С галеры были спущены канаты. Гребцы прижали ремни к борту, чтобы зыбь не разбила лодку о массивную корму корабля.
Лилианна схватилась за канат, дважды обмотала его вокруг руки и велела поднимать ее. Смотревшему на нее должно было казаться, что это очень легко. Шарль терпеть не мог это жалкое барахтанье. Человек в его возрасте не должен висеть на канате, как акробат. Он крепко, обеими руками, схватился за один из канатов, выглядя при этом, конечно же, очень неловко. Когда его подняли над поручнями, тыльной стороной руки он ударился о борт. Капитан сочувственно посмотрел на него. Это был бородатый человек в широких зеленых шароварах, заправленных в сапоги с отворотами, — франт, которому внешний вид дороже, чем польза от одежды. Кто же носит на борту корабля сапоги для верховой езды? Довершали образ идиота широкий набрюшник и украшенная пером шляпа. Полированная кираса с красной эмалью, на которой было изображено Древо крови, сообщала, что он тоже был в рядах Нового рыцарства.
— Добро пожаловать на борт «Святого Раффаэля», эрцрегент.
Тон, которым капитан это сказал, не понравился Шарлю, да и поклонился он ровно настолько, чтобы его нельзя было упрекнуть в том, что он пренебрегает необходимостью высказывать почтение. Однако Шарль не собирался спускать подобное неуважение.
— Напомни мне свое имя, брат.
Капитан бросил быстрый взгляд на Лилианну. Казалось, он ожидал знака, объясняющего, как себя вести. Но женщина-рыцарь не пришла ему на помощь.
— Меня зовут капитан Альварез де Альба, эрцрегент, — ответил он, теперь уже намного почтительнее.
Его слова едва не заглушило воронье карканье. Шарль с удивлением заметил, что на дальнем конце павильона, возвышавшегося над ютом, стояли в ряд большие клетки, отчасти скрытые под навесом.
— Не будем тратить время на любезности, — вмешалась на этот раз Лилианна. — Подайте флоту сигнал зарядить орудия. Пусть корабли ложатся в дрейф так, чтобы быть к берегу боком, в котором нет орудий. Не станем раздражать Других. Все банки должны быть заняты. Я не желаю видеть на палубе праздно шатающихся моряков. Сделаем вид, что будем стоять на якоре всю ночь. Аркебузиры пусть укроются под палубой, держа оружие наготове. Пусть спрячут фитили. Расставьте миски с огнем и жгите в них ладан, чтобы Другие не учуяли запах дымящихся фитилей.
— Что ты задумала, сестра?
Шарль был удивлен тем, что маленький флот не намеревается покидать бухту. Лилианна холодно взглянула на него.
— Ты ведь не думаешь, что смерть наших братьев останется безнаказанной?
Повинуйся
— Ты должен отнести меня к братьям и сестрам. — Мишель внимательно смотрела на него. Глаза ее странно блестели, а лицо было покрыто потом. — Слышишь меня, мальчик?
— Да, госпожа. Как только у вас появятся силы, для того чтобы встать.
Люк сглотнул. Он совершенно точно знал, что она больше не встанет. Мишель продолжала смотреть на него. Догадывалась ли она о том, что он скрывает от нее? Она лежала в нише стены, окружавшей розарий. Он привел женщину-рыцаря к Голове Язычника, в разрушенный город, в тот самый заброшенный сад, над которым стояла статуя обнаженной женщины. Перед нишей горел небольшой костер. Лошади паслись среди розовых кустов.
— Ты отведешь меня к братьям по ордену?
Слова стоили Мишель больших усилий. Люку было жаль обманывать ее и дальше.
— Госпожа, вас захватила болезнь.
— О чем ты говоришь? Я просто утомлена…
Он задумался, как сказать ей об этом, не называя зло по имени.
— Боюсь, они отнесут вас на костер перед стенами города. А когда вас не станет, туда отнесут и меня, даже если я не заболею. Ваша сестра по ордену, Коринна… Она не признает Божьего суда.
— Ты говоришь глупости, мальчик. Только сегодня утром меня осматривал Оноре. Каждое утро мы первым делом снимали одежды и искали признаки болезни. Я всего лишь обессилела в долгой борьбе против… — Она подняла глаза. — Против чумы.
Заметила ли она, что он избегал этого слова?
— Госпожа, я знаю, что вижу.
Она провела рукой по лбу — беглое, бессильное движение.
— Дай мне попить.
Ему пришлось помогать ей удерживать в руках бурдюк с водой — настолько слабой она стала. Смешанная с уксусом вода текла из уголков ее рта прямо на грудь. Люк забрал бурдюк.
— Пощупай мою спину!
Мальчик удивленно поглядел на нее.
— Ну же, помоги мне подняться. И делай, что я тебе говорю!
Она обхватила его за плечо и поднялась. Зубы ее стучали.
Люк осторожно убрал ее волосы со спины. Они пахли ладаном и уксусом. Он нерешительно провел рукой по светлой коже. Она была холодной.
— Сильнее! Как будто мнешь тесто! — с трудом выдавила женщина.
Мальчик повиновался. Его руки спускались от корней волос под черный шейный платок. Он чувствовал, как женщина-рыцарь дрожит в ознобе.
Его руки осторожно прошлись по бокам шеи вниз до подбородка.
— Чувствуешь бубоны?
— Нет, госпожа.
Все происходящее было ему неприятно. Он ведь почти мужчина и знал, что нельзя подобным образом касаться женщины. И нюхать ее волосы. Ему еще никогда не доводилось чувствовать, чтобы волосы пахли ладаном. Это было приятно…
— Госпожа?
Мишель начала развязывать шнуровку на рубашке.
— Стяни мне рубашку через голову!
Тот нервно откашлялся.
— Я…
— Если хочешь однажды стать рыцарем ордена, в первую очередь придется научиться повиноваться приказам. Давай!
Она наклонилась вперед и едва не выпала из стенной ниши. Люк подхватил ее, затем залез в нишу позади нее. Так он ничего не увидит… Стянул ей рубашку через голову. Во рту пересохло. Мишель подняла руки. Они были покрыты светлыми шрамами.
— Смотреть нужно под мышками.
Волосы были влажными от пота. Кровь прилила к его голове. И вдруг он нащупал что-то вроде гальки.
— Что это?
— Твердое место, госпожа.
— Большое?
— Чуть больше фасолины.
Люк почувствовал, как глубоко она дышит. Мышцы ее плеч напряглись, и она перестала дрожать. Кожа слегка потеплела.
— Кожа поменяла окраску? — помолчав, спросила она.
— Этого я не вижу. Волосы…
— Напрягись, черт тебя дери! Не будь таким жеманным!
Люк наклонился вперед. Ему удалось увидеть ее груди, и он тут же с усилием отвернулся. Как же при свете костра разглядеть, какого цвета кожа под мышками?
Теперь он стоял рядом с ней на коленях. Пальцы пробирались сквозь волосы. Пот ее пах приятно. От этого запаха в животе возникло теплое приятное ощущение.
— Ничего, госпожа, — сказал он наконец, хотя и не был уверен, что совершенно прав.
Мишель облегченно вздохнула.
— Ты знаешь, от усталости, бывает, тоже слегка лихорадит, — сказала она, облокотившись на стену.
Люк заметил отвратительный красный шрам, проходивший чуть в стороне от ребер.
— Вас часто ранили, госпожа?
— От этого не уйти, когда выбираешь путь меча, Люк. Зато я никогда не голодала. Церковь кормит своих воинов, словно заботливая мать.
Мальчик кивнул и поглядел на костер. Казалось, ей совершенно все равно, что она, наполовину обнаженная, сидит у костра рядом с ним. Женщины, которых он знал до сих пор, были другими. Он был почти мужчина… Не годится сидеть рядом с женщиной, на которой нет рубашки. Это женщина-рыцарь должна бы знать!
Краем глаза он видел, как она потянулась к ширинке, и полностью сконцентрировался на том, чтобы как можно лучше изучить ветку, наполовину высунувшуюся из костра. Что она там делает? Не думать об этом… Ветка… Это тополь?
Он услышал, как она расстегнула пояс.
Да, это тополь. Наклонился еще дальше вперед. Жар пламени опалял лицо.
Тихонько щелкнула застежка на поясе. Она спустила штаны.
Люк почувствовал, как свело горло.
Мишель вздохнула.
Что делать? Может быть, посмотреть, как там кони?
— Раздевайся, Люк.
Голос ее прозвучал как-то странно. Он смотрел на огонь и притворялся, что ничего не слышит. Может быть, это вовсе и не тополиная ветка…
— Раздевайся! — грубо приказала она. — Брось в огонь одежду. А потом беги и молись, как никогда не молился.
— Что…
— Повинуйся, черт тебя дери!
Он неловко повернулся. Мишель спустила штаны до колен и глядела на свое срамное место, вообще не замечая, что он на нее смотрит.
В паху, наполовину скрытый волосами, притаился бубон. Темный.
— Беги, мальчик, — тихо сказала Мишель. — Ты был прав… Беги к реке! Мойся до тех пор, пока кожа не станет гореть, и никогда не возвращайся. Ты прикасался к чумной.
Это сделали соловьи
Галечного пляжа огромного лесного озера они достигли с последними лучами солнца. Юливее потянулась в седле. Три корабля черными силуэтами виднелись на фоне серебристо-серого неба. С длинными, развевающимися на ветру флагами они выглядели очень красиво.
Неподалеку волшебница обнаружила несколько пасущихся коней. Глубокие борозды, оставленные лодками на берегу, свидетельствовали об успехе врагов. Они пришли слишком поздно! Рыцари ордена победили. Во всей округе у Железного Союза не было ни единого корабля. Теперь им не догнать похитителей.
— Они остались так близко к берегу, чтобы посмеяться над нами, — с горечью произнес Фенрил. — Наслаждаются триумфом.
Король Гуннар вошел в воду до самых бедер. В отчаянии он рвал на себе волосы.
— Назовите вашу цену! Скажите, чего вы хотите! — кричал он в сторону кораблей. — Только не отнимайте ее у меня!
Тирану подъехал к ним. Он протянул Фенрилу белую рубашку, пропитанную кровью.
— Мои люди нашли это на берегу.
Фенрил скомкал рубашку и затолкал ее в седельную сумку.
— Ему этого видеть не следует.
— Покажите мне моего ребенка! — кричал Гуннар.
Его сильный, привыкший приказывать голос звучал очень резко. Юливее он всегда нравился. Многие эльфы считали его неотесанным варваром. Но ей он напоминал своего предка Мандреда, который когда-то пришел с Фародином и Нурамоном, чтобы вытащить ее из искендрийской библиотеки.
Она спешилась и вошла в воду. Стараясь утешить, положила руку на сильное, покрытое шрамами плечо.
— Идем, друг мой. Мы еще увидим Гисхильду. Они назовут нам свои условия для обмена военнопленными. Совсем скоро.
Гуннар обернулся к ней. В бороде сверкали капельки слез.
— Я ведь всего лишь хочу взглянуть на нее хоть одним глазком. Понимаешь? Только посмотреть, как она. Я не дурак, знаю, что они мне ее не отдадут. Но если бы мне предоставили хоть час… Я бы позаботился о том, чтобы сюда принесли всех выживших на поляне — за один час рядом с ней. — Он глядел на нее полными отчаяния глазами. — Это ведь немалая цена за то, чтобы только увидеть ее, правда?
Вид этого охваченного горем здорового воина, от которого несло кровью убитых врагов, тронул Юливее больше, чем она считала вообще возможным. Всплыли загнанные в дальние уголки памяти воспоминания о том, что рыцари ордена Древа праха сделали ее народу, свободным жителям Валемаса. Все, кого она когда-либо любила, были уничтожены. Своей жизнью Юливее была обязана приветливому джинну, спасшему ее от поджигателей. Нет, она не в состоянии сказать Гуннару правду. Служители Тьюреда не дадут ему увидеть Гисхильду. Они хотят, чтобы он терзался и сомневался. Малышка потеряла много крови, это точно. Может быть, она уже мертва. Гуннар этого никогда не узнает. Пока у него остается надежда, он будет хорошим партнером в переговорах.
— Отдать им пленных было бы по-рыцарски, — тихо произнесла она, не в силах рассказать ему, какую игру предлагают ему рыцари Церкви Тьюреда.
Теперь они нашли слабое место Гуннара Дуборукого, гордость которого не могли сломить на поле брани. Юливее вспомнила обо всех жестоких битвах за Друсну. Несмотря на отчаянное сопротивление, они теряли землю пядь за пядью. И рыцари ордена не гнушались даже убивать детей, воспитанных для того, чтобы воспевать хвалу их бессердечному Богу. Эльфийка издалека наблюдала за тем, что происходило на мосту у Бресны после того, как была взята приступом Мерескайя. У этих чертовых рыцарей не было никакого уважения к жизни. Они мало ценили даже собственную жизнь! Сколько рыцарей погибло сегодня на поляне только для того, чтобы причинить горе одному-единственному человеку, не знавшему сейчас, жива ли его дочь! На что надеяться королю, если у него такие враги?
Гуннар неглуп и очень скоро поймет, что произошло. Тогда ему придется принять решение… и он сломается. Слуги Тьюреда заставят его выбирать между дочерью и союзом с Друсной. И неважно, что он решит, — ему уже никогда не стать тем гордым королем-воином, каким он был раньше. Юливее хотела бы подарить ему мир. Но на это не хватит и всей ее колдовской силы.
— И что бы ты делал в течение этого часа со своей дочерью, если бы священники выполнили твое желание?
Король удивленно посмотрел на нее. Очевидно, мысленно он был где-то далеко. А потом печально улыбнулся.
— Я сидел бы у ее постели и держал за руку. А еще я спел бы ей песню, которую любили они с братом, когда были еще совсем маленькими. В ней идет речь об их предке Мандреде. О том, как он обрел своего потерянного сына и как пил на спор с заколдованным дубом. Целую повозку винных амфор разбил Мандред у корней дерева, чтобы увидеть, как оно опьянеет. Кажется, только вчера сидел я у ее постели…
Король не договорил и в бессильной ярости сжал кулаки. Юливее обняла его. Он был высок, она не доставала ему даже до подбородка. И тем не менее сейчас он был беспомощнее ребенка. Она чувствовала на шее его горячее дыхание.
— Почему… — пробормотал он. И внезапно выпрямился, мягко высвободившись из объятий. — Спасибо, — прошептал он, указывая на берег. — Им не нужно видеть меня таким.
Юливее проследила за его взглядом. На узкой прибрежной полосе расположились более двух сотен всадников. Некоторые завели своих лошадей в воду. На большинстве из них были блестящие черные доспехи всадников князя Тирану. Что-то темное коснулось душ эльфов Ланголлиона при власти Алатайи, матери Тирану. Неважно, как будет вести себя Гуннар, они никогда не увидят в нем короля. Они бились не за Друсну или Фьордландию, а сражались потому, что ненавидели Церковь Тьюреда. Может быть, отчасти из-за того, что боялись гнева Эмерелль, не простившей им предательства в Теневой войне, вызванной предательством Алатайи, в которой эльфы Альвенмарка бились друг против друга, а драконы еще раз вернулись на свою старую родину. Это было давно, но у эльфов иное чувство времени. Нет, всадники Тирану бились точно не за Гуннара. Они на всех людей смотрели с презрением — и на врагов, и на союзников, — и пришли только затем, чтобы смягчить гнев Эмерелль и смыть пятно предательства.
Внезапный звук заставил Юливее обеспокоенно поглядеть на корабли. Какой подлости им ожидать теперь? Весла с одного борта были спущены и вспенивали черную воду. Галеры лениво плавали вокруг.
Аромат ладана донесся до берега. Был там и еще какой-то неприятный запах, почти заглушённый ароматом древесной смолы. Роскошные суда дышали духом Девантара — от них исходил запах серы! Юливее непроизвольно вздрогнула.
Галеры выплюнули длинные языки пламени. Над тихими водами прогремел почти ощутимый удар грома. Тени летели им навстречу. Лошади на берегу заржали. Из носовых возвышений валил дым, а легкий бриз превратил его в знамена.
Юливее услышала, как стали трескаться деревья, увидела лошадь, разорванную пушечным снарядом, как будто ее ударил дракон.
— Назад, в лес! — закричал Фенрил, перекрикивая шум.
Большинство всадников уже развернули коней. Бородатый фьордландец из личной гвардии Гуннара закачался в седле и нагнулся, чтобы поднять свою оторванную руку.
Волшебница почувствовала, как что-то теплое побежало по ее щеке, словно лицо забрызгал летний дождик.
— Гуннар, идем! — закричала она, не отрывая взгляда от творящегося на берегу ужаса.
Король не ответил. Фенрил махал ей рукой, что-то крича, но голоса его не было слышно за грохотом пушечных выстрелов.
— Скорее!
Юливее обернулась, хотела схватить Гуннара за руку, но короля рядом с ней не было! Она озадаченно посмотрела на берег.
Вдруг что-то коснулось ее колена. В воде, слегка покачиваясь на волнах, лежало массивное тело повелителя. Вытянутая рука в ритме волн касалась ее колена. Темными облачками по воде, серебристо поблескивавшей в лунном свете, расходилась кровь.
Юливее хотела закричать, но с губ ее не слетело ни звука. От шока она не могла вымолвить ни слова, лишь опустилась на колени и провела рукой по шее короля, словно руки могли нащупать что-то иное, не то, что видели глаза. Почти ослепшая от слез, она продолжала поиск в воде. Головы Гуннара нигде не было, ее раздробил пушечный выстрел.
Эльфийка вскипела от ярости, которая поднималась из живота, зажигая кровь, прогоняя все иные мысли. Она нащупала длинный узкий деревянный футляр, висевший на поясе среди флейт.
Замок открылся с негромким щелчком. На красном бархате лежала черная флейта, сделанная из Филанганского обсидиана. Она играла на этом инструменте всего один раз. Темная сила магии, жившая в этой флейте, так испугала ее тогда, что она больше не касалась этого инструмента. Эльфийка ощущала ярость всех воинов, павших когда-то в Филангане, и пламя вулкана.
Каменная флейта тепло грела ей руку. Играя на ней, Юливее передавала мелодии, сплетавшейся с магией земли, всю свою ярость и боль. Из ночной темноты родилась пылающая искра размером не больше светлячка. Она слушалась движения флейты, танцевала, пряла изящный узор. Появлялось все больше тонких линий, они переплетались друг с другом, создавая образ птицы. Затем творение света разделилось. Два соловья из оранжево-красных искр расправили свои огненные крылья.
Юливее вбирала в себя силу земли, свежепролитую кровь, силу флейты и песни. А затем добавила жгучего гнева. Она дала магии больше свободы, чем ожидала.
Соловьи полетели друг к другу, сплелись воедино, а когда разлетелись, их стало четверо. Юливее почти не осознавала, что слышит тихий треск. Одежда ее стала жесткой. Изо рта вылетали белые облачка пара, тонкая корочка льда затянула воду и стала наступать на озеро.
Горячая ярость волшебницы не позволяла ей ощущать ни холод льда, ни жару, исходившую от пламенных крыльев птиц. Теперь их было больше дюжины, и их число увеличивалось с огромной скоростью.
Когда мелодия достигла апогея, лед вокруг Юливее достиг уже нескольких дюймов в толщину.
Внезапно она оборвала мелодию, вытянула руку и указала на большой корабль.
— Летите, дети мои, летите! Ищите черный дар Девантара! — посиневшими губами прошептала она.
Снова взревели пушки на кораблях. На берегу давным-давно никого не было. Ядра летели в подлесок.
Соловьи превратились в стаю светящихся точек, оставлявших за собой огненный след, и исчезли в серном дыму, висевшем над водой.
Юливее услышала сигнал тревоги. Лед по-прежнему все больше покрывал озеро, хотя она давно уже закончила плести свое волшебство. Девушка прикрыла глаза: она и так чувствовала, что происходит.
Пламенные птицы кружили вокруг мачт. Одна из них ринулась вниз. Ее крылья коснулись кожаного порохового картуза, висевшего на перевязи у аркебузира. Как горячий нож режет лед, так резали крылья кожу. Маленькие пороховые заряды взрывались. Стрелок принялся кричать и махать руками, пытаясь прогнать птицу. Юливее чувствовала его боль, возникавшую там, где крылья соловья касались его.
Другая птица ринулась на покрытое сажей жерло пушки. Там, где она села, расплавился металл. Канонир, только что зарядивший пушку, глядел на огненную птицу широко раскрытыми глазами. С пушки, словно вода, стекал золотой металл. А затем видение поглотил взрыв.
Светлый язык пламени вырвался из ватной завесы. Раздавался треск взрывов остальных пороховых картузов. В дымовой завесе появлялись большие дыры. Кричали мужчины; Юливее увидела, как кто-то, объятый пламенем, прыгнул за борт. Огонь лизал поднятые паруса и канаты такелажа. Балдахин на корме занялся желтым пламенем. От следующего сильного взрыва вздрогнул ледяной панцирь, с треском продолжавший утолщаться.
Два маленьких корабля пытались уйти от вцепившегося в них льда. За борт выпрыгнули мужчины с алебардами и топорами, стали молотить холодный панцирь, схвативший воду.
Юливее была словно в трансе, оставаясь безучастной, как будто смотрела чей-то чужой сон.
Прозвучал залп аркебуз — вокруг нее взметнулись фонтаны ледяных брызг.
А потом раздался мощный взрыв. Гром, казалось, ударил Юливее в живот, словно огромный кулак. Соловьи добрались до порохового склада. Дымящаяся мачта, подобно копью, врезалась в лед всего в паре шагов от нее. Среди дымящихся обломков лежали странно скрученные человеческие тела, будто марионетки, у которых отрезали ниточки.
Железо и лед
Ничего не понимая, Лилианна смотрела на дымящиеся обломки галеасы. Однажды она видела, как погибла большая каррака — после того как целый полк галер бомбил ее на протяжении часа. А галеасу взорвала одна-единственная эльфийка. Этого не может быть! Это насмешка над Тьюредом.
Лилианна вырвала алебарду из рук одного из матросов.
— Вперед, на лед! Мы должны освободить корабль: пока «Святой Раффаэль» захвачен ледяным панцирем, эльфы могут напасть с той стороны, где нет орудий. Корабль должен снова стать маневренным!
Лилианна первой спрыгнула через поручни на лед. Замерзшее озеро посреди лета! Как будто Другие плюют в лицо божественному творению.
Комтурша яростно молотила топором по льду, который трещал и лопался под ее ногами. Она попыталась совладать с гневом против безбожных созданий Альвенмарка. Если она собирается повернуть колесо удачи в свою сторону, голова должна оставаться холодной. Осторожно проверяя крепость ледяной корки перед собой шипом топора, Лилианна шаг за шагом пробиралась к носовой части корабля.
— Мастер-оружейник! Принеси вниз маленький бочонок с порохом! Остальные алебардщики, ко мне! Гребцы, берите запасные весла и ждите моих указаний!
Лилианна побежала вдоль носа. Стилизованный бронзовый орел тарана был покрыт кристалликами льда. От леса дул легкий теплый бриз. За кормой лед простирался шагов на двадцать, и чем ближе было к открытой воде, тем тоньше он становился. Они выберутся, если будут действовать решительно и быстро.
Лилианна велела алебардщикам разбивать лед между замерзшими веслами. А потом два канонира подтащили бочонок. Комтурша поглядела на темные очертания леса. В любой миг эльфы могли воспользоваться преимуществом. Она сама давно бы отдала приказ атаковать, но, похоже, пушечные залпы отбили у безбожников к этому всякую охоту.
— Здесь! — Они остановились в пятнадцати шагах от тарана. — Скорее несите горящий фитиль и воспламенитель!
Острием алебарды Лилианна толкла лед. На берегу показалась одинокая всадница. С ужасающим спокойствием она положила стрелу на тетиву своего длинного лука. Мгновением позже с орудийной платформы у них над головой раздался крик. Ответом был залп аркебуз.
Эльфийка вплотную пригнулась к гриве лошади и, издав непонятный клич, помчалась к кораблю. Лилианна бросила работу. Одна-единственная всадница посмела атаковать. Да эта эльфийка сумасшедшая! Хоть и сумасшедшая, но смелая. Она с удивлением почувствовала уважение к мужественной воительнице. Раздался залп из аркебуз. Эльфийский скакун встал на дыбы и зашатался. Всадницу выбросило из седла. Она упала на лед и осталась лежать без движения.
Лилианна опустила алебарду. Дыра во льду была уже достаточно велика. Комтурша осторожно подкатила бочонок с порохом. К тому времени, как она закрепила его, вернулся мастер-оружейник.
— Сколько горит твой фитиль?
Бородатый канонир поднес шнур к измерительной шкале, приделанной к дубовому воспламенителю.
— Столько, сколько нужно, чтобы быстро досчитать до тридцати.
От леса донесся глухой цокот копыт. Лилианна взяла воспламенитель.
— Назад, на корабль!
— Это моя задача, госпожа! Я…
— Не перечь моим приказам, приятель!
Мастер-оружейник отшатнулся от нее, коротко кивнул и бросился бежать к кораблю.
— Зарядите носовые орудия рубленым свинцом! — крикнула Лилианна ему вслед.
От леса отделились тени и понеслись прямо на лед.
Лилианна подвела фитиль к бочонку с порохом, вынула кинжал и отрезала примерно треть шнура. Она хотела быть уверенной, что бочонок взорвется прежде, чем до него доберутся всадники. Этим она окончательно решила свою судьбу. Шнур и так был отмерен предельно точно.
Комтурша поднесла воспламенитель к бочонку. Огонь с шипением понесся по пропитанному смолой фитилю. Удостоверившись, что искра уже не потухнет, женщина обернулась и побежала. Тяжелые ботинки скользили на льду. Балансируя руками, она пыталась удержать равновесие, зная, что не успеет подняться на борт галеры. Однако ее воспитали так, что не возникало даже мысли отказаться от битвы, какой бы безнадежной она ни была.
Весла галеры освободились ото льда. Алебардщики постарались на славу. Корпус корабля лежал на темной воде в окружении обломков льда. Весла с тихим треском бились о края полыньи, чтобы увеличить пространство свободной воды.
С кормы «Святого Раффаэля» раздался голос капитана:
— Поднять весла!
Когда последние солдаты поспешно взбирались по канатам на носовое возвышение, весла были подняты в горизонтальное положение. С тонких белых лопастей капала вода.
Лилианна почти добежала до «Святого Раффаэля», когда сзади раздался взрыв. Осколки льда, словно град, ударили по ее доспехам, и женщину отбросило вперед. Вокруг с треском лопался лед. Она заскользила по ровной поверхности. Повсюду раскрывались черные трещины. Вода вспенилась и вцепилась в нее ледяными пальцами.
Лед под Лилианной провалился. Вода была настолько холодной, что дышать она уже не могла. Над ней, высоко над смертоносным тараном галеры, показалось знакомое лицо. Брат Шарль. Старый священник смотрел на нее широко открытыми от ужаса глазами. Тяжелые доспехи, спасавшие от смерти во многих битвах, теперь тянули ее на дно.
Танец клинков
Сильвина поднялась. Щека горела, по шее текла теплая кровь. Пуля аркебузы оставила в ее теле глубокую борозду, но боли она не чувствовала, сердце сжимала ярость! Мауравани глубоко вздохнула. Холодный воздух освежал, хотя и был пропитан пороховым дымом. Лошадь ее лежала без движения; темная кровь примерзла ко льду. Вокруг тянулось затянутое льдом озеро, покрытое дымящимися остатками корабля и трупами. Оставались еще две галеры.
Корабль, находившийся прямо перед ней, скрывался в пороховом дыму. Это была красивая галера с роскошными знаменами, развевавшимися на мачтах, и балдахином с золотой вышивкой, натянутым на корме, где между воинами в серебряных доспехах виднелось ложе с белоснежными покрывалами. Может быть, Гисхильду отнесли туда? Это она сейчас выяснит.
Сильвина схватилась за плечо и вынула длинную рапиру, которую носила на узком кожаном ремешке за спиной. Левой рукой достала из-за пояса охотничий нож и широкий клинок для разделывания дичи. Оба ножа, украшенные рукоятями в форме стилизованной волчьей головы, были сделаны специально по ее заказу. Рапира и нож прошли через бесчисленное множество битв, но на столь отчаянную атаку она еще ни разу не решалась.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |