Он приподнимает смоляные брови.
-- Откуда вы знаете мою жену?
-- Э, -- крякаю я, сбитая с панталыку. -- Ну, мы познакомились на Гарнете, на слёте наёмников. А вообще, на минуточку, она входит в мой круг приближённых подруг и помогает мне переводить статьи по просьбе Старейшины Унгуца.
Экдал смотрит на меня, как громом поражённый.
-- Так вот почему она всё время что-то в планшете строчит... Я-то думал, любовника завела...
Я роняю голову в ладони.
-- Экда-ал, ну как так можно!
-- А что ещё я мог подумать? -- оправдывается он. -- Я даже не знал, что она умеет переводить. Книжников этому учат несколько лет. Да и хом у меня последнее время отяжелел...
-- Хом у тебя отяжелел, потому что ты пропадаешь шакал-знает-где месяцами, а жена твоя тут сидит одна, без родни, подруг и занятия. Соседки её презирают, другие мужчины ей не интересны. О чём ты думал, когда её сюда привёз?
-- Что значит, о чём? Это же наша родина! Её семья была вынуждена бежать с планеты из-за конфликта с джингошами, но теперь её место здесь!
-- А, извиняюсь, её мнения ты спросил?
Экдал хмурится.
-- Хотон-хон, я не понимаю ваших претензий. Я обеспечиваю Эсарнай всем, чем должен, и даже не требую детей. Если у неё плохие отношения с другими женщинами или ей нечем заняться, это не мои трудности.
Нет, его портрета у меня не будет никогда. Я даже не сразу нахожу слова от такого свинского подхода.
-- Конечно, не твои. Это мои трудности! Это мне духовник велит за ней присматривать. А ты тут вообще ни при чём! Летаешь, где хочешь, гуляешь направо и налево со знойными эспажанками, а жену чуть что подозреваешь в измене! И почему бы это у тебя хом отяжелел, а? Просто ни малейшего понятия!
-- Но, Хотон-хон, а что вы предлагаете? -- даёт задний ход Экдал. -- Что я, по-вашему, должен идти в женский клуб и разбираться с её соседками?
-- С соседками -- нет, а вот с их мужьями мог бы и потолковать по душам. Но для начала ты бы с самой Эсарнай хоть иногда поговорил!
Он грациозно пожимает плечами.
-- О чём можно говорить с женщиной?
Моя физиономия второй раз за разговор приземляется в ладонь.
-- Слушай, зачем ты на ней женился, а?
-- Она красивая, а суждения женатого человека ценятся выше, -- поясняет Экдал очевидные вещи.
-- К твоему сведению, она за тебя вышла, потому что ты ей нравился. У них на Гарнете так принято.
Он хмурится.
-- Она никогда мне этого не говорила...
-- А ты внимательно слушал?
Он молчит.
-- Вот и тема для беседы нашлась, -- подытоживаю я. -- Я сейчас уеду из столицы на несколько дней, а как вернусь -- проверю, насколько серьёзно ты отнёсся к моим словам. Если я для тебя недостаточный авторитет, придётся привлечь твоего духовника. А это значит, что Алтонгирелу придётся взять твою жену под опеку тоже, и он не будет тебе благодарен, это я провижу, можешь считать, по божественному наитию.
На Дол мы полетели большой компанией: кроме моей родни и Алэка ещё Алтонгирел с Эцаганом, Янка, Орива и два пилота -- Бойонбот и Шатун (это кличка), тот самый красавец-сын Орешницы, третий или четвёртый. Пилоты нам нужны по двум причинам: во-первых, лень рулить, во-вторых, надо будет отвезти Азаматову матушку обратно на север, а то у неё там осень, урожай не убран, дом в запустении, она ж у нас почти месяц сидит. Моё настроение, испорченное разговором с Экдалом, несколько выравнивается во всеобщем радостном гвалте, а когда мы взмываем в небо и устремляемся к морю над залитой утренним солнцем степью, я и думать забываю обо всяких домашних неурядицах. Только нежнее обнимаю Азамата, который никогда-никогда не бросит меня наедине с проблемами.
Мама с Сашкой приклеились к стеклу и обозревают пейзажи, периодически пиликая камерами. Азамат, открыв в буке словарь, пытается что-то втолковать маме про местную географию и связанные с ней легенды. Маман с энтузиазмом кивает всему, что он говорит, не особенно вслушиваясь.
-- Ладно, -- сдаётся Азамат. -- Будем считать, что домашнюю работу я выполнил.
-- Это тебе бабушка задала, что ли?
-- Да, я ей сказал, что твои родственники приехали, и она мне велела обязательно стараться с ними говорить на вашем языке, хотя бы по полчаса в день. А сейчас у меня как раз урок начнётся...
Дальше мы летим под звуки бабушкиных нотаций из нетбука, Азамат твердит упражнения, а мы втроём хрюкаем, изо всех сил стараясь не заржать в голос, чтобы не получить нагоняя от бабушки.
На пороге дома нас встречают Ийзих-хон и Тирбиш.
-- Азамат-хян, ну ты совсем заработался, тебя и не видно! -- сетует матушка. -- Хоть познакомь с гостями-то.
Я предоставляю Азамату разбираться с этими не говорящими на цивилизованных языках тётками. Впрочем, долго разбираться не приходится: мама кланяется по правилам, а потом заключает сватью в жаркие объятья.
-- Ух, -- отдувается Ийзих-хон, когда мои проходят внутрь смотреть дом. -- Правду говоришь, сынок, земляне к родственникам гораздо больше лезут. Меня отец твой так не обнимал ни в жисть.
Когда мы входим внутрь, мама уже бегает по этажам с улюлюканьем и восторженными возгласами и собирает по окнам котов. Потом спускается вниз, вся увешенная чёрными шкурками, и требует немедленно идти в лес.
Сашка растягивается на диване и снисходительно предлагает:
-- Правильно, идите все в лес, а я хочу по-мужски поговорить с племянником. Давай его сюда, Лиза, и иди гуляй.
-- Ещё чего! Ребёнка проветрить нужно после города. Да и тебя неплохо бы. Вставай -- и вперёд!
Обмазавшись репеллентами и обмотавшись москитной сеткой, мы идём размяться.
Насекомых в лесу оказывается меньше, чем я боялась. Азамат говорит, что к осени их всех съедают более-менее, так что жить можно. Мы вооружены гигантскими корзинами и куницей. В принципе, все зияния в пешей досягаемости мы уже нашли и огородили сетчатым заборчиком, но куницу-то тоже выгулять надо, а то сидит, бедная, в вольере под стеной, скучно. Мои, конечно, тут же затискали несчастную зверюшку и теперь сражаются, кто её будет вести. Не упустили бы совсем, а то сбежит от них, а самостоятельно жить в лесу она не сможет.
Ребёнок, едва я его примотала к себе, тут же отрубился несмотря на панаму с сеткой. Мы движемся рыхлой группой по редкому лесу, не отходя далеко от дороги.
Внезапно матушка останавливается, поводит носом и поднимает палец.
-- Чую грибы.
Мы тоже все старательно принюхиваемся.
-- Грибами пахнет, -- сообщает моя мама. Мы с Азаматом переглядываемся.
-- Ну давайте искать, разойдёмся немножко...
Мы рассредотачиваемся так, чтобы не терять друг друга из поля зрения, и скоро наши родительницы по запаху обнаруживают две фантастических грибницы.
Весной в лесу можно собрать только те смешные шарики, которыми мы питались, когда пересиживали войну. А с середины лета начинаются уже более привычные урожаи -- на ножке, со шляпкой, всё как полагается. Вот только размером они всё больше с табуретку, хотя совсем не старые. Мелкотню до пятнадцати сантиметров брать зазорно -- прогневишь лесных духов. Ну и расцветки у местных грибочков жизнерадостные, никаким мухоморам не снилось. Те, на которые мы набрели, фиолетово-оранжевые с плавным переходом от центра шляпки к краям.
-- Это можно есть?! -- ужасаются Сашка с мамой.
-- Можно, вот так, -- Азамат отламывает кусок ближайшей шляпки и отправляет в рот. -- Сладко.
Я рискую попробовать. Действительно сладко, как тёртая морковка.
-- Так чего, собираем? -- по-прежнему не верит мама.
Азамат мотает головой.
-- Из них не готовят. Ешьте здесь, домой другие возьмём.
Мы идём гулять дальше, периодически закусывая грибочком или какими-нибудь лесными плодами (назвать здешних монстров ягодами у меня язык не поворачивается).
Внезапно Сашка издаёт призывный клич -- он набрёл на необъятное поваленное дерево, усеянное серебристыми зонтиками с бахромой.
-- Привет, опята, -- изрекает маман.
В таком вот духе прочёсывая лес шеренгой мы постепенно собираем грибы всех цветов радуги, кроме жёлтого (они нам тоже попадались, но они ядовитые) и коричневого с золотом (золото оказалось то ли плесенью, то ли ещё каким паразитом). Ещё несколько очень похожих на уже собранные нами грибы Азамат с матушкой отбраковали как поганки, притворяющиеся благородными.
-- А чего они все таких бешеных цветов? -- спрашивает Сашка. -- У нас грибы обычно в подстилке прячутся, мимикрируют...
-- Ближе к северу у нас они тоже всё больше серые да бурые, -- отвечает Азамат. -- А в этих широтах растут некоторые ядовитые травы, которые портят грибам почву, и эти травы едят всякие лесные звери, чтобы лечиться. Вот грибы их и приманивают -- пришёл кабан грибочком угоститься, заодно и лечебной травы пожевал, а грибы на её месте вылезли.
-- И не червивые вообще, -- дивится мама. -- Ну у вас тут жизнь, я скажу...
-- А... что, тут кабаны водятся? -- осторожно спрашивает Сашка.
-- А как же, -- пожимает плечами Азамат. -- Кабаны, волки, медведи, лисы, несколько разных крупных кошек, ну и всякие куньи, конечно, леса-то богатые.
Сашка нервно сглатывает и оглядывается.
-- Да вы не беспокойтесь, -- усмехается Азамат. -- Днём близко к жилью никто не подойдёт, да и я с оружием. Но если увидите какого зверя, кричите громко, он сбежит.
-- У нас глюков-то не будет с этих грибочков? -- вопрошает маман, закусывая очередной сыроежкой (их тут, оказывается, несколько видов разных цветов, только макушки у всех оранжевые).
Я перевожу вопрос, меня он тоже интересует.
-- От этих нет, -- заверяют Азамат с матушкой и Тирбишем хором.
-- Вот если увидите такие тёмно-тёмно синие, а снизу серебристые, это грибы истины, их лучше просто так не есть, -- сообщает матушка, выразительно тыча пальцами в собственные синие штаны и Азаматову серебристую сумку, чтобы моя маман поняла, о каких цветах идёт речь. Мама даже повторяет названия.
-- Это не те ли, которыми меня Алтоша травил? -- интересуюсь.
-- Они самые, -- кивает Азамат. -- Но просто так сырыми мы их тоже не употребляем, только отвар или настойку.
Куница, которую ведёт Сашка, внезапно останавливается, вытягивается столбиком и рявкает куда-то в кусты.
-- Тихо, тихо, -- Азамат пригибается и одним пальцем гладит маленькую головку. -- Там лиса, она мимо идёт, тебя не тронет.
Куница, почувствовав моральную поддержку, рявкает ещё несколько раз для самоутверждения и успокаивается.
-- Что там?! -- выпаливают мои родичи.
-- Лиса, -- говорю.
-- Ли-са, -- повторяет Азамат. -- Надо выучить всяких зверей вообще. А как будет волк? Или тигр?
Я перевожу, Азамат повторяет.
-- Интересно, похоже на всеобщий немного. А как будет гхаррсан?
-- А это кто? -- такого зверя я не проходила. Я и остальных-то знаю только по названиям болезней да по детским книжкам.
-- Выдровая кошка.
-- Э... Я такого не знаю. А на всеобщем как?
-- Никогда не интересовался, -- пожимает плечами Азамат. -- Но если ты подойдёшь ко мне на пару шагов, то вон в той развилке над оврагом увидишь.
Я послушно подхожу и прослеживаю взглядом направление, в котором указывает Азамат. Там на золотой сосне и правда сидит кто-то жёлтый размером чуть покрупнее обычной земной кошки и таращит на нас светлые глаза. Тут ребёнок на мне, видимо, почувствовав напряжение, завякал, и загадочное существо ухнуло с дерева куда-то в глубь леса.
-- Я не знаю, кто это, -- мотаю головой. -- Оно хотя бы кошка или норка?
-- Скорее кошка, хотя трудно сказать. Ест всех, особенно любит разорять сурчатники.
-- Все сюда! -- доносится зов Оривы. -- Я нашла грибы-красавцы!
-- Ого! -- воодушевляется матушка и резко сворачивает на голос.
-- О, пошли, пошли, -- Тирбиш машет рукой моим, и все вместе мы топаем на Оривину полянку. Грибы и правда красивые, красные, с высоко задранными краями шляпки, торчат во мхе, как рюмочки.
-- Кто в сапогах, собирайте, -- командует Орива, стоя на кочке. Полянка-то не полянка, а болотце.
-- А может, босиком? -- предлагает Сашка, шевеля пальцами в тряпочных кедах.
-- Что вы, там же змеи! -- хмурится Азамат. -- У нас по болоту только в сапогах можно. Так, ма, Тирбиш, Шатун и я -- собираем, остальные отойдите, где сухо.
-- Ну ладно, -- вздыхает Сашка. -- Пошли какие-нибудь более досягаемые грибы искать.
В отличие от околоземных планет-питомников, здесь грибы растут не по три-четыре, а большими куртинами, там, где ядовитой травы нету. Поэтому всё время смотреть под ноги не приходится, можно спокойно идти по пустому лесу, пока не наткнёшься на яркое пятно, и тогда уже сразу штук пятьдесят соберёшь.
Мы снова немного распределяемся. Осень ещё ранняя, листья почти все зелёные, под ногами мягкая травка, ничего не шуршит, тихо-тихо. Изредка какая-нибудь птица вякнет или прогудит мимо реактивное насекомое. Лес на склонах смешанный, хотя больше всё-таки хвойный, и чем выше, тем хвойнее. Местами из-под лесной подстилки торчат сияющие белые камни здешних скал -- тут много кварца. Местность даже приблизительно не ровная -- мало того, что с уклоном к морю, так ещё и рассечённая трещинами в скале. То и дело приходится обходить крутые овраги и расщелины. В пологие лощины я спускаюсь, потому что там-то и растут грибы, где пониже и помокрее. Впрочем, лето выдалось суховатое, так что я не рискую намокнуть. Страшно подумать, какие гиганты тут должны расти после мокрого лета, и в каких количествах.
Я в очередной раз свищу, чтобы понять, в какой стороне остальные, и не пора ли мне поворачивать. В ответ что-то тихо. Видимо, я спустилась за большой бугор, и меня не слышно. Поднимаюсь повыше и свищу снова. Тишина. Ладно, Дол отовсюду видно, не заблужусь, разве только прогуляюсь подальше. Пришла я вон оттуда, помню, как под поваленным стволом подлезала. Ну пошли обратно.
Вылезаю из-под ствола и натыкаюсь взглядом на фигуру перед собой. С той стороны дерева я никого не заметила. На низкой ветке сидит мальчишка лет тринадцати, лохматый, перепачканный, в зелёной от травы одежде. Один из младших детей нашего сторожа, что ли?
-- Привет, -- говорю. -- Ждёшь кого-то?
Он молчит, только недоумённо меня разглядывает. Ребёнок на мне не спит, машет кулачком и что-то там попискивает негромко о своём.
-- Ты тут не видел большую компанию? -- спрашиваю. -- А то я что-то убрела далеко.
Мальчик так же молча машет рукой влево.
-- Ага, спасибо, -- улыбаюсь и принимаюсь высматривать между деревьев и бурелома более-менее проходибельную траекторию. Мальчик спрыгивает с ветки и подходит поближе, медленно и неуверенно. Наконец замирает метрах в полутора.
-- Помочь чем-нибудь? -- спрашиваю, зная, что ко мне всегда боятся обратиться.
-- Твой? -- спрашивает он, кивая на мелкого. Голос у него сиплый, видимо, ломается.
-- Да, -- киваю. Мне немного странно обращение: сторожевы дети гораздо вежливее, а не понять, кто я, он не мог. Чем больше я смотрю, тем страннее кажется мне этот мальчик. Волосы по бокам головы у него торчат как-то противоестественно, руки очень длинные, и пальцы тоже. Одежда -- совсем старьё, обуви нет.
-- Красивый, -- как-то обиженно сообщает мальчик. У самого у него лицо немного девчоночье, маленький носик, тонкие губы, большие круглые глаза. В целом довольно симпатичный.
-- Ты тоже, -- улыбаюсь. Мало ли, может, человек переживает на эту тему. Подросток всё-таки.
Он ещё шире открывает свои круглые глаза, и вдруг в два прыжка оказывается на ближайшем дереве. Если б я не знала Азамата, то ни за что бы не поверила, что люди могут так быстро и ловко двигаться, но видимо парень просто много тренируется. Он тем временем добирается до вершины дерева и так же проворно спускается вниз. Свешивается на коленках с нижнего сука и протягивает мне ветку, усеянную какими-то орехами.
-- Спасибо, -- говорю я обескураженно.
Он как-то странно фыркает, всасывается обратно в крону, после чего сигает на соседнее дерево и исчезает в листве.
Я пожимаю плечами и топаю в указанном направлении. Минут через пять выхожу к грибному болоту, где наши сапогатые добытчики как раз всё собрали и топчутся на берегу, обтирая с ног ил.
-- О, Лиза, -- замечает меня Азамат. -- А где остальные?
-- Бродят, я немного угуляла.
-- Надо их уже скликать, у нас ёмкости кончились. Ого, откуда у тебя эти орехи?
Тирбиш, Шатун и матушка тоже внимательно изучают ветку в моей руке.
-- Да я там, -- машу веткой в сторону, с которой пришла, -- какого-то мальчишку встретила, на дереве сидел. Он мне сорвал. Наверное, сын сторожа...
Азамат задумывается.
-- У нашего сторожа сыновья все взрослые. А он не назвался? Здесь поблизости больше и не живёт никто, тем более, с детьми...
-- Не назвался. Ну он такой, подросток скорее. Одёжка вся драная, по деревьям прыгал, как белка.
Матушка вдруг вытаращивается на меня так, что мне не по себе становится.
-- А он сказал что-нибудь?
-- Ага, два слова. А что?
Матушка расслабляется, а вот Азамат наоборот.
-- Погоди-ка, а уши или руки его ты не разглядела?
-- Руки длинные очень, -- припоминаю. -- Ушей не видела, всё волосами завешено, но такое впечатление, что у него под этими волосами ещё что-то было кроме ушей.
-- А ногти? -- допытывается матушка. -- На руках или на ногах, какие?
-- Я как-то внимания не обратила, -- пожимаю плечами. Пытаюсь вспомнить, как это выглядело, когда он мне ветку подал. -- Он ветку держал не большим пальцем, а между указательным и средним. Да в чём дело-то?
-- Да видишь ли, -- Азамат вдыхает поглубже. -- Есть шанс, что это был лесной демон.
-- И чего тогда?
-- Ничего, -- Азамат мотает головой. -- Теперь уже ничего, а вообще это самый страшный хищник в любом муданжском лесу.
-- Э? Да? А предупредить?
-- Я был уверен, что их здесь нет. Но видимо пришли... Так, ладно, надо созывать всех и идти домой. Демон он или кто, нам тут больше делать нечего, всё равно места в корзинах нету.
Азамат набирает побольше воздуха и издаёт такой мощности свист, что, по-моему, земля дрожит. Через несколько минут все собираются, и мы поворачиваем к дому.
-- Так что, -- спрашиваю шёпотом, -- нам теперь в лес не ходить?
-- Нет, ходить можно, только аккуратно. Раз он тебе подарил птичьи орехи, значит, ты ему понравилась, и нападать он не будет. Но лучше иметь с собой что-нибудь съестное, если снова его встретишь. Сытые они не нападают, если не разозлить.
-- Я не понимаю, он ведь человек. Странный, конечно, но... Думаешь, он правда мог бы кого-то убить и съесть?
-- Ещё как. Лесные демоны только притворяются людьми, и не очень успешно. У них большие подвижные мохнатые уши и кривые когти на руках и ногах. У некоторых ещё и хвост торчит. Но всё-таки... Ты уверена, что он с тобой говорил?
-- Да, конечно, он на мелкого показал и спросил "Твой?", а потом сказал "Красивый".
-- Тогда наверное это всё-таки был не демон. Ну или не знаю, может, бывают полукровки, хотя я о таком не слышал. Демоны не могут говорить, они не люди. Это всё равно что твои кошки бы заговорили, понимаешь?
-- Может, это очередной Ирликов посланец?
-- Может... В любом случае, не повредит оставлять ему у края леса какую-нибудь еду. Лучше всего сливки или масло.
-- Так её кто угодно сожрёт.
-- Можно в банке с крышкой. Если это демон или человек, то отвинтит, а обычные звери не справятся.
Я пожимаю плечами. На этом Муданге куда ни плюнь, всё какая-то нечисть. Ну ладно, с нас не убудет лесных обитателей маслом покормить.
Когда мы возвращаемся из лесу, нас встречают мокрые Алтонгирел с Эцаганом и сообщают, что вода, как молоко, и что у нас очень удобный спуск к мосткам. Азамат быстренько уговаривает матушку и Эцагана заняться грибами, а все остальные мы идём купаться.
С купальными костюмами на Муданге не шибко. Мужчины обычно обходятся шортами, а женщины напяливают что-то вроде короткого сарафана из грубой тёмной ткани, чтобы не просвечивал, когда намокнет. Я ещё в начале лета заявила, что это носить не намерена, и вделась в самый обычный закрытый купальник. Азамат повздыхал, что ему не очень приятно видеть меня почти голой при посторонних. Я ему на это ответила, что он мою раздетость компенсирует своей одетостью -- вечно майку под самое горло напялит, -- а мне на это тоже смотреть неприятно, так что мы квиты. На этом и успокоились.
Естественное дело, мама, которую общественные условности никогда не заботили, даже не озадачилась вопросом, в чём тут купаются. Нацепила своё леопардовое бикини без лямок, зато с золотыми пряжками, повесила на плечо бирюзовое полотенце и пошла спускаться. Если учесть, что она сфероподобна, то процент ткани к проценту кожи получается совсем уж мизерный.
Нет, ну, надо сказать, мужики хорошо справились, даже не закашлялся никто. Один Алтонгирел покраснел, но он в принципе считает женское тело чем-то ужасно неприличным.
-- Ну, а чего все стоят? -- Сашка шлёпает босыми пятками по ступенькам. -- Пошли в воду!
И мы идём. К счастью, Алтонгирелу с нами не надо, он сегодня уже купался.
Азамат прихватил и мелкого тоже.
-- Куда ты его там денешь внизу? Дай Тирбишу отдохнуть хоть чуток, -- занудствую я.
-- Зачем Тирбиш? Я сам займусь. Раз уж я здесь, и погода купальная, надо сына плавать учить.
-- В море? Ты бы в ванне сначала попробовал.
-- Да ну, в ванне скучно, правда, маленький? -- Азамат щекочет мелкому пузо, тот взвизгивает, как чайка. -- Не волнуйся, я в детстве на Ароне тренировался.
Я не то чтобы сильно волновалась -- понятно же, что Азамат ребёнка не утопит, а пупок у мелкого уже зажил. Но всё-таки в море... Кто его знает, унаследовал он папин иммунитет или нет. Пока, тьфу-тьфу, не болел, но наверняка сказать нельзя. Вдруг из него вырастет мелкий ботаник, как Сашка, а вовсе не муданжский принц с косой саженью в плечах? Ох-хо-хо...
Впрочем, пока я размышляю, Азамат уже по пояс в море объясняет мелкому, что плюхать пятками по воде очень забавно. Мелкий шумно соглашается.
-- Не дёргайся, Лизка, -- Яна хлопает меня по плечу и подталкивает на мостки, чтобы не перегораживала дорогу. -- У твоего мужа, по-моему, рецессивных аллелей вообще нету. Вода тут чистая, тёплая. Расслабься.
-- Тебе хорошо говорить, -- ворчу я, сползая с мостков в чистую тёплую воду. -- У тебя своих нету. А я за Азамата и то дёргаюсь.
-- Пока нету, -- задумчиво говорит Янка. -- Но, может, будут.
-- Что, и ты встретила знойного муданжца своей мечты? -- вклинивается подплывший Сашка.
-- Цыц, -- отрезает Янка. -- Я ничего не говорила.
И уплывает, гордо задрав веснушчатый нос.
Мы переглядываемся, пожимаем плечами и гребём к Азамату, чтобы нас там обрызгали с визгом.
-- Ишь как ногами работает! -- замечает мама, приближаясь к нам. От неё по поверхности воды расходятся курги, как от небольшой лодочки.
-- Да-а, -- довольно кивает Азамат. -- Может крем взбивать. Ну что, малыш, окунёмся?
После купания мы перекусываем бутербродами, и Азамат с Тирбишем принимаются за готовку. Ребёнок, накупавшись, отрубается прямо посреди шумной гостиной. Сашка звонит домой и рассказывает, что тут делается, мама с Ийзих-хон жестами обсуждают вязание, смешно закорючивая пальцы, Бойонбот задумчиво плетёт гизик, Янка и Эцаган лежат на диванах вдоль стены и балдеют от ничегонеделания. Мне этого занятия последнее время хватает, так что я хожу и ко всем пристаю.
-- Азамат, вам тут не помочь?
-- Да нет, справимся, ты там гостей развлекай пока.
-- Они сами развлекаются... А куда остальные делись? Я пока переодевалась, всех растеряла.
-- Ваша мать пошла посмотреть, что растёт вокруг дома, -- сообщает Тирбиш. -- И Задира тоже где-то снаружи, не знаю. Шатун очаг разводит на берегу.
-- А Алтонгирел медитирует, -- добавляет Азамат и усмехается. -- Он после того случая на корабле теперь каждый раз, как грибы потрогает, потом медитировать бежит. Боится, что опять что-нибудь не так пойдёт,
Мы хихикаем. Мне наконец находится занятие -- чесать котов. Я усаживаюсь в углу и расслабляюсь под дробное мурчание.
-- А кто этот Шатун? -- спрашивает Тирбиш у Азамата, помешивая ароматный соус.
-- Сын Орешницы. Ты её знаешь, наверное...
-- А, да, точно. Это который неприкаянный?
-- Он самый.
-- Почему неприкаянный? -- спрашиваю.
-- Да что-то не везёт парню, -- Тирбиш пожимает плечами. -- Ни на одной работе долго не держится. Тугодум, говорят, и бабник. Хотя красивый, конечно.
-- И то сказать, -- продолжает рассуждать Тирбиш. -- Четвёртым из шести братьев быть тяжело. Старшие уже в люди вышли, младшие у тебя на шее, а сам -- ни то, ни сё.
-- О, Лиза, а где эти твои орехи? -- перебивает Азамат. -- Давай-ка их сюда.
-- Вон, на холодильнике лежат. А что из них делают?
-- Приправу. Они будут приятным украшением к соусу. Понюхай-ка.
Он давит пальцами один орешек и протягивает мне под нос. Пахнет остро и пряно.
-- Они редкие какие-то?
-- Не то чтобы редкие, но достать трудно. Веточки тоненькие, ломкие, лезть за ними -- себе дороже, разве что мелкого мальчишку загнать. Некоторые птиц приучают эти орехи собирать, потому они и называются птичьи.
Мама возвращается с осмотра местности, когда ужин уже почти готов.
-- Ну, я вам скажу, это никуда не годится, -- с порога заявляет она, уперев руки в боки. -- У тебя, Лиза, может, и нет времени цветочков из соседнего леса принести, ну так хоть бы садовника наняла какого-нибудь!
-- Их тут нет, -- говорю. -- Только фермеры, но они цветы не выращивают. Тут вообще несъедобные растения никто не сажает.
-- У-у-ужас кошмарный, -- восклицает мама. -- Ну ничего. Мы это исправим. Вот завтра и начнём. Азаматик, у тебя тут лопаты есть? А тачка? А шланг?
Азамат выучивает много новых слов.
Грибной день удался на славу. Муданжские грибы -- всем грибам грибы, так пахнут, такие крепенькие, сытные, вкуснющие... Да и повара у нас -- не промахи. После ужина садимся вокруг очага на берегу -- темнота, костерок и море, вопли ночных птиц, стрёкот в траве, ребёнок булькает и дёргает Азамата за косу. Орива начинает что-то напевать, Шатун подхватывает, и скоро мы все, кто во что горазд, тянем позитивную муданжскую песню о том, что звёзды по осени капают в степь, и из брызг рождаются серебряные кони, быстрые, как молния, и спокойные, как долинная река.
Перед сном я выхожу на улицу и ставлю у подножия горы банку сливок.
С утра пораньше, то есть ещё до полудня, мама вздребездается, поднимает младших мужиков и выходит на промысел -- замерять участок, определять почву, выравнивать местность. Я наблюдаю всё это с лужайки, где занимаюсь гимнастикой -- разгоняю послеродовой жирок. Азамат блаженно взирает на меня с террасы, положив голову на руку и опершись на перила.
-- Так держать, Хотон-хон, -- присвистывает Шатун, следя взглядом за тем, как я машу ногой. Тирбиш отвешивает ему тычок в рёбра.
Я замечаю под скалой что-то блестящее и постепенно двигаюсь в ту сторону с каждым приседанием. Эцаган ржёт в кулак. Блестящим предметом оказывается давешняя банка. Пустая, чистая, завинченная. Кидаю её Азамату. Он долго рассматривает банку со всех сторон, пока я изображаю горбатый мостик. Наконец упражнения кончаются, и я подхожу к нему.
-- Ну как, что-нибудь прояснилось?
-- Не очень. Банка то ли вылизана, то ли вымыта, не пойму. Вряд ли демон стал бы её мыть, да и закручивать обратно крышку...
-- То есть у нас в лесу живёт какой-то человеческий парень? Который сразу просёк, что сливки -- ему.
-- Тоже странно, -- вздыхает Азамат. -- Посмотреть бы на него... Пожалуй, сегодня ночью поставлю камеру.
-- Какие-то проблемы? -- интересуется Алтонгирел, появляясь на веранде из ниоткуда.
-- Да нет, -- Азамат пожимает плечами. -- Кстати, Лизонька, ты не хочешь на лодочке покататься, пока Алэк спит?
-- А он уже опять спит? Ну ты его вчера ухайдокал... Не вопрос, пошли кататься! Заодно откроем сезон... -- подмигиваю.
Азамат не сразу, но ухватывает мой намёк.
-- А тебе... уже можно? У нас женщины после родов ещё месяца три ни в какую, а то и больше.
-- Вашим женщинам только дай повод вытурить мужа из постели! А земная медицина на что? Я в порядке и вполне готова на подвиги.
Азамат на секунду замирает с глуповатым выражением на лице, а потом принимается быстро-быстро собираться.
Долблёная лодка горячая от солнца, весло одно, как у байдарки, и с него сыплются сияющие капельки. Иногда на меня, но это даже приятно. Здесь, внизу ветра нет совсем, но ворс из сосен на склонах гор колеблется и волнуется. Вода -- как будто масло, совсем гладкая, и круги от нас такие плавные, вальяжные, медленно расплываются и глохнут.
Мы молчим, радуясь, что в кои-то веки вырвались ото всех одни, пока ещё тепло, пока можно разомлеть под солнышком прежде чем ухнуть с головой в долгую муданжскую зиму.
Азамат причаливает к песчаному бережку. Я сразу лезу в воду, потому что от песка пышет жаром. Азамат стаскивает одежду и присоединяется ко мне.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |