Импровизация на тему любви 7 страница

Сидя за столиком кафе, я заметил, что магазинчик напротив называется «Amore» — по-итальянски «Любовь». Это, верно, знак? — спросил я себя.

Рядом с магазинчиком был телефон-автомат, и я решил им воспользоваться. Позвонив в офис, я сумел узнать внутренний номер Микелы. Но на этом моя смелость закончилась. Я вернулся в кафе и еще полчаса сидел, за столиком, положив перед собой листок с ее номером. Что я ей скажу? «Привет, это я, Джакомо. Не знаю, помнишь ли ты меня, но я тот самый парень из трамвая. Я жду тебя в кафе внизу».

Нет, так не годится!

В конце концов я решился. «Пожалуйста, оставьте свое сообщение…» — сработал автоответчик.

После звукового сигнала я повесил трубку. Сердце билось так, словно сейчас выпрыгнет из груди. Конечно, я узнал голос Микелы, хотя и говорила она на английском…

Чтобы прийти в себя, мне потребовалось минут десять. Потом я снова набрал номер.

— Привет, Микела, я Джакомо, твой знакомый по трамваю. В Нью-Йорке я по делам и хочу спросить тебя: не согласишься ли ты выпить со мной кофе? Я остановился в отеле неподалеку. Позвони мне, вот мой номер…

Я продиктовал название отеля, номер телефона и повесил трубку. Все-таки с автоответчиком разговаривать не в пример легче!

Признаюсь, я чуть было не брякнул, что нахожусь сейчас в кафе на углу, но вовремя остановился. Микела могла подумать, что я ее подкарауливаю. Однако на самом деле это было не так. Но почему не так? Да, я собирался подглядывать за ней, но только в другом смысле. В каком другом смысле?.

Чтобы окончательно не запутаться в мыслях, я без всякой цели стал бродить по городу. Каждый час я звонил в гостиницу, чтобы узнать, нет ли для меня сообщений. Но мне никто не звонил, и я окончательно пал духом. Похожие чувства терзают тебя, когда ты отправляешь SМS любимой девушке, а она тебе не отвечает. Каждые три секунды ты проверяешь свой телефон, начинаешь считать минуты, секунды. Потом перечитываешь последние сообщения, которые она отправила тебе. Ведь все ее SМS, даже те, что пришли несколько дней назад, ты хранишь в памяти телефона. Они идут одно за другим, потому что все остальные ты сразу же удаляешь. Скверно, если последнее сообщение отправил именно ты, в таком случае остается только ждать. Ты, конечно, не хочешь показаться назойливым. Все, как в шахматной партии: ты думаешь, что сделал неверный ход, и моментально впадаешь в отчаяние. А вдруг она говорит своим подругам: «Он меня просто замучил своими сообщениями»? Попадая в такое положение, ты чувствуешь себя загнанным в угол и понимаешь, что уже ничего нельзя сделать. У тебя остается один-единственный выход — не писать ей больше ни строчки. А потом она тебе отвечает, и до тебя доходит, что весь этот негатив был спровоцирован тем, чего самом деле не было.

К счастью, Нью-Йорк — одно из лучших в мире развлечений. Этот город полон стимулов. Ты идешь по тротуару и вдыхаешь сменяющие друг друга ароматы. Сначала чуткий нос улавливает дразнящий запах пиццы, и вот он уже сменяется ароматом восточной кухни, но вскоре его перебивает запах каленых орешков, которые продаются на каждом углу. Жители Нью-Йорка — это особая статья. Никаких ограничений! — каждый ведет себя так, как считает нужным, и все — улыбаются. Про одежду не говорю — люди носят то, в чем им удобно. Когда я приезжаю в Нью-Йорк, мне всегда кажется, что в этом городе сосредоточен весь мир, а все остальное — это просто окраины огромного мегаполиса. Да, я городской житель, но в Нью-Йорке я чувствую себя деревенским парнем, глазеющим, открыв рот, на все эти диковинки. У меня поднимается настроение, когда я прогуливаюсь по улицам, заглядываю в витрины магазинов, и мне не важно, что я в них ничего не купил. Если есть время, я захожу в книжный, а после заглядываю в бар, чтобы поседеть в нем с чашкой чая на столе, перелистывая только что приобретенные книги или рассматривая обложки дисков. В ближайшем будущем я должен решить для себя, где мне хочется жить. Человек, живущий всю жизнь в одном и том же городе, рискует остановиться в своем развитии…

Погуляв, я вернулся в гостиницу. К четырем часам дня Микела так и не дала о себе знать.

Я спустился в бар выпить пива. Что она могла подумать, когда прослушала мое сообщение? — гадал я. Видно, что-то плохое, если так и не позвонила. В конце концов, пригласив меня в бар еще там, в Италии, она сказала, что порывает со своей прежней жизнью и хочет начать новую. Конечно, если ей неприятно видеть меня, то она может найти тысячу оправданий, чтобы отказать во встрече, но что ей стоит позвонить… А вдруг она просто не заметила моего сообщения?

Потом я услышал, как кто-то окликнул меня:

— Джакомо!

Я оглянулся и увидел Дину, сидевшую в одиночестве. Она позвала меня выпить с ней. Дина ждала своего мужа. Мы поболтали немного, но я был слишком рассеян. Мысли о Микеле не оставляли. Мне показалось, что с каждой минутой моя затея теряет очарование авантюры и все больше превращается в постыдную глупость. Но Дина была очень мила, и я почувствовал некоторое облегчение, потрепавшись с ней. Ее болтовня на короткое время позволила мне забыть обо всем.

Наш разговор прервала служащая отеля, которая позвала меня и сказала, что на мое имя поступило сообщение.

Я извинился перед Диной и пошел к конторке администратора. Женщина за стойкой протянула мне листок. На бланке отеля было написано: «Когда будешь возвращаться, не забудь привезти мне ковбойскую шляпу. Данте».

Уму непостижимо, как некстати напоминают о себе некоторые люди! Смяв листок, я поднялся в номер.

В восемь вечера я снова отправился в город. Я решил пойти в район небоскребов. У меня теплилась глупая надежда встретиться с Микелой. Хотелось на практике испытать теорию случайностей. Но все было впустую, в центре Манхэттена Микелы не оказалось. Тогда я спустился в метро. Мне нравится ездить в метро, я пользовался им во всех городах, где мне доводилось побывать. Город становится понятнее, когда ты проезжаешь под ним. Туннели метро я бы сравнил с кровеносной системой человека. Но в Нью-Йорке мне почему-то всегда сложнее ориентироваться, чем в других юродах. В парижском метро — бесспорно, лучшем в мире — я никогда не ошибался, определяя маршрут, а вот в Нью-Йорке часто путался. Но если у тебя нет спешных дел, то и заблудиться по пути довольно забавно. Иногда можно попасть в интересные места, о которых раньше и не знал ничего.

На этот раз у меня не было никакой цели. После пары поездок туда-сюда я поднялся наверх. Почувствовав голод, я остановился у лотка, чтобы перекусить хот-догом. В итоге съел три порции — в Нью-Йорке даже хот-доги особые. Потом я пошел в сторону гостиницы. Когда я проходил по одной из улиц Ист-Сайда, ко мне на тротуаре привязалась проститутка. Довольно привлекательная. Мы перебросились с ней парой фраз. Она спросила меня, откуда я.

— Итальянец, — ответил я.

— Итальянец… Здорово, я говорю по-итальянски… Идем со мной, я сосу с заглотом.

Пытаясь соблазнить меня, деваха вытащила свои груди, но потом поняла, что я не интересуюсь ее прелестями, и послала меня куда подальше. Чтобы окончательно не упасть в ее глазах, мне пришлось воспользоваться хохмочкой Сильвио, которую он отмочил во время турпоездки по проституткам:

— Прости, детка, мне некогда, я спешу. Заверни один отсос, я зайду попозже.

В номере я сразу лег. Не знаю, что стало тому причиной: хот-доги или Микела, которая так и не позвонила. Я долго ворочался с боку на бок, и, когда мне наконец удалось забыться сном, спал я плохо.

На другой день в шесть часов утра я уже был на ногах, а в восемь в кафе у офиса Микелы.

Через пару часов я почувствовал себя полным идиотом. Пусть я и увижу ее, но ведь она не ответила мне, поэтому для меня и так уже все ясно. Я решил перенести обратный рейс и не задерживаться в Нью-Йорке больше двух дней. Но мне не давала покоя мысль о том, что я приехал черт-те откуда и не смог добиться даже простого отказа.

Обуреваемый невеселыми мыслями, я побрел к гостинице. Мой путь шел через Вашингтон-сквер. В парке было полно народу. Некоторые молодые люди сидели с учебниками, другие читали книги, попадались музыканты, кто-то бегал и делал гимнастические упражнения, кто-то выгуливал собаку на специально отведенном участке. Каждый занимался своим делом. В центре парка стояла статуя Джузеппе Гарибальди. Привет, Гарибальди, я Джакомо, сын Джованни, того самого, который сбежал от семьи…

А вот и моя гостиница. Несмотря на то что поселился я в ней совсем недавно, у меня уже выработались определенные привычки. Ну, например, завтракать перед самым закрытием ресторана. Я взял себе кофе, а через несколько минут в зал вошла Дина. Мы теперь всегда садились за один столик. Кроме нас, в зале никого не было. Мы с Диной немного поболтали, потом попрощались, и я поднялся в свой номер. Через четверть часа зазвонил телефон. Я сразу же снял трубку. Звонила Дина. Она спросила меня, не хочу ли я пойти вместе с ней в музей Гуггенхайма. Дел у меня никаких не было… почему бы и не пойти?

Помню, я сказал ей, что через десять минут буду готов.

— I`ll pick you up [4], — ответила она.

Когда Дина постучала в дверь, я чистил зубы. Впустив ее, я закончил свои дела в ванной и вернулся в комнату. Дина сидела на краю постели. Через несколько секунд мы уже целовались. Снимая с нее одежду и увидев ее белье, я догадался: она знала на что шла. Вид обручального кольца на ее руке возбуждал меня. В то утро я сделал три захода. Между первым и вторым постучалась горничная, чтобы прибраться в номере. У нас даже не было времени повесить на дверь табличку с надписью «Do not disturb».

Когда мы пошли на обед, было уже начало третьего. После обеда Дина осталась в гостинице ждать мужа, а я решил прогуляться. В общем, никакого музея.

Вечером, спустившись на ужин, я натолкнулся на Дину и ее мужа в холле. Дина настолько хороша была в постели, что, когда я увидел ее, член у меня напрягся. Мы обменялись короткими взглядами, и каждый из нас окунулся в свою прежнюю жизнь. Через день она уезжала.

Мне захотелось съесть пиццу, и я пошел в пиццерию на Бликер-стрит. Мальчишка, обслуживающий мой столик, родился в Бруклине, но был из калабрийской семьи. Классический представитель итальянских эмигрантов, какими их всегда показывают в кино. Он говорил на смеси английского и калабрийского диалекта. По-итальянски почти не говорил.

— How are you, земеляк? — Это выглядело примерно так.

Вечером в гостинице меня окликнула девушка из службы размещения. Мне нравится, как иностранки произносят мое имя: ударение они часто ставят на середине и говорят Джакомо.

Она сказала, что мне пришло сообщение. Я был уверен, что это Дина. Наверняка тайком от мужа она написала мне пару строк. Но сообщение оказалось от Микелы. От неожиданности я сглотнул.

«Привет, Джакомо! Я только сейчас прослушала свой автоответчик в офисе, так как по делам уезжала в Бостон. Завтра буду свободна в пять вечера. Зайди утром, если сможешь, в мой офис и назови охране свое имя. Если у тебя будет время, в пять мы сможем попить кофе. Оставляю тебе номер моего сотового телефона».

Кроме телефона она написала также адрес своего офиса, который я знал наизусть.

Я был на седьмом небе от счастья. Однако в номере, преодолев первые минуты эйфории, я стал недоумевать, потому что никак не мог уловить связи между свиданием, назначенным на пять часов вечера, и просьбой зайти утром в ее офис. Что, перед тем как выпить кофе, необходимо зарегистрироваться?

На другой день я поднялся около семи. Вроде бы идти еще рано. Сначала я посидел за компьютером в своем номере, а потом подумал, что лучше пойти в кафе на углу, откуда, может быть, удастся тайком увидеть Микелу. Вот и проверю, какие эмоции она всколыхнет во мне. Я не сомневался, что положительные, но при личной встрече меня хотя бы не разорвет от нахлынувших чувств…

По привычке я сел за столик недалеко от входа. Практически у самого окна. Вместо того чтобы читать утренние газеты, как это делали остальные посетители, я дырявил взглядом подъезд, куда должна была войти Микела.

Между тем не могу не сказать, что кафе было на редкость уютным, хотя и необычным. Простые деревянные полы, выкрашенная белой краской кирпичная стена, на которой висели картины неизвестного мне художника. (Мне всегда приятней смотреть на оригинальные работы, а не на репродукции музейных картин.) В центре зала высились две колонны, тоже выкрашенные белым. Стойка бара старая, деревянная. Сбоку примостилась большая доска, на которой мелом было написано меню. В стеклянной витрине выставлены кондитерские изделия, среди которых преобладали маффины. Из проигрывателя рядом с кассой доносилась музыка. Музыка была подобрана великолепно: Нина Симон, Карол Кинг, Crosby&Nash, группа Rem, Сэм Кук, Дженис Джоплин, Джон Леннон, Синди Лаупер…

В зале всего около десяти столиков, разных по размеру и форме. За большими столами рядом сидели незнакомые между собой люди. Стулья, казалось, вынесли из старых чердаков и подвалов. Как я уже сказал, многие читали газеты, кто-то строчил на компьютере. Молоденькая девушка в джинсах фотографировала посетителей, сидевших за столиками. Она не спрашивала разрешения, но на нее никто не сводился. Казалось, что здесь собрались сообщники, связанные некой тайной, и еще казалось, что время в этом кафе разгоняют мерно вращающиеся лопасти двух вентиляторов.

Я взял кусок яблочного пирога и чашку кофе. В пирог добавили немного корицы. В Нью-Йорке в большинство сладких пирогов кладут корицу — достаточный для меня повод, чтобы появилось желание переселиться сюда навсегда.

Я совсем не мог сосредоточиться. Тогда я решил позвонить Микеле на мобильный телефон. Я впервые буду говорить с ней по телефону. Я надеялся, что не оторву ее от дел.

Я ей не помешал, по крайней мере, так она мне сказала.

— Привет, я Джакомо.

— Привет, как дела? Ты прочел мою записку? Думаю, что прочел, раз звонишь мне. Извини, я сегодня с утра какая-то отупевшая. Значит, мы увидимся вечером?

— Да. Но, может быть, я что-то неправильно понял — я должен зайти к тебе в офис до встречи?

— Да, если сможешь. Я оставила для тебя у охраны одну вещь. Если ты не сможешь заглянуть, я принесу ее сама.

— Нет, я сегодня свободен. Я сам зайду. Надеюсь, ты не приняла мой звонок за проявление нахальства. Но, понимаешь, я оказался в ваших краях и подумал, что это нормально. Надеюсь, я не буду для тебя обузой…

— Наоборот, я счастлива, ты все правильно сделал. Пока, до скорого.

— Пока.

— У тебя есть мобильный?

— Нет, я его уронил… на пол, и он больше не работает.

Поговорив с Микелой, я пошел в офис. Когда я назвал себя охране, чернокожий человек-гора улыбнулся мне и передал сверток. «Для Джакомо» — значилось на нем.

Я взял сверток, расписался, поблагодарил и вернулся в кафе. Там я заказал себе фруктовый салат. В салате были кусочки арбуза, а арбуз в смеси с другими фруктами я не люблю. Арбуз я предпочитаю есть отдельно. А вот моей бабушке нравилось есть арбуз с хлебом. Я больше не видел, чтобы его кто-нибудь так ел. Когда бабушка ела арбуз, она говорила мне: «Как все-таки щедра природа! Смотри, сколько зернышек. Вот что называется любить жизнь». Теперь, когда я ем арбуз, я всегда вспоминаю эти слова. Но я также помню, что бабушка, убирая арбуз в холодильник, не затягивала его пленкой и он, как губка, впитывал в себя все запахи, так что лучше было съесть его сразу. Кому понравится арбуз, пахнущий котлетами!

Вскрыв конверт, я сразу узнал оранжевую тетрадь, лежавшую внутри. По утрам в трамвае Микела делала в ней свои записи. Вместе с тетрадью в конверт была вложена записка. Я прочел ее: «Если бы ты не приехал в первые шесть месяцев, я бы сама отправила это тебе. Увидимся в пять внизу. Желаю тебе приятного чтения. Микела».

10.ДНЕВНИК

Мне никогда не доводилось читать дневник женщины. Только один раз, когда мне было лег двадцать, девушка, с которой я встречался уже несколько месяцев, дала мне почитать отдельные страницы из дневника, который она вела каждый вечер. Девушку звали Луиза. Из того, что я прочитал, запомнился случай, когда я забыл купить презервативы. У Луизы были опасные дни цикла, и я испугался, что не сумею контролировать себя. «Знаешь, лучше потерпеть и заняться любовью потом, без спешки» — записала она мои слова. Ну и фигня… По дороге домой я, помнится, клял себя без перерыва — только кретин может забыть о таких вещах!

Но Луиза увидела в этом событии неопровержимое доказательство того, что я люблю ее, а не встречаюсь с ней ради секса. Ох уж эти женщины… Мне нравится, когда меня целуют в глаза, но у Луизы была дурная привычка не просто целовать, а буквально вылизывать мои глаза. При этом язык у нее был слюнявым, а слюна настолько густой, что после ее поцелуев мне с трудом удавалось разлеплять веки. У нее, видно, во рту жили улитки…

И вот передо мной дневник Микелы. Он лежал на столе, и на меня снова нахлынули чувства, которые я испытывал тогда, в трамвае… Как мне хотелось узнать, о чем она пишет…

Я открыл тетрадь как священную книгу. Библию так не открывают, как я открыл ее дневник.

Он… он… он — я повсюду упоминался на страницах. Микела писала обо мне, о том, как я был одет, как выглядел, каким она представляла меня в своем воображении. Я люблю читать, но в то утро я открыл для себя, что самое увлекательное — читать о себе самом. Некоторые страницы меня потрясли.

Четверг

Я сижу и пишу. Я не поднимаю голову, но чувствую, что ты смотришь на меня. Я чувствую на себе твой взгляд. Твои глаза ласкают меня, проникают в меня. Когда ты смотришь на меня, мне хочется поправить прическу, одернуть одежду. Я испытываю смущение, как смущается женщина, когда лицом к лицу сталкивается с мужчиной.

Если ты отведешь взгляд, я тайком посмотрю на тебя, постараюсь похитить твой образ. Кажется, сегодня тебя отвлекают какие-то мысли. С одной стороны, я страшусь, что ты потерял ко мне интерес, но с другой — я могу чуть дольше обычною смотреть на тебя. Поскольку мне выпала такая возможность, я приглядываюсь к твоим рукам. У тебя красивые руки. Твои руки многое рассказывают о тебе.

Вторник

Когда трамвай приближается к твоей остановке, я по привычке начинаю всматриваться в окно. Часто я не выдерживаю этого испытания. Проще закрыть глаза и открыть их только тогда, когда трамвай снова трогается. Мой взгляд ищет тебя среди тысячи неинтересных деталей. Какое счастье, сегодня ты в вагоне! Похоже, ты не спал ночью, но от этого стал еще красивее. Твои волосы растрепаны. В мыслях я привожу их в порядок, а потом снова взлохмачиваю своими поцелуями. Я прикоснусь рукой и к твоим мыслям… Ты сидишь впереди, лицом ко мне. Я не выйду из трамвая. Не выходи и ты, прошу тебя. Мы доедем до конечной остановки. Мы дойдем до конца. До конца этого пути. Там мы обретем новое дыхание. Давай останемся здесь, в нашей общей бесконечности.

Пятница

Не знаю, правда это или нет, но говорят, что при встрече двух человек возникает реакция, которая изменяет и того и другого; что же произойдет с нами, если мы на самом деле встретимся друг с другом? Если мы начнем разговаривать?

Кто ты, кем ты был без меня? Каким ты стал бы после нашей встречи?

А я? Что бы изменилось в моей жизни, какой бы стала я по сравнению с той, кто я сейчас?

Я бы никогда не задавала таких вопросов, если бы не встретилась с тобой, пусть встреча продлилась бы всего лишь лай.

Ты бы вывел меня из душевного равновесия. Но одновременно ты бы уравновесил хаос моих страстей.

Понедельник

Сегодня, едва я взглянула на серое небо, как у меня перехватило дыхание. Только когда я подошла к корзине с моими детскими игрушками, с сердца как будто свалился камень. Я привезла сюда свои игрушки, чтобы они помогли мне выжить. Ты не хочешь поиграть со мной? Бери любую, выбери что-нибудь. Только не предлагай игру в равнодушие — мы в нее сегодня не играем. Эта игра уж отняла у нас чистое небо. Давай поиграем в прятки. Я спрячусь, а ты будешь меня искать, и если найдешь, то я сделаюсь такой маленькой, что ты сможешь положить меня в карман своей рубашки. Можно выбрать и другую игру: я не буду прятаться, а, наоборот, позволю тебе найти меня.

Я надела длинное платье. Сегодня я чувствую себя Золушкой. Увези меня отсюда. Привези меня на бал. Потанцуй со мной.

Скоро мне выходить, и я выскочу из трамвая. Я потеряю для тебя свою туфельку, пусть это будет перчатка. Я очень патетична.

Четверг

Сегодня я притворяюсь, что не замечаю тебя. Вот не буду смотреть на тебя, пока не выйду из трамвая. Мне нравится поддразнивать тебя. Интересно, что ты думаешь обо мне? Если я загляну в твое лицо, что за женщину я увижу в твоих глазах? Я хотела бы испариться, а потом тысячью капелек осесть на оконном стекле, отражающем наши лица. Я хотела бы превратиться в свое отражение, стать лихом на стекле, в котором вчера не сразу узнала себя. Я стала другой — благодаря тебе, только тебе. Я, прежняя, никогда бы не посмотрела на тебя… и на себя тоже. Наверное, в каком-то смысле я ждала тебя, чтобы измениться. И я буду ждать тебя… Ждать и надеяться.

Четверг

Завтра я уезжаю, расстаюсь с этим трамваем и с тобой. Ты дал мне силы изменить то, что мне не нравилось. Я с тобой ни разу не разговаривала, я даже не знаю, существуешь ли ты? Ты воплощал образ проводника, указывающего мне путь. На тебя я навьючила свои чувства, мысли, желания. Ты был силой, и мускулом, действием. Теперь по утрам ты будешь ездишь один. Я прощаюсь с тобой и навсегда уношу с собой твой образ. А напоследок я угощу тебя чашкой кофе.

Почему мои надежды так быстро оказались связаны, с тобой?

Сколько ложечек сахара положить в мою чашку?

Чем дальше я читал, тем больше понимал, что меня как бы вели к тому, что я оказался здесь, в Нью-Йорке. Самое очевидное доказательство было приведено на последней странице. В тот день она улетала в Америку…

…Вчера я и Джакомо, так его зовут, пошли выпить кофе. Он оказался очень, может быть, чуть неловким. В какой-то момент, после того как мы немного поговорили, мне захотелось поцеловать его, но я предпочла встать из-за стола и сказать, что мне надо в туалет. Я оставила конверт на столе. И я очень надеялась, что ему хватит смелости переписать адрес, ведь он даже не спросил у мет мой e-mail.

Я улетела и не знаю, увижусь ли с ним еще. Что бы там ни было, но в этой игре с судьбой есть своя прелесть. Перед тем как пройти в зону вылета, я на секунду оглянулась. Я надеялась, что он придет попрощаться со мной. Я оглядывалась еще и еще раз, и мой брат, обратив на это внимание, спросил, не жду ли я кого. Я ответила: нет, не жду. Не хочу, чтобы о нас с тобой знал еще кто-то.

Наверное, я сама должна была, спросить у тебя адрес или номер телефона. Это все глупая женская гордость. У тебя есть полгода, чтобы позвонить мне, разыскать меня или приехать ко мне. Если этого не случится, я пошлю тебе свой дневник. Но встречаться после этого смысла уже не будет.

Закрыв тетрадь, я не знал, толи мне радоваться, то ли, наоборот, сердиться. Хотя нет, я не сердился. У меня было ощущение, что я оказался в мышеловке, что я, как подопытная мышь, бежал по дорожке, уже заранее размеченной Микелой. Месяцами я выдумывал черт знает что, а она, оказывается, ждала меня здесь…

И все-таки у меня не было повода огорчаться. Эмоции, которые я испытывал в тот наш трамвайный период, не были фантомом. Похоже, мы с ней смотрели один и тот же фильм.

Я встал и вышел из кафе. Сюда я вернусь к пяти часам. На сердце у меня было удивительно легко. Я шел и улыбался. Мне не надо было прятать улыбку. Одним из сладчайших моментов жизни за границей является независимость. Ты уж точно не встретишь никого из знакомых. Никаких друзей, сослуживцев, никаких соседей по дому — ты здесь сам по себе. Никто не знает, кто ты, чем занимаешься, где живешь. Тебя никто не знает, и ты никого не знаешь — хорошо! Все это позволяет делать то, что я не могу себе позволить, если нахожусь дома, в своем городе. Например, такой вот пустяк. Я часто замечаю за собой, что, гуляя по городу, начинаю напевать какой-нибудь мотивчик, отчего мне сразу становится неловко: а вдруг кто-нибудь услышит? Но как быть, если мотивчик засел в голове и просто рвется наружу? За границей я иду себе и пою, ни на кого не обращая внимания. В то утро я был настолько счастлив, что довольно долго шел по 8-й авеню, напевая «Одинокие люди» группы Pooh. Я допел эту песню до конца, по крайней мере те куплеты, что помнил. В Италии я бы сразу умолк, но на 8-й авеню я не стеснялся. Особенно я увлекся припевом: «Бог громадных городооооооов…» — а что, неплохо получилось.

В пять часов вечера я был у офиса Микелы. Через несколько минут она, улыбаясь, вышла. Едва я увидел ее, как меня захлестнула волна эмоций. Я был возбужден, смущен, горд, доволен… Мы были почти не знакомы, но я испытал ошеломляющее чувство привязанности к ней, все мои привычные страхи куда-то испарились. Только много позже я смог разобраться в своих ощущениях, но в первое мгновение нашей встречи я не помнил себя от счастья.

Микела тоже была взволнованна. Это было сразу видно.

Мы сели да скамейку у входа.

— Ты знаешь, я чувствую себя довольно глупо. Когда я читал твой дневник, то ощущал себя то ли подопытной свинкой, то ли рыбкой в сачке, — начал я.

Микела улыбалась:

— А меня увлекла идея игры, хотелось посмотреть, что из этого получится. И вот ты здесь. Выходит, что-то получилось. И я… я всегда ощущала тебя рядом.

— А как ты могла знать, что я приеду?

— Я этого не знала.

— А когда ты нашла мое сообщение на автоответчике, о чем ты подумала?

— Наконец-то. Я подумала: наконец-то! Ты прочел мой дневник и должен понимать, что это обрадовало меня. Даже если ты приехал не ради меня, а… по делам.

Последние слова Микела произнесла так, что стало ясно: она обо всем догадалась.

Я был настолько взволнован, что начал говорить без умолку, уже не помню что. Но через какое-то время Микела перебила меня:

— Послушай, передохни немного. Я хочу тебя спросить… Почему в трамвае ты ни разу не подошел ко мне, не предложил встретиться? Ты не похож на робкого мужчину… Я ведь все уловки пустила в ход. Даже перчатку обронила. Я думала, что у тебя есть невеста…

— Нет, у меня нет невесты. Я тоже думал, что у тебя есть жених. В тот день, когда ты улетала, я приезжал в аэропорт.

— Как, ты был в аэропорту… и не нашел меня?

— Да нет, нашел. Я увидел тебя с мужчиной и не стал подходить.

— Это был мой брат.

— Я это узнал, только когда прочел твой дневник. Все это долгий разговор. У меня сейчас такой период в жизни, когда в мыслях сплошной сумбур… Честно говоря, это ты меня таким сделала Я обычно не чувствую себя скованным, с женщинами я веду себя довольно свободна. Но я доволен, что не стал спешить… Никогда раньше я не совершал таких поступков из-за женщин, да и теперь не понимаю, почему я это сделал…

— Ну, так это хороший знак, или ты так не думаешь? Может, ты предпочитаешь не меняться?

— Нет, ты не права. Впрочем, не знаю. Ну и ну…

Мы с ней долго разговаривали. Через какое-то время, несмотря на волнение, я начал чувствовать себя спокойно и комфортно. Я был не просто счастлив — мое счастье искрилось, словно под кожей лопались пузырьки игристого вина. Как здорово, что наш фильм о жизни совпал и что премьера его состоялась в Нью-Йорке!

Когда Микела говорила со мной, она не старалась понравиться, как поступают многие женщины. У них появляются особый взгляд, интонация, жесты… Но Микела была совершенно естественной. Или у меня создалось такое впечатление?

— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросил я ее после какой-то шутки.

— Что я делаю сегодня вечером? Я надеялась, что ты спросишь меня об этом!

11.РОМАНТИЧЕСКИЙ УЖИН (Гамбургер с жареной картошкой)

Сразу же после нашей встречи у офиса я понял, что, наверное, впервые в жизни у меня возникли отношения не с девушкой, а с женщиной. Я даже не знаю, как объяснить, в чем здесь разница. Все на уровне ощущений: запахи, манера говорить и прежде всего — манера смотреть. Думаю, как раз взгляд и отличает женщину от девушки. Ну и, конечно, ум, жизненный опыт. Умная, образованная девушка в любом возрасте выглядит взрослой женщиной. Микела была женщиной, это было ясно по тому, как она двигалась, жестикулировала.

Мы договорились встретиться в половине десятого у моей гостиницы. Я перебирал в уме варианты, куда пойти. Самое лучшее — поужинать в каком-нибудь ресторане Манхэттена. Приглушенная музыка, свечи на столах — обстановка должна быть романтичной.

В гостинице я принял душ, а после душа не придумал ничего лучше, чем прилечь на минутку в постель. К счастью, я быстро заметил, что начинаю засыпать, и тут же выскочил из огромного полотняного конверта, в который опять превратили мою кровать. Мой чемодан наконец доставили, и я смог надеть свою любимую рубашку. Не знаю, как бы я выглядел в этот вечер, если бы у меня не было привычной одежды. Я спустился в бар и заказал себе тройной кофе. Еще не хватало выглядеть за ужином слишком сонным или, того хуже, зевать в присутствии Микелы. После еды, особенно если я выпью красного вина, я начинаю зевать. Что будет, если на меня нападет зевота, когда она начнет говорить?

Признаться, я не люблю поздних ужинов. Когда я работаю, я устаю, и в такие дни мне не удается полностью выполнить свою программу: ужин — кино — секс. От чего-то поневоле приходится отказаться. В кино мне совсем уж трудно бороться со сном.

Дата добавления: 2015-09-29