Она замычала просто жутко, жмурясь и пытаясь укусить его за ладонь, но получалось плохо, хватка оказалась куда сильнее, чем она наивно полагала. Приемы «против насильника» тоже не очень помогали, она прокляла телевидение и врущих «специалистов» по боевым искусствам, которые «очень легко» использовать. Гаррета эти попытки выкрутиться только насмешили, он в самом деле посмеялся.
У него был легкий эмоциональный завал от совершенно новых впечатлений. Девчонки его возраста в Манчестере пахли совсем по-другому, потом, дезодорантом, синтетическими шмотками, лаком для волос и сладкими духами. Сэнди тоже пах сладкими духами, но в нем было что-то нежное. Лайам пах парнем, обычным парнем, мужественным, этот запах хотелось вдыхать и вдыхать, но не так уж долго хотелось. Ясмин был очень… воздушным. Про Энферни Гаррет решил вообще не думать, а вот мисс Ду Мортье пахла совершенно неповторимо – утонченный запах дорогих, французских, опять же, духов, которые намного лучше держались на ее коже, чем на молодой и упругой. Впрочем, гладкой эта кожа еще очень даже была. Вся учительница была какая-то мягкая, нежная и чувственная, пойманная в ловушку, но не так уж яростно пытающаяся из нее вырваться. То ли ей это нравилось, то ли все женщины такие, Гаррет не знал. Мисс Ду Мортье думала примерно о том же. Все мужчины, которых она «знала близко» до этого момента отличались почти неприятным резким запахом, грубостью рук, колючей щетиной на мощной челюсти. У Гаррета от грубого мужчины был только голос и сила, но никаких лопат вместо рук у него не оказалось, тело было приятным и пропорциональным, так что вырываться женщина постепенно стала неубедительно.
Доминик припал к двери, как умирающий к источнику, практически прижавшись к ней страстно и стараясь не упустить ни звука. Он стоял в темноте, а потом начал сползать вниз, встал на колени. Через замочную скважину, запертую самой француженкой, все было слышно еще лучше.
Кикимор услышал шепот Гаррета, как-то неуловимо изменившийся тембр его голоса, потому что с женщиной он чувствовал себя еще увереннее, спокойнее, чувствовал какое-то необъяснимое превосходство и отклик чужого тела, которое не могло сопротивляться после такого долгого воздержания. Женщины – не мужчины, без секса они могут, конечно, но постепенно затухают и перестают цвести. Мисс Ду Мортье до трясучки хотелось снова быть свежей и красивой.
- Давайте обойдемся без сопротивления, ладно? – парень попросил очень даже вежливо и учтиво, но немного устало, потому что он-то мог еще заставить ее, но это было слишком легко, а потому безнадежно для самой француженки. – Я не хочу вас бить, правда, но вы же доведете. И не надо попыток убежать, заорать, ладно? – одна рука уже заползла под застегнутую на все пуговицы блузку, поднялась до совершенно неприличного бюстгальтера, женщину затрясло. Жесткие подушечки пальцев, широкая ладонь, совершенно не детский нажим и энтузиазм, как можно было этому сопротивляться?
Доминик расплылся в ухмылке. Каков хитрец, а? Такой учтивый и вежливый, умереть от смеха можно.
Скрип кровати сообщил о том, что мисс Ду Мортье все же на ней оказалось, причем оказалась насильно. Она все равно сопротивлялась, но скорее ради приличия, не могла же она с вожделением ждать, наблюдая, как он быстро стягивает с себя футболку, расстегивает туго сидящие джинсы? Мисс Ду Мортье не удержалась.
- Это за оценку ты меня наказать решил?.. – она усмехнулась, Гаррет от удивления сначала застыл, а потом прищурился.
- Да нет, что вы… Просто вы мне нравитесь, - он ухмыльнулся неприятно.
- А за что увольнение тогда, как ты смог уговорить мисс Бишоп?
- А это вас уже не касается.
- Ты уверен, что произведешь на меня впечатление? – она выпалила и тут же замолчала, едва не зажав себе рот ладонью, потому что резко вспомнила, кто перед ней. О, да, высказать собственному ученику почти что «У тебя калибра-то хватит?» в приличной форме – верх профессионализма с ее стороны.
Он хмыкнул.
Доминик слушал внимательно, иногда ухмыляясь собственным мыслям по поводу происходящего и выводам. Гаррет не торопился, ему не хотелось, чтобы потом француженка вспоминала о нем, как о грубом подростке, который умеет только всунуть, высунуть, кончить и сбежать. Нет, он издевался от души, он даже целовал ее, хотя сначала не собирался этого делать. Из чистого интереса, любопытства руки странно уверенно бродили по телу, ощупывали его, трогали, гладили, сминали до боли, наверняка оставляя синяки. Мисс Ду Мортье нравилось, как это ее ни удивляло, и это было невероятно непривычно – красивое, а не мощное, необъятное тело. Сам Гаррет тоже не был скалой, он был чувствительным, а потому сразу откинул ее руки, попытавшиеся его обнять, чтобы самому не получить удовольствия. Он ненавидел, когда кто-то пытался контролировать процесс, а потом схватил учительницу за длинные, мягкие волосы, напомнившие ему о Доминике. Хотя, у мисс Ду Мортье волосы были вьющимися, в отличие от гладких прядей Энферни, но наматывать их на кулак и относительно грубо тянуть, заставляя выгнуть шею, было тоже очень даже.
Женщина молилась на темноту, заполнившую комнату, потому что из-за голубоватого света луны за окном видно было только силуэт. Ей было стыдно даже не от того, что это был ее ученик, не от того, что она его намного старше, а именно от того, что он делал. Мужчины на такое обычно не идут, они не извращаются по полной программе, используя для этого и пальцы, и язык, в котором красовался раскаленный шарик штанги. Гаррету было интересно, а его любопытство могло свернуть горы, наблюдать, как взрослая, самодостаточная дама теряет голову и рассудок, было безумно весело. А она уверена была, что включи он вдруг свет, видно станет, какое багровое у нее от стыда и удовольствия лицо. Страшно признаться – старшекурсник заставил ее испытать то, чего она не испытывала никогда раньше с «крутыми» мужиками. Неужели дело в этом самом «распущенном поколении next»? О, времена, о, нравы.
Доминик умирал от интереса, прислушиваясь к каждому вздоху и всхлипу, от Гаррета он не услышал ничего, но его колотило от желания узнать, увидеть, что же он делал, что мисс Ду Мортье взмолилась больше не издеваться. Она сама начала к нему приставать, тянулась, извивалась, прижималась позорно и униженно, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она умрет от вполне объяснимого желания.
Вскрик услышал только Доминик, все остальные на третьем этаже давно спали, да и мало ли, вдруг мисс Ду Мортье громко включила телевизор? Какой-нибудь триллер или даже, прости боже, порнографию? На порнографию это было похоже, как Энферни показалось, ведь он наконец услышал стон Гаррета – глухой, низкий, тщательно сдерживаемый, но все равно вырвавшийся. Он не ожидал такого эффекта, потому что легенды о «незначительных способностях дам бальзаковского возраста» возымели свое действие, он не думал, что хоть что-то почувствует. Доминик слегка порозовел, это была его единственная реакция, не говоря о логичном возбуждении при прослушке данного процесса. Невероятно, строгая француженка, оказавшись под ненавистным учеником, стонет и просит, умоляет не останавливаться. Гаррет оборзел, судя по изменившимся интонациям ее голоса, он перестал быть просто довольным, добавились болезненные нотки. Доминик «друга» прекрасно знал. То есть, не с этой стороны, конечно, но он помнил их веселые забавы в кабинете рисования. И это было всего лишь детство, тинейджерство, он силился представить, на что Гаррет стал способен теперь, еще и получив в свое распоряжение такую волнующую вещь, как секс. Ведь там можно было разгуляться от души, что он и делал, издеваясь над учительницей и заставляя ее позориться перед ним. Он себя контролировал изо всех сил, как мог, а вот она уже контролировать себя не могла. Доминик просто остолбенел, когда услышал странный, влажный и сорванный вздох за дверью. Неужели Гаррет… ГАРРЕТ АНДЕРСЕН, чертов самовлюбленный садомазохист и укурок смог заставить кончить взрослую, шикарную женщину?!.. И на этом он не остановился, сам еще явно будучи в полной кондиции. Кровать скрипела, иногда настолько сильно шаталась, что столбики в ее изголовье бились о стену. Доминик взмолился, чтобы никто не проснулся и не спалил его в коридоре, а Гаррета – в спальне француженки.
Он кончил с рычанием, прокусив до крови нежную кожу на шее сходящей с ума женщины. И от этого она снова зашлась беспорядочными вздохами, обхватив его онемевшими от напряжения ногами за пояс. Гаррет смылся минут через пять, придя в себя, одевшись и не сильно заботясь за внешний вид, он вылетел в коридор, свалив с ног «друга», который едва успел отшатнуться и все равно упал.
- Ты какого хрена тут делаешь?! – закрыв за собой дверь и держа в руке рубашку, так и не надетую поверх футболки, возмутился мазохист. Доминик нервно усмехнулся, так и лежа на полу, откинувшись на локти.
- Да так, послушать хотел, что ты там такого наворотишь.
- Послушал? Вставай, - Гаррет протянул ему руку, парень не взялся за ладонь, а схватился за его запястье и поднялся. Андерсен даже не рассчитал и дернул сильнее, чем нужно, а его заклятый друг оказался слишком легким, подпрыгнул, почти врубившись в него. Доминик сразу отшатнулся и поморщился брезгливо, причем искренне.
- Фу, от тебя бабой несет.
Он отошел к лестнице, продолжая шепотом брезгливо материться, начал спускаться, а Гаррет его догнал, поймал одной рукой за локоть, развернул к себе.
- Удивительно, что от меня несет, да? – он хмыкнул, поднял правую руку, провел указательным и средним пальцами прямо перед носом бывшего друга, так что тот невольно вдохнул. – Вот, лох. Этого ты никогда больше не почувствуешь, потому что не просто не можешь ни с кем трахнуться, а потому что тебе ни одна баба не даст.
- Фу!! – Доминика передернуло, Гаррет засмеялся, щелкнул его по носу. – Куда ты пихал ей пальцы?!
- Тебе рассказать подробно? – мазохист ехидно сверкнул глазами, ему вообще было прекрасно после пережитого адреналина и полученного опыта. Он оборзел, забылся окончательно и взял этими же пальцами чужое лицо за подбородок, приподнял его почти собственническим жестом, так что Доминик остолбенел. – Я засовывал ей их прямо в… - он подавился своим ехидством, потому что бывший друг схватил его за запястье, поднял кисть выше и губами коснулся пальцев, пропустил их в свой приоткрытый рот. Гаррет понял, что поиздеваться не получится, зато отлично получается извращаться, как они это делали раньше. Нет, Доминик не изменился, он стал еще хуже, как и сам Андерсен. Никогда не знаешь, чего ожидать, а потому так противно и забавно одновременно. У него во рту было горячо, влажно и липко от недавно съеденной карамельки, Гаррет кисть перевернул ладонью вверх, так что ногти коснулись чужого языка, а подушечки пальцев погладили небо. Посреди лестницы их застукать никто не мог, так что зависший от шока мазохист сделал шаг и подвинул заклятого дружка к перилам, что были ближе к внешней стене интерната. Он медленно вытащил облизанные и липкие пальцы, а Доминик тут же уточнил ехидно.
- Похожи ощущения? – он хихикнул, и Гаррет понял, что это вовсе не неожиданный порыв романтики, а все то же желание поржать, позаниматься мерзостями.
- Не распробовал, еще раз, - он тронул пальцами небрежно его губы, заставляя их приоткрыть, куда менее осторожно, чем в первый раз, продвинул вглубь. Доминик закрыл глаза, чтобы выглядеть еще увлеченнее и омерзительнее в глазах «лучшего друга». В этом тоже был их прикол, показать друг другу все самые отвратительные состояния. Но, как говорится, что естественно – то не безобразно, это было их девизом.
Гаррет ухмыльнулся, рассматривая это послушное выражение лица, чувствуя упругость и жар чужого рта, и тут же получил ответ – на его пальцах сжались опасно зубы.
- Ну, приехали. Пусти, - он дернул рукой, Доминик его не отпустил, взял за запястье снова, чтобы контролировать движения, а зубы сжал сильнее, Гаррет зашипел. – Ну откуси еще их! – он поморщился от боли. Доминик наконец выпустил его пальцы изо рта и, не облизываясь, не вытирая губы, влажно ими прихватил тонкую изрезанную шрамами кожу на его запястье. Парень завис, приоткрыв рот, будто ему было по-прежнему больно, рассматривая это все, отдав свою руку, чтобы с ней делали все, что захочется. Вторую руку он опустил было Доминику на пояс, и тот сразу же отстранился, ударил его по лицу. Он знал, как нужно давать пощечину, чтобы было больнее – не пальцами, а их основаниями, жесткими, тяжелыми. Таким ударом опытный хулиган может отправить того же Мафферса в абсолютный нокаут, но Гаррету хватило и не сильного удара, он рухнул с оставшихся трех ступенек лестницы, едва успев развернуться. Он не убился, конечно, но зашипел, лежа на спине, приложившись позвоночником и немного затылком.
И засмеялся нервно, зажмурившись, трясясь на полу, вздрагивая от веселья.
- Ой, не могу. Извини, затупил, подумал, что ты ко мне пристаешь.
- Ну, конечно. Мечтай больше. Приставать, - Доминик фыркнул, спустился, вытирая рот запястьем и подходя к двери их спальни. Гаррет встал, пальцами потрогал кровь, из носа начавшую стекать на губы.
- Я и забыл, как ты приятно бьешь, - задумчиво протянул он.
- Лучше и не вспоминай. И не лезь больше ко мне с историями о своих бабах, ладно? – с легкой, невесомой улыбкой попросил его Доминик, открыв дверь и первым оказавшись в комнате.
* * *
С утра кикимор противному и наглому красавчику все же отомстил. Точнее, он уже не собирался этого делать, но Лайам сам нарвался, он подошел со спины и предложил сладко-сладко, чисто ради всеобщего веселья, а не всерьез.
- Тебе спинку не потереть?..
Сэнди увидел выражение лица зеленоватого кикимора, которое сменилось с блаженно-удовлетворенного (да, он очень любил горячий душ) на перекошено-раздраженное. Он закатил глаза так, что зрачки с радужками ушли наверх, обнажив белки, скривил губы, при этом оскалив зубы, так что лицо стало совсем как у монстра из страшного фильма.
Он повернулся, одновременно становясь красивым и изящным, а не страшным, как смерть, округлил глаза в «восторженном ужасе» и закрыл рот руками.
- О, боже, Лайам! Какой у тебя… Господи, какой у тебя огромный… - щеки у него убедительно покраснели. Сэнди удивленно выглянул из-за спины Рассела, который его смешил и пытался разбудить окончательно.
- Ну и нифига не правда, - тихо сказал он Марсу, тот тронул кончик носа, стирая с него мыло, обернулся и хмыкнул.
- Приколист, - окинул взглядом Доминика, отметил, что Трампер был прав – фигура у Энферни та еще бабская. Изгиб талии и плечи, осанка, округлости.
- Серьезно, что ли? – Лайам прищурился недоверчиво, у него комплексов не было, но все равно не верилось, что его достоинство вызвало такой уж дикий шок.
- О, да, я прямо смущаюсь! – Доминик прикрылся чисто по-девичьи – одной рукой поперек груди, а вторую опустив между ног. Гаррет вздохнул, уже поняв, что это издевка.
- Ты гонишь, - Лайам сам побагровел, долго он не мог сдерживаться, когда видел такие концерты в свою честь. А уж обнаженное тело с плавными изгибами, прикрытое по-женски, вызывало именно с женщиной ассоциации.
Доминик зашелся смехом, сделав шаг назад и убрав руки, подняв их к волосам, принявшись смывать оставшуюся пену от шампуня.
- Господи, конечно, я шучу! – он не мог не посмеяться над выражением лица помрачневшего Трампера, которого унизили. И ведь не врежешь, так на бабу похож. – У Гарри и то больше!
- Именно поэтому у них ничего не получилось, - сострил автоматически Сэнди, Лайам сверкнул на него глазами, схватил полотенце и ушел.
- А почему сразу я?! – Гаррет возмутился.
- Потому что ты же с ним встречался, - пожал плечами Грэг, тоже ухмыляясь. Об этом невольно знали все, разница между Гарретом и Лайамом все же была, причем не в пользу последнего. А вот мазохисту было, чем похвастаться, теперь это знала даже мисс Ду Мортье, уехавшая как можно раньше, не заходя к мисс Бишоп, собрав вещи и вызвав такси из города. Ей было невероятно стыдно, а приказ, найденный на столе, вызвал истерический смех, сменившийся слезами. Отомстил, так отомстил, но почему-то она была на него не в обиде.
- А еще он мой друг, - вдруг понял Гаррет, вспомнил об этом, разозлился и повернулся к заклятому дружку, схватил его за волосы, наклонил. – И ты, чучело, вообще лучше захлопнись и молчи, потому что ты-то сам – конченный урод.
- Ага… - зажмурившись, так и стоя, отклонившись назад и в бок, с намотанными на чужой кулак волосами, подтвердил Доминик. Он ухмылялся даже в таком положении. – Урод уродом. Господи, как хорошо, дерни сильнее. Зато знаешь… Классно понимать, что не твой урод. Половина интерната считает тебя укурком, мисс Ду Мортье – тоже. А я – нет, потому что я это давным-давно знаю. И я все равно тебе никто, клево?
Гаррет подумал, что очень хотел бы сделать ему больно именно в душевой. Только наедине, когда там никого, кроме них, не будет. Включить свет поярче, чтобы видно было малейший недостаток, видно было даже почти бесцветные родинки, светлую дорожку волосков от пупка вниз, сосуды в глазах.
- Вас оставить наедине?.. – сексуальным голосом предложил Рассел, обходя их, оглядывая конструкцию.
- Нет, спасибо, - Гаррет «друга» оттолкнул наконец, вышел, схватив полотенце с вешалки.
- Тебе не больно? – заботливо поинтересовался Ясмин, протянув полотенце и Доминику. Тот взял его, вытер волосы, потом обмотал вокруг бедер.
- Недостаточно, - признался очень странным голосом.
- Хотел бы я тоже быть ему никем, - буркнул Сэнди тихо, отворачиваясь к распылителю, подставляя воде лицо.
* * *
Гаррет на уроке сходил с ума. Лайам депрессовал по-жуткому, парясь из-за этого неприятного прикола в душевой. Он сидел рядом с Домиником, они вообще уже давно сидели за одной партой, но не разговаривал с ним и даже не смотрел в его сторону.
- Я правда пошутил, - парню ничего не стоило извиниться.
Трампер вдруг понял, что ему не обидно, до него дошло, зачем Энферни все это сказал, кому конкретно и с каким смыслом эти слова предназначались. Просто Гаррет иногда очень идиот.
- Не парься. Ему было лестно.
- Мне плевать, что ему было.
- Он считает тебя красивым, - сообщил Лайам тихо и, пользуясь тем, что математичка отвернулась к доске, отодвинул пальцами его волосы с шеи. Рассел остолбенел, ткнул Грэга в бок, увидев, что красавчик вытворяет. Он будто целовал его в шею, но на самом деле просто шепотом в ухо говорил. – Постоянно на тебя пырится в спальне, в столовой. Он достал всех уже повторять, что ты урод и все такое.
- Ну, да, конечно, урод – теперь синоним слова «красивый», - усмехнулся Энферни, наклоняясь к своей тетради и списывая уравнения с доски. Гаррет уставился на это все тоже, Ясмин заметил его взгляд, потом посмотрел на руки – мазохист сломал карандаш, руки продолжали дрожать, зубы Андерсен стиснул.
- Ты чего?
- Он достал лезть к нему. Трампер – не игрушка, он не может то ржать над ним, то приманивать. Если он думает, что Лайам в него по уши, то он ошибается, он тоже человек, и нельзя над ним издеваться.
Эмо показалось, что Гаррет говорил не о Лайаме.
- Это же Лайам к нему лезет.
- Он сам во всем виноват, он постоянно кривляется и выделывается, чтобы к нему лезли, а потом отталкивает, делает больно.
- Ты любишь, когда больно.
- Физически, - терпеливо, сквозь зубы прошипел Гаррет. – Физически я люблю, а вот так – ненавижу.
- Отстань от них, может, у них все будет круто, - Ясмин пожал плечами.
- Ничего не будет круто! – Гаррет рявкнул слишком громко, учительница обернулась, уставилась на него.
- Мистер Андерсен, потише, пожалуйста.
Он покорно опустил голову, глядя в тетрадь и стараясь сосредоточиться только на цифрах и знаках.
- Как будто ты ошибок не делаешь, - напомнил Ясмин.
- Отстань! Ты все равно не понимаешь, отвали от меня, - Гаррет предпочитал от людей отгородиться, когда ему было плохо.
- А кто понимает?
- Никто меня не понимает! – соврал Гаррет.
- По-моему, ты сам себе врешь, - хмыкнул эмо, но сразу оправдался, чтобы парень на него не наехал. – Но это мое мнение, не претендую на правдивость.
Одна секунда с Домиником на лестнице была круче, чем полчаса с опытной, шикарной женщиной, мисс Ду Мортье. И от этого Гаррета тошнило. И ему совсем не было неприятно, когда бывший друг ударил его, так что из носа потекла кровь. И он действительно считал его уродом, но это уродство казалось красивым.
- Ты правда хочешь умереть тринадцатого? – Лайаму было интересно, он опасливо покосился на учительницу, но все равно рискнул спросить.
- Правда, - чуть помолчав, ответил Доминик честно.
- Почему? Просто хочется посмотреть, как это, попробовать? – он мог поверить даже в это.
- Нет, - парень покачал головой, так что волосы выбились, до этого убранные за ухо, они завесили ему лицо, так что видно было только кончик носа.
- А почему? Обидно, что ни с кем нельзя? Но это же всего лишь обещание, его можно нарушить, он же нарушает.
- Это не просто обещание, - еще тише ответил ему уже почти привычный женский голос. – А он пусть делает, что хочет. Пусть он нарушает хоть клятву жизнью.
- Ты из принципа не хочешь нарушать?
- Нет. Не хочу нарушать. Ты не поймешь, это просто… Нельзя нарушать.
- Тогда ты хочешь умереть из-за того, что ни с кем не будешь?
- Нет.
- Тогда будь с ним, не придется умирать, - Лайам просто не знал другого выхода.
- Не хочу. Не могу, не хочу и не буду, - Доминик еще пытался продолжать решать уравнения, но рука у него уже дрожала. Лайам подполз к нему еще ближе, отодвинул полотно волос, закрывавших лицо, заглянул в глаза. Парень отвел взгляд, он пытался быть таким же ядовитым, как всегда, но тема была не из тех, над которыми можно смеяться.
- Почему? Он хочет, он очень-очень хочет, правда. Я вижу. Ты многое видишь, ты видишь, что мне не нужны мужики, что мне нужны девки. А я вижу, что он хочет с тобой быть.
- Нет. Я вижу еще и то, что он хочет только в момент погони. Я его знаю лучше, чем ты, Лайам, - он улыбнулся без ехидства, без тени сожаления. – Он вечно гонится. А я – извращенец.
- Но он тоже извращенец. Ему ни с кем не будет хорошо, все нормальные, а он – нет.
- Зачем ты это говоришь? – Доминик не понимал.
- Чтобы ты не покончил с собой. Извини, я эгоист, наверное, но успел к тебе привыкнуть, не хочу, чтобы ты умер из-за ерунды. Правда, скажи, зачем ты хочешь это сделать? Чтобы ему было больно? Ему будет больно, я тебя уверяю, он стопудово тоже покончит с собой потом, он не переживет, он же пытался тебя забыть здесь, теперь это ясно. Он со мной мутил, с кем только ни мутил, он вечно тебя доводит. Только если даже ему будет больно, что тебя уже нет, ты-то этого не увидишь.
- Плевать, - Доминик резко отозвался. – Плевать мне. Пусть ему будет больно, а может и не будет, пусть он рыдает, пусть смеется над этим, пусть ему будет вообще наплевать… Я хочу умереть, - он не удержался, Лайам с удивлением увидел, как у него еле заметно задрожали губы. Он вообще нервно задергался, когда человеку не по себе и становится неловко, он не хочет, чтобы на него смотрели, дергается, нервничает. Вот и Доминик опять завесил лицо волосами.
- Да почему? Живи, все будет хорошо, вдруг ты встретишь кого-то? И нарушишь это тупое обещание?
- Не хочу нарушать. Не хочу, не буду нарушать, - стараясь выглядеть строго, отозвался парень, он шмыгнул носом, опять уставился в тетрадь осмысленным взглядом, хотя все цифры расплывались в глазах. – Не буду я жить. Хватит, надоело. Восемнадцать лет коту под хвост, Лайам, ну нахрена мне это дерьмо? Не могу больше, почти двадцать лет полного отстоя. Никому никто не нужен, не могу здесь больше жить, надоело. И без него больше не могу.
- Так будь с ним! – Лайам не знал, как это до глупого кикимора донести.
- Не могу! Не могу я быть с ним, - шепотом отзывался Доминик, стараясь, чтобы никто больше не услышал. – И он не будет со мной никогда. Он хочет забыть, пусть забудет, он изменил, он все сломал, он все нарушил, растоптал. Ты не понимаешь, он вообще распял все свои обещания, нахрена их было давать?!
- Он был глупый, мелкий, мало ли, что он нарушил. Но я думаю, что когда он обещал, он обещал по-честному, правда. А потом просто сглупил, а ты не простил.
- И не прощу.
- Простишь.
- Не прощу. И он меня ненавидит. И все будет хорошо, - Доминик всхлипнул, не сумев себя уже сдержать, учительница на него немного обеспокоенно посмотрела. – Все будет классно. Мы никогда не будем, я всегда буду один, а он – сам по себе. Пусть ему будет хорошо, я не Блуверд ваш. Мне все равно, с кем он, пусть будет счастлив. Ненавижу, я его ненавижу, - он вздрогнул, будто сердце внутри сначала замерло, а потом резко дернулось. Он закрыл глаза, которые жгло, стиснул зубы.
- Ты не эгоист, это вообще дикость, - признался Лайам удивленно.
- Мне все равно. Не могу больше, пусть все будет клево без меня. Я умру и все. Зачем вообще я сюда приехал. Ничего не изменится.
- Без тебя здесь не было так круто, - Трампер принялся его утешать. – Ты что, плачешь? Не плачь, - он хотел к парню прикоснуться, но не успел тронуть его руку, Доминик закрыл ладонями лицо, темно-зеленый лак на ногтях стал уже привычным, татуировки на кистях, меняющиеся каждый день, тоже не были шоком.
- Ты не знаешь, как это больно… Пусть он меня бьет, пусть делает, что захочет, только пусть не будет больше так. А ему это не надо. А если согласится, не поверю, понимаешь?! - на тетрадь падали крупные капли, просачиваясь сквозь пальцы, он согнулся, так что волосы упали на парту, Лайам тронул его плечо. – Если он согласится, это будет опять всего лишь его прикол, просто посмотреть, поверю я или нет, сколько я выдержу. Только проверка, умру я от боли, если он меня бросит, или не умру. А я лучше умру сразу, потому что шансов нет. И не вздумай меня больше отговаривать, я все решил, - он дрожал, шипел, шептал, плакал.
- Доминик, все в порядке? – обратилась к нему учительница тихо, наклонившись. Она даже не назвала его по фамилии, испугавшись, что что-то с парнем случилось.
- Да, все супер, - Лайам на нее посмотрел с натянутой улыбкой, а Энферни просто покачал головой, не убирая рук от лица. Зря они начали этот разговор, у него внутри и так был последний день Помпеи, постоянно болела душа, все разваливалось, кипела внутри раскаленная лава. А теперь еще и пришлось все это повторить вслух. Он почти построил каменные стены вокруг себя, чтобы никто не пробился, особенно, Гаррет. Но Трамперу удалось заглянуть в трещины этих стен.
- Ну перестань. Ты не прав, ты же не знаешь, что он думает, почему ты решаешь за него?
- А почему он за меня тогда решил? Он все за меня решил, он просто взял, забрал у меня все, меня забрал у меня, заставил пообещать. А потом взял и сказал, что это было просто шуткой, просто никому не нужной жертвой с моей стороны. Не буду больше ради него ничем жертвовать. Пошел нахрен, он этого не заслуживает. И не хочу ему даже мстить, он не достоин.
- С последним согласен, - Лайам усмехнулся невольно. – Но если бы ты не хотел, он бы не забрал. Значит, ты хотел.
- Я и сейчас хочу! И не буду, не могу.
- Ну Доминик… - Лайам его погладил вдоль позвоночника, провел по каждому позвонку, чуть торчащему на согнутой спине.
Парень сорвался, даже учительница расстроилась, испуганно посмотрев на него. – Может, тебе лучше пойти, отдохнуть? Ты устал, наверное, экзамены скоро, готовитесь целыми днями, не отдыхаете вообще…
Он не мог выдохнуть, только вдыхал судорожно, с хрипом, с надрывом. А выдыхал со слезами, пытаясь их сдержать, прижимая ладони к лицу.
- Что случилось? – Кермит ткнул сидевшего прямо перед ним Лайама.
- Да ничего, - Трампер отмахнулся. Доминику было стыдно до боли, что он, такой ледяной и ехидный, случайно сорвался и показал при всех свою настоящую сущность. Учительница не выдержала, встала, согнала красавчика с места и задвинула его стул за парту, тронула плачущего отличника за плечи, заставляя подняться.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |