- Это ты, верно, мыслишь, господин унтер-офицер, - улыбнулся Леонидыч. - тебе пехоте видней снизу, чем нам летчикам...
А на стоянке отряда их ждал сюрприз.
Партизаны валялись на травке, а в центре валялся на спине связанный ремнями немец с окровавленной головой. Перед ним стоял в немецкой каске Еж. Он приложил два пальца к верхней губе, изображая, видимо. Фюрера.
- Эй... Швайне! Их бин фюрер твой. Встать смирно! Эй! Не понимаешь, что ли? Их бин фюрер! Гитлер все равно капут. Во ист дер зайне часть? Нихт ферштеен, что ли? Идиот, блин!
- Эй! Что тут происходит?
- Товарищи отцы-командиры! - развернулся к деду и Леонидычу Еж. - И вы, товарищ рядовой десантник! Не далее чем полчаса назад, нами - лично мной и Юрой Тимофеевичем Семененко - был обнаружен гитлер в лесу. В результате проведенной операции гитлер обезврежен, а мы ждем благодарности в виде ста грамм наркомовских!
Дед подошел к немцу, внимательно посмотрел на него и сказал:
- Ну и на хрена он нам нужен?
- Ну... В хозяйстве сгодится, а чего?
- Прирезали бы по-тихому и дело с концом.
Рита подала голос:
- Может быть, нашим язык нужен? Мы бы вышли и вот, пожалуйста, плюсик в личное дело.
- А у меня ножа не было, - сказал Еж. - Я бы зарезал.
А Марина почему-то позеленела слегка.
- Д-да мы по д-делу отошли. Еж только п-рисел, а тут этот п-прется. Я его по г-голове и пригладил. П-прикладом. - сказал Юрка.
- И чего говорит? - полюбопытствовал Леонидыч.
- Ничего не говорит, - подал голос танкист. - Вернее говорит, но как-то странно.
Еж пнул по ребрам пленного:
- Ну-ка повтори свою тарабарщину?
Немец завопил:
- Du må ikke skyde, skal du!
- Эко! - удивился дед. - Я такого языка не ведаю, а ты Леонидыч?
Тот удивленно пожал плечами и спросил немца:
- Дойчер? Ду зинд дойчер?
Тот усиленно замотал головой:
- Jeg er ikke tysk. Jeg er dansker.
- Данскер? Чего еще за данскер?
- Датчанин это, я понял. Тут в этих краях датский добровольческий корпус СС воевал. 'Нордланд', кажется. - подал глосс Вини.
- Вот ни чего себе? Эй, хоккеист, тебя как сюда занесло? - спросил Еж.
- Что еще за хоккеист? - спросил младший политрук Долгих.
- А... сам не знаю Игра такая там надо шайбу по льду гонять, но датчане в нее не играют. Шведы вот играют. Финны тоже. А эти не умеют. А какая разница? Скандинав, одним словом.
- Еж, ты, все-таки, идиот... - вздохнул Кирьян Семеныч.
- Чего опять я-то?
- Да помолчи ты! Валера, доктор, ты его смотрел?
- Смотрел, ага. Жив будет. Кожу рассадили и сотрясения мозга, зрачки вон ходунами ходят.
- Жив, говоришь, будет? - дед задумчиво смотрел на датчанина.
- Ну, если и помрет - то Юра тут не причем.
- Ж-жаль.
- Вини! А ты про этих датчан, что еще знаешь?
- У них командир - русский, - сказал Винокуров.
- Что?? - удивились практически все.
- Ну, как русский... Фон... Фон Шальбург, ага.
Датчанин дернулся и, несмотря на сотрясение мозга, яростно закивал.
- Константин Федорович. Бывший русский офицер царской армии. Даже не офицер, кадет. В семнадцатом году ему одиннадцать было. Семья эмигрировала в Данию. Там в королевской Гвардии служил. В финскую войну добровольцем пошел. За финнов, конечно. А как немцы Данию оккупировали - пошел добровольцем в танковую дивизию 'Викинг'.
- Сука белогвардейская... - зашипел политрук. - Все они одним миром мазаны. Одним фронтом решили на страну рабочих напасть. Под корень надо гадину давить, под корень!
- Не давить тогда, а резать, - флегматично ответил дед, но глаза его загорелись недобрым огнем. - Ты, милай, знаешь ли, что значит одним миром мазаны?
- Чего? - переспросил Долгих. - Ну, типа в одном мире живут, а что?
- Того. Не мир, а миро - масло такое, в церкви им мажут. Миропомазание. А ты, милок, откель это церковные обряды знаешь? Небось, похаживал в церковь, а?
- Побойтесь Бога, Кирьян Васильевич! Чтобы я, комсомолец, да в церковь ходил...
- Я-то Бога побоюсь, мне стесняться нечего. И так старый как пень трухлявый. А вот тебе бы стоило Его тоже побояться. Ибо клевету возводишь на честных людей.
- На кого это? - возмутился Долгих. - На фона вашего, что ли?
- Зачем на фона? На меня!
Политрук резко заткнулся. А Вини сказал:
- Между прочим, Антон Иванович Деникин... Да-да. Тот самый. Отказался сотрудничать с немцами. А некоторые эмигранты сейчас во французском подполье. Например, некая княгиня. Вера Оболенская, подпольная кличка 'Вика'.
Дед даже приосанился при этих словах. Ему, что ни говори, было приятно знать, что он не один такой. Что старая гвардия хоть и разделилась между коммунистами и нацистами, но все же часть - и какая часть! Сам Антон Иванович! - не пошли служить под немцев за кусок пирога.
- А ты-то откуда знаешь? - недоверчиво спросил политрук.
Голос Вини вдруг зазвенел металлом:
- Работа у меня такая. Знать много. А тебе я и так лишнего сказал. Понял, МЛАДШИЙ политрук?
Слово младший Вини выделил так, что тому показалось - вот-вот и Долгих станет младшим рядовым навечно.
- А потому, дорогой ТОВАРИЩ, - в тон Лешке сказал Кирьян Василич, - ты с этого датчанина или с того глаз сводить не будешь. И потащишь его на себе, и сдашь нашим безо всяких экивоков. Понял?
- Так точно, товарищ командир.
- Хы...
Тут подал голос Леонидыч:
- Василич, Леша, отойдем? Дело есть.
Они отошли подальше, чтобы слышно их не было.
- Ты бы, товарищ Винокуров, языком-то поменьше поболтал... - сказал майор, почему-то не командирским голосом.
- Да ладно, чего такого?
- Ложку потерял... - невпопад заметил дед.
- Какую ложку? - почти в один голос недоуменно спросили мужики.
- Обычную. Оченно я люблю по лбу ложкой кому-нибудь...
Леонидыч засмеялся. А Лешка виновато пожал плечами.
- Чего там про твоего фон-барона, дальше знаешь? - спросил майор.
- Граф он...
- Мальчик, девочка... Какая в попу разница? Ну чего с ним?
- Где-то в начале июня погибнет. На мине подорвется. Когда будет раненого из-под огня вытаскивать. Потом его накроет прямым попаданием. По кусочкам соберут и домой, в Данию. А летом сорок третьего его именем Датско-Германский корпус СС назовут. А что?
- Вот значит как... А вот что. На этом холме датчане, значит сидят. Так?
- Ну... Не тяни резину, и чего?
- Сколько их тут?
- Бригада вроде. Точно не помню. Что из этого-то?
- Значит, штаб где-то недалеко...
- Леонидыч, это авантюра!
- Зато какие козыри на руках, а?
- Мужики, вы умом не тронулись? Если там штаб бригады - там же наверняка, рота охраны, - дед ошарашено смотрел то на Леонидыча, то на Вини.
- Вряд ли, Кирьян Васильевич. Наши тут еще долго атаковать будут. Немцы и так все практически резервы на фронт кидают. Включая обозников. Даром что ли этот фон сам вытаскивать будет раненых? - ответил Вини. - В конце концов, посмотрим, чего и как. Если что - свалим по тихому.
Леонидыч долго молчал, а потом сказал:
- Все верно. Раз уж мы тут - попробуем. Может быть, это и есть наш шанс? Если этот генерал...
- Штурмбанфюрер.
- Или так, да... Все одно через пару недель дуба даст. Так? А если мы его сейчас хлопнем или, вдруг вытащим, - это же какая паника может начаться, м? И если наши прорвут тут фронт...
- Капец котлу, - продолжил Вини.
- Не совсем. Коридор-то гансы под Рамушево пробили. Но тем не менее, будут вынуждены сюда резервы тащить. А откуда? - думал Леонидыч.
- С юга. Больше им неоткуда.
- И, значит, может не быть прорыва на Кавказ. Чтобы эту дыру заткнуть им, как минимум, корпус нужен. Этого корпуса и не хватит где-то...
- Ну, мужики... - потрясенно сказал дед. - Вам бы в Генштаб...
- Погоди, Леонидыч, - сказа Вини. - Но если не будет прорыва к Сталинграду, например, значит и котла не будет?
- Не будет Сталинградского, какой-нибудь другой будет. Донецкий, например. Так твой Марк Аврелий говорил, а Кирьян Василич?
- Чего это сразу мой-то... Студента нашего он. Я-то тут причем.
Тут засомневался Вини:
- Погодите, а вдруг мы хуже сделаем?
- Куда уж хуже-то... - вздохнул Леонидыч. - Сколько людей живы останутся, подумал?
- Может быть и останутся. А может быть... - Он подумал и продолжил. - Гарантии-то нет.
- Гарантия на войне одна, мил человек - винтовка чистая, да патронов побольше. А все остальное... Пошли датскую сволочь поспрашиваем, где ихний генерал сидит.
- Штурмбанфюрер!
- Мальчик, девочка... Правильно, Леонидыч?
Когда они вернулись к отряду - снова забухала артиллерия по высотке. На этот раз включилось что-то тяжелое. После каждого разрыва земля вздрагивала даже здесь.
Но на это ни кто не обращал внимания. Даже девчонки, что удивительно. Хотя Рита уже привыкла к запаху железа и грохоту выстрелов, но вот Маринка-то почему совершенно спокойно переносила близкий бой?
- Эй, данскер! Моя-твоя понимать? - подошел к нему Вини. - Никто датским не владеет? А?
- Если штаны снять - овладеем...
- Тьфу, на тебя Еж! - рассердилась Рита. - Сколько можно пошлить-то а?
- Да ладно, не хочешь не бери... Вон какой красивый у нас данскер. Маринка, хочешь данскера?
- Да нет наверное, - засмеялась та. - Спасибо тебе большое за заботу. Сам его бери.
- Не. Мне тоже не надо.
- Политрук! Смени-ка десантника на часах. Пусть сюда дует.
- Есть... - без энтузиазма сказал Долгих и отправился в чащу. Через пару минут десантник был на месте.
- Прокашев!
- А? То есть я!
- Ты по-датски кумекаешь?
- Одно слово только. Кьеркегор.
- Ну, господи... А что это?
- Это философ датский. Развивал иррационалистические воззрения. В противовес немецкому классическому идеализму настаивал на вторичности рациональности и первичности чистого существования, то есть экзистенциальности, которое после сложного диалектического пути развития личности может найти свой смысл в вере.
- Это вот чего ты сейчас сказал? - подал голос Еж.
- Не обращайте внимания, Андрей. Издержки образования, - ответил ему Прокашев, раскладывая на тряпке детали затвора трехлинейки.
- Нет, ты вот мне все-таки поясни, чего ты сейчас сказал, а?
- Ну... Вот смотрите, Андрей, как вас по батюшке?
- Не важно.
- Хорошо. Разум нас все время обманывает. Например, когда разумом слышишь как свистят пули - надо помнить, что они не твои. Они уже пролетели. Но разум все равно заставляет тебя кланяться им. А твоя пуля - ты ее не услышишь, она летит вперед свиста - является окончательной и бесповоротной точкой твоей экзистенции. То есть существования. Отсюда следует вывод - разум вторичен, а существование первично.
- Это и ежу понятно. То есть мне. - А зачем такими сложными словами говорить?
- А вот отсюда и следует неизбежный вывод, что даже временное прекращение разумной деятельности не является прекращением существования.
- Ну, бляха-муха... Этому на философском факультете учат что ли? - Еж старательно пытался понять ход мысли философа.
- Этому жизнь учит. Я знаю, что та пуля, которая прекратит мою рациональную деятельность, не сможет прекратить мое существование. Ибо она в другой плоскости...
Их разговор неожиданно оборвал мощный взрыв, ухнувший где-то недалеко так, что осколки тут же застучали по стволам деревьев.
- Какой противный стук... - сказал Прокашев и продолжил. - Когда эта моя жизнь закончится, я обязательно стану греком. Там тепло, виноград и оливки.
- Ну ты еще себе имя выбери заранее.
- А чего его выбирать? Уже выбрал. Мне бы хотелось, чтобы меня звали Конхисом. А если не получиться греком, я бы хотел быть хомячком...
- Эй, Хомячок! - крикнул дед. - Подь-ка сюды!
Прокашев-Конхис вздохнул, положил винтовку и масленку и пошел к командирам.
- Переводить будешь! - сказал Леонидыч.
- Я? Я же не знаю датского!
- Зато ты умный!
- А я тут зачем? - спросил Колупаев.
- А ты страшные морды корчи. Они у тебя получаются, - велел дед. - Эй, данскер, штаб твой нужен. Штаб! Понял? Штаб где?
Тот пожал плечами - не понимаю!
- Валер! Подь сюды! - крикнул дед, раскуривая самокруточку. - И бинты немецкие прихвати. Ага?
- Сейчас, - откликнулся Валера. Через минуту подошел и протянул деду.
- Не... Ты сядь рядом и приготовь, как будто рану бинтовать.
- Ага...
- Готов? Паша отстрели этому говнюку палец на ноге.
- Подождите! Вы чего? Дайте я попробую сначала! - воскликнул Прокашев.
- Паша, погодь... Ну попробуй, хомячок или как там, Комхис?
- Конихс. Эй! Я - Леша. Ты? Наме как?
Датчанина потрясывало:
- E... Eric...
- Эрик. Гут, чего уж там. - Прокашев разгреб хвою под ногами. - Смотри, Эрик. Мы - тут, - ткнул он пальцем в землю и положил на это место шишку. - Вир хир. Понял?
До эсесовца дошло. Он опять закивал головой.
- Во хир фон... Как его?
- Шальбург! - подал голос Вини, навалившийся на сосну и чего-то жующий
- Во хир фон Шальбург? И чего я сказал?
Однако Эрик понял. Он провел пальцем замысловатую линию от шишки к другой шишке, которую воткнул вертикально. А потом, поперек линии положил палку. И горячо что-то заговорил на своем.
Рядовой Прокашев нахмурил лоб, долго слушая излияния датчанина.
- Ничего не понимаю. Вроде знакомые слова, а не понимаю.
- Undefined! - тыкал пальцем пленный в палку. А потом в вертикальную шишку - Schalburg, Schalburg...
- Ага... Вот, говорит штаб, а вот мы. А тут не пойми чего. Может дорога, а может овраг... Вас ист дас? Бррр-фрррр... Я?
Эрик закивал головой. Потом ткнул пальцем в веточку и изобразил, что как будто едет за рулем -? Бррр-фрррр... Я! Я!
- Километер? Айн, цвай драй вифиль? - Прокашев показывал ему пальцы.
Эсесовец подумал и показал - от шишки, изображавшей партизан до щепки, изображавшей дорогу - три километра. От дороги до штаба - половина километра - Эрик загнул один палец.
- Понятно... Тащим его с собой. Проводником. Там кончим его. Паша справишься?
- А то!
- Товарищ унтер-офицер Богатырев! - Прокашев встал с колен. - А за что его кончать-то?
- Ты это... ответил ему дед, почесав уже отросшую бороду. - Пролетарскую мягкотелость тут не проявляй. Эта сука твою землю топчет и ты на войне.
- Женевская конвенция есть, все-таки, - заупорствовал Алеша Прокашев. - Он же пленный!
- И чего? Это враг и все тут. Ладно, посмотрим. Как на месте будет. Хороший ты человек, Конхис!
Леонидыч только покачал головой. А Вини сказал странную фразу:
- Знал бы ты, Хомячок, знал бы ты...
Паша Колупаев только пожал плечами.
А в это же самое время Рита с Маринкой уединились, шепча о чем-то своем, секретном, женском...
...Девчонки отошли чуть в сторону, захватив кусочек душистого мыла, найденного Юрой в ранце одного из немцев. Поплескаться в воронке с талой водой. Девочки...
- Парни, блин, им бы лишь в войнушку поиграть! - сказала Ритка. - Генерала решили в плен взять....
- Мальчишки! - отозвалась Маринка. - Даже дед и тот - мальчишка.
- Угу... А после этих игр нам с тобой их выхаживать, между прочим! Фу, какая вода холодная!
- Ага... Только вот знаешь...
- Что, Марин?
- Мне они такими больше нравятся. Не то, что наши...
- В смысле, наши? Юра с Ежом, что ли?
- Нет... Наши, которые там. В прошлой жизни. У них же только деньги да прибыль... Понимаешь, Рит?
- А говорят, что только у нас деньги на уме!
- С больной головы... Друг друга обманывают, нам врут и все ради чего? Чтобы вместо финского сервелата брауншвейгскую колбасу есть? Смешно...
- Можно подумать мы с тобой предпочитаем свеклой вместо какого-нибудь... пользоваться...
- Да это понятно, Рит. Только вот тут как-то по-настоящему... А там, дома...
- Дома... - Ритка вдруг заплакала.
- Ритуль, ты чего?
- Домой хочу... И ногу расцарапала... От коленки до ступни... Вон посмотри...
- Ой, а чего... Валерке покажи! А когда ты так?
- Да по мосту этому ползли. А чего Валерку отвлекать? Вон - посмотри, чего делается, а я тут с царапиной...
Ритка зарыдала во весь голос, Маринка же присела рядом и обняла ее:
- Да хорошо все будет, Риточка, хорошо...
- Домой хочу...
Глава 11. Прорыв
Один патрончик на двоих,
Двоим стреляться - горький стих.
И почему-то неохота
Спорить зря.
Один сказал - уже идут.
Другой кивнул - да. Пять минут.
Теперь все можно,
Только шесть минут - нельзя.
А. Климнюк
Десантник Паша зашел за спину к эсэсовцу, достал нож, подобранный им еще во время побега, потом - двигаясь мягко, чуть слышно, как кошка, - подошел к датчанину сзади. Похлопал его по плечу - тот обернулся, улыбнувшись... И полоснул ножом поперек горла. Фонтан крови ударил такой струей, что обрызгал рядом стоящего Ежа. Тот матюгнулся шепотом:
- Паш, ты бы предупреждал, хотя бы, а?
- Чего предупреждать-то... - буркнул Паша в ответ. - Командир приказ дал... А потом лизнул свою руку:
- Такая же... Как у немцев.
- Что такая же? - не понял Вини.
- Кровь такая же. Соленая. И у наших такая же...
- Можно п-подумать ты дегустируешь в-виды! - хохотнул Юра. - Доктор Лектор, б-блин...
Паша посмотрел в глаза Юре:
-...Взводному нашему когда голову снесло осколком, я рядом был. Мозгами и кровью прямо в лицо плеснуло. Теплые. Главное, мозги пресные, а кровь соленая. Потом я в атаке немца в упор пристрелил. Прямо в затылок, он в другана шыком... И тоже - мозги пресные, кровь соленая. Кости его мне щеки поцарапали. А потом, в лагере уже политрука нашего - Мишку Зильберштейна - расстреляли. Немец. Сразу. В упор. Из 'Вальтера'. Он рядом стоял.... Мозги пресные, кровь соленая...
Он уставился в одну точку и замер, побелев глазами...
- Паш, а Паш! - осторожно коснулся его плеча Еж.
- М? - дернулся тот.
- Пора!
...Пришлось сделать крюк. Сначала отвели девчонок и Валеру в тыл. Велели сидеть тихо - как мыши. Передовая рядом - немцы должны шариться туда-сюда - санитары всякие, подносчики боеприпасов, связные и прочая тыловая шваль.
Когда вышли к штабу датской бригады - Паша и прирезал пленного. А куда его девать?
Весь штаб представлял собой всего лишь землянку на краю небольшой полянки. У входа стоял часовой. Выскочил посыльный, потом другой - и исчезли в лесу.
- Василич! Командуй! - шепнул майор. - Ты в этих делах способнее.
- Юра, Вини! И ты политрук, - шепнул Кирьян Васильевич. - Слева обойдите. Танкист, Хомяк, Еж, - тьфу, блин зверинец! - справа обойдете. Мы с Леонидычем и ты, Паша - напрямки пойдем. Ждите. Десантура, нож метнешь в часового?
Тот равнодушно кивнул.
- Как только Колупаев часового положит - идем к землянке. Только без выстрелов. Тихонечко идем... Ясно?
Вини показал большой палец, а Еж просто кивнул. И расползлись в разные стороны.
Двадцать минут лежали молча. Дед чуть заметно кивнул Леонидычу, а тот хлопнул по плечу Пашу. Десантник моргнул в ответ, неожиданно встал во весь рост и... И вышел из кустов, подняв руки. А потом свистнул.
Часовой резко повернулся и обомлел от вида вышедшего из леса русского десантника. Тот жевал еловую веточку, подняв руки вверх. Без оружия, между прочим. Немец резко сдернул с плеча карабин. Через секунду он сполз с ножом, торчащим в глазнице. А Паша так и остался стоять с поднятыми руками. Только чуть обернулся с ухмылочкой и показал пальцами - вперед!
Партизаны медленно приподнялись и пошли к землянке.
И вот невезуха!
Только они вышли из леса - по тропинке вышел немец. Или датчанин? Да хрен разберешь!
Автоматная очередь пропорола фашисту грудь. Таругин не успел отжать спусковой крючок, как из землянки, на звук выстрелов, выскочил еще один фриц.
И получил в лобешник пулю от Юры:
- Не сбит п-рицел, на этот раз, - криво ухмыльнулся он. - О, еще один!
Этого сняли все сразу, аж серо-красные ошметки брызнули во все стороны.
- Интересно, - буркнул Паша. - А где у них тут боевое охранение?
Боевое охранение не замедлило выскочить из леса. И тут же легло, в количестве двух человек, под пулями партизан.
- Лежать, бляха муха, всем! - крикнул дед - из узкого окна землянки высунулся ствол автомата, - гранатой его!
- Нельзя, Василич, там же генерал датский! - крикнул Вини.
- Да хер на него, гранатой! Уй, млять твою побоку... - и дед высадил всю обойму трехлинейки, то и дела передергивая затвор, в щель. Автоматчик в ответ шмальнул длинной очередью. Однако обзора ему не было никакого - все пули ушли верхом. В этот момент к входу подползли Юра Семененко и политрук. Тимофеич красный лицом, а Долгих, наоборот, побледнел:
- Ой, мать ой мать, - громко шептал политрук, вытаскивая гранату дрожащими руками. - Ой, мать! - и киданул ее в проем двери блиндажа.
Грохот еще стучал по деревьям, когда Юра и политрук рванули внутрь. Дверь внесло разрывом внутрь, размазав по полу какого-то фрица. Еще один лежал у телефона, растекаясь темной лужей из-под живота. Третий, схватившись за ухо, пальнул из пистолета.
Промазал!
И тут же получил кулаком в арийское таблище, немедленно потеряв сознание.
- Этот? - спросил непонятно кого дед.
- А кто ж знает! - подал голос Еж снаружи. - Быстрее давайте!
- Эт... Эт...
- Чего? - оглянулся
- Эт-тот... - просипел Юра, зажав рукой окровавленный живот, и улыбнулся. - Шт... Штурм...
- Юра! Твою...
Он сглотнул кровавую слюну:
- Попал, сволочь, надо же...
- Валера! Млять, Валеру давай!
- С девками он остался! - почти крикнул Вини, склонившись над Юркой.
Тот попытался приподняться, опершись рукой на земляной пол.
- Сиди уже! - Леха осторожно положил ему руки на плечи. - Сильно?
- Т-терпимо. Ф-фрица...
- Да хер с ним... Куда тебя?
Вместо ответа Юра протянул окровавленную руку:
- Б-богом клян-нусь... Арии...
- Юра! - суетились вокруг него товарищи. - Понятно, что арийцы, кто ж еще то! Ты лежи, лежи!
Тот мотнул головой и вытянутым пальцем:
- Арисака! - выдохнул он. - Ей-Богу, ар... арисака.
- Юра, чего ты городишь? Парни, наверх его тащим! Быстро!
О притолоку входа стукнулись каждый по очереди - Еж, тащивший Юру под руки, Хомяк-Прокашев - взявший раненого за ноги, и даже маленький Вини, взявший винтовку Юры.
- Там это... - Шептал Семененко, улыбаясь кровью и как-то виновато смотря на друзей, - там арисака, на стене арисака!
- Да понятно, Юр, понятно! Ты лежи, давай, не дергайся! - наперебой говорили Вини и Еж. Леонидыч в стороне кусал губы. Дед мрачно смотрел на раненого. Прокашев вытер лоб, оставив кровавый размазанный след. Политрук с танкистом вязали оглушенного штурмбанфюрера. Паша стоял чуть поодаль с винтовкой наперевес, вслушиваясь в лес.
- Ух-ходите... Слышите меня? Уходите, а?
- Тихо, Юра, тихо... - Вини прижал тампон к ране, придерживая Юру за шею, а Еж бинтовал.
- Немцы! - вдруг крикнул Паша и пальнул куда-то в лес, упав плашмя. В ответ раздался резкий стук немецких карабинов и крик, видимо офицера:
- Fremad, hurtigt, hurtigt!
Дед рявкнул:
- Уходим! Леха! Философ! С политруком Юру! Ганса, ганса, млять, вперед!! Еж, твою меть!
Юра вытащил лимонку из кармана и резким движением, давшимся ему с огромным трудом вырвал зубами кольцо:
- Уходите! Зад-держу я их! Б-бегом, мать вашу!
Вини отшатнулся:
- Ититть твою!
- Сил нет... Разожму сейчас!
Вини прикусил губу до крови, пятясь задом к лесу, дед кивнул, Еж отвернулся, а Леонидыч зажмурился...
...Надо же как бывает! Ведь не больно совсем. Жарит только. Сердце - раз! - и плеск жара по животу - два! - и снова волна по глазам. Странно? Почему в живот, а красно в глазах? Почему пить-то хочется? Фильмы смотрел, помнишь? - раненые в живот пить хотят все время. Почему? Теперь понимаешь, почему? Пить, хочется, да. Во рту сухо и железом отдает. Да, что же слюны-то сколько? Слюны много, а пить хочется... Почему, интересно? Ушли, ли мои? А почему я не заикаюсь? А откуда 'Арисака' на стене, наверно с наших складов, до войны еще... остатки... ополчение... сапоги... тридцать три гвоздя... тут уже... на носке травинка прилипла...
Отошли они не далеко, Взрыв резанул по ушам.
- Да идите вы на хер! - вскрикнул вдруг Еж и рванул обратно, но получил удар кулаком в лицо и рухнул в траву.
- Тащи эту суку! Понял?! - Паша Колупаев отер руку о штаны. - Идите. Я останусь.
- Я с вами, если не возражаете! - тяжело дышавший Прокашев снял пилотку.
И оба посмотрели на командиров - на унтер-офицера царской армии и майора запаса армии советской.
Не сговариваясь, те кивнули. И отряд пошел дальше. Оглянулся лишь Вини...Не сговариваясь, те кивнули. И отряд пошел дальше. Оглянулся лишь Вини...
-...Лежи. Не стреляй. И по сторонам смотри! Понял? С флангов прикрывай. Сейчас я этим сволочам...
Паша не стал прицеливаться. Чего тут прицеливаться? Оппа! Первый пошел!
Десантник дернул веревочку немецкой колотушки и аккуратно бросил ее под ноги первому эсэсовцу, выскочившему из кустов.
- Видал? Обе ноги в разные стороны!
- Ага... - флегматично ответил философ, приноравливаясь к стрельбе.
Раненый фриц заорал, что есть мочи, оплескивая зеленую молодую травку датской - или какой там еще? - кровью из оторванных ног...
...Через несколько десятков метров опять заистерил Еж:
- Да не может, млять, такого быть! Я не тут! Я не тут, слышите? Не Юра это. Это не я! Млять, дома я! Сон это все! Слышите? Это все сон! Так, нах, не может быть! Я назад! Я лучше в лицо...
...- Фланги, фланги держи! Эх, пулемет бы! Фланги держи, самка собаки!
- Чем держать! У меня еще обойма и аллес капут!
- А мне похер! Зубами держи! Я больше в плен не пойду, учти!
- Сам учти! Я тоже не пойду! На, фриц, гостинец!
- Уй, мляааа...
- Что???
- В плечо, суки...
- Держись, философ, держись! Недолго уже...
- Иди, скотина, иди, неси эту сволочь! Терпи, Ежина ты кучерявая, мне, думаешь, легко, - орал Леонидыч на ревущего в голос Андрюху Ежова. - Из-за этой млядины мы Юрку потеряли! Тащи эту суку, тащи, я сказал!
- Эй, Хомяк! Жив?
- Жив, а ты?
- Глупый вопрос, не считаешь?
- Ага... У меня патроны кончились.
- У меня тоже.
- Гранаты, Паш, есть?
- Кончились. Увлекся. А курить есть, Лех?
- Нету. Не курю я так-то. Мама ругается. Хотя сейчас бы я покурил... О! патрончик есть. Один.
- Один на двоих.
- Ага...
- Ну и че?
- Че, че... Плечо!
- Че плечо?
- Болит...
- Отпусти ты меня, Леонидыч, сил моих больше нет. Назад... К пацанам, отпусти, а? Не могу я так больше.
- Тащи... Тащи! Тащи! - Сквозь зубы, но тащи! Вини, продернись вперед! Бабы пусть подымаются!
- Лех...
- М?
- А ты женат?
- Не... Все думали успеем... Детишек планировали...
- И чего?
- Ничего, Паш. Не успели. Дооткладывали. Война, какие дети?
- А я успел... Сынишка - Андрюшка. Стреляться кто будет? Ты или я?
- Стреляйся. Я не буду...
- И я не буду! Лучше по этим кабанам. Как на охоте, млять...
- Бегом, девки, бегом! Да хер на твою сумку положи! Уходим! Валера, волоки ты свою ногу!
-... Эй! Их бин капут!
- Унд их тоже! - заржал в ответ десантник.
Из кустов, в ответ, чего-то проорали.
- Чего говорят?
- Хрен его знает. Я бы сказал, мол, будьте любезны, положите свое оружие вон туда и медленно-медленно подойдите...
- Пойдем?
- Пойдем! Интересно, сколько мы положили?
- Одного точно! Который ногами раскинул. Больше не видел.
- Эх, покурить, бы!
- Ты ж не куришь?
- Сейчас можно...
Два бойца со штыками наперевес бросились навстречу кустам, в которых лежали эсэсовцы. Добежать, конечно, не успели...
- Погоди, Василич... Куда бежим-то? Да стой ты, скотина датская! - Леонидыч дал тумака связанному штурмбанфюреру, который только-только пришел в себя. Пилотка, забитая ему в рот кляпом, медленно окрашивалась кровью из разбитого носа. Из ушей тоже скатывались красные струйки, впрочем, уже подсыхавшие.
- Куда, куда... Темнеть где-то через час будет? Значит к передовой. И сразу на прорыв. Германцы нас там в последнюю очередь искать будут.
- Не факт, Василич! Подумают разведка и...
- А в тылу эсэс гуляет! - сказал Еж.
- Мужики, а Юра-то где? И этот... философ с Пашей-десантником? - спросила Маринка. А Рита уже все поняла и только прикусила нижнюю губу.
Вместо ответа дед посмотрел на Марину, потом похлопал ее по плечу:
- Пошли, девочка! Самое главное у тебя сейчас впереди. А все остальное... Потом все остальное! Таругин! Немца тащи, твоя очередь! Вперед!
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |