-- Дай хоть посмотрю на тебя при нормальном свете, -- говорю. -- А то мажешься ты в темноте, любовью занимаемся в темноте... Ага, гляди-ка, подживает.
Азамат скептически оглядывает себя спереди.
-- Ну, да, пожалуй, и правда вот здесь, сверху, получше стало. А шея как? -- он задирает голову.
-- Хорошая шея. Если не присматриваться, то почти незаметно.
Азамат недоверчиво усмехается, но не возражает.
-- Ладно, пошли уже плавать, а то я глупо себя чувствую по колено в воде голый.
-- А по мне так в самый раз, -- хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном-фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.
Азамат выныривает и отряхивается по-собачьи, гизик с косы свалился, и непослушные волосы немедленно расползаются по поверхности, как разводы туши. Я лениво лежу на спине, мечтая о том, чтобы потянуться, но даже это лень. Азамат цепляет меня под мышки и принимается гонять вокруг себя, рассматривая моё тело сквозь толщу воды.
-- Ты с этой своей гимнастикой теперь ещё стройнее, чем когда мы поженились.
-- Неправда, -- вяло отвечаю я. -- Мне дотуда ещё четыре килограмма...
-- Это волосы отросли, -- отмахивается Азамат. -- Они же у тебя из золота. Кстати, помнишь, ты говорила, что у Алэка глаза могут потемнеть? А когда?
-- А кто его знает. Может, через полгода. Может, раньше... А тебе так хочется, чтобы он был твоей точной копией, что ли?
-- Нет, наоборот. Я бы хотел, чтобы они у него остались такими синими, как у тебя. Такое вообще может быть?
-- Теоретически может, хотя вряд ли.
-- Надо будет Алтонгирела попросить за это помолиться. Представляешь: "князь Алэк Синеглазый". Звучит, а?
Я ухожу под воду побулькать.
Когда мы возвращаемся, вокруг дома уже кипит работа. Маман всё распланировала, мужики приволокли из леса крошечные деревца и понатыкали их по маминому указанию, а теперь обильно поливают из шланга.
-- О, капитан, -- Эцаган разгибается из-под микроскопической сосенки. -- Как вы долго, мы уж думали, не послать ли спасательную экспедицию...
-- Я бы вам устроил спасательную экспедицию, -- хмыкает Азамат. -- До самого Ахмадхота бегом.
Эцаган ржёт и подмигивает мне. Я ему грожу кулаком.
-- Вот, глядите, -- мама возникает перед нами и делает широкий жест рукой. -- Здесь у вас будет тенистая аллея.
-- Лет через тридцать? -- спрашиваю.
Азамат приседает и присматривается к лиственным задохликам, торчащим из свежевскопанной земли.
-- Нет, эти быстро растут. Через два-три года с меня ростом будут.
-- Ну ладно, -- отмахиваюсь. -- Ты нам только оставь лужайку какую-нибудь, и чтобы без колючих кустов по краям, а то ребёнка надо где-то выгуливать.
-- Оставлю, оставлю, я вас знаю, -- заверяет маман. -- Вон там вон, с одной стороны скала, с другой дом, а с остальных воткну какую-ниудь неистребимую полынь, чтоб мягко было. Ладно, -- она поворачивается к мужикам и хлопает в ладоши. -- Всё на сегодня, отдыхайте. Пошли, пошли! -- машет руками, как будто мух отгоняет. Те ржут и расходятся.
-- То ли пойти искупаться, -- Эцаган задумчиво чешет в затылке. -- То ли поработать...
Из-за угла выруливает Тирбиш с мелким.
-- Хотон-хон, вас очень просят.
Мелкий и правда изображает слёзы -- нос наморщил и ноет.
-- Давай сюда.
У меня на руках ребёнок сразу раскрывает зажмуренные глаза и принимается с интересом смотреть вокруг.
-- По-моему, кто-то маленький манипулятор, -- смеюсь я.
-- Капитан, раз уж мы все здесь, может, потренируетесь с нами? -- предлагает Эцаган.
-- Можно, -- кивает Азамат. -- А то я уже тоже костенеть начинаю. Давайте, переодевайтесь и выходите на полянку.
Все, кто не участвует в тренировках, рассаживаются в теньке смотреть.
-- Вам, Ийзих-хон, ужасно повезло, -- говорит Орива. -- Можно не ездить в столицу смотреть бои, всё равно все самые лучшие воины собрались здесь.
Матушка смеётся, а Янка кривит губы.
-- Да ладно все, неправда! Если бы здесь все собрались, некому было бы страной управлять.
-- Тоже верно, -- соглашается Орива. -- Лучшие наёмники-то у нас нынче по должностям сидят.
Поразмявшись традиционными играми, мужики переходят к поединкам. Первыми сцепляются Шатун с Бойонботом. Похоже, Азаматовы весенние уроки не пропали даром -- уже этих двоих я почти не различаю, так быстро они двигаются. Сашка и мама тоже вытягивают шеи и всматриваются, то и дело удивлённо косясь на меня. В итоге Сашка решает проблему просто: достаёт телефон, записывает видео, а потом проигрывает вдвое медленнее.
-- Круто! Вот это я понимаю боевые искусства! Действительно почти балет!
Зрители-муданжцы, видимо, различают борцов получше, чем мы, слабовидящие земляне. Наконец Бойонбот распластывается на земле, тяжело дыша, и заявляет, что сдался.
-- Рановато, -- Азамат качает головой. -- И я тебе скажу почему. Ты переносишь вес против инерции, от этого сильно устаёшь, а надо экономить силы. Ты же не пытаешься в унгуце планировать поперёк ветра? И тут не пытайся...
-- Как он такие мелочи различает? -- поражается матушка. -- Вот это глаза! Я только вижу, кто бьёт, а кто уворачивается.
-- А ты, Шатун, -- тем временем продолжает Азамат, -- левую руку бережёшь. В чём дело? Болит? Ломал недавно?
-- Да нет, так, потянул немного. Боязно подставлять.
-- Если надо лечиться, лечись, а если нет, то не бойся. Лучше уж руку подставлять, чем живот. Ну, Тирбиш, готов? Поехали!
-- М-да, чемпионат по ушу отдыхает, -- протягивает Сашка. -- Выучить, что ли, пару приёмчиков? Только, боюсь, засмеёт меня твой муженёк.
-- Саш, ну он же вежливый человек, он не станет над тобой смеяться, -- возмущаюсь я.
-- Да? Ну ладно, можно попробовать, когда он с настоящими воинами закончит.
Следующие два дня маман продолжает возиться в новоиспечённом саду и делиться с Ийзих-хон вязальными секретами, Сашка учится муданжской борьбе, я сижу с ребёнком, а молодёжь таскается в лес за грибами и ягодами.
Азамат установил камеру ночного видения, и наутро мы с ним сели глядеть, на что похож ночной поедатель сливок.
-- Это тот самый парень, -- говорю я, глядя, как на экране из леса украдкой выходит человек.
-- Слишком мелко, не могу разобрать, есть ли когти... -- бормочет Азамат.
Парень долго и тщательно осматривается, наконец подбегает к банке, хватает её и в три прыжка уносится обратно в лес.
-- Так, а кто же её обратно принёс? -- Азамат потирает нижнюю губу и перематывает пустые кадры. -- Ага, вот, снова появился.
На экране всё тот же парнишка опять выходит из леса, всё так же крадучись, замирая от каждого звука, почти на всех четырёх подползает к тому месту, где мы оставляли гостинец. Там он прижимается к земле и достаёт из-за пазухи пустую банку. Ставит её ровнёхонько на прежнее место и стремительно удирает.
Азамат просматривает оба появления по нескольку раз, наконец вздыхает и закрывает бук.
-- Нужна камера с разрешением побольше, здесь не видно. Но повадки звериные, ты заметила?
-- Да, есть немного... С другой стороны, если он всё время живёт в лесу, то выучился, наверное, красться...
-- Да, да, -- Азамат кивает. -- Ладно, сегодня ночью ещё раз попробуем. Я с унгуца сниму камеру, у меня там очень хорошая...
-- А ты этих демонов много видел-то раньше?
-- Два раза. Один раз в лесу, мельком, а второй -- когда отец его подстрелил. Приволок тушу в клуб, чтобы всем мальчишкам показать, как демон выглядит. Мы его тогда хорошо рассмотрели. Но тот был взрослый...
-- Могу себе представить, что сказали девочки в этом вашем клубе, -- кривлюсь я.
-- Да понятно что, -- усмехается Азамат. -- Кто в обморок, кто в слёзы, кто визжать и дёру... Хозяева клуба были не очень рады такому уроку.
Камера из унгуца оказывается хорошая, но довольно большая. Едва появившись на следующую ночь среди крайних деревьев, лесной житель её замечает и швыряет в неё камнем. Камера не бьётся и хорошо закреплена, но отворачивается в сторону, и всю оставшуюся ночь снимает море.
-- Хитрый, зараза, -- Азамат поджимает губы. -- Всё-таки вряд ли демон. Ну откуда демону знать, что такое камера, а? Ничего не понимаю...
Глава 8
Наступает день открытия музея. Азамат поднимает нас всех ни свет, ни заря, чтобы лететь в Долхот. Мы вслепую выползаем на кухню без энтузиазма пожевать чего-нибудь под кофе. Алэк закатывает форменный скандал -- что за аврал и катастрофа, мама сама утром кормит?! Только Азамат с матушкой бодры и веселы.
-- Вот посмотрю Императорский музей, и тогда уже точно домой поеду, -- категорично объявляет матушка.
-- Мгм, хорошо, я вас отвезу, -- бормочет Бойонбот.
Я с ужасом вспоминаю, что нужно парадно одеться.
-- Имигчи-хон, -- зову матушку, -- вы не могли бы Алэка нарядить, а то мне ещё самой что-то приличное надеть надо...
-- Конечно, конечно, Лиза-хян, о чём речь! -- матушка подрывается с места и через мгновение за ней закрываются двери лифта, так что нам с Азаматом приходится ждать, пока он приедет обратно.
-- Я даже не помню, что у меня тут из нарядов есть. И какая погода в Долхоте... Боги, почему я об этом вчера не подумала?
-- Потому что вчера, если помнишь, мы с тобой вылезли из воды только для того, чтобы залезть в постель, -- усмехается Азамат. -- Расслабься, я тебя одену.
Он загоняет меня в комнату и усаживает на кровать. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы заснуть обратно. Азамат выгружает из шкафа какие-то вещи, перебирает их и по одной выдаёт мне. Я их послушно натягиваю, если понимаю, как.
-- А подарки Орешницы у нас в Ахмадхоте остались? -- интересуюсь.
-- Нет, я их взял с собой, и ты как раз сейчас надеваешь платье из комплекта, -- спокойно отвечает Азамат. Привык ко мне, понятное дело.
Я старательно трясу головой.
-- Так, надо просыпаться, а то уже вообще ничего не соображаю!
-- На лице что-нибудь рисовать будешь? -- он протягивает мне косметичку.
-- Да надо бы, там же, небось, толпа большая будет, видно плохо.
-- Думаю, приличная, -- кивает он.
Азамат тоже принимается одеваться, а я сижу малюю. В итоге обычно получается что-то среднее между гримом балерины и мордочкой матрёшки. Конечно, можно накраситься и в меру, но тут задача -- чтобы отовсюду было видно, на каком месте у меня глаза. Ну и потом, под слоем штукатурки как-то спокойнее на людях появляться: вроде не я, а так, формочка. Азамату бы тоже не помешал защитный слой, но мужикам не положено.
Наконец мы рассаживаемся по унгуцам -- при этом некоторые отрубаются обратно -- и машем из окна сторожу, который остаётся охранять дом. На сей раз мы улетаем вообще все. Грузоподъёмность унгуца довольно большая, так что количество пассажиров ограничивается только откормленностью -- ну или согласием сидеть у кого-то на коленях.
Наш путь лежит ровнёхонько поперёк Дола, так что мы имеем удовольствие наблюдать, как солнце поднимается над спокойными водами, озаряет скалы и лесистые склоны. Тирбиш с Алэком на руках притиснут мамой к окну, и непрерывно комментирует:
-- А вон видишь, тюлешек плывёт? А вон дельфинчик... Во-он беленький. Дель-фин, да-а...
Мне смотреть в окно гораздо интереснее, чем Алэку, которого больше занимают завязочки у Тирбиша на кафтане, так что я внимательно следую всем указаниям. И правда, почти под нами, чуть справа, по воде скользит кто-то белый с длинным носом.
-- Гляди, птички, буревестнички, поморнички, -- продолжает сюсюкать Тирбиш.
Те, кто задрых, выспаться всё равно не успел, лететь-то недалеко. Вот уже и крыши Долхота блестят в утреннем солнце, как пайетки на платье. Я в Долхоте уже бывала, но времени осмотреть город не было. Мы опускаемся, судя по всему, на главную площадь, и сразу же из дома на дальней стороне высыпают какие-то люди и направляются к нам. Стоит нам выгрузиться, как специально обученные парни откатывают наши унгуцы куда-то за дома. Встречающая делегация так блестит, что я никак не могу их разглядеть. Впрочем, мы, наверное, не лучше.
-- Счастливы будьте, входя в покорный город Долхот! -- предлагает почтенный старец, первый из делегации добежавший до нас.
-- Веселы будьте, встречая необременительных гостей, -- вторит ему Азамат, кланяясь. Интересно, для того чтобы знать все эти приветствия, достаточно какую-то одну книжку прочесть или без специального образования не обойтись? И мы, и местные жители долго по многу раз раскланиваемся.
Предводитель встречающей делегации представляется как Старейшина Ойраг, местный церемониймейстер вроде нашего Асундула. Остальные -- тоже Старейшины, правда, почему-то все мирские.
-- Духовные наставники встретят вас после открытия музея, -- сообщает Ойраг. -- Вы без опекуна?
-- Мой друг Алтонгирел временно выполняет его обязанности, -- Азамат подталкивает Алтошу вперёд. Тот что-то еле слышно шипит сквозь зубы.
-- Нашёл время обижаться, -- так же шёпотом отвечает Азамат.
-- Ну что же, отлично, отлично, -- радуется Старейшина Ойраг. -- Пройдёмте же, все ждут.
Мы пересекаем площадь и взбираемся на высоченное крыльцо одного из домов, за которым ждут таинственные все. Это оказывается толпа народа с наряженными лошадьми -- на спинах попоны, на головах какие-то штуковины с перьями, в длинную шерсть на шее вплетены нитки всех цветов радуги, так что шеи получаются поперечно-полосатыми с пёстрой бахромой. На боках в попонах элегантные вырезы, и видно, что шерсть выстрижена в форме узоров. На ногах тоже пёстрые кисти, копыта выкрашены золотом, хвосты завиты локонами.
К счастью, с высокого крыльца на лошадь сесть легко, как на лавочку, а то долго бы я в платье да в камнях шарахалась.
-- Покажите мне двух самых спокойных коней, -- велит Азамат. Ему подводят нечто сверкающее синее и искрящееся зелёное. Он кивает. -- Лиза, Ирма-хон, садитесь. Лиза, тебе придётся взять Алэка, так положено...
-- Что, сесть на это ?! -- ужасается мама. -- Да я же с него навернусь, как нечего делать!
-- Поймаем, -- ободрительно улыбается ей Азамат. -- Давайте помогу, это легко.
Мама ещё некоторое время сопротивляется, но наконец общими усилиями мужики утрамбовывают её на лошадь. Я иду следующим номером. В принципе, я уже привыкла ездить верхом, но по случаю парада придётся сидеть в пол-оборота, и седла нет. Ох уж мне эти церемонии...
-- Александр, а вы как? -- спрашивает Азамат, вручая мне мелкого.
-- Я-то нормально, -- успокаивает его Сашка, усаживаясь верхом на первого попавшегося коня. -- Я, в отличие от Лизки, на лошади сидеть умею. У меня жена профессионально конным спортом занимается.
-- Ого, -- не удерживается Азамат.
-- Жена?! -- изумляется Алтонгирел. -- Конным спортом?!
У меня случается дежа вю.
-- Долго ещё удивляться будешь? -- хихикаю.
Азамат усаживает на следующую подошедшую лошадь матушку, которая ворчит, что и сама бы прекрасно справилась, остальные без труда устраиваются сами.
Старейшина Ойраг едет впереди, показывая путь. Мы выезжаем из проулка на широкую улицу, где нас мгновенно оглушают приветственные крики и осыпают фонтаны блёсток и ярких платков. Алэк пугается и принимается вопить, но его заглушает праздничный оркестр. Мне и самой хочется завернуться в пелёнку и поорать, но надо улыбаться и махать рукой. Улица кажется бесконечной, а люди так и бросаются под копыта. Впрочем, лошади и правда спокойные -- прут себе, не обращая внимания ни на какие препятствия. Надо думать, конь, который позволяет себя так разрядить, уже познал Дао и впал в нирвану.
Улица всё-таки кончается -- в её торце стоит огромный дом, круглый, как многие муданжские дома, и украшенный барельефами со всякими символами Императора -- мечами, коронами, луками, конями, звездолётами и странными доисторическими деревьями. Прямо перед нами гигантская деревянная дверь неприступного вида. Старейшина Ойраг разворачивает своего коня прямо перед ней, включает на ухе гарнитуру и объявляет -- звук его голоса разносится над городом из динамиков со всех сторон:
-- Счастливы будьте, жители Долхота, ибо сам Император Муданга Азамат Байч-Харах прибыл со свитою, дабы возродить старинные традиции и заново открыть Музей Императорской семьи!
-- Танн! -- вдаривает народ.
-- Не будем же откладывать сей исторический момент! -- призывает Ойраг.
-- Танн!!! -- соглашается народ.
Старейшина жестом предлагает нам спешиться, и тут же какие-то амбалистые ребята уводят лошадей в сторону, чтобы не закрывали вид. Маму и меня аккуратно снимают с насестов и ставят на землю.
-- Итак, -- снова включается наш тамада, -- смотрите во все глаза и запоминайте, вы будете детям своим и детям своих детей рассказывать о том, что видели сегодня! Прошу, Ахмад-хон!
-- Тр-р-р-р-р-анн-н!!! -- взрёвывает толпа.
Азамат кланяется толпе, потом Старейшине, затем достаёт и вдумчиво натягивает перчатки. После чего приближается к двери, приседает и берётся за две ручки на нижней перекладине. Только теперь до меня доходит, что дверь открывается не вбок, а вверх, и что "открытие музея" муданжцы понимают совершенно буквально.
Гремит грозная музыка; я чувствую себя на представлении в цирке. Впрочем, окружающие совершенно серьёзны. Азамат поудобнее упирается ногами и рывком поднимается. Дверь уезжает в щель вверху. По толпе проносится тихий восторженный ропот. Азамат глубоко вдыхает и ещё одним рывком поднимает нижний край двери над головой. Что-то щёлкает -- из боковых пазов выскакивают упоры, и дверь фиксируется в открытом положении.
Толпа взрывается поздравлениями и победными кличами, нас второй раз осыпают блёстками. Азамат стаскивает перчатки и снова кланяется всем присутствующим.
-- Да здравствует Император! -- выражает общественное мнение Ойраг. Весь город присоединяется. Ойраг выключает гарнитуру и подходит к нам. -- Прошу вас, благословите музей, став первыми посетителями.
Мы все кланяемся и проходим в тёмное нутро под жутковато нависающей дверью.
Внутри к Азамату сразу кидаются какие-то ребята.
-- Ахмад-хон, водички? Отдохнуть?
-- М? -- Азамат даже немного удивляется. -- Да нет, ребят, вы что. Я, честно говоря, думал, что она будет существенно тяжелее. В летописях так расписывают... Старейшина Ойраг, давайте скорее смотреть коллекцию, мне безумно интересно!
-- Ты, может, не устал, а я вот что-то задолбалась с ребёнком на руках кланяться, -- ворчу я. -- Давайте его кто-нибудь ещё поносит, а? Надо будет заказать Орешнице слинг с бриллиантами, а то обычный смотрится недостойно жены Императора, видите ли.
-- Лиза, не бухти, -- подмигивает мне Азамат, забирая мелкого. Похоже, лёгкая победа над дверью его очень обрадовала. Впрочем, он сегодня с утра чрезвычайно весел.
-- Да я так, -- отмахиваюсь. -- Не всерьёз. Ну, и где начинается экспозиция?
-- А вот прямо здесь, Хотон-хон, -- указывает мне Старейшина Ойраг на полутёмный коридор, в конце которого брезжит бледный свет. -- Извольте пройти?
Мы входим в гигантский зал с портретами Императоров. Свет здесь тускловатый -- видимо, чтобы не выцветали. Рамы у картин узкие, но глубокие, полотно далеко отстоит от стены. Все под матовым стеклом и в полный рост.
-- Древнейшие изображения, -- наш экскурсовод поводит рукой вправо, -- не все сохранились. Вот этот портрет Огыра Исполина исходно был больше, но не поместился в Императорский дворец, и потому Император заказал уменьшенную копию. Портрет Эноя Вулканического сгорел при пожаре в столице, вы видите репродукцию. А это известный всем Аяу Кот, про которого говорили, будто бы он был оборотнем. Вот в этой части картину пришлось реставрировать, она была разрезана несколькими лезвиями при загадочных обстоятельствах...
Императоры на картинах один краше другого. Надо понимать, это всё очень красивые мужики, но по самым первым портретам трудно судить, потому что там изображены какие-то роботы-трансформеры с челюстями на шарнирах. Муданжская наивная живопись -- это нечто. Портретное сходство начинает появляться примерно на середине зала.
Мама с Сашкой экскурсовода не слушают -- всё равно почти ничего не понимают, -- а просто ходят по залу, рассматривая лица из древности.
-- О! -- внезапно восклицает мама. -- Эцаган, да это ж ты!
Эцаган оборачивается на имя и вглядывается в портрет.
-- Хм, и правда похож, -- замечает Тирбиш.
-- Это Эйран Любвеобильный, -- невозмутимо комментирует Старейшина. -- Он пять раз вдовел, и каждая жена принесла ему от десяти до пятнадцати детей. По сию пору на Муданге многие люди являют с ним очевидное родство.
Эцаган и Тирбиш шушукаются и хихикают.
-- И вот, наконец, последний из павшей династии, Император Аэда Хитроглазый. Это официальное прозвище, но многие ещё помнят более вульгарные варианты...
По портрету сразу видно, почему он хитро... э-э-э, глазый. Больше всего Император похож на сдобный каравай, весь такой круглый и румяный, в лоснящейся бороде. А из-под густющих бровей выглядывают очень чёрные и очень сощуренные азиатские глазки. Конь, на котором сидит правитель, тоже убедительный -- поперёк себя шире и морда абсолютно пофигистичная.
-- Да будет ваше правление уроком для меня, -- бормочет Азамат и кланяется.
Репродукция портрета Азамата уже заняла положенное место справа от Аэды. Всё-таки мой муж даже в этом ряду выделяется в лучшую сторону.
-- Ваш портрет, Ахмад-хон, станет подлинным украшением нашей коллекции, когда из новости обратится в историю.
В следующем зале нам демонстрируют портреты императриц. Этот зал гораздо больше, потому что с каждой императрицы портреты рисовали по количеству беременностей. В среднем изображений каждой тётки два или три -- наследник и на всякий случай. Но, конечно, шесть жён Любвеобильного предка Эцагана занимают одну из стен целиком. А тётеньки, надо сказать, не маленькие. Понимаю, конечно, что беременные, но такие лица одной беременностью не наешь. И ещё интересно, что они все выглядят старше меня. Наш провожатый тоже это замечает:
-- Обратите внимание, Хотон-хон, вы останетесь в истории как самая молодая жена Императора во всех муданжских династиях.
-- А почему они все на таких тётушках женились? -- спрашиваю.
-- Женились-то на разных, но красивая женщина рано не родит, -- Старейшина пожимает плечами, как будто это должно быть очевидно. Ну да, как же я могла забыть хоть на секунду, где нахожусь!
Тоскливая репродукция псевдо-меня совершенно теряется среди прочих необъятных тел.
-- Что-то мне мой портрет не нравится, -- говорю. -- Надо будет ещё ребёнка сделать, и чтобы Бэр рисовал, а не это старичьё с идеями.
Азамат незаметно привстаёт на мысочки, а потом откачивается обратно на пятки.
-- Как скажешь, милая, как скажешь...
-- М-да-а, Ирлик-хон, помнится, о грядущих чадах говорил, -- тихо замечает Алтонгирел, и тут же делает вид, что внимательно изучает шестую жену Любвеобильного, огромную бабищу, родившую двенадцать человек и пережившую своего мужа на тридцать лет.
В следующем зале тоже портреты -- несколько малолетних князей, дочери Императоров, Старейшины и просто всякие известные люди. Потом наконец мы добираемся до зала с нарядами и украшениями. Там свет сразу во много раз ярче, и все камни сверкают так, как будто на солнце смотришь. Старейшина Ойраг методично повествует, кто и для кого шил каждый наряд, в каком районе добыты для него камни, сколько они весят, сколько золота и платины ушло на оправы, и всякую подобную техническую информацию. Шатун с умным видом кивает, Азамат время от времени уточняет места добычи, а я рассматриваю сами вещи. Прелесть муданжских украшений в том, что они не ограничиваются ценностью. То есть не просто гигантский рубин впендюрили -- и здорово, а действительно красиво делают каждую вещь, с задумкой, с сюжетом. Вся одежда обязательно расшита защитными орнаментами и благопожеланиями, но на большинстве предметов есть и ещё какие-нибудь более художественные мотивы. Например, танцующие птицы или играющие тигры или прыгающие из воды рыбы, и все они расшиты камнями, так тонко подобранными по цвету, что выглядят как живые.
-- А что они будут делать, когда зал кончится? -- спрашивает мама у Азамата, остановившись в дальнем пустом углу. Табличка внизу гласит, что здесь скоро появятся вещи, из которых вырастет князь Алэк.
-- Подвинут стену, -- отвечает Азамат. -- Саманные дома можно увеличивать. Музей уже много раз увеличивали. Когда-нибудь весь Долхот будет один музей.
Пятый зал содержит предметы домашнего обихода императорских семей. Это прежде всего посуда и книги. Над книгами Азамат надолго зависает и интересуется, можно ли как-нибудь на досуге прийти почитать старинные тексты. Конечно, они все давно перепечатаны и растиражированы, но он, дескать, полагает, что в старых рукописях могут обнаружиться неясные места -- где протёрлось или смазалось -- допускающие двоякое толкование.
-- Конечно, приходите! -- радуется Старейшина Ойраг. -- Наш город всегда счастлив принять вас, Ахмад-хон!
-- Лизка, гляди! -- зовёт Сашка.
Подхожу -- стоят мои и Янка и ржут. В дальнем конце ряда с посудой выставлены муляжи еды. Причём самой разнообразной. Запечённые птицы и звери, пирожки и лепёшки, копчёная и сырая рыба, фрукты и их сок, приправы в исходном состоянии...
-- Да-а, здесь у нас собрание Императорской кухни, -- гордо сообщает Старейшина Ойраг. -- Можете полюбоваться, что подавали к столу Императорам в разные века. Например, при Императоре Огыре было принято запекать целого ягнёнка внутри сома. Император мог в одиночку съесть такое блюдо. Вот здесь, смотрите, если заглянуть в рот сому, можно увидеть голову ягнёнка... Император Иляк Нежноротый, наоборот, предпочитал, чтобы его завтрак был мелко нарезан и отделён от костей. Именно для его стола было изобретено блюдо хунь-бимбик. Прошу взглянуть, здесь оно тоже есть.
-- Господи, какое безумие, -- бормочет Янка, рассматривая искусственный бульон. -- А из чего они?
-- В основном, из дерева, но некоторые вещи из воска, -- серьёзно отвечает Ойраг. -- А что вас так забавляет, юная леди? Искусство приготовления пищи -- это огромная часть нашей культуры, которую, к тому же, легко утратить. Тот факт, что среди древних книг присутствуют также и книги с наставлениями повару, вас почему-то не смутил, -- он делает недовольное лицо и ждёт, видимо, что хихикающая Янка раскается, но тщетно. -- Что ж, продолжим осмотр. Вот здесь, у противоположной стены, у нас отдел картографии. Мы собрали карты всех масштабов и областей за все времена. Как видите, самые первые карты изображают местность к югу от Худула и к западу от горной цепи Ахмадул, проще говоря, Великие Леса. Поясню для господ землян: мы полагаем, что первые люди, появившиеся на Муданге, обитали именно в Великих Лесах, хотя сейчас там практически никто не живёт в связи с великой опасностью этих мест. Худул был первой столицей Муданга, и назывался он тогда Урват, что на древнем наречии означает "земля, отвоёванная у леса". В Худуле до сих пор поддерживается традиция именовать детей на древнем наречии, -- он поворачивается к Азамату и кланяется. -- Мы счастливы видеть, что этот обычай жив и послужил для выбора имени вашего отца, вашего собственного и вашего сына.
Азамат с трудом сдерживает улыбку.
-- Смею заметить, -- Ойраг снова обращается к нам, что все эти три имени непосредственно связаны с основанием первой столицы. Арават -- это просто перегласовка имени Урват, Азаматом звался вождь, основавший город, а имя Алэк получили многие горные реки в той области за свою стремительность и силу.
Азамат на сей раз открыто улыбается и кивает.
-- Ни фига себе совпадение, -- шепчу ему.
-- Не хочу тебя разочаровывать, -- хмыкает он, -- но, я думаю, уважаемый Старейшина потратил не одну ночь, выдумывая, как вплести моё имя в историю, чтобы выглядело красиво.
-- То есть он гонит?
-- Скорее немного подправляет факты. Нам очень мало известно о времени до первых Императоров. Есть простор для фантазии. Но ты не обижай его, так положено.
Следующий зал, по-моему, мало связан с Императорами, но, несомненно, содержит полезную историческую информацию. Здесь собраны монеты разных периодов, огромные таблицы старых алфавитов с пояснениями по чтению и полный список используемых на Муданге имён.
-- А что, новых не выдумывают? -- интересуется Сашка после того, как я ему объясняю, что перед ним.
-- Выдумывают, хотя редко, -- отвечает Азамат. -- Насколько я помню, список прирастает на пять-десять имён за столетие. Но здесь, как видите, есть куда добавить ещё штук двести. Можем пока расслабиться.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |