«Меня здесь уже не будет», — упрямо подумала Гисхильда, а потом успокоилась. Пусть Лилианна считает ее маленькой девочкой. Так даже лучше. Гораздо разумнее быть, а не казаться. Сильвина многому научила ее. Она умеет выживать среди дикой природы… По крайней мере, какое-то время. Здесь она надолго не останется. Комтурша допустила большую ошибку: недооценила ее. Хотя Гисхильда и не знала, куда завел ее путь плутаний по большим озерам, потому что все время стояла дождливая сырая погода, но была уверена, что сумеет пробиться к незахваченным провинциям. А когда она окажется там, ей помогут. Она вернется к войску, мама зарыдает и обнимет ее, а отец станет гордиться ею. Она представила, как он будет на нее смотреть, и почувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы сразиться со всеми врагами Фьордландии.
Голова или звезда альвов
Ахтап глядел в прицел своего арбалета. Герб, вышитый белокурой женщиной на груди ее черной рубашки, служил отличной мишенью. Место, где ствол Древа крови переходил в крону, расположено прямо над сердцем. Как он ненавидел их, этих рыцарей! Спусковой крючок арбалета приятно холодил указательный палец. Они были меньше чем в десяти шагах. С такого расстояния промахнешься!
Он немного опустил оружие. Если выстрелить ей в живот, она будет долго бороться со смертью, так же как его брат, которого рыцари насадили на копье.
Ахтап поглядел на мальчика. Малыша было жаль. В его возрасте не стоит беспомощно наблюдать за тем, как кто-то умирает. Даже если это вор! Лутин видел, как мальчик достал из источника янтарин. Ахтап сам положил его туда, чтобы не теряться в темноте, когда приходил туда. Достать даже такой маленький янтарин трудно — они очень редки. Потеря злила его. Может быть, стоит заколдовать мальчика? Дополнительный сустав в каждом пальце — замечательное наказание для вора.
Кобольд подавил смешок. Чертова женщина смотрела прямо туда, где он прятался. Неужели заметила его? Никогда не знаешь, на что способны эти рыцари Крови. Дураки Праха — это не так страшно, хотя они и хорошие воины. Но эти, из Нового рыцарства, другие. Они приводили Ахтапа в ужас. Он наблюдал за ними обоими полдня. Кажется, блондинка собралась сделать из мальчика рыцаря. Оставлять ее в живых — просто безответственно. Может быть, убить и мальчика? Это наверняка более милосердно, чем оставлять его одного в руинах.
Ахтап знал, что жителей Ланцака унесла чума. По плоскогорью можно долго идти, и все равно никого не встретишь. Мальчик погибнет от голода или его съедят волки.
Арбалет качнулся в сторону. Если сначала застрелить мальчика, будет даже интереснее. Если рыцарша так хороша, как он подозревает, она увидит, откуда прилетел арбалетный болт. И если она сразу побежит, то окажется здесь раньше, чем он успеет перезарядить арбалет. Можно не успеть…
Лутин облизал свою длинную лисью мордочку. Хвост его беспокойно подрагивал. Тихо шелестели листики розового куста. Он всегда любил риск. Его рост в тридцать один дюйм считался довольно высоким для лутина. На его лисьей голове рос великолепный рыжий мех. Сложен он был хорошо — руки, ноги и туловище пропорциональны, и он всегда считался самым сильным из братьев и самым смелым. Поэтому ему доверили сторожить тропы альвов.
Конечно, он понимал, что ничего против рыцарши сделать не сумеет, если она добежит до куста, прежде чем он успеет перезарядить арбалет. Кроме того, в спешке нельзя сплести толковое заклинание. Наверняка запутается… Будет разумным сначала выстрелить в нее. Но если все время быть разумным, жить очень скучно.
Ахтап опустил арбалет, схватил маленькую кожаную сумочку, висевшую на ремне, и нащупал серебряную монету, лежавшую там между кремнем и сталью, талисманом из сушеного мизинца тролля и последним кусочком хорошей ослиной колбасы. Нерешительно повертел монету в пальцах. На одной стороне изображена голова королевы Эмерелль, на другой — семиконечная звезда. Это символ мест, в которых можно безопасно проникать из одного мира в другой.
Ахтап подбросил монету. Крутясь, она мелькнула перед его носом и полетела вниз. «Если голова, начну с мальчишки, — решил Ахтап. — Если выпадет звезда альвов, побеждает разум, и сначала я застрелю рыцаршу». Он стал шарить рукой по густо оплетенной корнями земле, не спуская с обоих глаз. Монета исчезла.
Теперь Ахтап все же посмотрел на землю. За такую серебряную монету можно получить достаточно вина, чтобы целую неделю напиваться допьяна каждый вечер. Или позволить себе в Вахан Калиде ночь с по-настоящему хорошей проституткой. Такой, которая при виде серебра забудет, что у него на плечах лисья голова. Или сделать хороший подарок Натании, которая и понятия не имела, что он иногда любил сходить к проститутке.
Пустые мысли… Конечно, он никогда не станет тратить монету. Она приносит счастье и принадлежит ему уже много лет. Сотни раз она помогала ему при сомнениях, подсказывала, что делать. Брат подарил ее в тот самый день, когда умер. Может быть… Чушь! «Я не суеверен, — подумал Ахтап. — Просто осторожен».
Да куда подевалось это чертово серебро? Рассердившись, лутин едва не выругался вслух. Тяжелые пистолеты давили через кожу заплечного мешка. Если он не найдет монету, оружие более чем возместит ему утрату. Хотя, конечно, пройдет немало времени, прежде чем найдется покупатель на него. Эльфийская королева запретила приносить в Альвенмарк какое-либо оружие, потому что ему присущ тленный запах Девантара. Но этого запрета давно уже никто не придерживается. Ахтапу тоже очень хотелось однажды выстрелить из тяжелых пистолетов с поворотным затвором. Дым, шум и пламя, вырывавшееся из них при выстреле, казались ему восхитительными. И многие думали точно так же. Он вспомнил одного кентавра: тот наверняка заплатит немало золота за два таких красивых пистолета.
Но это не заменит монету брата. Он не мог ни увидеть ее, ни нащупать. Мгновение можно и не смотреть на детей человеческих. Рыцарша размахивала своей рапирой. Пусть только попробует! Он был от нее более чем в двадцати шагах. Так быстро она до него не доберется. Останется достаточно времени для прицельного выстрела, если ей вдруг придет в голову броситься в эту сторону.
Чертовы корни! Запутались, как змеиное гнездо. Не надо было бросать монету! Можно считать, что ему повезет, если удастся найти ее в этих последних лучах солнца.
Монеты приходят и уходят, такова их судьба, пытался он успокоить себя. Можно вернуться и в другой раз, при свете дня, чтобы поискать ее. Мальчишка и рыцарша наверняка не станут сидеть в розарии вечно.
Ахтап встал. Блондинка исчезла! Теперь он не удержался и тихонько выругался. Он сел в лужу! Всего какой-то миг без своего талисмана — и вот, пожалуйста, уже неприятности.
Ахтап поднял арбалет и осторожно высунулся из розового куста. Мальчишка был еще на месте и поспешно паковал седельные сумки. Но эта чертова рыцарша…
Наконец он ее обнаружил. Она возилась с лошадьми. Черт подери! Она достала свои седельные пистолеты.
Лутин поспешил увеличить расстояние между собой и рыцаршей. Теперь он не спускал с нее глаз. Она шла как раз на тот розовый куст, в котором он только что сидел. Не сводя с нее взгляда, он нащупал арбалетный болт, который прочно лежал в желобке оружия.
Ахтап держался в тени кустов и низких стен. Он опытный разведчик, так просто его не возьмешь!
Рыцарша согнула обе руки в локтях, так что дула пистолетов смотрели в небо. Внимательно разглядывая кусты, она шла по направлению к белой статуе. Неужели человеческая женщина увидела его? Она опустила правую руку и выстрелила. Пуля пролетела в двух ладонях от него и ударилась в стену. От необдуманного движения вылетел арбалетный болт. Выстрел исчез в кустах.
Не заботясь о прикрытии, кобольд побежал. Теперь главное — как можно быстрее убежать. И зачем только он играл с монетой?
Ахтап отбросил арбалет. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, как быстро рыцарша нагоняла его: ее сапоги, подобно грому погибели, стучали по мощеной дороге. Кобольд скинул свой заплечный мешок.
Внезапно шаги стихли. Ахтап напрягся. Он знал: она остановилась, чтобы прицелиться. Бросился вбок, в кусты. Розовые шипы проникали в мех и кололи чувствительную мордочку. Он поднял руки, чтобы защитить глаза. По саду разнесся громовой звук выстрела.
Кобольд прижался к земле. Пальцы вцепились в корни и сухую почву. Он пополз вперед. Совсем недалеко был вход в тоннель, ведущий к скрытому источнику. Последнее усилие… Только теперь он решился поглядеть через плечо. Эта проклятая рыцарша стояла возле его арбалета и поднимала его. Сумерки ли спасли его? Может быть, она его толком и не видела? Вполне вероятно, что он выдал себя шорохом необдуманного бегства.
Ахтап осторожно прополз еще немного вперед. Как близка спасительная темнота тоннеля! Вход в него зиял в стене подобно ране.
Проклятая рыцарша опять опустила арбалет. Рядом лежали оба разряженных пистолета. Она поднялась и с ужасающим спокойствием вынула из ножен рапиру длиной с вертел. Мысленно кобольд представил себя нанизанным на нее, словно барашек.
Нужно сконцентрироваться, использовать свои магические способности и страх! Черная дыра… Он почувствовал, что по всему телу пробежали мурашки. Ахтап не был великим колдуном. Конечно, он мастерски ходил по тропам альвов и мог беспрепятственно проходить мелкие звезды альвов, которые бросали других в будущее. Ему была подвластна целая сеть магических путей, ходить по ним ему было легко. Но с остальными формами магии дело обстояло иначе. И в первую очередь у него всегда плохо получались импровизированные заклинания.
Ахтап представил себе, что ухватился за темноту тоннеля. Растянул ее, желая накрыться ею, словно защитным покрывалом. Шаги сзади смолкли.
Вход в тоннель изменился. Казалось, оттуда тянется огромный черный червь. Так он не хотел… Хотя… Может, это и не самое худшее, что могло быть.
— Приди, приди ко мне, тьма! — прошептал Ахтап, и черный червь пополз дальше к нему. То была темнота тоннеля, которую он вытянул оттуда, подобно тому, как ногу медленно вынимают из сапога. — Сожри рыцаршу! — громко крикнул он на грубом людском наречии и оглянулся.
Чертова воительница остановилась. В чертах ее лица проглядывал страх. Но она не убежала. С упрямо поднятой рапирой ожидала она нападения мнимого червя. Она ведь не знала, что происходит, что это всего лишь кусочек темноты, тянущейся из тоннеля.
«Сейчас или никогда», — подумал Ахтап и побежал. Шипы рвали его одежду. Он бросился навстречу темноте, оказался в спасительном тоннеле и почувствовал силу троп альвов, пересекающихся у источника. Он был спасен. Еще бы чуть-чуть…
О свободе
Пахло подогретой ухой. Перед большим каменным камином с тяжелыми кочергами и горшками стоял грубый стол, на котором лежал нарезанный хлеб. Вокруг стола расположились скамьи и один-единственный стул, на высокой спинке которого будто бы упражнялись в стрельбе: в дереве толщиной с дюйм зияли семь дырок с рваными краями. Первый этаж Вороньей башни был обставлен только самой необходимой мебелью.
Жюстина выделила Гисхильде узкую кровать рядом с камином. Это было единственное место для сна во всей комнате. Мешок сухой соломы служил матрацем. В нем сохранился аромат лета.
Вместе они перетащили сюда припасы с пристани. При этом Жюстина дважды пыталась заговорить с ней. Гисхильда ее просто-напросто игнорировала. Она не хотела иметь ничего общего с друснийкой, которая пошла в служанки к ордену.
Девочка поглядела на темную лестницу. Рыцарь еще не показывался. Гисхильда только приблизительно представляла себе, куда ее завезли на клипере. Одно было ясно: они довольно далеко от границ со свободными провинциями. Так зачем же здесь сторожевая башня? Что за причина засаживать рыцаря среди глуши?
«Я не собираюсь оставаться здесь достаточно долго для того, чтобы выяснить это», — мрачно подумала принцесса. Очевидно, все считали ее беспомощной маленькой девочкой, избалованной куклой, воском в руках судьбы. Посмотрим! Когда завтра утром Жюстина проснется, она жестоко пожалеет о своей ошибке.
Гисхильда с наслаждением стала думать о том, что сделает Лилианна с предательницей, когда вернется и узнает, что принцесса сбежала уже в первую ночь. Она тосковала по лесу, по тому, чтобы наконец применить все то, чему ее учила Сильвина.
Позднее лето накрыло богатый стол: она будет питаться грибами, орехами и ягодами. Она умеет ловить рыбу голыми руками… Может быть, ей понадобится три, а то и четыре недели, чтобы вернуться к фьордландцам и эльфам, но она все равно справится.
Гисхильда поглядела на двери, сделанные из толстых темных досок. Рядом с дверью у стены стоял засов.
Жюстина подняла голову.
— Нам нужна вода, — она указала на пустые кожаные ведра возле двери. — Ты не боишься выходить по темноте?
Боится ли она? Гисхильда готова была закричать от радости. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не дать заметить ее ликование, и она только проворчала, что не боится.
Предательница описала ей путь к источнику, находившемуся в сотне шагов от башни.
Гисхильда схватила ведра. Дверь была не заперта. На улице стояла безлунная ночь. Девочка закрыла двери в башню и поглядела на звездное небо, чтобы сориентироваться. Лучше всего идти на северо-запад. Там она раньше наткнется на друзей.
Лес начинался прямо за башней. Кожаные ведра принцесса бросила под куст. Сколько будет ждать ее Жюстина? Когда начнет волноваться и позовет рыцаря с платформы?
Гисхильда сошла с узкой тропы, которая вела, очевидно, к источнику, и исчезла в густом подлеске. Ей хотелось, чтобы у нее остались те хорошие вещи, в которых она выбралась из палатки матери целую вечность назад: легкие сапоги, кожаные штаны и эльфийская рубашка. Теперь она уже помнила, как хотела пробраться к отцу, как выбралась из палатки матери. Но что случилось потом и как она попала в крепость рыцарей ордена, оставалось загадкой. Похоже было, что Лут вырезал кусочек из ее жизни…
То, что надето на ней сейчас, не годится для жизни на природе. Платье и сандалии — вряд ли подходящая одежда для длительного похода через лес. Но попытаться все же стоит. Девочка полагалась на то, чему обучила ее Сильвина. У нее все получится!
Под густой листвой дубов темнота была почти абсолютной. Гисхильда прислушивалась к тысячам знакомых шорохов леса. Ей было настолько хорошо, что она почти забыла о боли. Свобода!
Глаза быстро привыкли к темноте, и девочка достаточно быстро продвигалась вперед. Примерно через полчаса к концерту леса примешался новый звук. Среди деревьев посветлело. Перед ней лежало озеро.
Гисхильда пожала плечами, вернулась в лес, взяла западнее и вскоре снова вышла на берег. Полуостров! Разумнее будет идти в тени деревьев вдоль берега. Так она быстрее найдет перешеек.
Она бросилась бежать легкой рысью. Над водой клубился серый туман, но на небе были видны все звезды. Дорога вела ее все дальше на запад, а потом берег повернул круто к югу. Девочка вздохнула. Похоже, предстоит долгий марш. Башня стояла на южной оконечности полуострова. Вероятно, придется осторожно прокрасться мимо, а там вскоре покажется и переход на материк.
Гисхильда отправилась в путь широкими шагами. Тихий внутренний голос, желавший вразумить ее, она упорно игнорировала.
Спустя два часа закрывать глаза на правду оказалось невозможным: Воронья башня стояла на острове! Гисхильда решилась бы проплыть около мили, но, насколько хватал глаз, другого берега не было видно. Она оказалась в ловушке.
До рассвета девочка просидела под вязом неподалеку от двери, глядя на башню. В мокром от росы платье она вернулась к огню. На столе стояло кожаное ведро, наполненное водой. У огня сидела на корточках Жюстина и глядела на нее. Она ничего не сказала, но по глазам можно было прочесть все, о чем она думала.
— Ты знала, что произойдет! Тебе вовсе не нужно было, чтобы я принесла воды. Ты знала, что я убегу, — яростно зашипела на нее Гисхильда.
Друснийка выдавила усталую улыбку.
— Я считала, что лучше выяснить этот вопрос поскорее. Честно говоря, я даже думала, что ты из упрямства будешь пару дней прятаться в лесу.
Предательница просто позволила ей подвергнуть свою жизнь опасности, поняла девочка. И теперь она стоит перед ней, словно беспомощный ребенок. Она сделала именно то, чего от нее ожидали, и ничего у нее не вышло. От ярости Гисхильде хотелось закричать.
— Ты счастлива, оттого что так хорошо служишь нашим врагам?
Друснийка молчала.
— Ты всегда была предательницей? Неужели предателями рождаются? — с подчеркнутым спокойствием спросила Гисхильда. Она ей сейчас устроит! — Они крадут наших богов и превращают нас в своих слуг. А ты подчиняешься им! Я тебя презираю!
Наконец Жюстина подняла голову и долго смотрела на нее.
— Это я переживу. Подобные тебе презирали меня всегда, — наконец проговорила она.
— Должно быть, ты дала повод для этого.
Молодая женщина безропотно приняла обвинение. Казалось, оно не рассердило ее, не обидело. Она даже не пыталась отвечать на дерзости улыбкой. Просто сидела. Как камень. С каждым ударом сердца Гисхильда злилась на нее все больше.
— Твой муж тебя тоже не очень ценит, не так ли? — продолжала принцесса.
— Ему никто не нравится, — тихо сказала Жюстина.
— Я понравлюсь!
Женщина подняла на нее взгляд.
— Ты язычница. — Очевидно, она полагала, что этим все сказано.
Гнев Гисхильды медленно утихал. Ведь ясно же, что друснийка не виновата в том, что ее заперли на этом острове, в том, что отсюда нельзя бежать. Не виновата она и в том, что Гисхильду ранили и похитили. Принцесса знала, что несправедлива. Но ей нужно было на ком-то сорвать свою злость.
— Что заставило тебя стать подстилкой для наших врагов? Неужели никому другому ты, мешок с костями, была не нужна?
Девочка поняла, что зашла слишком далеко, когда слова сорвались с ее губ. Но забрать их назад было уже нельзя.
Жюстина смотрела на нее без всякого выражения.
— Знаешь, наш боярин — великий герой. Может быть, ты знаешь его? Алексей — предводитель людей-теней, насколько мне известно. Его семья сражалась на этой войне еще до того, как я родилась. Все в моей семье были крепостными. С каждым годом работать нужно было все больше и больше. Война пожрала моего отца и моих братьев. Они ушли с боярином не по своей воле. Их выгнали из деревни кнутом и палками. Тогда нам с матерью пришлось выполнять работу пятерых вдвоем. Мы не справлялись, но сборщикам налогов было все равно. Они забрали все. Мы ели траву и листья с деревьев, как звери. Мать умерла от голода. А когда пришли сборщики налогов и не нашли больше ничего, они сказали, что я — мятежница, потому что не хочу поддерживать войну нашего боярина. Они изнасиловали меня. Моя честь — последнее, что они могли у меня забрать. А когда они ушли из деревни, пришли соседи и мои родственники, обозвали меня шлюхой, потому что я якобы отдалась сборщикам податей, чтобы ничего им не платить. Они вытащили меня из хижины за волосы и хотели побить камнями, потому что не могли допустить, чтобы в соседях у них была такая падшая женщина, как я.
Жюстина убрала волосы со лба, чтобы Гисхильда увидела отвратительный шишковатый шрам.
— В меня попал камень, брошенный моим дядей. Когда я была маленькой, он всегда сажал меня на колени. Иногда даже защищал от отца, когда тот сердился на меня. Но все это было забыто. Они едва не убили меня. И тут вдруг пришли враги — рыцари единого Бога. Но даже когда они показались на деревенской площади, толпу нельзя было оттащить от меня, чтобы не дать забросать камнями. Женщина-рыцарь спешилась и своими доспехами загородила меня. Я толком ничего не видела, потому что ослепла от крови и слез. Я слышала, как камни ударялись о ее нагрудник. Закончилось все только тогда, когда один из рыцарей выстрелил в воздух. Спасительницей моей была Лилианна де Дрой. Она защитила меня, когда я не нужна была никому. Она, мой враг! Тогда я поняла, что этот мир сошел с ума. И с тех пор мне безразличны все боги и бояре. Я поняла, что служить теперь буду только ей. Она дала мне воды из своей фляги, хлеба из своей сумки. Хорошего хлеба из белой пшеничной муки. Я и забыла, как это вкусно. Рыцари вылечили мои раны и забрали меня с собой.
На душе Гисхильды было паршиво. Зачем только она открыла рот! Надо бы извиниться, но она не могла припомнить ни единого слова, чтоб исправить сказанное.
— Через какое-то время комтурша спросила меня, могу ли я позаботиться о рыцаре, который тяжело ранен. Она сказала, что это человек из ее звена. Я точно не знаю, что это означает, но для нее было очень важно, чтобы о нем хорошо заботились. Знаешь, Гисхильда, она просила меня, вместо того чтобы приказывать. Так я пришла к Друстану. И последовала за ним, когда стало ясно, что он никогда больше не сможет служить ордену с мечом в руке. Жить с ним нелегко. Он очень злой. Как и ты. Но он никогда не бил меня. Я выдержу жизнь с ним. И с тобой. То, что мы здесь, очень важно.
Гисхильда встала и подошла к Жюстине. Смотреть в глаза женщине и говорить с ней она не могла и осторожно взяла ее за руки. Но, когда Жюстина мягко пожала ей руку, она решила, что друснийка, может быть, простит ее. И Гисхильда поклялась, что больше никогда не позволит себе назвать другую женщину шлюхой.
Слово рыцаря
Застыв от ужаса, Люк глядел на черного червя — жуткое, извивающееся существо, только что сожравшее ребенка с лисьей головой. Мишель не отступила перед чудовищем. Но что она сможет ему противопоставить?
Люк полез в пороховницу и банку со свинцовыми пулями. Он не мог, просто не должен был бросить ее в беде!
— Стой на месте!
Должно быть, женщина услышала его шаги, но на этот раз он просто не выполнит ее приказ. Люк побежал так, как не бегал еще никогда в жизни. Попробовав затормозить, он заскользил босыми ступнями по мостовой. На коленях подполз к пистолетам, брошенным Мишель.
Сотни раз обучал его отец этому процессу: открыть пороховой рожок и засыпать порох в ствол; затолкать в ствол пулю, обернутую пергаментом; ключом зажать поворотный затвор; проверить курок кремнием; насыпать щепотку пороху в ковш для пороха. Меньше чем за тридцать ударов сердца пистолет готов к выстрелу.
Когда Люк поднял голову, ужасный червь исчез.
— Что…
Мишель вложила рапиру обратно в ножны.
— Нужно уходить отсюда. — Она указала на дыру в стене. — Бог знает, что там еще притаилось.
Люк вспомнил о том, как ходил в тоннель. Ему стало дурно при мысли о том, что могло встретиться ему там вместо мотыльков.
— А где мальчик с лисьей головой?
— Это был кобольд, а не ребенок! Он позовет своих товарищей. Здесь нас уже подстерегает опасность. Идем к лошадям.
Люк послушался. Мишель молча взялась за седельные сумки. Ее молчание действовало на Люка угнетающе. Наконец он не выдержал:
— Я сделал что-то не так?
Она вложила заряженный пистолет в седельный ранец.
— Ты спешишь, — холодно ответила она.
На сей раз слова ее не наполнили его гордостью. Это была отговорка. Она думала о чем-то другом.
Люк подтянул подпругу. А потом встал, скрестив на груди руки. Он хотел, чтобы она поговорила с ним.
Но Мишель, оседлав лошадь и выпрямившись, схватила за поводья вьючную лошадь и вместе с ней выехала из розария.
Ничего не понимая, он глядел ей вслед. Что он наделал! Это наказание за то, что он нарушил ее приказ? Но ведь он хотел помочь! Неужели он, как трус, должен был отсиживаться возле лошадей?
Цокот подков удалился, в руинах стало тихо. Она действительно бросила его! А он так надеялся, что она остановится и подождет.
Судорожно сжалось горло. Вот и опять он остался один. Даже непонятно почему. Было ли это из-за червяка-тени? Может быть, он притягивает таких существ? Или он действительно подкидыш?
Люк поглядел на заплечный мешок, брошенный кобольдом, из которого торчало дуло пистолета. Он подошел к нему, вынул оба роскошных обитых серебром оружия и положил на постамент к белой женщине. Он пообещал ей пожертвовать самое дорогое и не может забирать их с собой!
Мальчик с грустью поднялся, прошел мимо колодца, у которого всего несколько часов назад лежал вместе с Мишель и мечтал о чудесном будущем. А теперь он один. Украден мальчиком-лисой.
Люк отпустил повод, чтобы лошадь сама нашла выход из разрушенного города. Он не знал, куда ему податься. Лошадь повернула на север. К Анискансу. Примерно в миле впереди мальчик увидел очертания всадника. Мишель? Она остановилась!
Люк послал коня в галоп, а сердце его стучало так же громко, как копыта коня по мостовой. Мишель неподвижно ждала его.
— Ты решился? — Голос ее звучал не очень приветливо.
Люк не знал, что на это ответить.
— Ты привел меня к месту, где бывают Другие, — сдавленным голосом сказала она. — Ты вылечил меня… И если я сейчас жива, то не знаю, обязана я этим божественному чуду или магии Других. Я теперь даже не уверена в том, что Оноре был неправ. — Она подняла руку в беспомощном жесте. — Это ведь был Божий суд… Или и там сработала злосчастная сила Других? Она работает через тебя, Люк?
Мальчик не мог смотреть ей в глаза, так как не знал ответа на эти вопросы.
— Почему тебе потребовалось столько времени, чтобы последовать за мной? Что ты делал в розарии? Твоя лошадь была оседлана. Тебе оставалось только сесть в седло.
Люк готов был разреветься. Если он скажет правду, все пропало! Если она услышит, что он все же принес пистолеты в жертву, она окончательно прогонит его! А если обманет, то предаст идеалы рыцарства. Рыцарь не должен лгать!
— Ну, тебе нечего мне сказать?
Мальчик выпрямился в седле, выпятил подбородок и поглядел на нее.
— Я еще раз принес жертву белой женщине.
Ветер ударил пылью ему в лицо. Мишель стала всего лишь молчаливой тенью. Может быть, теперь она его убьет? Наверняка! Она ведь, не колеблясь, убила своего собрата по ордену.
— Я следила за тобой, — проговорила она наконец. — Я спешилась, а лошадей пустила вперед. То, что я увидела, огорчило меня. Если бы сейчас ты мне солгал, я прогнала бы тебя. — Она глубоко вздохнула. — Люк, ты должен решить, на чьей ты стороне! Приносить жертвы языческим богам — это не шутка!
— Я ведь должен был сдержать слово, — тихо ответил он.
— Нет! Ты не должен даже просить ее о помощи! Как бы сильно ты ни отчаивался. Нет богов, кроме Тьюреда. Когда ты обращаешься к языческим богам, на самом деле ты призываешь Других и помогаешь им не потерять свою власть в нашем мире.
Она смотрела на него, и взгляд ее был бесконечно печальным.
— Я не думаю, что в сердце твоем зло, Люк. Но, кажется, Другие уделяют тебе особое внимание, и тебя легко соблазнить. Может быть, я поступила легкомысленно, пригласив тебя в спутники. Теперь я смотрю на тебя совсем другими глазами, хотя и обязана тебе жизнью. Я — твоя должница… Но я уже не знаю, ты под дланью божьей или являешься невольным орудием врага. Мне придется проверить тебя, Люк.
Он глядел на нее, и на сердце было тяжело. Только что она ему доверяла… Как мог их союз оказаться настолько непрочным? Как она могла сомневаться в нем после всего? Он сделал бы для нее все, что угодно!
— Не смотри на меня так! — Голос ее прозвучал неестественно жестко. Она хлопнула ладонью себя по бедру. — Черт побери, Люк! Хотелось бы мне, чтобы мы никогда не встречались! Что ты со мной делаешь, мальчик? Любой рыцарь ордена, находящийся в здравом уме, должен считать тебя проклятым язычником, если не хуже! Как ты мог принести жертву белой женщине после всего, что было?
— Ты говорила, это всего лишь камень…
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |