Эстер улыбнулась и прикрыла ладонью щеку Джессики.
— Мне жаль, Джесс, что ты не можешь иметь детей. Ты была бы такой хорошей матерью, гораздо лучшей, чем я.
— Чепуха. Ты будешь замечательной матерью и станешь обожать своего ребенка, а я стану очень гордой теткой.
— Твой жених очень сильно тебя любит.
— Думаю, что это так, — согласилась Джессика, прижимаясь лицом к колену Эстер. — Он не может заставить себя сказать это вслух, но я чувствую его любовь, когда он ко мне прикасается. Я слышу это в его голосе, когда он говорит со мной.
— Конечно, он тебя обожает, и нет оснований сомневаться в том, что ты для него желанна. — Холодные пальчики Эстер прошлись по лбу Джессики. — Ты станешь предметом зависти всех женщин Англии. Алистер Колфилд богат, сногсшибательно красив и безумно влюблен в тебя. Плюс еще герцогство. И нет ни одной женщины из ныне живущих, кто бы не был готов на убийство ради того, чтобы поменяться с тобой местами.
Джесс со смехом подняла голову:
— В мечтах тебя заносит слишком высоко. Он никогда не унаследует титула.
Эстер удивленно заморгала, потом глаза ее расширились, и в них отразилось чувство, похожее на ужас:
— Боже милостивый… Так ты не знаешь? Да?
Глава 21
Алистер расхаживал взад-вперед перед каминной решеткой в гостиной городской семейной резиденции Мастерсонов. Его безупречно отполированные гессенские сапоги ступали бесшумно по восточному ковру. Пальцы его были сплетены за спиной, а руки зудели от напряжения, и суставы побелели.
— Оспа.
— Да.
Голос матери был тихим и пронизан страданием.
Луиза, герцогиня Мастерсон, сидела на деревянном резном стуле с неудобной прямой спинкой. Волосы ее оставались такими же темными, как у Алистера, и блестящие локоны, не тронутые сединой, обрамляли прекрасное лицо, все же выдававшее возраст и боль потери троих из ее четырех сыновей. На портрете над каминной полкой она была изображена более чем в натуральную величину и казалась выше и крупнее Алистера, и этот портрет служил фокусирующей точкой в комнате. Ее более юный двойник с улыбкой взирал сверху, а синие глаза, ясные и еще наивные, не знали боли предстоящих трагедий.
Алистер не мог придумать, что сказать. Все три его брата были мертвы, и печаль о них лежала на его сердце огромным тяжелым камнем. Столь же тяжким бременем для него стал и перешедший к нему титул, о котором он никогда не мечтал и на который не зарился.
— Я не хочу его, — сказал он хрипло. — Скажи, как мне избавиться от него.
— Такого способа нет.
Он посмотрел на мать. Мастерсон был дома, но она одна пыталась справиться с немыслимой ситуацией, поскольку ее возлюбленный супруг не переносил вида бастарда, которому теперь предстояло унаследовать его пресловутый титул.
— Он мог бы лишить меня титула, — предположил Алистер, — и это открыло бы путь к наследству какому-нибудь родственнику.
— Алистер…
Она подняла ко рту платок и зарыдала, и этот ужасный звук впился в его внутренности хищными когтями.
— Он не может меня видеть и должен найти способ избавить меня от титула.
— Если бы у него был выбор, то да. Но он никогда не пойдет на то, чтобы публично признать себя рогоносцем и опозорить меня. К тому же следующий претендент на наследство — дальний родственник, кузен, право которого еще требуется доказывать.
— Я не хочу титула, — повторил Алистер, чувствуя, как глухо бьется сердце.
Он хотел вести жизнь, полную путешествий и приключений, вместе с Джессикой. Он хотел приносить ей радость и ставить ее перед необходимостью принимать вызов. Он хотел дать ей свободу, чтобы из ее сознания изгладились воспоминания об унижениях, испытанных в юности, и сделать ее взрослую жизнь бесконечно счастливой и полной.
— Теперь ты станешь одним из богатейших людей в Англии…
— Господи, да я не прикоснусь ни к одному шиллингу из драгоценного состоянии Мастерсона, — выплюнул Алистер, чувствуя, как кровь его закипает при одном упоминании об этом. — Ты и представления не имеешь о том, что я делал для того, чтобы заработать. Он не оказывал мне никакой помощи, когда я в ней остро нуждался. И будь я проклят, если приму от него хоть что-нибудь теперь!
Луиза встала. В руках она теребила платок. Слезы продолжали катиться по ее впалым щекам.
— И что же мне делать? Я не могу жалеть о твоем рождении. Я никогда бы не бросила тебя. Я рискнула всем, чтобы оставить тебя при себе, и Мастерсон согласился на это. Мы вместе приняли это решение, и оба придерживались его.
— И все же сейчас ты здесь одна.
Она вскинула подбородок:
— Это мой выбор, и мне нести последствия этого выбора.
Алистер отошел от камина и приблизился к матери. Над ними на тридцать футов возвышался потолок, а до ближайшей стены было не менее двух десятков. Каждое владение Мастерсона могло похвастать такими же гигантскими пространствами, содержащими мебель и произведения искусства, копившиеся веками.
Дальние стены, казалось, сходились и сжимали грудь Алистера тисками.
Он никогда не чувствовал себя близким этому дому и не испытывал гордости им или чувства принадлежности к нему. Принять и носить этот титул было все равно что носить маску. Прежде он принимал определенную роль, чтобы выжить, но теперь его вполне устраивало его нынешнее положение. Его устраивало то, что он был человеком, которого Джессика любила без всяких условий.
— Это твой выбор, — сказал он тихо, чувствуя себя как узурпатор, которым его всегда считали, о чем постоянно твердили. — Но расплачиваться за это приходится мне.
Оставшись гостьей в доме Регмонтов, Джессика за всю ночь не сомкнула глаз. Мысли ее стремились сплошным потоком, и при каждом их повороте сердце болезненно сжималось.
Теперь Алистер становился маркизом Бейбери. А когда-нибудь в будущем он должен был стать герцогом Мастерсоном. Благодаря всему этому он обретал огромную власть и престиж, но и огромную ответственность.
И значит, не мог взять в жены бесплодную женщину.
На «Ахероне» и на острове они спали до полудня. В Лондоне же на второе утро Алистер пришел в неурочный час, в восемь утра. Она была уже одета и готова его принять, понимая, что он пришел к ней, как только смог. И сознавала, что теперь ей придется быть сильной за двоих.
Джессика спустилась по лестнице, соблюдая все правила приличия, насколько это было для нее возможно, хотя ей казалось, будто она отправляется на виселицу. Лестница делала поворот и дальше шла прямо в вестибюль. Там она и нашла Алистера, ожидающего ее, положив руку на столб перил и опираясь ногой о нижнюю ступеньку лестницы. Он был одет в черное с головы до ног и в руке держал шляпу. А лицо его показалось ей таким же застывшим, как и ее душа.
Он раскрыл ей объятия, и Джесс бросилась к нему, мгновенно преодолев оставшиеся ступеньки, и оказалась в его объятиях. Он поймал ее на лету и крепко сжал.
— Я так сочувствую тебе в твоей скорби по брату, — выдохнула она, беспокойно проводя пальцами по его напряженному затылку.
— Я жалею о том, что получил в результате этой смерти.
Голос его был безжизненным и холодным, но объятия жаркими. Он прижался виском к ее виску и держал ее так крепко, будто решил никогда не отпускать.
После долгой паузы он позволил Джессике провести себя в гостиную. Оба они остались стоять лицом друг к другу. Он выглядел усталым и казался старше своих лет.
Алистер провел рукой по волосам и издал стон отчаяния:
— Похоже, мы оба попали в ловушку.
Джесс кивнула, потом неуверенно направилась к ближайшему стулу. Сердце ее билось слишком быстро и неровно, и голова кружилась. Алистер сказал «мы», и она поверила, что он не мыслит, будто они могут быть раздельны. Она упала в кресло, обитое желтой камчатной тканью, и с трудом перевела дух.
— Теперь ты будешь занят.
— Да, черт бы побрал все это! Как только Мастерсон узнал о моем возвращении, принялся составлять для меня расписание. В следующие три дня для себя у меня едва ли найдется четверть часа. Только Богу известно, смогу ли я выбрать время облегчиться.
Джесс сочувствовала ему до боли в сердце. Алистеру была ненавистна навязанная ему роль и эта ноша, но он более, чем кто-либо, подходил для нее. Он обладал блестящими деловыми способностями и умел себя поставить, что вызывало уважение великих и влиятельных людей.
— Очень скоро ты сумеешь так наладить процесс, что все винтики и шестеренки станут вращаться гладко, а остальные будут только с изумлением и восторгом смотреть на это.
— Мне плевать на то, что он думает.
— Я имела в виду не Мастерсона, но ведь тебя заботит мнение матери. Она тебя любит и боролась за тебя…
— Недостаточно.
— А чего было бы достаточно?
Взгляд, брошенный им на нее, был воинственным, но Джессика его выдержала.
Алистер заворчал:
— Господи, мне так тебя не хватает. Мне претит то, что надо дожидаться определенных часов, чтобы видеть тебя, и ночью лежать в постели без тебя. Мне необходимо делиться с тобой мыслями и с благодарностью принимать твои советы.
Глаза Джессики защипали непролитые слезы. У него было такое жесткое суровое лицо, и в то же время он выглядел потерянным и одиноким. Он так и держал свою шляпу в руках и теребил ее поля беспокойными пальцами, не отдавая себе отчета в том, что делает.
— Для тебя я всегда доступна.
— Я знаю, чего ты хотела, — заявил он резко, — но не могу этого ждать. Возможно, потребуются месяцы на то, чтобы пробираться через трясину, пока моя жизнь уладится, а я не могу ее устраивать, потому что тоскую по тебе. Я пришел просить тебя бежать со мной и обвенчаться тайно.
Она сжала руки. Боль в груди была такой, что лишала ее здравого смысла.
— Это было бы неразумно, — возразила Джессика.
Алистер замер и прищурил лихорадочно горящие глаза:
— Не поступай так со мной.
— Ты знал, что я должна. Поэтому ты так взволнован и потому пришел ко мне ни свет ни заря. — Она с трудом перевела дух. — Я должна так поступить, чтобы ты мог двигаться дальше по своему пути.
— Должна как поступить, Джесс? — спросил он с обманчивой мягкостью. — Скажи — как?
— Предоставить тебе время и возможность привыкнуть к твоему новому положению в жизни.
— Я сам знаю, чего хочу.
— И я знаю, чего ты хотел, — поправила она, — но теперь ты должен многое пересмотреть и понять, все ли части мозаики на месте. Возможно, ты что-то проглядел? Ты не поймешь этого до тех пор, пока не погрузишься в новую жизнь, и не поймешь, какую роль принял.
— Не говори так, — огрызнулся он, и голос его задрожал от ярости. — Не смей вот так сидеть здесь и чопорно сообщать мне о разрыве наших отношений. Таким безжизненным тоном, будто спрашиваешь меня, не хочу ли я еще чаю, в то время как ты прекрасно знаешь, что это разрывает мне сердце.
— Алистер…
Ее нижняя губа задрожала, и она до крови прикусила ее.
— Ты боишься, — обвинил он ее.
— А ты не боишься? Принимать решения, меняющие всю жизнь, в таком состоянии, как это — самое худшее, что может быть.
Его ноздри раздувались от гнева.
— Ты ведь тоже не можешь жить без меня, Джесс.
Она знала, что не может, и надеялась, что и не будет. Но им обоим следовало сохранять трезвость и твердость.
— Сейчас я не могу оставить Эстер. Она нуждается во мне.
— Но меня ты можешь оставить.
— Ты намного сильнее, чем она.
— И все же я нуждаюсь в тебе! — выкрикнул он, четко произнося каждое слово. — У нее есть Регмонт, и Майкл, и еще ты. У меня же ты одна. Только тебе одной есть до меня дело. Ты одна думаешь о моем счастье. Если ты меня оставишь, Джесс, я останусь совершенно один.
— Я никогда тебя не оставлю, — ответила она шепотом. — Но это не значит, что я должна быть с тобой.
Джессика понимала, что Алистер читает чувства, написанные на ее лице, понимает, что она питает к нему любовь, что она дышит им. Но любовь, по ее представлениям, должна быть бескорыстной, несмотря на все его протесты. Этот брак мог непоправимо испортить его отношения с матерью, единственным человеком, кроме Джесс, который по-настоящему любил его. Если он был готов рискнуть этим чувством, то и она пошла бы на это. Однако пока что он ни словом не подтвердил этого. Он был готов бездумно ринуться вперед и бросить вызов в лицо будущему, которого не желал принимать.
— Джесс! — Его взгляд был жестким, как кремень. — С той самой минуты, как я увидел тебя, я знал, что ты моя. Хоть я и был молод, у меня не было сомнений. Я не женился и никогда не думал о дочерях купцов и землевладельцев, которые встречались на моем пути, каким бы огромным приданым они ни обладали и каким бы выгодным ни был альянс с их семьями. Я отвергал их всех в надежде на то, что однажды ты будешь принадлежать мне. Я не верил, что это невозможно. Я готов был ждать тебя хоть два десятка лет. Ты не можешь требовать от меня, чтобы я продолжал свою жизнь без тебя. Это для меня все равно что смерть.
— Не искажай мои слова. — По мере того как она говорила, ее голос обретал силу и убежденность: — Я никуда не уезжаю. Я не стану искать тебе замену. Я только побуду здесь с Эстер.
— В ожидании чего?
— Я не могу тебя обременять. Это помешает тебе.
Джесс потянула кольцо с рубином со своего пальца, чувствуя, как разрывает свое сердце, режет его тупым лезвием.
— Хватит.
Алистер уронил шляпу и бросился к ней прежде, чем золотой обруч соскользнул с ее пальца. Он силой заставил ее надеть его снова и прижался лбом к ее лбу. Дыхание его стало частым и поверхностным. Оно овевало жаром ее лицо.
— Заставь меня понять это.
— Прежде всего, ты должен знать то, как это понимаю я. — Она сжала его руку, стараясь передать ему всю свою любовь и силу. — Я домыслила то, чего ты не рассказал мне о своей матери и Мастерсоне. И представила себе, как это было: иллюзия приятия фактов и понимания, опровергаемая постоянными попреками и укорами, шпильками и тщательно выбранными оскорблениями. Отчим никогда не позволял твоей матери забыть о ее заблуждении и о том, чего это стоило ему. А она всю жизнь страдала от сознания своей вины и раскаяния. Она позволяла ему ранить ее всеми возможными способами и принимала это как заслуженное наказание. А ты наблюдал все это и тоже страдал по-своему. А ведь дело не в тебе, любовь моя. Тебя не за что винить. Подумай как следует. Есть способы для женщин и для мужчин предотвратить зачатие. Если для нее было просто важно удовлетворить свои физические потребности, разве она не могла подготовиться? Как и ее возлюбленный?
— Что ты хочешь сказать?
— Возможно, у твоей матери была великая страсть. Головокружительный роман. Влечение, поглотившее ее настолько, что она забыла о здравом смысле и обо всем на свете. Возможно, потому она испытывает такой стыд.
— Она любит Мастерсона. Бог знает почему.
— А я люблю тебя, люблю самозабвенно, как никогда никого не любила. И все же бывали времена, когда я теряла голову с Тарли, когда мне казалось, что я сойду с ума, если он не дотронется до меня.
Он прикрыл ее губы ладонью.
— Не говори больше ничего, — пробормотал он хрипло, но взгляд его полнился нежностью.
— Дело не в тебе, — снова повторила она. — Но ты чувствуешь себя ответственным и всю свою жизнь старался не быть бременем для семьи. Теперь же ты оказался самым важным ее членом, но при этом не чувствуешь себя частью семьи, хотя от тебя ожидают, что ты возьмешь на себя всю ответственность за нее. И в этом отношении я для тебя бесполезна.
— Не говори так. — Алистер прижался губами к ее лбу. — Не говори так о себе…
— Мое бесплодие и прежде меня мучило. Но у нас с Тарли были надежды на Майкла и детей, которые родятся у него. Для тебя же такого выхода нет, как и возможности возложить это на кого-то, а иначе тебя не было бы здесь.
— Джесс, я не гожусь на роль мученика. Я всем пожертвовал ради того, чтобы играть в этом фарсе. Но никогда не соглашусь оставить тебя. Ни за что на свете. Ни за какие блага.
— А я не хочу стать для тебя источником угрызений и не заставлю испытывать чувство вины. Я скорее согласна потерять тебя, чем усугубить несчастье твоей матери, как не хочу и того, чтобы твое чувство ответственности перед семьей вклинилось между нами.
Его глаза помрачнели и приобрели цвет темного сапфира.
— Если я не смогу быть с тобой, то не смогу быть и ни с кем другим. И тогда никто ничего не выиграет от нашего разрыва.
— Устраивай свои дела и свою судьбу. Живи предназначенной для тебя жизнью. Постарайся к ней приспособиться. Найди свой путь и свои ориентиры. Если после всего этого ты все-таки захочешь, чтобы я была с тобой и твоя мать без колебаний даст на это свое благословение, ты знаешь, где меня найти.
Он поцеловал ее с нежностью, прижимаясь губами к ее губам. Когда Алистер оторвался от нее, глаза его были сумрачными, а лицо казалось застывшей маской мужественной красоты и мучительного страдания.
— Я позабочусь об этом, пока ты будешь присматривать за сестрой. Но пусть это не займет много времени. Скоро я вернусь к тебе, и будь к тому готова, Джесс. Не забывай, что мое кольцо все еще украшает твой палец. И тогда ты не останешься вдали от меня. Если придется, я увезу тебя в Шотландию в кандалах.
И он поспешил ее оставить. Как и всегда, унося с собой ее сердце.
Три часа спустя после того, как Джессика проглотила три стакана кларета и все еще оставалась в гостиной, к ней присоединилась Эстер.
— Я слышала, что нынче утром здесь был Бейбери, — пробормотала ее сестра.
Внутренне вздрогнув при упоминании титула Алистера, Джессика кивнула и взяла новый стакан. Эстер остановилась возле стола и хмуро посмотрела на Джесс:
— Кларет до завтрака?
Джессика пожала плечами. Она пристрастилась к бренди еще юной девушкой, когда ее нянька подливала его ей в чай, поскольку все ее тело болело от побоев, и она не могла уснуть. Скоро для нее стало очевидным, что напиток притупляет эмоциональную боль так же, как и физическую. В первые годы брака ей не требовалось злоупотреблять вином. А когда чахотка вонзила свои безжалостные когти в легкие Бенедикта, она снова стала искать успокоения в бутылке и так и не избавилась от этого пристрастия.
Эстер села на диван рядом с сестрой.
— Никогда еще я не видела тебя такой печальной, и все же нет причины пить спиртные напитки рано утром.
— Не сердись на меня.
— Он бросил тебя, Джесс? — спросила Эстер тихо.
Конечно, Эстер сочла, что это самое естественное следствие изменившихся обстоятельств. Ведь ее вырастили те же родители, что и Джессику. Жены пэров считались в первую очередь обязанными рожать наследников в как можно большем количестве.
Джесс потянулась к сестре и сжала ее руку.
— Нет. И не бросит. Он слишком сильно меня любит.
— Тогда почему у тебя такой вид, как после смерти Темперанс? Он предпочитает отложить свадьбу?
— Напротив, он рассчитывал, что я убегу с ним.
— И ты отказалась? Почему? — Глаза Эстер заблестели. — Господи… Не говори только, что ты осталась из-за меня! Я этого не вынесу. Ты и так уже слишком много сделала для меня.
— Я сделала это ради него, поскольку так для него лучше. Даже если он и отказывается это признать, ему потребуется время на раздумье. Того человека, за которого я собиралась замуж, больше не существует. У нового Алистера теперь появились иные потребности и иные цели, в осуществлении которых я стану только препятствием. Это он, прежний, упрямо продолжает цепляться за меня. И потому я попросила его какое-то время пожить без меня. Если он все-таки пожелает меня и сможет продолжать любить всем сердцем, я с радостью выйду за него. Но пока что он еще не может этого знать. Он продолжает считать себя Алистером Колфилдом.
— Но ведь он вернется за тобой.
Джесс ощутила острую боль в сердце.
— Такая вероятность есть. Он давно мечтал обо мне. С тех самых пор как я вышла за Бенедикта.
— Неужели? — Эстер смахнула влагу со своих длинных ресниц. — Я нахожу это ужасно романтичным.
— Он для меня весь мир. Не могу даже сказать, что он сделал со мной… как изменил меня. Он знает меня так же хорошо, как знаю себя я сама. Он знает все мои тайны, страхи и надежды. Я ничего не могу и не пыталась скрыть от него. Он принимает все мои слабости и недостатки как средство, способное нас соединить.
— А как насчет его ошибок и слабостей?
Джесс сочла вопрос Эстер очень прямолинейным.
— Да, у него их множество, как известно всем, и ему было очень трудно рассказать мне о них.
— Трудно? Почему же?
— Он хотел с самого начала открыть мне все, что могло бы отвратить меня от него сразу или потом, хотел сделать это до того, как наша привязанность друг к другу возрастет, и возможность разрыва станет слишком болезненной. И вот, как оказалось, все его усилия пошли прахом.
Лицо Эстер приобрело задумчивое выражение.
— Никогда бы не подумала, что Алистер Колфилд может испытывать подобные чувства…
— Возможно, он возмужал, повзрослел, — печально улыбнулась Джессика. — Обстоятельства его юности были гораздо тяжелее, чем можно было себе представить. Его зрелость пришла к нему ценой цинизма и тяжких страданий. И потому он кажется много старше своих лет.
— И что ты станешь делать теперь?
— Постараюсь сосредоточиться на тебе и сделать тебя бодрой и здоровой. Снова вести светскую жизнь. И покончить с трауром.
— Верно, — согласилась Эстер.
Джессика посмотрела на вино на столе, сжимая руку, чтобы не уступить искушению. Как и унынию. У нее не было права просить Алистера победить своих демонов в то время, как она сама все еще страдала от гнета собственных.
— Нам надо съесть сытный завтрак, чтобы выдержать утомительный поход по магазинам, который я собираюсь совершить сегодня.
Эстер поднялась на ноги, являя собой образ изящного и грациозного призрака.
— Я думаю, тебе очень подойдет платье цвета ягод.
— Красное. И золотое.
— Удивительно, — сказала Эстер. — У отца бы случился апоплексический удар.
Джесс чуть не рассмеялась, представив себе это, но Эстер тяжело задышала и упала к ее ногам. Джессика едва успела подхватить свою бесчувственную сестру, прежде чем она ударилась о пол.
Глава 22
— Она морит себя голодом и скоро уморит до смерти, — сказал доктор Лайонз. Его бледно-голубые глаза за стеклами очков казались мрачными. — Она слишком худенькая даже для ничем не обремененной женщины, а уж если леди в интересном положении, то оставаться такой просто опасно.
— С момента моего приезда она стала есть больше, но я вернулась всего пару дней назад.
Желудок Джессики свело судорогой от страха и беспокойств за сестру. Где, черт возьми, Регмонт? Она должна была повидать его. Почти все три дня, что она жила в его доме, она с ним не встречалась — каждый раз случалось так: он или уже ушел, или еще не вернулся.
— Недостаточно давно. — Доктор положил руки на свои тощие бедра. При всех своих опасениях за здоровье Эстер он и сам казался необычайно худым. — Она немедленно должна заняться своим здоровьем: подолгу отдыхать в постели и есть несколько раз в день понемногу. И в своем деликатном состоянии она не должна испытывать волнений, потому что сердце ее ослабело от истощения.
— Не понимаю. В чем причина ее болезни? Ее здоровье ухудшается уже много месяцев подряд.
— Мне за это время редко представлялась возможность основательно обследовать леди Регмонт. Она очень сдержанная. Я склонен даже считать, что слишком скрытная и молчаливая. К тому же, как я заметил, склонна к меланхолии. Ее скверное настроение сказывается на физическом здоровье в гораздо большей степени, чем мы думаем.
Нижняя губа Джессики задрожала, она с трудом подавила слезы, готовые пролиться потоком, и кивнула.
Жизнь. Такая хрупкая. Такая бесценная. И такая короткая.
Доктор принял оплату своих услуг и удалился.
Джесс вошла в спальню сестры и присела на край ее кровати. Она всматривалась в лицо Эстер, испуганная болезненной бледностью ее некогда сиявшей здоровьем кожи.
Эстер посмотрела на нее со слабой улыбкой:
— Ты кажешься такой серьезной. Все не так мрачно. Я просто устала, и по утрам меня мучила сильная тошнота, но теперь она прошла.
— Послушай меня, — сказала Джесс, голос у нее был тихий и сердитый, — я уже превысила предел бдения возле постели умирающих.
— Верно, — сухо отозвалась Эстер.
— Это для меня слишком. И если ты вообразила, что я смогу выдержать это снова, то жестоко ошиблась. — Джессика взяла ее за руку, чтобы смягчить жестокость своих слов. — Мой племянник или племянница изо всех сил предпринимают усилия вырасти в твоем чреве, и ты, черт возьми, должна им помочь.
— Джесс… — В глазах Эстер появились слезы. — Я не такая сильная, как ты.
— Сильная? Я не сильная. Я слишком много пью, потому что это способ забыться. Я отослала любимого человека, ибо в ужасе от мысли, что когда-нибудь он захочет избавиться от меня, а я этого не вынесу. На судне Алистера оказался моряк, издевавшийся над ребенком, и когда я за него вступилась, то мне стало так скверно, что я испугалась, что потеряю сознание, меня стошнит или я иначе унижу себя. Я слабая и полна недостатков и совершенно неспособна смотреть, как ты уходишь. Поэтому я не стану больше слушать твои оправдания. Ты будешь есть и пить все, что я стану тебе предлагать, и через несколько месяцев вознаградишь нас обеих, родив здорового младенца, чтобы мы могли его любить и баловать.
В зеленых глазах Эстер вспыхнула искра раздражения.
— Как скажешь, — сказала она сердито.
Джесс сочла добрым знаком проявление темперамента. Она приняла близко к сердцу этот урок: жизнь и счастье слишком дороги, чтобы пренебрегать ими. Джессика решила, что предоставит Алистеру время, необходимое, чтобы решить свои дела, но не собиралась отпустить его без боя. Если бы понадобилось запереть его, его мать и Мастерсона в комнате, чтобы они выяснили отношения и пришли к согласию, то она была готова и на это.
Она поцеловала Эстер в лоб и отправилась побеседовать с кухаркой.
Майкл вошел в кабинет Алистера и нашел друга корпящим над планом развития новой системы ирригации.
— Ты выглядишь ужасно, — сказал Майкл, заметив щетину на его лице, отросшую за день и затенившую подбородок и щеки Алистера, а также складки на его рубашке. — И почему ты здесь вместо того, чтобы пребывать в доме Мастерсона?
Алистер поднял глаза:
— Ничто на свете неспособно побудить меня поселиться под одной кровлей с Мастерсоном.
— Я предвидел твой ответ.
— Так зачем спрашивать?
— Чтобы осложнить твое состояние.
С громким вздохом, подозрительно похожим на рычание, Алистер выпрямился и провел рукой по волосам. Майкл слишком хорошо знал, насколько тяжелы должны быть первые месяцы, связанные с новым положением друга. Только через полтора года после смерти Бенедикта он начал чувствовать себя в своей тарелке.
— У меня и без тебя скверное настроение.
— У тебя возникнут еще большие трудности, как только ты выйдешь из уединения и появишься на людях. В желтых листках говорится, что на ярмарке невест ты заменил меня в качестве желанного жениха, и за это я буду тебе вечно признателен.
— Я не холостяк.
— Но ты ведь не женат, — сухо заметил Майкл. — А это и значит, что ты холостяк.
— Я с этим не согласен.
— Значит, ты все еще намерен взять в жены Джессику?
— Она уже моя. — Алистер надменно и дерзко пожал плечом. — Все остальное всего лишь формальность.
— Надеюсь, ты не хочешь намекнуть на то, что позволил себе с ней неподобающие вольности.
Эта мысль пришлась Майклу не по вкусу. Джессика все же была вдовой его брата. Она была членом его семьи и другом. Она любила его брата и дала ему огромное счастье. А когда Бенедикт заболел чахоткой, она до самого конца оставалась возле его постели. Джессика сторонилась светского общества и светских увеселений ради того, чтобы ухаживать за Бенедиктом и развлекать его в те дни, когда он был склонен к развлечениям. За ее заботу и внимание к его брату Майкл готов был защищать ее самое и ее интересы до конца своих дней.
Барабаня пальцами по подлокотникам кресла, Алистер, прищурившись, смотрел на Майкла.
— Мои отношения с Джесс никого не касаются.
— Если твои намерения честны, почему бы тебе не сделать оглашение?
— Если бы решения принимал я один, мы бы уже обвенчались и жили под одной крышей. Джессика — источник промедления, а причины его я не вполне понимаю. Она ведет себя так, будто что-то может умалить мои чувства к ней.
— Что ты имеешь в виду?
— Она считает, будто мой брак с юной девицей, способной дать потомство, наилучшим образом отвечает интересам наследника Мастерсона. Или имеет в виду желание продолжить мой род, которое может появиться в будущем.
— Но все это разумные аргументы.
— Сколько я помню себя, я всегда был безумно влюблен в нее. Пока что это чувство пересиливает все остальное, и я не предвижу никаких перемен в нем.
— Если не считать бесчисленных женщин на твоем счету, — сухо возразил Майкл. — Едва ли я могу припомнить хоть один вечер, когда бы от тебя не пахло недавним сексом и женскими духами.
К удивлению Майкла, скулы и щеки его распутного друга вспыхнули тусклым румянцем.
— Это те, кого ты видел, — ворчливо возразил Алистер. — И что ты о них знаешь или помнишь?
— Прошу меня простить, приятель. Твои божьи коровки меня ничуть не интересуют в отличие от тебя. И насколько припоминаю, я видел каждую не больше одного раза.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |