Обращается в звериную форму и улепётывает в лес, только чёрные пятки сверкают.
-- Ну во-от, -- протягивает Кир. -- А обещал показать, как летает.
-- Твоя неуёмная жажда всех приставить к делу не доводит до добра, -- бормочу я Азамату.
-- Ну кто ж знал, что он денег испугается, -- расстраивается муж.
-- Если учесть их общее отношение к людям, можно было бы догадаться, -- вздыхаю. -- Ладно, может, ещё успокоится. Оставим ему снова сливок для сестрёнки.
После ужина я тщательно пресекаю попытки Азамата подкатить к Киру с новыми предложениями, и мы проводим вечер, как вчера -- за чтением. Когда расползаемся по койкам, я обнаруживаю себя в редкой в последнее время ситуации -- я наедине с Азаматом, и он не спит.
-- Чем же Кир занимался днём? -- немного ехидно спрашивает муж, откидываясь на подушки.
-- Приносил пользу, -- усмехаюсь я, переодеваясь в халат. -- Шлифовал мне челночки и лепил плюшки.
-- Я бы мог тебе отшлифовать, зачем ты его заставила? -- удивляется Азамат.
Я не сдерживаюсь и хлопаю его по голове подушкой.
-- Как ты мыслишь вообще?! Возвращайся в реальность, ау, милый! Мне тебя очень не хватает!
Азамат отпихивает подушку и садится.
-- Лиза, ты чего? -- говорит он пришибленно.
-- Того. Почему ты сразу думаешь, что я его заставила? Почему ты думаешь, что он не хотел? Как у тебя в одной голове получается, что ребёнка надо чем-то занять, но я должна была ждать тебя, чтобы попросить сделать простое дело?!
-- Я думаю, что он не хотел, потому что он ничего не хочет, -- объясняет Азамат. -- И естественно, раз он не хочет, значит, тебе пришлось его заставить. Мне ты всё время говоришь, чтобы я оставил его в покое, поэтому мне странно.
Я перевожу дыхание.
-- Ладно, прости. Всё логично, у тебя была недостаточная информация. Я просто села вязать, а он предложил чем-нибудь помочь. Я долго выдумывала, что бы он такое мог сделать, придумала челноки для гобелена. Мы очень мило посидели, я вязала, он шлифовал. Я поставила передачку из тех, что Унгуц с книжниками переводил, так Кир читал субтитры. Он хочет выучить всеобщий. И ещё он сказал, что хочет учиться в клубе.
Азамат смотрит на меня, как будто глазам своим не верит.
-- Он тебе прямо так и сказал?
-- Ага.
Азамат надолго задумывается.
-- М-да-а, -- наконец изрекает он. -- Похоже, Алтонгирел был прав, ты нашла к Киру подход. Но расскажи мне, -- он приподнимается на локте, -- в чём он заключается, а? Я думал, дело в том, что ты ему просто приказываешь, а раз он сам предложил, значит, нет?
-- Трудно сказать. В основном я и правда просто приказываю. Но, мне кажется, ему нравится быть полезным. А вот как только речь заходит о пользе для него самого, тут и случается коллапс. Мы когда готовили обед, я его спросила, с чем делать пирог, и он отреагировал точно так же, как на твои предложения.
Азамат осмысливает услышанное некоторое время.
-- Хочешь сказать, ему не нравится, когда ему предоставляют выбор?
-- Может, просто не привык... -- пожимаю плечами. -- В Худуле он не сразу стал одежду выбирать. Хотя и не упрямился, как сейчас, но тогда он нас боялся... Ничего более толкового в голову не приходит.
-- То есть, ты полагаешь, что если я ему скажу "садись и учись", он послушается?
-- Может, и да, но радости ему это не добавит, мне кажется. Пускай перебесится, что тебе всё неймётся?
Азамат снова откидывается на подушки, заложив руки за голову -- он совсем недавно стал это делать, видимо, кожа на груди перестала неприятно натягиваться. Надо сейчас его намазать, а то последнее время он иногда пропускал сеансы.
-- Понимаешь, Лиза... Только не злись, но... когда я говорил, что хочу ребёнка, я всегда представлял себе сразу большого, с которым можно вместе заниматься чем-то интересным... У нас ведь обычно лет до трёх отцы своих сыновей почти не видят. Я представления не имел, что младенцы такие... ну, скучные. Нет, я очень люблю Алэка, я его обожаю, он замечательный и прекрасный, я с удовольствием с ним вожусь, но, ты понимаешь, это... не то. Конечно, он вырастет, и его я тоже буду всему учить, но я уже так настроился... а он такой маленький. И тут вдруг Кир -- почти взрослый, умный, любознательный, прилежный, и ему так нужно руководство, он же прямо впитывал каждое моё слово. А это такое счастье -- наблюдать, как человек познаёт, как твои уроки обращаются в чужое умение! Он ведь не жаловался, не говорил, что ему трудно и хотелось бы позаниматься чем-нибудь ещё. А потом вдруг какой-то каприз, и всё заброшено. У него ведь такой потенциал, Лиза! Я боюсь, что он растратится на глупости... Князь, хоть и не наследный, всегда будет в достатке, так что ему не обязательно зарабатывать. Его жизнь не вынудит учиться. И потом, он теперь всё время трётся с этой шпаной, с малолетними хулиганами. Приютские дети почти все воруют... Я не хочу для него такой жизни.
Я вспоминаю надежду в глазах Кира, когда я сказала, что он может выучить всеобщий, блаженное отдохновение, когда он лепил плюшки, тихую старательность на выезде.
-- Не думаю, что он пойдёт по этому пути, -- говорю. -- Он хороший мальчик. Ты вспомни его аферу с дочкой мясника. Ну разве можно в нём после этого сомневаться? Ему просто нужно время, чтобы выстроить отношения. Мне кажется, он элементарно тебя боится, потому что ты Император. Он привыкнет. Только не дави на него. Ты достигнешь большего в ваших отношениях, если попросишь его помочь вместо того, чтобы предлагать бесконечные развлечения.
-- Попробую, -- неуверенно соглашается Азамат. -- Хотя не удивлюсь, если он станет помогать только тебе.
-- Почему это?
-- Тебя легко полюбить. И ты почему-то понимаешь его лучше, чем я.
-- А ты вообще пытаешься?
-- Естественно, но я же не духовник, я не знаю, что надо делать, чтобы понимать чувства людей. Мне и с тобой было сложно, а ты никогда не пыталась скрыть от меня свои чувства.
-- Ну, положим, духовник твой понимал меня существенно хуже, чем ты. И вообще, не наговаривай на себя. Ты прекрасно знаешь, что надо делать, чтобы понять человека -- надо поставить себя на его место.
-- Так вот я ставлю, а получается чушь! Разве я бы стал отказываться от учёбы после того, как даже силком вынудил смотрителя меня учить! Разве я воротил бы нос от игр и прогулок? Не понимаю!
-- Значит, придумай, что могло бы тебя заставить так себя вести. Может, какой-то страх. Или неприятные воспоминания. Или, может, он считает, что это плохо для него кончится. Ты прав, ты должен понимать его лучше, ты муданжец и мужчина, я очень слабо себе представляю заморочки ваших подростков. Вспомни, чего ты боялся в его возрасте... ох, -- я зеваю чуть не до вывиха челюсти. -- Мы сегодня только болтать будем или всё-таки перейдём к чему-нибудь поинтереснее?
-- Хм-м... Отчего бы не перейти... -- мурлычет Азамат таким низким голосом, что кровать дрожит.
-- Отлично, тогда стаскивай с себя всё это барахло, -- дёргаю его за воротник. -- Я помогу.
Совместными усилиями мы избавляем его от ассортимента натуральных материалов -- а все прочие в его гардеробе я давно истребила. Я же не спешу вытряхиваться из тонкого халатика: у нас обычная ситуация, что я первая раздеваюсь, а муж старается оставить на себе как можно больше защитной ткани. Попробуем сегодня наоборот. Вот, уже нервничает, пытается уползти под одеяло. Приходится его оседлать и прижать к кровати, чтобы не дёргался. Начинаю с поцелуев в шею -- он это очень любит, особенно там, где ещё остались следы шрамов.
-- Лиза... я же... не мылся ещё, -- выдавливает он, пытаясь сохранить остатки рассудительности.
-- Успеется, -- отрезаю. От него действительно пахнет потом, всё-таки на лыжах бегал полдня. Но мне нравится этот запах, он какой-то особенный, не противный и не очень резкий, это просто запах Азамата, так пахнет его подушка, и его любимая, изношенная до прозрачности синяя футболка, и его руки, когда он, вставая на рассвете, гладит меня по щеке прежде чем уйти на весь день. Кожа у него на груди солоноватая, даже на шрамах, и это хорошо, значит, поры заработали. Целую его под мышку и глажу ладонью по животу, прислушиваюсь, чтобы уловить учащение дыхания. Да, это он тоже очень любит.
-- Может, выключим свет? -- предлагает он на тон выше своего нормального голоса.
-- Мы договаривались, что я сделаю что-то новое и приятное для тебя, но не в ущерб себе, так? -- напоминаю я, спуская ладонь ниже.
-- Да, к-конечно.
Какая сговорчивость.
-- Так вот, я хочу сегодня со светом. А чтобы он тебе не мешал, -- распускаю широкий пояс от халата, -- я тебе сейчас организую темноту.
И завязываю ему глаза.
-- Лиза! -- он начинает смеяться. -- Я глупо себя чувствую.
Я укладываюсь сверху и настойчиво целую его, пока он не перестаёт ухмыляться, одновременно трусь об него всем телом. Азамат такой высокий, что я не могу дотянуться всюду одновременно, приходится использовать всю длину тела.
Затем я отодвигаюсь и спрыгиваю с кровати. Азамат хмурится и щупает покрывало вокруг себя.
-- Угадай, откуда я продолжу? -- спрашиваю.
-- Надеюсь, что оттуда, где остановилась, -- он поворачивается на звук очень точно, с такой ориентацией в пространстве голову ему особенно не задурить. Но какое зрелище, когда он лежит вот так без ничего посреди постели, волосы размётаны, да ещё глаза завязаны. Сказка!
-- Не угадал, это было бы слишком просто, -- сообщаю я, заходя с торца кровати. Сажусь на покрывало и беру в руки Азаматову правую ступню. Он мгновенно поджимает пальцы. Провожу ногтем по подошве -- ступня скручивается, Азамат издаёт какой-то то ли смешок, то ли хнык. Провожу там же языком.
-- Ай, Лиза, ну ты что-то? Ты же не собираешься... ох.
Это я прикусываю его большой палец. Потом разминаю ступню массажом, пальчики разгибаются, становится можно поцеловать под ними. Он вздрагивает, сжимает покрывало, борясь с желанием снять повязку.
-- Зачем ты это делаешь?
-- Зате-ем, -- отвечаю, не отрывая губ от чувствительной подошвы, -- что я хочу тебя всего, а не только то, что видно, когда штаны расстёгнуты.
-- Ну ты же не можешь хотеть мою ногу! -- возмущается муж, не очень уверенно усмехаясь.
Вместо ответа я кусаю его за пятку. Пятки у него розовые и не очень жёсткие. Боже, ну какой же он красивый! Набираюсь храбрости и так и говорю:
-- Ты очень красивый!
Он фыркает, но не защищается, а на большее я и не могла рассчитывать.
-- Ты мне нужен весь, -- говорю и целую второй пальчик. -- С ногами и с подмышками, -- целую ещё один. -- С внебрачными детьми и стервозными невестами, -- снова пауза на нежности. -- И с неправильным воспитанием. Весь, понимаешь?
Он снова то ли вздыхает, то ли всхлипывает и тянется к повязке.
-- Руки прочь! А то привяжу!
-- Привязывай! -- обречённо соглашается он. -- Делай что хочешь!
В мои изначальные планы это вообще не входило, но разве ж можно отказать в такой потребности? К счастью, под руку подвернулся его же собственный ремень, правда, спинка кровати у нас цельная, не за что зацепить. Приходится пропустить ремень сквозь ручку окна, надеюсь, замок выдержит, а то там вьюга...
Исходно я всего лишь собиралась сделать ему подробный массаж всего тела в сопровождении ласки, а потом попробовать какую-нибудь новую позу, подходящую нам по габаритам, но по ходу так увлеклась... В общем, сама и не заметила, как всё закончилось пурпурной дымкой, причём меня настолько пёрло от доставления ему удовольствия, что я сама себя довела до пика, чего не случалось уже много лет. Но он же такой потрясающе чувствительный, отзывается всем телом на каждое прикосновение, и так трогательно дышит, и на груди у него выступают капельки пота просто от того, что я массирую ему внутреннюю сторону бедра, и этот его запах, такой родной и домашний, и огромные мускулы, скользящие под кожей, когда он приподнимается, ища ласки, его волосы, блестящие, скользкие, налипшие на лоб, боже -- а лучше боги, эти, которые тут всем заправляют, -- ну до чего же он красивый!!! И это уже у меня мутнеет в глазах.
Я падаю на него сверху, чтобы чувствовать, как восстанавливается его дыхание. Целую, и он не сразу отвечает на поцелуй -- то ли ещё не пришёл в себя, то ли и правда сознание потерял на пару секунд, кто знает... Стаскиваю с него повязку, проверить -- нет, ничего, моргает, правда, взгляд расфокусированный совершенно.
-- Мхм... -- говорит мой дорогой, потягивая за ремень, чтобы освободить руки. Окно жалобно трещит.
-- Не дёргай! -- хохочу я, вскакивая, чтобы расстегнуть пряжку. К счастью, Азамат слушается, а то пришлось бы нам ночевать в гостиной. Руки он так и роняет на подушку над головой, и мне приходится их перекладывать, а то ведь затекут в таком положении.
-- Что это было? -- спрашивает он сонно с блаженной улыбкой.
-- Если расскажу, интрига пропадёт, -- ухмыляюсь я.
-- Тоже верно, -- покладисто кивает Азамат, с трудом удерживая тяжёлые веки открытыми. -- Надо в душ, да?
-- Да неплохо бы, -- я оглядываю результат своих трудов. -- И покрывало поменять...
Азамат с видимым усилием поднимается с кровати -- это при его-то ловкости и энергии -- и покорно топает в душ, прихватив меня по дороге за плечи. В кабинке он садится на пол и обнимает меня за ноги, пока я мылю и споласкиваю нас обоих.
-- Знаешь, меня часто спрашивают... -- произносит он медленно, -- как у нас с тобой всё происходит. Я не отвечаю, потому что не их дело, обсуждать постельные привычки женщины с другими мужчинами -- низко и гнусно. Но иной раз так и хочется сказать какому-нибудь красавцу, мол, твоя жена тебя, небось, и руками не трогает, не то что...
Он замолкает и целует меня в бедро. Я иногда задумывалась, обсуждает ли Азамат меня со своими друзьями, но меня это не сильно беспокоило: я была вполне уверена, что ничего плохого он не скажет. Однако он, как всегда, оказался ещё благороднее.
-- Погоди, -- говорю, -- вот Эсарнай переведёт фильмы-то, тут все и осознают, что я с тобой делаю в свободное от работы время.
Азамат молчит некоторое время, потом начинает смеяться.
-- Ах вот чего ты взялась искоренять во мне стыдливость... Да-а, я хочу посмотреть на некоторые лица, когда они поймут... Лиза, ты знаешь, я много думал и пришёл к выводу, что в моём языке нет слов, чтобы выразить, что я чувствую к тебе.
-- Я знаю, меня ещё в колледже предупреждали. Вставай, пошли в кроватку.
Он вздымается, как горный великан, уперевшись руками в стенки душевой, с волос по всему телу текут ручейки. Он собирает пряди вместе и выжимает их, так что они скручиваются и выгибаются, как снятая с дерева лиана. Мы наскоро вытираемся и заползаем под одеяло. Сдёрнутое покрывало кучей валяется рядом, с ним можно разобраться потом.
-- Научи меня, -- говорит Азамат, придвигаясь ко мне поближе, -- как об этом говорят в твоём языке?
-- Я люблю тебя, -- сообщаю я, не очень твёрдо понимая, это справочная информация или декларация чувств.
-- Я люблю тебя, -- повторяет он старательно. -- Лю-у-у-блю-у-у. Какое нежное слово. У нас есть одна ночная птица, которая так кричит, грустно и трогательно.
Он ещё пару раз перекатывает понравившееся слово на языке, потом берёт моё лицо в руки и, внимательно глядя мне в глаза, осторожно выводит:
-- Я люблю тебя.
-- Я тебя тоже, -- улыбаюсь я.
Глава 21
Завтрак Азамат приносит мне в постель, как в старые добрые времена.
-- Я смотрю, тебе вчера понравилось, -- сонно хмыкаю я.
-- Конечно, понравилось, -- бодро отзывается он, деловито размешивая мне сахар в кофе. Такой муж мне нравится существенно больше, чем то, что бродило по дворцу последнюю пару недель с невидящим взглядом. Протягиваю руку и глажу его по щеке -- она ещё бугристая, но уже почти нормального цвета. Азамат целует мою руку.
-- Ты сегодня в хорошем настроении, -- замечаю я.
-- Я последовал твоему совету, -- улыбается он, подавая мне чашку. -- Попросил Кира помочь. Это и правда творит чудеса: он немедленно стал вести себя нормально.
-- А к чему ты его припахал? -- интересуюсь, кроша на одеяло печеньем. Всё равно сегодня всё стирать, можно и помусорить.
-- Готовить завтрак Алэку. Мне мать рассказала несколько отличных рецептов такого пюре, как ты с Гарнета заказываешь. Алэк уплетает за обе щеки!
Я с трудом проглатываю печенье.
-- Ты не мог бы показать мне эти рецепты прежде, чем проверять их на ребёнке? И, надеюсь, ты проследил за Киром, когда он готовил?
Волосы Азамата резко становятся пышнее -- как будто хотят встать дыбом, но не могут из-за длины.
-- Лиза! Ты что! Кир не причинит вреда Алэку, как ты можешь такое предполагать?!
Ясно. Уровень адекватности: ноль целых, хрен десятых.
-- Я не имела в виду нарочно, -- поясняю по слогам. -- У Кира представления о санитарии даже по твоим меркам дикие. Применительно к целительству он, кажется, уразумел, что к чему, но на еду это вряд ли перенёс.
-- А... -- муж немного теряется. -- Извини, я тебя неправильно понял.
-- Да, я заметила, -- киваю, недоумённо его рассматривая. -- И судя по твоей реакции, у тебя у самого были опасения по этому поводу.
-- Ну, -- Азамат на секунду опускает глаза, -- он, конечно, немного завидует Алэку. Но я абсолютно уверен, что Кир не станет ему нарочно вредить. Я понимаю, если бы Алэк был постарше, а так -- младенец, ну что с него взять?
-- Да нет, они вроде нормально друг к другу относятся. Но ты бы всё-таки за Киром присмотрел, мало ли, где он напортачит. Будет хуже, если он что-то сделает не так, а мы никак не сможем узнать, была ли это ошибка или умысел.
-- Естественно я за ним присмотрел, -- заверяет Азамат. -- Я и овощи вымыл, и всё необходимое ему сам выдал. А рецепты, я думаю, хорошие. Ма по ним меня в детстве кормила, видишь, выжил. Да и вообще она плохого не посоветует. Ты сама говорила, что у неё хорошая интуиция в делах здоровья. У Алэка покупной еды одна баночка осталась, остальное всё скисло. Я не хотел тебя будить...
-- Ну ладно, живи. А с матерью ты сегодня уже разговаривал, что ли?
-- Да, она звонила спросить, как там Аронова девочка. Боялась сразу ему набрать, мол, вдруг дочка не выжила.
Я тяжело вздыхаю. Ийзих-хон могла бы и побольше верить в мои способности.
-- Так что, Кир тебя послушался и даже не устроил скандал?
-- Именно! Да не просто послушался, мне кажется, он с удовольствием взялся за дело. Видно и правда ему нравится приносить пользу.
-- Ну пойдём, -- говорю я, выскребаясь из кровати, -- посмотрим на это чудо.
Внутренне мне всё же не по себе, я ещё никогда не оставляла Кира с Алэком наедине. Вроде последнее время Кир Алэка принял. Но всё равно не по себе.
На кухне моему взору представляется столь умильная сцена, что все сомнения отпадают: Алэк сидит, по всей форме укомплектованный в детский стульчик, а Кир кормит его с ложечки детским пюре, бормоча себе под нос всякие поговорки и прибаутки типа "бог в дом зашёл -- Алэка нашёл, его оглядел и поесть ему велел". Мелкий радостно разевает рот и очень старается ничего не потерять.
-- Уть-ти госьпади, -- всплёскиваю руками. -- Прелесть какая.
Кир отвлекается от своего бормотания и как-то виновато смотрит на меня.
-- Доброе утро... я тут... э...
-- Ты тут молодец, это я вижу, -- улыбаюсь и иду налить себе сока.
Азамат отклеивает от холодильника липкий листок и протягивает мне -- там несколько рецептов пюрешек. Я прочитываю и одобряю.
-- Чем сегодня будем заниматься? -- спрашиваю.
-- Надо съездить в табун, -- задумчиво произносит Азамат, располагаясь на диване под окном. -- Через несколько дней приедет Арон, пойдём на охоту. Но я не хочу идти в лес, чтобы нашего мохнатого соседа не беспокоить. А в степи без лошадей никак. Вот, надо выбрать несколько да перегнать сюда. У Кира вообще собственного коня нету...
-- Я не хочу на охоту, -- тихо говорит Кир.
Азамат на мгновение закрывает глаза, видимо, подавляя какой-то порыв.
-- Ну, это ты сейчас не хочешь, -- говорю. -- Погоди, Арон приедет, рассказов понарассказывает, глядишь и захочешь.
-- Лошадь тебе нужна в любом случае, -- подхватывает Азамат. -- В табун мы поедем все вместе, а одного я тебя дома не оставлю. А будешь капризничать, -- Азамат строго сдвигает брови, -- заставлю объезжать молодых жеребцов!
Кир не пугается, только морщит нос и отворачивается.
-- Это ведь опасно, -- неуверенно говорю я. -- Лошадь ведь может сбросить и копытом наподдать... и вообще.
-- Конечно, опасно, -- соглашается Азамат. -- Поэтому я очень надеюсь, что Кир будет вести себя хорошо, -- он многозначительно смотрит на сына. Кир снова корчит рожу.
-- Ну нет, дорогой, так не пойдёт, -- мотаю головой. -- Ещё покалечишь мне ребёнка! За плохое поведение будет навоз убирать за этими самыми лошадьми. Безопасно, зато противно. Но вообще я не вижу, почему бы это Кир вдруг стал плохо себя вести. Подумаешь, не хочет человек на охоту. Я вот тоже не хочу, меня же ты не станешь за это заставлять объезжать лошадей.
-- Да тебя и заставлять не надо, -- хохочет Азамат, вероятно, вспомнив нашу весеннюю вылазку. -- Я вообще не знаю, стоит ли тебя в этот раз к лошадям подпускать, ещё разбегутся, ищи их потом по степи!
-- Я могу и дома посидеть, -- говорю.
-- Да нет, -- вздыхает Азамат. -- Не сердись, Лиза. Я хотел тебя попросить обратно унгуц отогнать, потому что мы-то верхом вернёмся. Не Алэка же за руль сажать.
-- Ладно, -- милостиво соглашаюсь. -- Так и быть, поработаю пилотом. С тебя ужин и сказка детям на ночь.
-- Обязательно, -- склабится Азамат.
В степи ветрено и зябко, на траве то ли снег, то ли иней, но лошади ещё пасутся. С одного из шатров сорвало часть внешней обивки, и двое пастухов под аккомпанемент цветистых выражений закрепляют всё обратно. К нам выбегает мужик из Долхота, который в своё время восхищался Азаматовыми боевыми навыками. Он, кстати, воевал, пока война шла на планете, получил награду и потерял палец на руке. Я же ему протез и ставила.
-- Ахмад-хон! -- радостно восклицает он на бегу к нам. -- Простите ради небес, у нас тут небольшая авария... Хотон-хон! Да благославят вас боги! Я уж думал, вы тут больше не появитесь.
Добежав, он кланяется, заложив руки под мышки. Потом вынимает и разводит ими:
-- Ба-а, да и оба князя с вами!
-- Счастлив будь, -- приветствует его Азамат и подталкивает Кира, который быстро кивает. Алэк, примотанный к папе, машет кулачком.
-- Как палец? -- спрашиваю я.
-- Отлично! -- пастух улыбается так широко, что зубы мудрости видать, и выставляет вперёд грязноватую пятерню. Палец и правда неотличим от других, даже уже пожелтел от табака. -- Я о нём и помню-то только потому, что положил себе за правило каждый вечер возносить гуйхалах за вашу целительную силу, Хотон-хон!
-- Спасибо, -- киваю я.
Кир с интересом рассматривает руку пастуха и косится на меня.
-- Ну что, -- Азамат окидывает взглядом пасущихся лошадей. -- Показывай прошлогодних жеребцов побойчее, надо сыну подобрать достойного спутника.
Кир пригибает голову, но пастух не замечает: рассыпается в уверениях, что у них все лошади первоклассные, а потом увлекает нас за собой в гущу копытных.
-- А что у него было с пальцем? -- тихо спрашивает Кир у меня.
-- Лазером отрезало, -- пожимаю плечами. -- Я бы просто пришила его обратно, но эти идиоты потеряли сам палец, так что пришлось ставить искусственный.
Кир поудобнее складывает брови и делает вид, что ему всё понятно.
Внезапно из-за шатров раздаётся визг и лай.
-- Филин!!! -- вопит Кир и уносится на звуки.
-- Ох ты ж... -- оборачивается Азамат. -- Как бы этот пёс с местными не подрался, я и забыл о нём совсем. Пойдёмте посмотрим...
Мы довольно резво добегаем до шатров и видим там эпическую картину: Кир в окружении местных собак одной рукой вцепился в ошейник рвущегося в бой Филина, другой сжимает какую-то длинную железяку и грозит ею пастушьим собакам.
Азамат выкрикивает раскатистую команду, так зычно, что эхо от гор возвращается. Местные псы поджимают хвосты, отбегают и ложатся. Филин облизывается, садится и машет хвостом, как ни в чём не бывало.
-- Давай-как его на поводок, -- уже человеческим голосом предлагает Азамат.
Кир косится на него с таким видом, что если бы у него был хвост, обязательно бы поджал, но поводок достаёт.
-- Да сам уже понял, -- бурчит под нос.
-- Ишь ты какой у вас пёс! -- ахает пастух. -- Никак худульский горный?
-- А то! -- ухмыляется Азамат. -- Дворняг не держим.
-- Вот это кто-то одарил своего Императора! -- продолжает восхищаться пастух, обходя вокруг Филина, который склонил голову набок и смотрит вопросительно, мол, чего ходишь, может, вкусное что предложишь?
-- Это князя пёс, -- качает головой Азамат.
-- И где ж вы его взяли, Нойн-хон? -- допытывается пастух.
-- Нашёл в лесу, -- кратко отвечает Кир. -- Мамку медведь задрал.
Пастух отрывается от созерцания пса и переключается на Кира.
-- Одна-ако, Нойн-хон хорошо знает леса...
Кир ощетинивается и отворачивается.
-- Ладно, -- прерывает их Азамат. -- Ты хотел нам показать жеребца. Пойдёмте, а то уже за полдень.
-- Так Филин -- породистый? -- спрашиваю я Кира.
-- Угу.
-- А что, это какая-то редкая порода? -- продолжаю я.
Кир смотрит на меня, как будто заподозрил у меня Альцгеймера.
-- Естественно. Это же худульский горный пёс.
-- А чего Гхан с ним так обращался тогда? -- недоумеваю я. -- Он ведь дорогой, наверное.
-- Ну я что, дурак, Гхану говорить, что у меня пёс породистый! Он бы его продал сразу и всё. Я и сам двух других щенков продал, которых нашёл.
-- А, так Гхан не знал?
-- Конечно, нет, -- нетерпеливо вздыхает Кир. -- С его ногой только в окна заглядывать, смотреть, как богатые люди живут!..
Кир осекается, поняв, что ляпнул лишнего. Я кладу ему руку на плечо.
-- Азамат работает над тем, чтобы в приютах стало лучше жить.
-- Знаю, -- буркает Кир и поддёргивает поводок покороче, чтобы Филин не запутался в лошадиных ногах вокруг.
-- Ну вот, например, -- громко произносит пастух, останавливаясь около горы рябого меха. -- Второгодочка, быстрый, как стрела. Небольшой, мальчику подойдёт.
-- Мы не на год коня подбираем, -- замечаем Азамат. -- Князь скоро с меня ростом будет, куда ему небольшого конька?
Скотина обиженно фыркает. Кир старательно изображает, что его это всё не касается.
-- Ну вы хоть прикиньте... -- разводит руками пастух. -- Зверь-то правда хороший. Давайте я собачку подержу.
Кир хмурится и отдаёт поводок Азамату. Обходит лошадь спереди, трогает за морду. Мне даже на это смотреть страшно -- щас этот конь его как укусит! Но ничего, вроде обошлось. Кир кладёт руку скотине на хребет, примеривается и запрыгивает. Конь оборачивается посмотреть, что это за дрянь прилипла у него к спине. Кир отдаёт тихую команду, и конь нехотя трогается с места. Филин понимает, что хозяин уезжает без него и заливается испуганным лаем. Со стороны шатров ему откликаются местные. Алэк решает немного похныкать.
-- Спокойно! -- с нажимом приказывает Кир. -- Я никуда не ухожу.
Лучше всего это действует на Алэка. Мы с Азаматом хихикаем.
-- Ишь ты, как пёс переживает, -- раздаётся у нас за спиной голос другого пастуха, который с севера.
-- Да, они такие друзья, звездолётами не растащишь, -- довольно отвечает Азамат, не отвлекаясь от созерцания Кира на коне.
Северянин здоровается со мной и присматривается к Филину.
-- Неужто худульский горный?..
-- Он самый! -- поддакивает второй пастух.
-- Вот это да... За сколько ж вы его купили, Ахмад-хон? Если не секрет?
-- Его сын в лесу нашёл, -- бездумно отвечает Азамат, внимательно следя, как Кир спорит с конём о скорости перемещения. Животное ленится переходить на галоп.
Пастухи переглядываются. Я с интересом изучаю их мимику -- вроде как свои люди, не станут же они красть собаку своего князя, правда? Но какой-то заговор тут явно происходит.
Кир возвращается рысью и спрыгивает с лошади.
-- На этом ездить -- только ругаться, -- сообщает он.
-- А, так вам послушного надо? -- с плохо скрываемой усмешкой спрашивает северянин. -- А мы думали быстрого...
-- Ему хорошо бы неленивого, -- отрезает Азамат. -- Конь должен сначала переходить на галоп, а потом уже спрашивать, зачем. А этот только и оборачивается, мол, уверен наездник? А может, ещё порысим?
Кир улыбается в воротник, пастухи снова переглядываются. Да что такое, не пойму?
Пастух-северянин подводит нас к другому коню, побольше. Мне против света вообще не видно, где он там заканчивается. Шерсть у него белая с серым. Наверное, если бы был короткошёрстным, был бы в яблоках, а так просто рябой. Кир рассматривает его безо всякого энтузиазма, выслушивая похвалы пастуха. Как и с первым, знакомится, погладив по морде. Потом заходит с боку, подпрыгивает, чтобы дотянуться до хребта и подтягивается на руках. Конь издаёт возмущённое кудахтанье и дёргает с места куда-то в бескрайние просторы. Киру удаётся его притормозить примерно через полкилометра.
Азамат качает головой.
-- Вы чего, лошадей нормально объездить не можете? Куда это годится?
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |