Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил. 1 страница

Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил.

Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит...

А нашли меня осенью. Листва еще была зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного...

Нашли меня случайно, молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал.

Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили.

В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной.

"Есть!" - воскликнул он, когда его лопатка отвратительным звуком ширкнула мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели?

Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот после последней моей атаки так и заржавел нечищеный.

По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять.

Ну не хотелось...

Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала.

Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал.

Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало.

Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала...

Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются.

Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу...

Мне б дураку "Отче наш" вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда. Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли.

Ну, а наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон.

Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход.

Как были - с пробитыми касками, в бинтах оторванными ногами они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь.

А мы остались.

А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку.

И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона.

Второй только вздохнул: "Эх, блин, еще один неопознанный"

Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне.

Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все рядовые, которых никогда не опознают. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне похрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст.

Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.

Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.

Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.

Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих.

Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.

Так думаю я и сейчас, уже после того, как они проводили нас над лесом на восток.

И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался!

Ивакин Алексей

'МЕНЯ НАШЛИ В ВОРОНКЕ'

Из дневника ("Да, война не такая, какой мы писали ее...")

Июнь. Интендантство.

Шинель с непривычки длинна.

Мать застыла в дверях.

Что это значит?

Нет, она не заплачет.

Что же делать - война!

"А во сколько твой поезд?"

И все же заплачет.

Синий свет на платформах.

Белорусский вокзал.

Кто-то долго целует.

- Как ты сказал?

Милый, потише... -

И мельканье подножек.

И ответа уже не услышать.

Из объятий, из слез, из недоговоренных слов

Сразу в пекло, на землю.

В заиканье пулеметных стволов.

Только пыль на зубах.

И с убитого каска: бери!

И его же винтовка: бери!

И бомбежка - весь день,

И всю ночь, до рассвета.

Неподвижные, круглые, желтые, как фонари,

Над твоей головою - ракеты...

Да, война не такая, какой мы писали ее, -

Это горькая штука...

К. Симонов

Пролог

Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил.

Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит...

А нашли меня осенью. Листва была еще зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного...

Нашли меня случайно - молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал.

Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили.

В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной.

'Есть!' - воскликнул он, когда металл отвратительным звуком ширкнул мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели?

Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот, после последней моей атаки, так и заржавел, нечищеный.

По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять.

Ну не хотелось...

Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала.

Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал.

Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало.

Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала...

Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются.

Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу...

Мне б, дураку, 'Отче наш' вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда? Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли.

А наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон.

Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход.

Как были - с пробитыми касками, в бинтах, оторванными ногами - они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь.

А мы остались.

А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку.

И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона.

Второй только вздохнул: 'Эх, блин, еще один неопознанный'

Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне.

Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все неопознанные рядовые. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне по хрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст.

Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.

Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.

Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.

Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих.

Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.

Так думаю я и сейчас, уже после того, как мы ушли над лесом на восток.

И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался!

Первая Интерлюдия

- Не смогут.

- А я тебе, говорю, смогут.

- Да не смогут. Не то поколение.

- Да причем тут поколение... Думаешь тогда все прямо так рвались?

- Думаю да. Воспитание другое было.

- Ага... Воспитание... Если завтра война, если завтра в поход? Ты про это?

- Не только. Старшие братья и отцы у тех воевали.

- Друг с другом?

- Да. И друг с другом тоже. Ну и что? Романтика войны питала тех. А этих что питает? Водка?

- Тоска по не сбывающемуся настоящему их питает. Поэтому и они смогут.

- Не болтай ерунды...

- Чем, чем не болтать?

- Никакой тоски у них нет. Задыхающиеся растения.

- Не их вина, что воздух серой пахнет.

- Скорее бумагой.

- Да... Бумажное время...

- И поколение бумажное...

- Попробуем?

- Давай. Каких возьмем?

- Обычных. Хотя бы этих. Как тебе?

- Да. Обычные. Тоскливые циники.

- Делающие вид, что им все равно.

- Им и впрямь все равно.

- Выборка какая?

- Количественно? Никакая... Десять человек - это разве выборка?

- Погрешность, конечно, высокая... Даже рандомизация не поможет.

- Погрешность практически сто процентов. Отчет зарежут на Совете.

- Если разрешение получим, по результату опыта, то проведем еще серию.

- Контрольная группа?

- Близнецовым методом отследим позже.

- А план?

- Латинский. Два на два.

- Слушай, ты уже готов был что ли?

- Ага. Ну что? Создаем точку бифуркации?

- Поехали!

Глава 1. Снаряд.

По краю воронок - березок столбы.

По краю воронок - грибы, да грибы.

Автобус провоет за чахлым леском,

Туман над Невою, как в сердце ком.

А кто здесь с войны сыроежкой пророс?

Так это ж пехота, никак не матрос.

Матрос от снаряда имел поцелуй

И вырос в отдельно стоящий валуй.

Ю. Визбор 'По краю воронок'

- Есть!

Невысокого роста, слегка рыжеватый парень в камуфляже тыкал щупом в кочку.

- Чего у тебя, Захар, там есть? Кость? - отозвался копающийся рядом второй.

- Не... Металл. Хрень какая-то. Большая. Лех, глянь-ка. - Не убирая щупа с большой кочки, Захар приглашающе махнул.

Тот взял лопатку, воткнул в землю нож, встал с четверенек и подошел к Валерке. Двумя взмахами смахнул слой листвы вокруг и взялся за щуп. Потыкав им вокруг кочки, сказал:

- Минак у кого?

- Леонидыч! - заорал Захар. Крик по безмолвному, еще голому апрельскому лесу прокатился несколько раз. - Леонидыч!

- Да не ори ты, - поморщился Лешка. - Если он в пищалке, хрен чего услышит. Кстати, вон он! - и показал лопаткой на другую сторону оврага. - В кустах шарится.

Леонидыч, командир поискового отряда "Возвращение", крепкий, плотно сбитый мужик 52 лет, майор запаса, действительно был в наушниках. Индукционный металлоискатель и впрямь порой оглушал так, что после шести часов работы с ним свист в ушах продолжался до следующего утра. Поэтому опытные поисковики обычно с ним не работали, полагаясь на опыт, нюх и интуицию.

Однако сегодня все были загружены своей работой. Захар и Лешка шли по краю оврага по траншее, девчонки, Рита с Маринкой, подымали верхового лейтенантика, которого еще вчера нашел Толик, совсем недалеко от лагеря. Остальные мужики - Виталик, Вини и Юра пошли в дальнюю разведку к озеру, искать захоронку десантников. Ёж сидел в лагере дежурным, замученный медвежьей болезнью, случившейся с ним ни с того ни с сего.

- Леонидыч! - Рявкнул снова Захар. Тот продолжал игнорировать, стоя к ним спиной.

- Может кинуть в него чем? - флегматично предложил Лешка, наблюдая, как афганка исчезает в кустах.

- Лопаткой? - предположил Захар.

- Или щупом?

- В задницу, по самые гланды! - хором закончили оба любимой присказкой командира. Которую он, впрочем, при девчонках не высказывал.

Лезть в овраг никак не хотелось. Глина была мокрая, снег сошел совсем недавно, карабкаться по грязи было лень. Лешка уже собрался прыгать, но именно в этот момент Леонидыч оглянулся.

Ребята замахали ему, тот снял, наконец, наушники.

- Леонидыч, иди сюда! Хрень нашли какую-то!

Тот молча кивнул в ответ и скрылся в лесу.

- Куда это он? - Оторопело спросил Захар.

- В обход, наверное. - Пожал плечами Лешка. - Покурим?

Они уселись около березы и вкусно задымили. "Примой". Почему-то другие сигареты в лесу не курились.

Огонек уже обжигал пальцы, когда командир, наконец, вышел из кустов по эту сторону оврага.

- Чего звали? Чего хотели? - бодро сказал он, скидывая минак и рюкзак на землю.

Захар встал на колени около кочки.

- Леонидыч, посмотри, чего за ерунда тут? - Он потыкал щупом в кочку и вокруг нее. Везде был явственно слышен металлический звук.

- Сейчас... - Тот вытащил свою финку и начал квадратами снимать дерн. Земля была явного рыжего цвета. Леонидыч долго возился, но постепенно стал вырисовываться контур огромной остроугольной болванки.

- Снаряд. Гаубица. Похоже наш. - Выпрямившись, он вытер нож о штанину.

- Вот это дура... - почему-то шепотом сказал Лешка.

Снаряд длиной около полутора метров, словно древний крокодил выглядывал из земли.

- Похоже наш. Триста пять миллиметров. - Охлопал ладони Леонидыч.

- Через ствол прошел? - спросил Алексей?

- А кто его знает. - Меланхолично ответил командир. - Не смотрел. Но, скорее всего, прошел. Здесь позиции немцев были, значит, гаубицы такого типа стояли километрах в тридцати отсюда. За Михайловкой как раз. Немцы ее так и не взяли. Лупили по Ивантеевке, скорее всего. Там, в сорок втором, штаб второго армейского корпуса был у гансов.

- А здесь то почему снаряд? - спросил Захар, с уважением разглядывая ржавого поросенка. - Тут с километр же еще до Ивантеевского урочища.

- Недолет... - ответил командир. - Ладно. Воткните тут пару веток с бинтами. Вечером вернемся, бахать будем.

- Как ее бахнешь-то? - удивился Захар. - Тут такой кострище надо разводить.

- А мы с берега оврага подкопаем, внизу нодью разведем, снаряд туда съедет оползнем, сверху еще пару бревен быстро бросим. Полчаса как минимум прогреваться будет. Уйдем за тот пригорок, - он показал в сторону бывшей Ивантеевки. - В мертвой зоне осколки не достанут. Да и вряд ли разброс большой пойдет.

- А может, ну его на хрен, эту балерину? - засомневался Алексей. - Оставим как есть. Вызовем саперов из Демянска, они приедут и взорвут на месте. По медали, заодно заработают.

- Нет в Демянске саперов. Если и поедут, то из Новгорода. Но поедут вряд ли. Места тут глухие, людей нет. А если и приедут, то взрывать не будут. На рыбалку пустят. Тут же на озере и отдохнут. Да и когда они сообразят? А тут, смотри, "черные" тоже, смотри, бродят. В этой дуре центнер живого веса. А тротила не помню сколько. Минимум половина. Так что сегодня вечером взорвем. Нодью умеете делать?

- Ну... Как бы тебе, Леонидыч, сказать... Не пробовал. Может и умею.

- Понятно... А ты, Захарыч?

Тот пожал в ответ плечами.

- Значит так... Срубите шесть сухостоин потолще. На дальней стенке оврага одну разведем, на этой другую. Тут и там, ага, - показал он щупом места. - Положите два бревна на том берегу и повбивайте колышки вдоль бревен. Чтобы не разъезжались. Сверху на два третье бросьте. Чтобы как бы пирамидка получилась. Только прежде чем бревна туда складывать, сделайте из хвороста заготовки для маленьких костров внутри. А бревна понадрубайте с надотколом щепы.

- Понятно?

Парни переглянулись:

- Ну, как тебе сказать, командир? А зачем эта... Байда?

- Нодья. Сильный жар она во все стороны дает, особенно если поджечь бревна одновременно по всей длине. Как раз это и требуется.

- Леонидыч! У нас и топора то нет! - развел руками Лешка.

- Студенты... - матерно вздохнул тот. - Пошли.

Они отошли чуть в сторону и командир, уперевшись прочно в землю, тут же руками свалил древнюю сухую сосенку-недоростка. Корнями та выворотила кусок колючей проволоки и шумно рухнула на землю.

- Учитесь, бойцы, пока я жив! Валите еще. Потом подтаскивайте к оврагу. Я сам уж там сделаю, все что надо...

...Уже через полчаса все было готово. Бревна были свалены и уложены, костры готовы, оставалось только подкопать берег оврага и можно взрывать.

- Ну, пошли! - Командир критически осмотрел дело своих рук, Лешка и Валерка были только "подай-принеси" - Поужинаем, все соберутся и вернемся.

И они, собрав инструменты, отправились через пригорок в сторону бывшей деревни Ивантеевки, где стояли лагерем около позаброшенного немецкого кладбища.

- Слышь, Леонидыч! - спросил Захар, когда они вышли на просеку. - Я вот понять не могу, а чего их не хоронили-то? Немцы своих хоронили, а наши нет... Ну ладно, понимаю, когда отступали. Некогда было. А когда наступали - тоже некогда? А тут вообще - позиционная была. Могли бы и по человечески...

- Не знаю я, Захарыч. - Вздохнул в ответ командир. - Знаю вот только то, что после войны некому было. Города разрушены, деревни сожжены. Ты сюда в кузове "Урала" ехал? Я в кабине двенадцать бывших деревень насчитал только вдоль дороги. А в прошлом году мы под Чудово работали, на Лезнинском плацдарме. Там, где батальон капитана Ерастова полег. Слышал?

- Ага, Юра рассказывал. - Кивнул Захар.

- Это где двое в живых осталось? - спросил Лешка.

- Да, лейтенант, переплывший Волхов с ранением в челюсть и боец, которого через сутки на берегу подобрали. Так вот, когда Чудово освободили в сорок четвертом, во всем поселке осталось в живых около пятисот человек. А до войны было десять тысяч. Ну и кому убирать, если одни бабы, старики да дети, которым даже жить то негде было. Подвалы. А на улицах немцы, наши... Тысячами. В школе просто из окон выбрасывали и тут же в асфальт закатывали всех подряд. Дети так в баскетбол на костях и играют. Единственное здание, которое там уцелело - дом-музей Некрасова. Тетка-экскурсовод с такой гордостью сказала, как будто лично гансов на порог не пускала. Дура. Потом повела нас, после осмотра его спальни, во двор. К могилке его любимой собачки. Жену он на охоту взял в первый раз, она сослепу ли, с хитрости ли ее и пристрелила. Чтобы не шатался там по лесам, пока она дома сидит. Впрочем, это его не остановило. Ушел в депрессию, написал пару стихов трогательных, собачку похоронил, и камушек ей поставил. Гранитный. Пока горевал, жена ему рога ставила с его же другом. Но не суть, в общем, привели нас к этой могилке и тетка напыщенно так, глаза в небо вперла и говорит с придыханием: "Постоим же молча у могилы лучшего друга великого поэта Николая... Алексеевича... Некрасова..." А у нас это уже третья минута молчания за день. Но от неожиданности все заткнулись...

- И чем дело кончилось?

- А ничем особенным. Виталик воздух испортил громко, и у всех просто истерика ржачная случилась. У бабы тоже. Только не смеялась она. Пятнами пошла. И как давай орать! Что именно орала не помню, но, типа, впервые видит таких бескультурных ублюдков, которым недорога память о России.

- Так и сказала? - засмеялся Захар.

- Насчет ублюдков не уверен. Возможно, уродами. - Улыбнулся Леонидыч. - Однако пришли!

У костра стоял, с поварешкой наперевес, Ёж. С лица его уже сошла зелена, но он зачем-то стал прихрамывать, когда пошел навстречу мужикам.

- Ёж, ну чего опять случилось? - с тяжело скрываемым смехом спросил Захар.

- Толик, блин, мне кипятка в болотник налил, ссссс... нехороший человек! - погрозил Ёж Толику поварешкой. - Без супа останешься! Понял?

Большой, склонный к полноте, добродушный Толя Бессонов быстро покраснел и развел руками:

- Да я, блин, дрова ему помогал колоть, когда вернулся. А то этот... по кустам бегает все время, не успевает. Ну, рубанул, от чурки щепа откололась и прямиком в костер по дуге. И главное, кувыркается. А я еще подумал, лишь бы Ежу не в живот. И так болеет.

- Не пи... ври! Ты, вот точно так и подумал! - подпрыгнул на одной ноге возмущенный Ёж, больше похожий на всклокоченного молодого петуха, прыгающего издалека на большого добродушного сенбернара.

"Сенбернар" Толик продолжил:

- А щепа раз - и по ведру попала. А Ёж как раз на кой-то черт наклонился около ведра...

- Я костер поправлял, чтоб горел лучше! - заорал тот в ответ.

-...Кипяток плеснул - не обращал на него внимания Толик - И прямо в болотник ему. А беда то в чем... Сапоги расправлены были. Он орет, валяется, а я понять еще не успел в чем дело. Ну, бегу, снимаю с него сапог...

- Толик, Можно я продолжу? - из палатки выбралась Маринка, - Подходим мы с Ритой, мужика в мешке несем, и тут смотрим - картина. Валяется, значит, Ёж на спине, орёт благим матом, а Толик с него в скоростном режиме штаны снимает...

Минут пять над поляной висел истеричный смех. При этом Толик пытался чего-то сказать, но все его попытки вызывали еще более дикий хохот. Ёж в ответ все махал поварешкой на длинной деревянной ручке, пока не попал сам себе по затылку.

- Блин, - отсмеявшись, сказал командир - Чем дело то кончилось?

- Да нормально все! - Воскликнул Ёж. - Пятку чуть обжег и все.

- Да, Ежина, вот и пойми, везучий ты или нет... - утирая слезы, сказал Леха. - Если тебе гранату в руки дать, то она наверняка взорвется минут через пять. Но ты сам цел останешься, только палец ушибешь.

- Типун тебе на язык! - отбрехнулся тот. - Давайте уже жрать, я суп сварил и макароны с тушенкой. Только мне сначала обезболивающее надо, противовоспалительное и общеукрепляющее.

- Поедим сейчас, а общеукрепляющее, когда мужики с озера вернутся. Кстати, Рита где?

- Умываться до воронки пошла.

Ближайшую воронку от тонной бомбы они проверили в первый же день. Не было там ни останков, ни железа, поэтому оттуда и брали воду на еду, там и умывались.

- Тут я, командир. - Вышла из сумерек Рита. - Ежу не наливай. Я ему уже налила после утех с Толиком.

- Чего ты мне налила? Там было-то двадцать грамм всего. - Возмутился Ёж.

- Не двадцать, а пятьдесят! - строго посмотрела на него Рита, высокая статная шатенка, бывшая штатным медиком и фотографом отряда.

- Тридцать грамм туда, тридцать грамм сюда... - забурчал "раненый".

- Верещал тут как недорезанный, право слово! - не обращая внимания на Ежа, продолжала она.

- Недоваренный, скорее! - хихикнул Лешка, с наслаждением снимая сапоги.

Вставать, куда-то идти не хотелось. Ноги его гудели, ровно два телефонных столба в сильный ветер.

Густо и быстро темнело. Все молча хлебали гороховый суп с незаметными в крапинками мяса, время от времени передавая друг другу, то кусочек хлеба, то горчицу.

Когда дежурный стал накладывать склизкие макароны с тушенкой, из черноты вышли трое оставшихся членов отряда.

С грохотом свалив лопаты и щупы, но, аккуратно поставив миноискатель под тент, они плюхнулись на бревна, лежащие скамейками вокруг тента.

- Ну что, командир - не нашли там ни хе... Ой, простите девочки! - Ничего! - устало, дыша, сказал Виталик Комлев, здоровый битюг под два метра ростом.

Лешка Винокуров, доходящий ему ростом до подмышки, но не уступающий, пожалуй, в массе, солидно кивнул:

- Лошадь только. Но в сбруе. Так что, может, есть кто рядом.

- Там вроде как красноармейский кавкорпус отходил вдоль озера в сорок первом. Они, наверное. - Задумчиво Леонидыч. - Павлов говорил.

- Какой Павлов? - вскинул голову от тарелки Ёж.

- Командир демянского отряда. Собака которого у тебя сало сожрала.

- Аааа... У нас замдекана Павлов. Вот чего-то попутал. А этого кобеля я еще пристрелю. Из "Вальтера". Найду пистолет и пристрелю обязательно.

- Ёж, у замдекана Петров фамилия, к концу первого курса пора и запомнить! - поправил его невидимый за темнотой Захар.

- С-скорее всего, д-да, кавалеристы. - Чуть заикаясь, ответил Юра Семенов. - Железа - море. Гранаты, винтовки, патроны, к-каски. Останков нет.

- Но там есть пара ямочек приметных, похоже на захоронки. Завтра проверить надо. Глубинный щуп возьмем и потыкаем. Ага, спасибо, Марин! - поблагодарил Саша девчонку, передавшую ему тарелку с супом.

- Понятно. У вас девочки как? Бойца добрали?

- Добрали. Медальона, к сожалению, нет. Личных вещей тоже. Ремень, подсумок с патронами, лопатка. Да, в обмотках. Один кубарь, который вчера Толик нашел и все.

- Да, жалко... Толик у тебя?

- Голяк, командир. Железа много, а зацепиться не получилось.

- У нас тоже пусто. Значит, пять дней, пять бойцов, ни одного медальона. Не густо. Правда, мужики отличились под вечер. Похоже гаубичный снаряд триста пять миллиметров.

- Фига себе? Где? - Встрепенулся Юрка, неравнодушный ко всяким железякам и прочим экспонатам.

- За пригорком, на той стороне оврага.

- Слушай, погоди, а как она оказалась то здесь? Это же такая дура! Сорок пять тонн! На гусеничном ходу! Снаряд только три центнера.

- Сколько? - удивился, обычно бесстрастный, командир. - Чего-то мне показалось центнер.

- Может ста пятидесяти двух миллиметровая гаубица? Она все-таки при прорывах применялась из Резерва Главного Командования. Триста пять-то откуда?

- Юр, там свинья метра полтора длиной. - Захар наглядно показал длину снаряда.

- Ну, так что? Надо бахнуть! - важно сказал Вини. - Когда еще такое бахнуть придется?

- Ага, только надо еще перед дорогой бахнуть другого чего-нибудь. - Вставил Виталик.

- Эх, в музей бы поисковый такую... - глаза Юры Семенова горели огнем филателиста, узревшего редкостную марку в чужих руках.

Рита испуганно оглядела лица мужиков, багрово светящихся отблеском костра.

- Да вы чего, обалдели? Оно же тут на воздух подымет все, вместе с нами и Демянском в придачу?

- Рита! Без паники! Лежать ей тут нельзя. Летом пожары бывают, да и мало ли кто вскрывать полезет.

- Какие нафиг пожары? - вскипятилась она. - Сколько лет лежала не взорвалась, а тут они мир решили спасти, видите ли!

- Рита! Все нормально, все под контролем! - Попытался ее успокоить Андрейка Ежов. - Там же командир был. Все посмотрел, все видел, все рассчитал!

- Ёж! Ты бы молчал бы... - Резко развернулась она к парню. - Ты же блин вместе с этим снарядом на сосну взлетишь без штанов!

- Как влезу, так и слезу. - Не удержался он, но все же буркнул под нос себе. - Подумаешь, штаны...

- В общем так. Идут желающие. Там дел немного. - Не обращая внимания на Риту и тихие смешки поисковиков, сказал Леонидыч. - Быстро разжигаем костер, быстро валим снаряд в овраг и бегом обратно. Тут два километра. По темноте пробежим минут за десять-пятнадцать. Пока он прогреется, пока высохнет - уже вернемся, и спать ляжем. Кто идет?

Дата добавления: 2015-09-29