали, думая о своем. Он ехал, не превышая скорость, и я знал, что потребуется паршивая уйма времени, чтобы попасть домой.
Наконец, мы подъехали к дому, и он громко вздохнул, разрывая напряженную тишину. Он достал ключи из замка зажигания, и я протянул руку к двери, но тут он схватил меня, останавливая. Я оглянулся на него с удивлением, думая, что он, на хер, собрался делать, и заметил, что он хмурится. Гнев исчез, и на смену ему пришла боль и грусть.
- Я приказал тебе обучить ее вождению, потому что, как я сказал, я не считаю, что ты точно понимаешь, во что ввязываешься. Она целую жизнь была отрезана от мира. Она не знает многих вещей и не переживала то, что для нас кажется естественным. В границах твоей спальни между вами всё может быть идеально, но это не реальный мир. Если ты хочешь получить с ней шанс в реальном мире, ты должен набраться терпения. Это будет выводить тебя из себя и пугать ее. Несмотря на её лишения, она крайне наивна, сын. И взвешивая возможность, что однажды вы сможете быть вместе в реальном мире, я подумал, что лучше тебе встретиться с этой ее частью. Потому что уже там, на пути, это ляжет на твои уродские плечи, и вариант с визитом к психологу не пройдет, когда ты окажешься в говне. Тебе предстоит держать её за руку и вести, учить здравому смыслу, потому что, когда ты вырос в проклятом сарае посреди пустыни, у тебя нет других навыков выживания, кроме как там. Это все, что она знает. Я пытаюсь помочь тебе, Эдвард, а не навредить, - сказал он.
Я уставился на него, чувствуя вину. Но стоило мне открыть рот, как он поднял руку и остановил меня.
- Жизнь – похабная штука, ты знаешь. И она не похожа на то дерьмо, которое описывают в книгах или показывают по телевизору. Вещи не складываются идеально, и осколки уже не будут маленькой безупречной вазой. И мир вокруг не усеян радугами, солнечным светом и счастьем. Он уродливый и безнравственный, и не всегда весёлый. Думаешь, твоя мать была бы разочарована, что я привез Изабеллу в этот дом, в эти условия? Ты ошибаешься. Понравилось бы ей это? Нет. Даже мне это не нравится. Но так уж есть, Эдвард. И, однако, я действительно думаю, что твоя мать была бы крайне разочарована, если бы я наобум бросил этого ребенка в мир, и ждал, что она выживет. Она может пережить хозяев, и может высоко держать голову, не позволяя себе сломаться, но скажи мне кое-что, Эдвард. Если бы я назвал ее другом семьи и записал в высшую школу Форкса, как только она приехала, думаешь, она бы выжила? Потому что я знаю ответ, и это – "нет". Она не смогла бы. Она знает то, что знает, и это всё. Она знает рабство и боль, всё остальное, относящее к выживанию в реальном мире, далеко от нее. Она может пережить издевательства, но как, ты думаешь, она переживет твоих шлюх, столкнувшись с их уродством? Никак. Наша жизнь чужда ей, и она привыкла быть покорной. Они бы съели ее живьем.
Он замолчал, и я сохранял тишину, потому что я слышал убедительность в его голосе, указывающую, что он говорит дело. Я был чертовски поражен, даже не знал, что ответить. Никогда не задумывался об этой хренотени, я слишком зацикливался на том, что плохого он делал мне, чтобы остановиться и подумать, а что будет лучше для нее.
- Я дал Изабелле именно то, в чем она нуждалась. Она нуждалась в системе; ей нужно было поработать над своим внешним видом, прежде чем попасть в реальную жизнь. Потому что это совсем другой мир, Эдвард. Ты любишь ее? Хорошо, любишь. Но не смей возражать мне и даже думать, что ты лучше меня понимаешь ситуацию. Я знаю, что делаю, и тебе это может не нравиться, ты можешь это не понимать, но именно это должно быть сделано. Для меня это не развлечение, сын, я не получаю никакого удовольствия. Но я это делаю, и этого должно быть достаточно, чтобы заработать твое чертово уважение.
Он обернулся ко мне и схватил за руку, напугав меня. Я напрягся, ожидая, что он, на хер, ударит меня или что-то еще, но вместо этого он расстегнул мои часы и снял их. Он бросил их на пол и повернул руку.
- Fiducia Nessuno, - колко сказал он, кивая в сторону моей татуировки на запястье, которая была под часами.
– Не Верь Никому. Это херня, Эдвард. Так ты не сможешь, на хер, жить, и не сможешь мне верить. Может, для тебя это сложно, но необходимо. Изабелла принадлежит мне, а не тебе, и если ты хочешь попытать с ней счастья, прекращай вести себя, как будто обладаешь властью или мудростью, потому что у тебя нет ни того, ни другого. Ты слаб и наивен, почти так же наивен, как она. Это трудно, но ты должен научиться не лезть не в свое дело и верить, что я делаю то, что необходимо. Я надеялся, что, черт побери, мне не придется говорить тебе это, но ты должен следить за собой и прекратить во мне сомневаться. Я скажу то, что тебе необходимо знать, не больше и не меньше, и я позволю то, что позволю. Люби ее, если хочешь, но решения оставь мне. Прими это, сын, или я потеряю тебя, как потерял твою мать.
Он резко отпустил мою руку и, открыв дверь, схватил сумку и выбрался наружу. Он швырнул мне ключи с такой силой, что они довольно больно ударили меня в грудь, и я съежился, когда он со всей силы хлопнул дверью, так, что окна завибрировали. Я сидел на месте, гребано ошеломленный и без понятия, какого хрена только что произошло. Никогда раньше я не слышал такой страстности в его голосе, он никогда не звучал так до усрачки уверенно. Он всегда был холоден и собран, что бы ни происходило.
Через минуту я выбрался из машины, закрыл дверь и включил сигнализацию, направляясь к дому. Я пошел прямо на третий этаж, проходя мимо отцовского кабинета на втором, думая, там ли он. После всех его слов о том, что я в нем сомневаюсь, и что я должен не лезть не в свое дело, я подумал, что он, наверное, знает, что я шарил в его офисе.
Я вошел в свою комнату, открывая дверь и застывая на месте. Уголок моих губ дрогнул, когда я увидел Изабеллу на моей кровати, она лежала на спине с раскинутыми в стороны ногами и руками, как офигенный рождественский ангел. Она спала, ее лицо было мирным.
Я тихо прикрыл дверь и снял пальто, подходя ближе и кладя кепку на стол. Я снял ботинки и отбросил их в сторону, аккуратно присаживаясь на краешке кровати, чтобы не побеспокоить ее. Кровать слегка прогнулась под моим весом, и она заворчала. Я широко улыбнулся, когда услышал "люблю, Эдвард", ее голос был хриплым после сна и звучал дьявольски сексуально. Я лег рядом, пододвигаясь к ней ближе, она зашевелилась. Ее ресницы затрепетали, она несколько раз моргнула, поворачивая ко мне голову. Она улыбнулась, и наши глаза встретились, ее лицо засветилось от радости.
- La mia bella ragazza, - нежно сказал я. – Спишь посреди дня?
Она сонно улыбнулась.
– Я все сделала. Все убрано и в порядке. Я даже помыла окна, - сказал она, пожимая плечами.
Я ухмыльнулся и кивнул.
- Ясно, - ответил я. – И "постель" для меня звучит охеренно хорошо сейчас.
Она с любопытством смотрела на меня какое-то время, ее брови вопросительно приподнялись.
– Плохой день? – спросила он.
Я вздохнул, покачивая головой и глядя на нее.
- Он был адски длинным и странным, но я бы не назвал его плохим. Каждый день, когда я с тобой в постели, tesoro, не может быть плохим, - мягко сказал я.
Ее улыбка стала шире, и я притянул ее в объятия, прижимаясь к ней. Она довольно вздохнула и обвила меня руками, зарываясь мне в шею и покрывая ее нежными поцелуями. По позвоночнику побежали молнии.
- Ты вспомнил оставшуюся часть поэмы? – тихо спросила она через минуту.
Я улыбнулся.
- Какой поэмы, Изабелла? – спросил я, интересуясь, насколько внимательно она слушала и запомнила ли название.
Она вздохнула.
- La Vita Nuova? – прошептала она, прозвучало похоже, но произношение было странным.
Я тихо засмеялся.
- Да, La Vita Nuova. И - нет, я не помню ее всю. Я помню содержание, - сказал я, пожимая плечами.
Она легко засмеялась.
- Хорошо, - сказала она. – Звучало красиво. Мне понравилось название.
Я ухмыльнулся.
– Да, оно подходящее. Означает "Новая жизнь". Это о вечной любви мужчины к женщине, которая возникла с их первой встречи в детстве и продлилась до смерти.
Она слегка повернулась, приподнимая голову, чтобы посмотреть на меня. Я глянул на нее и увидел в глазах немой вопрос и любопытство.
– Помнишь, как мы встречались, когда были детьми, Белла?
Ее глаза расширились от удивления. Она отрицательно покачала головой.
– Твой отец тем утром сказал мне, но я не помню, - пробормотала она, ее голос звучал смущенно.
Я улыбнулся, кивая.
- Да, я тоже. Очень плохо. Бьюсь об заклад, ты была очаровательна. Черт, держу пари, мы хорошо смотрелись вместе, - сказал я.
Она засмеялась.
- Вообще-то, я была грязной, - сказала она. – Помню, как твоя мама говорила мне, что я запачкалась.
Я слегка напрягся, пораженный этим.
– Ты помнишь мою маму? – спросил я, удивленный, что она раньше не сказала.
Она вздохнула, кивая головой.
- Не помнила. Но после того, как ты показал мне фотографию, я думала о ней. Я ничего не говорила тебе, потому что не была уверена в своих воспоминаниях, и по этой причине я спросила утром твоего отца, - сказала она.
- Значит, ты поэтому утром не отвечала на мой вопрос, когда я хотел узнать, о чем вы с отцом говорили? - спросил я.
Она кивнула, и я замолчал, думая. Можно понять, почему она, на хер, не сказала сразу, но мне по-прежнему не нравились ее секреты.
– Отец сказал, что ты ей нравилась, - вдруг сказал я.
- Да. Она была моим первым другом. На самом деле, моим единственным другом. Я была мала, других у меня не было, - пробормотала она.
Я вздохнул, сжимая ее в объятиях, чувствуя дурноту от того, что она была такой одинокой.
- Хорошо, я же говорил тебе, что она, б…ь, любила бы тебя, если бы знала. И я оказался прав, - сказал я. – Просто я не знал, что она уже тебя знала.
Она промурлыкала что-то в ответ, и я опустил взгляд, замечая, что ее глаза закрыты. Я вздохнул, зная, что у нас полно поганого времени в будущем, чтобы обсудить это дерьмо, и я позволил своим глазам закрыться. Я крепко держал ее, ощущая ее тепло и сладкий аромат клубники, смешанный с охренительным женским запахом, и хотел никогда не отпускать ее. Я любил ее, и до сих пор был сбит с толку словами отца о том, как это дерьмо на нас влияет, что будет с нами дальше. Честно, меня это потрясло, и моя вера в то, что у нас с ней есть будущее, укрепилась. Я знал, что должен быть осторожным и верно раскрыть карты. Нужно поступить с ней правильно.
- Эдвард? – прошептала она через несколько минут.
Я промычал в ответ, еле-еле слышно.
– Спасибо, что любишь меня.
Я слегка улыбнулся, с усилием открывая глаза, чтобы глянуть на нее. На ее лице застыло умиротворенное выражение, почти ангельское. Мое сердце дрогнуло.
- Suo il mio piacere, - ответил я.
Для меня это в радость.
Глава 45. Первый шаг
«Первый шаг к успеху происходит, когда ты отказываешься быть
заложником окружения, в котором ты впервые себя нашел»
Марк Каин
Изабелла Свон
Я снова села на колени и осмотрелась вокруг, мурлыкая под нос песню, играющую у меня в наушниках. Кухонный пол практически сверкал после того, как я провела больше часа на коленях, очищая каждый дюйм поверхности. Раньше я воспринимала мытье полов как наказание, в доме Свонов мне разрешалось использовать только зубную щетку, у которой отсутствовала половина щетинок. Требовался целый день, чтобы все сделать, и, когда наконец Чарльз был удовлетворен и разрешал прекратить уборку, приходила его жена и пачкала пол грязью и песком. Мы снова чистили его, и так по кругу. Она делала это специально, ей казалось потрясающим, что нам потребуется целая ночь, чтобы снова все вымыть, и на следующий день мучиться в полусонном состоянии, стараясь не наделать ошибок.
Я поняла, что никогда не думала так про кухонный пол в доме Калленов, наверное, потому, что никто и никогда не напоминал мне об этом. Доктор Каллен казался удовлетворенным простым мытьем полов раз в несколько дней. Удивительно, доктор Каллен вообще редко говорил об уборке. Несколько раз, когда я по глупости забывала о чем-то, он просто оставлял это без комментариев или делал небольшое замечание, чтобы обратить мое внимание. И, казалось, он никогда сильно не злился, и я тут же исправляла ошибку, постоянно извиняясь. Вот в прошлую среду я совершенно забыла, что должна поменять простыни в спальне доктора Каллена. Понятия не имею, как это выскользнуло из головы - это было рутиной, частью системы, и прежде я никогда не забывала о своих обязанностях. Доктор Каллен упомянул об этом, когда приехал домой прошлой ночью, и я сразу все выполнила, боясь каждую секунду, что он решит наказать меня. Забудь я нечто настолько важное, как смена белья хозяина вовремя, в Финиксе - Чарльз выбил бы из меня всю дурь, связав грязными простынями
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |