Анненкова Ирина Олеговна 5 страница

"Вот и всё",- тоскливо подумала Ада. Ничего не вышло. Когда закончится вся эта бодяга с передачей пая, деньги уже будут не нужны.

Только благодаря Виталику, Петькиному другу, ей вообще удалось договориться насчет нескольких дней, необходимых для сбора денег. Уменьшить сумму не получилось, но хитроумный экс-милиционер смог хотя бы договориться со своими бывшими коллегами об отсрочке выплаты. Как он это вообще сумел - Петька не рассказывал, да и не всё ли равно! Однако, крайний срок наступал завтра. И, судя по всему, денег у нее не будет. Значит, Юрик пойдет в тюрьму за убийство по неосторожности, а это минимум три года. Что будет там с ее обожаемым ребенком, каким он оттуда вернется - было даже страшно представить.

- Лёв, да будет тебе своих-то кошмарить,- вдруг весело сказал из своего шкафа Митя.- Это ж Адка Третьякова, моя студенческая боевая подруга, я тебе про нее сто раз рассказывал, ты что не помнишь? Склероз замучил? И про нее рассказывал, и про Инку Лович. Вы ж все на моей свадьбе были. Адка вон даже свидетелем - теща до сих пор икает,- совсем развеселился он. - А ты волну гонишь - "сколько от пая можем дать, да когда зарегистрировать!"- довольно похоже передразнил Митя скороговорку собеседника. - А денег у нее точно нет, всё на папаню-инвалида, да на племянника-оболтуса уходит. И на мужа надежды никакой как не было, так нет и не будет. И не сверкай на меня, милая, глазками, я правду говорю.

От изумления Ада онемела и глазками сверкать позабыла. Ой, как интересно! "Лёва"? "Ты"? "Сто раз рассказывал"? Кому рассказывал-то? Господину Барковскому? О чём? О том, как они втроем придумали еще на первом курсе употреблять вместо привычных ругательств латинские медицинские термины, и все их однокурсники подхватили этот прикол, а потом одна бабка из автобуса, что шел от станции метро до института, накатала жалобу в ректорат: студенты, дескать, за проезд не платят и ругаются иностранными словами? Или о том, как их подруга Инка привезла из очередного вояжа к польским родственникам какие-то моднейшие свитера, да и догадалась их в институт притащить на продажу? И как Митя с Адой уводили от женского туалета, преобразованного в примерочную, свирепую кураторшу их курса Бородулину, надумавшую совсем не вовремя посетить вышеупомянутой заведение по зову природы?

- Так что, Лёва, ты если покупаешь ее долю - так уж цену не сбивай, будь добр, а плати, как если бы у меня покупал, - внушительно заключил Митя. - Не наживайся не беде моего друга.

- А что, кроме как деньгами, разрулить эту беду никак нельзя? Расскажите, в чем, собственно дело? - вдруг заинтересовался Лев Яковлевич.

Ада живо представила, как олигарх Барковский станет "разруливать" Юркину проблему и похолодела. Нетушки. Лучше заплатить и спать спокойно, чем быть обязанной такому человеку.

- Большое спасибо, но самое простое и надежное в данном случае - это деньги, - твердо ответила она.

- Ладненько, нет проблем,- проявил неожиданную и явно ему не свойственную покладистость Баркас. - Деньги, пятьдесят одну тысячу, вы можете получить прямо сейчас - я распоряжусь. Завтра с вами свяжутся и оформят все необходимые документы. Устраивает? - Ада обалдело покивала.- Точно не хотите рассказать, что случилось?

Ада молча потрясла головой. Лев Яковлевич задумчиво посмотрел на нее, покивал каким-то своим мыслям и подвел черту под разговором:

- Ну что ж, это ваш выбор. Уважаю.

***

Есть такая развеселая серия анекдотов на тему: вернулся неожиданно муж из командировки, а у жены любовник. Ну и далее с вариациями.

За плотно закрытой дверью гостиной раздавались приглушенные голоса. Стоя в прихожей, Ада с недоумением пыталась понять, с кем это там в такое неурочное время находится муж? Собственно, второй голос тоже явно принадлежал мужчине, что придавало некую пикантность ситуации, особенно в свете пришедших на ум дурацких анекдотов. Голос показался вроде знакомым, но человек говорил настолько тихо, что уловить можно было только интонации и немного тембр.

В половине шестого вечера Петьки дома не бывало никогда. Это по утрам он обычно долго раскачивался, слонялся по квартире, пил кофе, валялся в ванне. Лишь после одиннадцати граф соизволял отправляться по делам и делишкам. На вторую половину дня, после бизнес-ланча с нужными людьми, приходилась львиная доля Петькиных встреч, разговоров, обсуждений и прочих нужных маневров. Исключение составляли дни, в которые Петруше было необходимо посетить какое-либо присутственное место. По большей части отправляться туда приходилось с утра пораньше, что было неизменно сопряжено с серьезными трудностями при пробуждении и сопровождалось отчаянными стенаниями.

Ады, правда, тоже, как правило в такое время дома не сидела. Работы было полно; кроме того, много времени уходило на участие в конференциях и симпозиумах, занятия на курсах повышения квалификации, чтение специальной литературы, - словом, всё то, без чего даже самый опытный врач не может идти в ногу с быстро развивающейся медицинской наукой и практикой. Да, ну и, собственно, наука - работу по сбору и обработке материалов для докторской диссертации Ада старалась не прерывать.

Сегодня отменились подряд две консультации. Ада, с половины дня мучившаяся мигренью, решила один раз в жизни плюнуть на строго выстроенную систему её личных долженствований, уехать домой и там, на свободе, лечить раскалывающуюся от боли голову.

Конечно, тут явно сказалось нервное напряжение последних дней. Панический страх за Юрика, безуспешные поездки по банкам в срочных поисках денег, автомобильная авария с ее участием (тут, впрочем, не без оттенка приятности), а также крайне "волнительная", как выражалась папина сиделка Анна Родионовна, встреча со знаменитым олигархом, состоявшаяся накануне - все эти стрессы могли подкосить даже такую крепкую голову, как Адина.

Как и обещал олигарх Барковский, внезапно оказавшийся не просто работодателем, но Митиным другом-товарищем, деньги, всю сумму, в которую оценивался Адин пай, она получила минут через пятнадцать после окончания разговора с вышеупомянутым господином.

Ещё через двадцать минут приехал муж Петя, самим фактом своего появления проявивший весь героизм и самоотверженность, на которые был способен. Приехал он с другом Виталиком, великодушно взявшим на себя роль переговорщика и посредника в этом неприятном деле. Они забрали у Ады искомые тридцать пять тысяч и на пару отправились выкупать несчастного Юрика, обещая получить ещё миллион самых надежных гарантий прекращения дела, а также проследить за их исполнением.

Не поехавшая с мужчинами Ада - а что ей, собственно, там делать, как выразился супруг, - немедленно пристала к Мите с расспросами касаемо его отношений с "Лёвой". Скрытный до противности Митя, тяжело вздыхая и отводя глаза, поведал подруге, что на самом деле Лев Яковлевич - сын ближайших друзей его родителей. Лёва, конечно, постарше, и заметно постарше, но росли мальчишки бок о бок. Семьи частенько встречались, вместе проводили отпуска и праздники.

Барковский-старший, Яков Соломонович, был известным на всю Москву врачом травматологом. Работал он в ЦИТО, лечил покалеченные конечности сограждан, но особенной популярностью пользовался у спортсменов и артистов балета. Его авторские методики позволяли очень быстро справляться с серьезными травмами суставов, делая лечение не только менее болезненным, но и заметно более коротким.

- Понимаешь, Адка, дядя Яша мне, маленькому, казался существом высшего порядка, магом, чародеем, кудесником. Сколько раз мне приходилось видеть как к нему бросались со словами благодарности какие-то люди, прямо-таки руки целовали. Ещё бы, он ведь их от инвалидности спасал, к жизни полноценной возвращал, к большому спорту, к искусству, - сперва неохотно, а потом всё больше увлекаясь собственными воспоминаниями, рассказывал Митя. - Мои родители - тоже люди в своем кругу довольно известные, но мне тогда казалось, что их работа - сущая ерунда по сравнению с тем, что делает дядя Яша.

А потом он и мне здорово помог.

Мне тогда лет пятнадцать было. Помнишь, тогда все подряд, как помешанные, на скейтах катались? Ну и я тоже начал. А кататься мне категорически запрещалось: надо было беречь руки, я же в Центральной музыкальной школе учился, в консерваторию должен был поступать, по классу фортепиано.

Митя сощурился и устало потёр переносицу.

- Кататься я пробовал тайком, на чужом скейте, вовсе убитом. В том, что от него на какой-то колдобинке отскочило колесо, не было ничего удивительного. Летел я - любо-дорого посмотреть. Ну и результат соответствующий. Лодыжка сломана, в колене все связки порвались, а, самое главное, левое запястье - в хлам.

Инвалидность мне прочили. Дескать, нога гнуться не сможет, рука останется скрюченной, боли будут всю жизнь...

Дядя Яша меня своими руками починил. И коленка теперь гнется, и нога к дождю не болит, и рука на месте, - тут Митя выразительно пошевелил длинными пальцами, будто в чём-то хорошенько покопался.- Правда, беглость у пальцев исчезла. Дома, для себя побренчать - это я могу, а вот играть профессионально - об этом пришлось забыть.

Но я к этому времени о консерватории уже и не вспоминал. Родители переживали, что я скачусь в депрессию - ну как же, такое крушение жизненных планов! А я тогда решил стать врачом, как дядя Яша. Ну, и стал. А Лёвка, кстати, меня к экзаменам готовил по химии и математике - он в этих науках всегда был дока. Он уже свою Менделеевку заканчивал в то время. Я ему по жизни за это благодарен. Вряд ли родители нашли бы столько денег на репетиторов, чтобы натаскать меня практически с нуля по этим предметам. Нас, будущих музыкантов, знаешь ли, особо науками не обременяли. Что касается точных и естественнонаучных дисциплин, то мозги наши были просто-таки девственно чисты.

Сколько Лёвка на меня времени и сил потратил - головой просто можно двинуться! А потом ещё и этот Центр выстроил... А то сидели бы мы сейчас с тобой, подруга, в районной поликлинике, получали бы по ведомости долларов этак сто двадцать в месяц... Лёвчик, ясное дело, свой интерес всегда блюдет, но это у него как-то само собой получается. Он ведь прям как царь Мидас - до чего не дотронется, всё в золото превращает.

- Главное при этом с голоду не помереть, подобно вышеупомянутому царю, - пробормотала себе под нос Ада, с интересом слушая "Сагу о Баркасе, или Благородное Сердце".

- Не ехидничай, Адка, - добродушно фыркнул Митя. - Ясное дело, это уже не прежний Лёвчик. Мы ведь и не встречаемся почти. Так ведь сама знаешь, "Tempora mutantur...

-...et nos mutantur in illis", "Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними", - с нервным смехом закончила фразу Ада, неторопливо поднялась, подошла к сидящему за своим столом Мите, наклонилась и поцеловала его в твердую, шершавую, вкусно пахнущую дорогой туалетной водой щеку.

-Главное, мой дорогой друг, что ты не меняешься. Спасибо тебе!

Ада сбросила туфли и босиком, не снимая плаща, с сумкой на плече прошла по коридору, разделявшему прихожую с гостиной, и бесшумно открыла массивную дверь...

Спиной к входу, вальяжно развалившись в пухлом плюшевом кресле, сидел ее муж Петя. Перед ним на стеклянном журнальном столике небрежно лежала толстенькая зеленая пачка денег в банковской опояске. А напротив Петьки на диване сидел...племянник Юра, вырванный накануне из лап правосудия ценой совместных титанических усилий. В руках он держал вторую пачку долларов, с которой сосредоточенно сковыривал бумажные полоски, скрепляющие купюры.

-...ну ты и сам теперь видишь, что я был прав, - продолжал начатую ранее мысль муж, не замечая ни вошедшей жены, ни испуганного лица Юры, оцепеневшего при виде нежданно-негаданно материализовавшейся тётки.- Отмусолила Адка бабульки легко и непринужденно. Твои в этом деле двенадцать штук; сам понимаешь, и Виталику мы должны, и ещё кой-кому. Ну, и моя доля, само собой. Жаль только, просчитались мы маненько, можно ж было и больше забрать. Весь полтинник. Но кто ж знал, что у нее там столько? Ну да ладно. Мы с тобой скоро еще одно дельце прокрутим. Там уж бабки покруче будут. Хватит тебе на все дела, на всю твою дурь, и надолго.

Тут Юра наконец заворочался на своем диване, судорожно сглотнул слюну, попытался что-то просипеть, но не сумел, а только молча кивнул Петьке на стоящую за его спиной Аду. Тот резко крутанулся на кресле, да так, что чуть не свалился на пол. Выкатив от неожиданности свои желтые глаза, он несколько раз махнул на жену рукой, дескать, изыди, нечистая сила!

Короче, картина Репина "Не ждали"!

Ада молча и даже с любопытством рассматривала, как любимый племянник Юрочка трясущимися руками пытается засунуть себе за спину пачку долларов. На Петьку она даже не взглянула. Всё её внимание было сосредоточено на парне, которого она считала практически своим сыном. На широком его лбу выступили крупные капли пота, нижняя челюсть дрожала, глаза блудливо метались по сторонам, стараясь не встречаться с пристальным Адиным взглядом.

- Ну что, зайка, о каких же делах и о какой дури шла тут речь? - безжизненным голосом поинтересовалась она, и сама удивилась тому, что смогла что-то вымолвить. В горле было сухо, так сухо, как будто там поселился небольшой филиал пустыни Сахара.

Юрик отчаянно замотал головой, при этом пытаясь задвинуться поглубже в дальний угол дивана.

- Давай-давай, детка, колись быстренько, на что же именно ты собирался пустить эти деньги?

Юра сильно сгорбился, низко наклонил голову, так, что практически уткнулся подбородком себе в грудь, и застыл, внимательно разглядывая узор на толстом палевом ковре, не поднимая глаз на Аду. Было очевидно, что ни слова вытащить из него не удастся.

А впрочем, надо ли это?

Похоже, всё и так понятно.

Кажется, на юридическом языке это называется: "Вас лихо надули"!

Сбоку завозился начавший приходить в себя от внезапного и совершенно незапланированного появления супруги Петька.

- Ад, ты что? С цепи сорвалась? Да ты всё не так поняла! Тут это такое дело - всё ведь очень просто...- начал он заплетать словесные кружева, на которые был большой мастер. Ада, не поворачиваясь к мужу и не смотря на него, резко махнула в его сторону рукой, как бы призывая помолчать; как ни странно, так славно начатая речь оборвалась на полуслове. Обычно Петьку так просто было не заткнуть. Он умел виртуозно озвучивать любое вранье, при этом уверенно опираясь на небезызвестный постулат Геббельса: "Чем невероятнее ложь, тем охотнее в нее поверят". Главное - знать, под каким соусом сервировать это сомнительное блюдо в каждом конкретном случае. Нужно только понять, что именно хочет услышать тот человек, которому адресуются враки, тщательно перемешать желаемое с требуемым, и результат себя ждать не заставит.

Это что, было раньше не известно?

Да нет, Ада прекрасно изучила своего мужа.

Даже на вопрос: "Который час?" он отвечал уклончиво, а то ещё частенько переспрашивал: "А что такое?"

Но почему-то всегда хотелось самой поверить в то, что нет и никогда не было, вот ведь как!

Но сегодня Ада вовсе не желала слышать задушевного Петькиного вранья. Вдруг почувствовалась мертвящая пустота и нереальность происходящего с ней.

"Похоже, с меня всё-таки достаточно".

Мысль была равнодушная, серенькая, в ней не было никаких эмоций - ни обиды, ни гнева. Да, обманули, предали. Да, близкие люди.

Я не желаю ничего больше слышать и говорить. С меня просто довольно.

Ада еще раз внимательно и грустно посмотрела на племянника, молча прощаясь с маленьким неуклюжим мальчуганом, который весело ковылял рядом с ней по весенним лужам в далекий-далекий день, и в ее руке была крепко зажата его пухлая ладошка в мокроватой красной варежке - она их сама вязала, эти наивные варежки, и Юрик их обожал!

Ада спокойно взяла со стола лежавшую там толстенькую пачку и сунула ее в карман, затем протиснулась к племяннику и вытащила у него из-за спины вторую, в надорванной упаковке. Достала из нее несколько купюр и бросила их на стол.

- Похоже, тебе и впрямь здорово нужны деньги на какую-то дурь, - проговорила она, потом повернулась и, не взглянув на мужа, вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

***

Антон Михайлович Ромашов пел. Слегка фальшиво, однако довольно энергично он выводил "Желтую подводную лодку", рассеяно разглядывая внутреннюю поверхность бокового окна своей черной здоровенной "Ауди". Водитель Алексей молча пробирался через вечернюю толкучку Ленинского проспекта, изредка бросая на шефа осторожные взгляды. Он работал у Ромашова уже давно, и поэтому хорошо знал, что если начальник напевает неумирающий хит группы "Биттлз", да к тому же уселся на заднее сидение машины, чего почти никогда не делал, даже в представительском автомобиле, то окружающим надо помалкивать, а ещё лучше - сделаться невидимками. Эти действия, на непосвященный взгляд невинные, людям, хорошо знающим господина Ромашова, безошибочно указывали на то, что Антона Михайловича что-то серьёзно раздражает и тревожит.

Накануне шеф прилетел из деловой поездки в Южную Корею. Самолёт задерживался, и Алексей до позднего вечера проторчал в противном "Шереметьево-2". Босс вернулся довольный, оживленный, даже многочасовой перелет и смена часовых поясов на нем не отразились. Подарил встречающему его водителю здоровенную бутылку какой-то корейской самогонки с плавающей внутри змеёй. И ведь не лень же было из самого Сеула тащить!

Алексей про себя улыбнулся. Шеф всегда ухитрялся привезти ему из дальних стран что-нибудь колоритное, не считаясь с проблемами транспортировки. Как-то раз даже припер из Мексики огромное сомбреро с полями, не уступающими своей шириной размаху крыльев небольшого авиалайнера!

"We all live in the yellow submarine!" - вновь задумчиво завел расположившийся на заднем сидении Антон Михайлович.

Была у него такая забавная черта - напевать при определенных состояниях души и тела. Причём каждому состоянию соответствовало своё музыкальное сопровождение. Скажем, работая с текущими документами, он частенько мычал "Город золотой" Гребенщикова. Собираясь дать разгон проштрафившимся сотрудникам, ласково мурлыкал "Seasons in the Sun". Когда же много лет назад Антону частенько приходилось укачивать в коляске сына Мишку, то сопровождал он это высокоинтеллектуальное действо исполнением "Варшавянки". Жену и тёщу так просто в дрожь кидало от его пения, но ребенок исправно засыпал, заслышав "Вихри враждебные веют над нами" в папином напористом исполнении.

- Что, вот что ты ребенку поёшь? - возмущалась Леночка, а Марина Семеновна из-за плеча дочери выразительно поджимала губы. - Спой нормальную колыбельную. "Спят усталые игрушки", например, или "Голубой вагон".

Антон вздыхал и отворачивался. Детского репертуара, в отличие от жены, он не помнил совсем. Да и зачем ему все эти Чебурашки, если процесс укачивания ребенка в его сознании прочно увязывался именно с "Варшавянкой", да и Мишка, кстати, совсем не возражал!

Сегодня был черед самой знаменитой в мире подводной лодки.

Ну что его сегодня понесло к этой докторше, Ариадне? Больше совсем дел не осталось? Да за десять дней его отсутствия много чего накопилось. Просто завались. А он отправился через полгорода к ней, что плохо отвечало элементарным требованиям здравого смысла.

Привычного смысла было маловато во всём, что касалось знакомства с этой особой. Вместо того, чтобы предоставить Алексею самому разбираться с девицей, лихо затормозившей об их машину, он зачем-то полез в утешители и благородные рыцари. Принялся вытирать слёзы, кормить-поить, отправил недоумевающего Лёшку ремонтировать маленький бирюзовый автомобильчик, и в довершение всего галантно повёз барышню сперва в магазин, а затем на дачу, доставлять престарелому родителю продукты и лекарства. Сам набился! Спрашивается, с какого такого перепугу?

Дача оказалась, правда, совсем близко от Москвы, в старом посёлке с невинным названием Ромашково. Узнав, куда им ехать, Антон Ромашов немедленно насупился. Всё школьное детство его исправно дразнили Ромашкой, в честь одноименного героя "Двух капитанов", по поводу чего случались регулярные драки. Детские и подростковые комплексы он считал давно изжитыми, однако любые ассоциации с ненавистным прозвищем неизменно его раздражали.

Адин отец Антону очень понравился. Старик хоть и поглядывал удивлённо, однако тактично молчал по поводу приезда дочери на чужом автомобиле, в компании неизвестного мужчины. Они пили чай на широкой застекленной террасе старомодного просторного дома под аккомпанемент любопытных взглядов немолодой дамы, сиделки и домоправительницы старого профессора. Александр Владимирович говорил на отвлеченные темы, типа урожая яблок в саду, а узнав, что гость понимает в компьютерах, обрадовался и попросил помочь разобраться с программой, которая у него никак не шла. Вот дед молодец, техникой интересуется!

Что ж, разобрались и с программой, невелика задача.

Выехав из посёлка, Антон притормозил на обочине.

- Слушай, ещё совсем не поздно. Хочешь, заедем и ко мне на дачу? Здесь недалеко, минут двадцать ехать. Я тебе свой дом покажу.

Ада внимательно посмотрела на него зеленовато-голубыми ясными глазами.

- Антон, мне бы не хотелось вводить тебя в заблуждение и давать повод превратно толковать наше знакомство. Я замужем, давно и всерьёз, и ни на какую дачу не поеду. Я очень признательна тебе за помощь, за всё, но, если можно, отвези меня, пожалуйста, домой.

Вот так! Антон прищурился:

- И что, муж тебя дома дожидается?

- Скорее всего, дома. Если, конечно, по каким-нибудь делам не уехал.

- То есть он в Москве?

- Ну да, а где ещё? - недоуменно моргнула Ада.

- Интересный у тебя, значит, супруг, - ехидно ответил Антон. - За те пять, - он поглядел на часы, - нет, уже шесть часов, что мы сегодня провели с тобой, он тебе что-то ни разу не позвонил. И ты ему почему-то не позвонила, даже попав в сложную ситуацию!

Ада озадаченно посмотрела на него.

- Ты знаешь, а мне даже в голову тогда не пришло позвонить мужу, - задумчиво сказала она.

- Ага, - пожал плечами Антон, - ни тогда, ни потом.

- Я, честно говоря, не привыкла привлекать его к решению своих проблем, - Ада серьёзно и грустно посмотрела на своего собеседника. - Но он всё равно ждет меня дома. Если ты собирался ехать к себе на дачу, ты меня высади где-нибудь поближе к Минке, а я там сама.

Антон рассмеялся. Ни на какую дачу он, ясное дело, не поедет. Он, собственно, и не рассчитывал на то, что его новая знакомая отправиться с ним куда-то на ночь глядя. Так брякнул, на всякий случай. Ну и получил в ответ.

- А дети у тебя тоже есть?

- Нет, - вздохнула Ада.

Понятненько.

- Ну, миледи, и куда тебя везти? - весело поинтересовался Антон. Его спутница нерешительно на него посмотрела. Антон захохотал.

- Не боись, красавица, - голосом заправского таксиста проговорил он и подмигнул, - доставим в лучшем виде! Говори адрес!

Через минуту они уже бойко катили в сторону МКАД.

- Слушай, Антон, я хотела тебя спросить, а вы откуда такие чистые взялись? В болото ныряли?

- Почти угадала. С рыбалки ехали. Лёха мой - заядлый рыбак. Вот и меня помаленьку приобщает. К охоте тоже пытался приучить, но это не по мне. А рыбалка - милое дело. Сидишь себе на бережке, на поплавок любуешься. Или в лодке уплывешь на середину озера, красота, тихо, рыба вокруг ходит, - Антон блаженно зажмурился. - Вот и вчера вечером мы с ним рванули по Ленинградке на озера. А дороги в лесу развезло - кошмар! Ямы просто до центра земли. Машина тяжелая, застряла - трактором не вытащишь. Палки подкладывали, лесины, переругались с Лёшкой... Без толку! Хорошо, ребята какие-то ехали, у них с собой лебедка была, за дерево зацепились и выползли. А то до сих пор бы там куковали. Лёха теперь тоже нацелился лебедку покупать. Нужное, говорит, дело - лебедка!

- Рыбу-то хоть поймали?

- Не-а, - беспечно ответил незадачливый рыбак.

Когда они подъехали к солидному дому на Фрунзенской набережной, там уже болтался Алексей, пригнавший починенную машинку. Ариадна немедленно начала пытать Лёшку, сколько она должна за ремонт. Тот, ясное дело, принялся кивать на начальника, смотреть тоскливо и вопросительно.

- Ада, расслабься пожалуйста, - отправив водителя в машину, посоветовал настойчивой барышне Антон. - Ничего ты не должна. Всё сделали в нашей собственной мастерской, ну чего там считать?

Рыжая докторша запротестовала, заспорила, но Антон её и слушать не стал! Тогда она отвернулась и независимо пожала плечами.

- Ты вот что, - он протянул ей плотный белый прямоугольничек, - тут все мои телефоны. Если что надо будет - звони.

Она холодно глянула на визитку, однако взяла ее и небрежно засунула в карман.

- Спасибо, Антон. Очень приятно было познакомиться, - и протянула ему руку.

Антон осторожно пожал длинные пальцы, а затем ухватил узкие запястья, медленно притянул оторопевшую девушку к себе и поцеловал.

Ему уже довольно давно хотелось это сделать.

Сперва она не ответила на его поцелуй, даже попыталась отнять руки и покрутить головой. В горле у нее что-то тихонько пискнуло.

Антон отпустил тонкие, наивно пытающиеся освободиться, запястья. Он обнял Аду и ощутил под своими ладонями судорожно выпрямленную, напряженную спину. Тогда одной рукой он сжал худенькие лопатки, а другую запустил в пышные медные пряди, щекотавшие ему лицо, и тихонько провел ногтем по затылку.

Ему никогда не нравилось целоваться, он даже с трудом мог припомнить, когда же ему в последний раз приходилось это делать. Но оторваться от прохладных губ едва знакомой женщины Антон, считающий себя человеком вполне искушенным и даже избалованным, не мог никак.

Вдруг Ариадна вздохнула и переступила с ноги на ногу. Её руки скользнули Антону за спину и вцепились в толстый свитер, а губы ответили на поцелуй.

Если бы ещё вчера кто-нибудь сказал Антону Ромашову, сорокадвухлетнему, успешному, слегка циничному, разведенному, не склонному к самообману и школьной романтике человеку, отцу практически взрослого сына, хозяину разнообразных бурно развивающихся и забирающих всё его время больших и маленьких компаний, что он будет целоваться с девушкой, стоя у подъезда, он бы ни в жизнь не поверил! А стали бы настаивать - пожалуй, и психиатрическую перевозку распорядился бы вызвать. Но они целовались отчаянно и бездумно, как, пожалуй, целуются перед концом света.

- Поедем ко мне, - прошептал Антон, оторвавшись от Адиных губ и уткнувшись носом в щекотные рыжеватые прядки. Она молча покачала головой.

- Спокойной ночи, Антон. Мне надо идти.

И ушла.

На следующее утро Антон приехал в офис довольно рано. Вечером предстояло улетать в Сеул, и по традиции на последний день свалилась изрядная куча самых разных дел. Около десяти часов в кабинет осторожно заглянула его личная секретарша Мира Григорьевна.

- Антон Михайлович, к вам курьер из фирмы "Цветы и Подарки". Примете?

Антон с недоумением уставился на свою верную помощницу. Всегда сдержанная, суховатая Мира с любопытством разглядывала шефа, словно увидав его в первый раз, а за ее спиной колыхалось нечто большое и белое.

Что ещё за "Цветы и Подарки"? Вроде не Новый год, когда из офиса в офис носятся курьеры, доставляющие презенты партнерам и клиентам. Не собственный день рождения, опять же.

Антон выбрался из-за громадного заваленного бумагами стола, со вкусом потянулся, неторопливо пресек просторную комнату и вышел в приемную. Там, прямо за дверью радостно улыбался нарядный юноша в яркой кепке с замысловатым логотипом. В руках он держал большой бело-зеленый букет - каллы, бутоны роз, изящная листва. Рядом на полу стояла средних размеров серебристо-серая коробка с бантами.

- Прикажете внести? - осведомился юноша.

- Антон Михайлович, может, вызвать Чуперко? - свистнула над ухом Мира Григорьевна. Леонид Петрович Чуперко был руководителем службы безопасности.

Антон непроизвольно полез рукой в затылок. В самом деле, открывать коробку самому или отдать Лёне на проверку? Начальник службы безопасности и так постоянно пенял шефу на то, что тот не желал ездить с охраной и вообще вёл себя кое-как. Кстати, а как этот милый парнишка ухитрился попасть в офис? Как проскочил хвалёных Лёниных церберов?

Мира Григорьевна неслышно качнулась к своему столу, по-видимому, намереваясь немедленно разыскать Леонида Петровича, как в приемную заглянул он сам, собственной персоной.

- Стоите, раздумываете, Антон Михайлович? - серьёзным голосом поинтересовался он. - Не волнуйтесь, всё проверено, мин нет. Принимайте подарок, - начальник службы безопасности неожиданно хихикнул, подмигнул и исчез.

Обалдевший Антон молча махнул рукой терпеливо улыбающемуся парню с букетом и первый покинул секретариат. За ним в кабинет бодро прошагал курьер с цветами и коробкой, а в дверях замерла заинтригованная необычным поведением строгого Леонида Петровича Мира.

- Мира Григорьевна, вы расписались в получении этой посылки? - пресек акт коллективного любопытства Антон. - Благодарю вас, юноша, вы свободны. Секретарь подпишет всё, что нужно. Мира Григорьевна, проследите, пожалуйста.

Когда Антон, отложив в сторону очень красивый и очень мужской букет, открыл серебристый ящичек и расковырял сложную внутреннюю упаковку, он хмыкнул и всё-таки почесал макушку - совершенно неинтеллигентно, как считала его бывшая жена Елена.

Дата добавления: 2015-09-29