Дженсен осмотрелся, усмехнулся про себя. Всех силовиков Рейха более чем щедро снабжали техникой, людьми и финансами. И то, что в каждом из ведомств была своя облезлая допросная, его даже немного утешило. Обычно туда сажали, чтобы припугнуть, показать, что в этом запаршивевшем помещении никому не важна судьба задержанного, и его кровь вполне может украсить собой одну из стен или пол комнаты. Но делалось это всегда с противоположным расчетом. Посидев в таком помещении пару часов, порассматривав капли крови (нередко искусственной – для нагнетания страха), любой готов был сдаться после совсем небольшого давления. Но просчет Бореаназа в случае с Дженсеном был колоссален. Эклз сам знал все способы допроса, и они не пугали его так, как хотелось бы безопаснику. А сейчас то, что его посадили в специальную допросную, Дженсену подсказывало, что им и его сведениями дорожат.
После этого ожидание превратилось из мучения в новый мозговой штурм. Отключившись от внешних помех, он сконцентрировался на размышлениях. Дженсен неподвижно сидел на жестком стуле, только изредка двигаясь по нему вверх-вниз, когда затекала спина или задница, но не вставал, не ходил, не подавал видимых признаков интереса к происходящему. За ним почти наверняка следили через камеру, и Дженсен не хотел давать повода думать, что нервничает из-за ареста.
То, что в их убежище появился Бореаназ, неожиданно не удивляло. Главным было то, как он узнал о том, где скрывается Эклз. Если его навел Генрих, то этим он подписал свой приговор сразу же. Меньше всего Дженсену хотелось думать, что его сдал Мюллер, и причины душевные здесь были самыми главными. Если же безопасник влез в почту Брюса, то почти наверняка именно Бореаназ и был «кротом», но это предположение казалось слишком фантастическим даже для ко многому привыкшего Эклза. Зато в этом случае ни Уиллис, ни Мюллер оказывались непричастными. Мысль о предательстве Брюса тревожила Дженсена, слишком многое указывало сейчас на то, что предателями могли оказаться два самых близких Эклзу человека. Если же, хотя бы на секунду допустить, что ни Уиллис, ни Мюллер, ни Бореаназ не были предателями, то оставалась призрачная надежда на неизвестного Дженсену «крота» или же основным подозреваемым оказывался он сам.
Дойдя до этого, Дженсен понял, что у него могут начаться проблемы. Вернее, они уже начались, и появление в допросной довольного улыбающегося Бореаназа это только подтвердило.
— Ну, что ж, мистер, — Бореаназ специально сделал паузу, наслаждаясь тем, как помертвело у Дженсена лицо после этого обращения, — Эклз, готовы ли вы сотрудничать с нашим управлением и рассказать, как ваш непосредственный руководитель и вы осуществляли доставку и прикрытие для диверсанта комми?
— Что? – недоверчиво спросил Дженсен. Против воли у него сжались кулаки, и он рванулся в наручниках, но быстро пришел в себя. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, насколько блефует Бореаназ. Дженсен не стал прятать усмешку. – Не подскажете ли, капитан, как давно лишение звания производится лично вами? Без следствия и трибунала?
Бореаназ укол оценил, кивнул, но и сам усмехаться не перестал. Все, что сейчас происходило, напоминало Дженсену разговор двух игроков в покер. Блефовал каждый и каждый же держал лицо, зная при этом, что любой промах, любая отразившаяся эмоция или нервное дергание пальца подскажут противнику, что у него есть шанс на выигрыш. Дженсен и сам был слишком искусен в таких играх, обвести его было непросто, но Бореаназ не сдавался.
— Полковник Брюс Уолтер Уиллис подозревается в следующих преступлениях против Рейха: шпионаже, пособничестве коммунистам и обеспечении работы иностранных диверсантов на территории Штатов. Вы, капитан Эклз, как его правая рука, подозревались в тех же преступлениях и были объявлены в национальный розыск позавчера, сразу после бегства Уиллиса…
Всего на секунду Дженсен отвлекся от слов Бореаназа, услышав, что Брюс сбежал. Плохо это было или хорошо, он пока не понял, но снова прислушался к монологу безопасника.
— Даже подозрения в этом будут основанием лишить вас с Уиллисом званий, наград и отстранить от работы. А трибунал может приговорить к высшей мере даже при рассмотрении косвенных улик. Поэтому я спрашиваю еще раз, Дженсен, — тон Бореаназа стал тише и душевнее, — не согласитесь ли вы сотрудничать с нами?
— Нет. Я верен Рейху, моя совесть и руки чисты.
Бореаназ внимательно посмотрел на Дженсена, с трудом выпрямившегося на жестком стуле и разминавшего скованные за спиной руки. Он ничего больше не спросил, не сказал, только кивнул и поднялся.
— Это ваш выбор, капитан. В следующий раз наша беседа не будет такой вежливой.
Он вышел, а Дженсен дождался охранников и пошел вслед за ними в приготовленную для него камеру. Потянувшись и поморщившись от прострелившей спину боли, он устроился на узкой койке, вытянулся на ней и закрыл глаза.
Чутким нюхом профессиональной ищейки он уловил приближающийся запах конца. Бореаназ блефовал, но даже его блеф мог привести к осуждению Эклза и его казни. Но возможности выбраться и разобраться с тем адом, во что превратилась его жизнь, у Дженсена не было. Оставалось только ждать.
Услышав, как открывается дверь камеры, Дженсен поднялся с койки и посмотрел на вошедшего охранника. Тот, не дожидаясь вопросов и не давая объяснений, вывел его в коридор и направился к выходу. Дженсен хотел было спросить, почему его ведут не в допросную, но решил подождать. И в итоге оказался прав. Показывая свое удостоверение и приказ, он вывел Эклза с уровня, где находились камеры.
— Молчите и дальше, капитан, — тихо сказал он, наклонившись к Дженсену, а потом, сохраняя полную невозмутимость, лучше всяких удостоверений и приказов отпугивавшую любопытных, прошел с Эклзом в холл, провел через пост охраны и вывел на улицу. Когда они остановились перед ступеньками, ведущими вниз от входа на улицу, он тихо произнес: — Бегите, капитан. Через три квартала вас встретят.
Дженсен не заставил себя просить. Мгновенно сориентировавшись, он помчался вниз, не оглядываясь на вытащившего его из камеры человека. Он бежал, экономя дыхание, морщась, когда лишенные шнурков ботинки соскальзывали с ног. Три квартала он преодолел за считанные минуты и уже озирался в поисках того, кто его встретит, как увидел выглядывавшего из такси Уиллиса. Резко остановившись, Дженсен так и замер, жалея, что оказался на улице безоружным. Он уже не был уверен в Брюсе до конца и рисковать не хотел.
— Дженсен, в машину, — скомандовал Уиллис, и Эклз чуть было не подчинился приказу по старой привычке. – Или сюда, или те чудные парни за спиной тебя расстреляют.
Обернувшись, Дженсен увидел четверых парней в форме соббеза и троих в штатском. Бежали они тоже быстро, молча и собранно, не кричали, не привлекали внимание. Загоняли в тупик. Эклз, уже не медля, нырнул в открытую дверь машины, и Уиллис, все увеличивая скорость, увез их подальше от людей Бореаназа.
— Что за херня происходит? – шепотом, еще не в силах поверить, что вырвался, спросил Дженсен.
— Разберемся, — коротко ответил Брюс и немного нервно дернул плечом, выкручивая руль. Это движение и выдало его настоящее состояние. Брюс был зол, расстроен и напуган. И это уже напугало самого Дженсена.
— И давно ты тут… обитаешь?
Дженсен осмотрел подвал бара и выразительно посмотрел на Уиллиса, усевшегося на освобожденный от простыни и покрывала угол дивана. У Эклза никогда не возникало желания посмотреть, что скрывается в подсобках бара Тима, и сейчас он очень жалел об этом. Место было прелюбопытнейшее. На одной из стен громоздилось четыре экрана, передававших видео с камер, установленных в зале, под ними была аппаратура для прослушки и записи. Определенно, Хаттон, даже уйдя с работы, разведчиком быть не перестал. Мысль о том, что все, сказанное и услышанное им в баре, узнавал кто-то еще, настораживала. А вот Уиллис был здесь как дома, и это подсказывало, что оборудование Тим ставил не просто так, а с одобрения старого коллеги.
— Четвертый день, — улыбнулся Уиллис. Дженсен кивнул. Видимо, они оба начали скрываться в одно время.
— И что сподвигло?
Эклз все не мог привыкнуть к тому, что его здесь окружало. Он то смотрел на мониторы, то включал трансляцию звука из зала. Поутру народу было немного и ничего интересного услышать не получилось, но Дженсен все тыкал в кнопки пульта, переключая прослушку с одного столика на другой.
— Предупреждение Пита. Знаешь, когда тебе звонит военный министр и предлагает быстро хватать ноги в руки и скрывать задницу где-нибудь в укромном месте, ты не раздумываешь, а просто делаешь. К слову, Пит был прав. Я уходил пешком, через дворы квартала, но перед уходом с пульта завел машину. И что ты думаешь?
— Взорвалась? – догадался Дженсен. Брюс кивнул. – А что с Дианой?
— Она с дочерью Пита в Аспене, он сказал, что о ней позаботятся. Думаю, не соврал. Они под защитой его личной охраны, а связываться с ней все равно, что объявить войну самому О’Тулу. Дураков нет.
— Хорошая новость, — грустно сказал Дженсен, сел на стул, стоявший возле пульта, и повернулся к Брюсу. – А теперь к плохим.
— Их будет гораздо больше, — невесело усмехнулся и Брюс. – Мы с тобой, дружок, попали в жопу. Огромную, вонючую и страшную жопу. Ты понял, что нас слили?
— Не дурак.
— И знаешь, кто?
Дженсен не ответил, но посмотрел на Уиллиса с такой угрозой, что тот демонстративно вздрогнул.
— Давай проверим твои способности еще раз? Я расскажу кое-что, а ты сам решишь. Как тебе?
— Попробуй.
— Начнем. Помнишь, я рассказывал о планах на мир с Британией?
— Помню.
— И говорил, что у этих планов есть не только защитники, но и противники?
Дженсен просто кивал в ответ на вопросы Уиллиса.
— Так вот. Пит сказал, что когда они обсуждали эту тему на Совете, «за» было трое. И трое же было против. А ты сам знаешь, что у нас противников не переубеждают. У нас сокращают их количество. Поэтому и Пит, и я, как его ставленник, и ты, как мой протеже, сразу оказались под ударом.
— Что может быть общего у мира с Британией и диверсанта на заводе «Фармы»?
Уиллис расхохотался.
— Ты не поверишь. Слишком много. «Фарма» и «Вита» — заводы правительственные, хотя в них, для отвода глаз, только частный капитал и владельцы. Но занимаются они гос.заказами. Что можно делать в бактериологической лаборатории «Виты», Дженсен?
— Оружие?
— Прекрасно. А что создают в лабораториях «Фармы»? Не знаешь? Все просто, Дженсен. Итальяшки создают оружие, а мы – противоядие. У них граната, но у нас чека. Вот такое равновесие, на котором стоит наша дружба. Мы друг без друга уже никуда. Заказ на это оружие дан был тоже неспроста. Я тебе еще тогда, до всего этого бреда, говорил, что мир с Англией и взрывы на заводах связаны. Я до сих пор уверен, что это так. Но доказательств нет. И пока мы сидим тут, мы их не добудем. И узел, который связывает эти две нитки, тоже в Штатах, уверен, что в самом Рейхе.
— Дорасскажи про Африку, — перебил Дженсен разозлившегося Брюса.
— Да, точно, — спохватился тот. – Вирус искусственный, его планировали внедрить на подконтрольных комми странах, а потом, за антидот, забрать себе. Ты понимаешь, что сделал бы этот вирус? Он бы перекрасил карту под нас. Под нами оказалось бы больше половины мира, ты понимаешь?
Брюс начал горячиться. Он уже не сидел спокойно на месте, а двигался, то наклоняясь к Дженсену, то снова отстраняясь, колотил кулаком по бедру. Его нервозность передалась и Эклзу.
— Понимаю, — Дженсен вскочил со стула, прошел пару раз по комнате от стены до стены. Уиллис, замерев, следил за ним, ожидая, что тот скажет.
— Этот вирус ведь можно запустить на любой территории. Так? Значит, мы могли бы сделать это и в Англии. И нет гарантий, что не стали бы делать. Поэтому им проще стало замириться с нами, потому что у комми таких технологий нет. И за это Англия должна была отдать нам Канаду, так?
Уиллис кивнул.
— Штаты получают себе всю Африку, Канаду, а в перспективе – с таким оружием – и весь мир. Вот же дерьмо!
У Дженсена восхищенно загорелись глаза. Если бы он оказался в иной ситуации, то сейчас не просто гордился, он бы боготворил свою страну и нацию, родившую гений фюрера и его советников. Так запросто подчинить себе весь мир, стерев с лица земли всех недочеловеков, уничтожив коммунистов – разве не к этому стремились они все? Даже против воли, в душе Эклза рождалось ликование. С таким оружием они сделали бы мир совершенным.
— Остынь, — ворвался в его мысли голос Уиллиса. – Мы с тобой сейчас не в том положении, чтобы радоваться.
— Да, — вмиг потух Дженсен и немного устало снова присел. – Хорошо, мы поняли, почему нас хотят убрать. Мы подобрались близко к агенту комми на заводе «Фармы» и почти раскрыли их агентурную сеть. Так?
— Не так, — неожиданно ответил Брюс. – Нас хотят убрать, потому что мы подобрались не к агенту комми, а к тому, кто в Рейхе обеспечивал его работу.
На смену ликованию в душе Дженсена пришел холод. Он некрасиво открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Брюс продолжил, не давая ему прервать себя.
— Мы копнули под кого-то в верхах, Дженсен. Сами того не поняли, но копнули. И охотятся на нас не комми, а свои.
— Кто? – единственное, на что хватило севшего голоса Дженсена. Он ожидал и боялся услышать только одно имя и почти начал молиться, чтобы Брюс назвал не его.
— Дэвид.
Эклз порадовался, что его молитвы услышаны, но понимание всей мерзости догадки Уиллиса снова не дало ему долго радоваться.
— Бореаназ? Ты говоришь, что прикрытие коммунякам обеспечивал капитан собственной безопасности? Брюс, он мудак, я не спорю, но – предатель?
— Я еще не уверен до конца, Дженсен, — тихо ответил Брюс. – Но я чувствую жопой, что это так. Ты веришь своей интуиции?
— Приходится.
— Как и я своей. У меня в голове сирена гудит каждый раз, когда он оказывается рядом.
— Это не доказательство, — возразил Дженсен.
— А у меня нет доказательств, — развел рукам Уиллис. – И если мы их добудем, то, считай, спасем свои задницы. Этим нам и нужно заняться.
— Дерьмо.
— Согласен.
Они помолчали, думая каждый о своем. Дженсен задумчиво барабанил пальцами по краю пульта, решая, что ему делать дальше.
— Надо связаться с Генрихом, — решил он. – Он сейчас у нас почти единственная ниточка в Рейхе. Никому другому я доверять не могу.
— Почему ты так уверен в нем?
— Ты веришь своей интуиции? – поддразнил Эклз. Брюс улыбнулся.
— Тогда действуй.
— Капитолий, — громко и отчетливо произнес Генрих, садясь в машину. Дженсен кивнул, натянул козырек на глаза и завел машину. Он проехал всего пару кварталов, когда Мюллер попросил его свернуть и поехать к выходу из города. – Есть одно место, где нам точно никто не помешает и никто не увидит.
Эклз послушно вел туда, куда указывал Генрих, но постоянно отвлекался, чтобы посмотреть на него. Встречая ответный взгляд и улыбку, Дженсен не мог сдержать свою. Он два дня искал способ беспроблемно связаться с Мюллером, а когда нашел – испугался, что тот может его сдать. Но Мюллер пришел на встречу без «хвостов», и, попетляв по городу, Дженсен в этом убедился. Готовность Генриха помочь радовала и давала надежду на то, что еще не все потеряно, и они с Брюсом выберутся из дыры, в которую их загнал таинственный враг.
Спустя почти час они выехали из города, на пригородной трассе траффик уменьшился, и Дженсен увеличил скорость, торопясь остаться с Генрихом наедине. Тот тоже проявлял нетерпение, намекая, положил руку ему на бедро и погладил. Касания становились все откровеннее и наглее, и спустя минуту Генрих уже обводил пальцами полутвердый член Эклза.
— Не провоцируй, — шикнул тот. Генрих руку не убрал, но и отвлекать Дженсена перестал тоже, и они доехали до места без приключений. – Фьююю, да тут самолет можно посадить!
Генрих, словно сам создавал этот пейзаж, скромно улыбнулся.
— При желании, можно, — согласился он. – Но мы же здесь не за этим.
Жестом фокусника он достал из кармана капсулу, уже знакомую Дженсену по их единственной ночи.
— Ты шутишь?
— Нисколько, — серьезно ответил Генрих. – Я скучал. А ты?
То, с каким пылом поцеловал его в ответ Эклз, лучше любых слов доказывало, что он скучал не меньше. Опустив оба сиденья, Дженсен почти лег на Генриха, но тот успел его отстранить.
— Что?
Вид у Дженсена был примечательным: волосы растрепались, глаза горели и губы блестели от слюны. Но Мюллер, совершенно точно подавив улыбку – Дженсен был уверен в этом – сказал:
— Теперь моя очередь, разве нет?
Этого Дженсен не ожидал. В его, и без того небольшом, гомосексуальном опыте он ни разу не оказывался «снизу», и предложение Генриха пугало. Но Мюллер смотрел на него так открыто и жарко, нежно водил ладонью по щеке и шее, пробегаясь пальцами под воротником рубашки, что Дженсену не хотелось протестовать.
— Разве ты мне не доверяешь? – выбросил последний козырь Генрих, а Дженсен напрягся. Вопрос доверия и без того остро стоял в его жизни. Но смог бы он довериться, сдаться и отдаться Мюллеру? Дженсену хотелось попробовать, почувствовать в себе крепкий член, еще больше ему хотелось быть с Генрихом. Неважно как. И Эклз согласился.
Генрих осторожно перевернулся, уложив Дженсена на сиденье под собой, отстранился, но сразу потянулся к его одежде, расстегнул пуговицы и стянул рубашку с плеч. Дженсен наблюдал за ним, но ни помогал, ни противился. Он просто смотрел на то, с каким тщанием Генрих его раздевает. А тот уже расстегнул брюки, забрался рукой в дельту ширинки и гладил член Дженсена сквозь трусы. Это невероятно заводило. Полураздев Дженсена, сам Генрих все еще оставался одетым, он только снял фуражку и положил ее на сиденье рядом. Ни одной пуговицы на его форме не было расстегнуто, и именно это возбуждало еще больше. Дженсен смотрел, как тускло поблескивают орлы на отворотах кителя, как черная ткань подчеркивает появившийся на щеках Генриха румянец и оттеняет загоревшиеся глаза. Дженсен, не контролируя себя, сам поддал вверх бедрами, вжался в ладонь Мюллера и потерся об нее пахом.
— Дженсен…
Эклз снова отстранился, удержал потянувшегося за ним Генриха и внимательно посмотрел на него.
Мюллер продолжил его раздевать, не торопясь, снял ботинки, брюки, оставил только белье, но и это, как понял Дженсен по его немного дрожащим рукам, было ненадолго. Генрих сам положил руки Дженсена себе на грудь, и Эклз расстегнул на нем китель и рубашку, развел полы в стороны. Под ладонью оказалось неожиданно твердо, и Дженсен улыбнулся, поняв, что трогает портсигар во внутреннем кармане кителя Генриха. Очень хотелось, чтобы Мюллер не раздевался до конца, шанс заняться сексом с мужчиной в форме неожиданно будоражил воображение. Генрих уловил его желание, улыбнулся и кивнул, соглашаясь без слов. Он стащил с Дженсена трусы и, устроившись между его ног, обвил член ладонью и медленно провел кулаком вверх-вниз несколько раз. Эклз и хотел бы его поторопить, но не мог, хотя долгое отсутствие Генриха могло вызвать вопросы на работе. Только сам Мюллер не спешил, дрочил Дженсену размеренно, не ускоряясь и не сбавляя темп. Только когда Эклз начал сам подаваться в его кулак, зажмурился и вытянулся на сиденье, Генрих наклонился к нему и поцеловал.
— Сейчас будет немного… неприятно, — предупредил он. Дженсен посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки и фыркнул. По-настоящему, как недовольный кот, которому налили молока вместо жирных сливок.
— Это, конечно, мой первый раз, но не веди себя так, ладно? – попросил он. Мюллер скептически выгнул бровь, но ничего не ответил. Из кармана кителя он достал капсулу, помял двумя пальцами анус Дженсена и быстро втолкнул ее внутрь. Ощущение было странным. Оболочка капсулы лопнула, и Дженсен почувствовал, как внутри разливается холодное тепло. Иначе это он определить не мог. Смазка снимала боль и неприятные ощущения, словно замораживая их, но стенки ануса неожиданно потеплели, расслабились, а пальцы Генриха, которыми он аккуратно двигал внутри, заводили.
— Черт, — выругался Дженсен, когда понял, что задница начинает гореть огнем, будто зудит и чешется, а скользящие внутри пальцы снимали это ощущение. Дженсен понял, что сам подается вниз, на разведенные в нем пальцы, юлит задом, словно навинчивается на них. По груди прошла волна тепла, кожа покраснела, лицо тоже зарумянилось. Дженсен шало смотрел на застывшего между его разведенных ног Генриха и только удивленно открывал рот.
— Нравится? – спросил Мюллер. Дженсен не понял, получилось ли у него вместо стона ответить, но Генрих таким ответом был доволен. – Стиль Сохо не дает осечек.
Дженсен вскрикнул, когда пальцы Генриха прошлись по простате, и понял, что еще многого не знал о том, каково по-настоящему быть с мужчиной. В машине стало жарко, или так казалось разгоряченному Дженсену. Мюллер свободной рукой вытер текущий по его лбу пот, обвел мокрыми пальцами по щеке и губам. Дженсен поймал их ртом и пососал, на языке сразу защипало от горчившей соли.
— Дженсен, — выдохнул Мюллер, прожигая его жадным взглядом. Эклз не ответил, но вытянулся перед ним, как мог шире раздвинул ноги. Генрих освободил руки, перехватил его за щиколотки, заставил упереться ступнями себе в грудь и предупредил: – Держись за что-нибудь.
Дженсен вцепился в заднее сиденье, чувствуя, как скрипит кожа под влажными пальцами. Пока он устраивался, Генрих расстегнул и спустил форменные брюки и белье, приподнял Эклза за зад так, чтобы член свободно скользил между раздвинутыми ягодицами и, придержав рукой, направил его внутрь, медленно, но сразу до конца.
Эклз рванулся назад, уходя от ощущения болезненной заполненности, но Генрих держал его за бедра крепко и не давал соскочить, повредить себе. Постепенно боль утихла, смазка охладила засаднивший анус, и Мюллер также осторожно двинулся назад. Он не сводил с напряженного Дженсена взгляда, не давал опускать глаза, и двигался мерно и четко, заставляя привыкнуть к боли. Постепенно она действительно утихла, хотя ощущения были странными. Дженсен чуть прогнулся в спине, упираясь в сиденье затылком и лопатками, и схватился за плечи Генриха, но ткань выскользнула из пальцев, и Дженсен снова упал на сиденье.
— Сейчас станет хорошо, — пообещал Мюллер и поддал бедрами так, что у Дженсена перед глазами посыпались искры. Мерные толчки в простату превратили ее в постоянный центр удовольствия, от каждого движения внутрь и наружу кровь закипала сильнее, а дыхание перехватывало. Дженсен чувствовал, как все тело сводит удовольствием и жаром, как член, крепкий и тяжело лежащий на бедре, отзывается пульсацией на движения Генриха. Проведя рукой по животу, Эклз накрыл ладонью пах, сжал ствол под головкой двумя сложенными в кольцо пальцами. Теперь он двигал ими в такт толчкам Генриха, и от пронизывающего удовольствия коротко выдыхал, когда чувствовал, что член входит в него полностью.
Генрих имел его вдумчиво: ускорялся, когда чувствовал, что нужно, или наоборот, останавливался, когда Дженсен облеплялся вокруг его члена и елозил по мокрому от пота сиденью, сам насаживаясь глубже. В голове Дженсена всполохами мелькала мысль, что происходящее с ним – невероятно, что такого не бывает, и он стремился полностью ощутить все это. Мюллер ему такой шанс давал. Дженсен смотрел на его напряженное лицо, на текущую с виска каплю пота и любовался. Он понимал, что Генрих держится из последних сил, и хотел, чтобы они уже оба сорвались. Заставить Мюллера остановиться и отпустить его было сложно, но Дженсен смог это сделать, вывернулся под Генрихом и лег на живот, подогнув под себя руку. Мюллер устроился над ним и немного сбоку, почти вплотную прижался грудью к спине и носом ткнул в затылок. От его выдоха по спине Дженсена прошла еще одна горячая волна, и он по-блядски оттопырил зад, вжимаясь им в пах Генриха. Когда он успел так расслабиться и отпустить себя, Дженсен не понял. Но вместо этого узнал, что Мюллер слишком на него действует. В нем все было таким. Даже язык, скользнувший от затылка вниз по позвоночнику, был слишком горячим и заводил тоже – слишком.
— Генрих, — поторопил Дженсен, сжимая кулак на члене туже, чтобы отсрочить подступавший оргазм. – Еще.
Мюллер снова медленно вогнал член ему в зад, но после этого ускорился. Он держался на локте, оставаясь позади Дженсена, а правой рукой обхватил его поперек груди и удерживал под собой. Дженсен отпустил себя, дрочил почти затекшей рукой, и ощущения от этого были запредельными. Мюллер жарко дышал в ухо, прикусывал мочку и продолжал насаживать Дженсена на себя все быстрее и глубже.
— Все, — выдохнул Эклз, — все… Все!
Мюллер отвел его руку от члена, сам сжал его в кулаке, не давая кончить, и прикусил Дженсену загривок. Дженсен чувствовал, как дрожит Генрих, как мелко двигается его напрягшееся тело, а в заднице стало мокро и скользко от вытекающей спермы. Еще крепкий член был внутри, и теперь Дженсен отбросил руку Генриха, ткнулся головкой в свой кулак и тут же замер, чувствуя, как от кончиков пальцев на ногах поднимается широкая жаркая волна. Член дергался в руке, крупные капли быстро выплескивались и усеивали кожу сиденья, а Дженсен глотал воздух ртом и прижимался к Мюллеру, ощущая, как их обоих еще не отпускает послеоргазменная дрожь.
Спустя минуту Генрих заворочался за спиной, отлепился от Дженсена и выкарабкался из машины. Его штаны сползли на щиколотки, трусы болтались возле коленей, но даже это не портило донельзя довольного, даже счастливого Мюллера. Он привел себя в порядок: натянул брюки, аккуратно положил на сиденье портсигар, снял китель и рубашку и несколько раз встряхнул их, чтобы освежить. Дженсен наблюдал за ним, все еще лежа на сиденье. Тело совершенно обессилело, разум казался девственно-чистым. Эклз сосредоточился на дыхании, заставлял себя дышать ровно и глубоко, пока окончательно не пришел в себя. Выходить из машины голым на дневной свет не хотелось, но пришлось. Мюллер достал из бардачка влажные салфетки, обнаруженные Дженсеном там еще перед отъездом из бара Хаттона, и вытер его. Одеться Эклз смог сам.
Он сел на водительское место, дождался, пока усядется и Мюллер, и завел машину.
— Обо всем расскажешь на обратном пути, — решил Дженсен, увидев, который уже был час. Генрих согласно кивнул и действительно говорил всю дорогу, рассказывая о том, какая паника была в отделах после исчезновения Уиллиса и Эклза; что его работа идет по плану, он не выпускает из внимания того связного; что Бореаназ больше не привязывается к нему, сосредоточившись на поимке Брюса и Дженсена…
Дженсен слушал его, иногда теряя нить разговора, когда саднящий зад вспыхивал противной болью. Тогда Эклз морщился и ерзал, а Генрих, стараясь не рассмеяться, успокаивающе гладил его по бедру. И это снова отвлекало. Дженсен попросил не мешать ему, если Мюллер, конечно, не желал оказаться в кювете. Мюллер вздохнул, притворяясь глубоко расстроенным, закурил, наполняя салон густым ароматным дымом своей самокрутки, и продолжил рассказ.
— А что с заводом «Фармы»? – перебил его Дженсен.
— Да все в порядке, — пожал плечами Генрих. – Стоит, ничего не случилось, за этим Джейсоном следят мои парни. Все отлично.
— Понял, — задумчиво сказал Дженсен. Раздумьям мешал усилившийся трафик, пришлось полностью сосредоточиться на дороге. Генрих тоже не отвлекал, только иногда за гулом улицы Дженсен слышал его дыхание и казавшиеся счастливыми вздохи. Тогда улыбался и он.
Высадив Генриха на том же месте, где подобрал, Дженсен кивнул ему, прощаясь, и вернулся в бар Тима, заехав во двор с другой улицы. То, что рассказал Мюллер, давало надежду на то, что им с Брюсом еще удастся выползти из той дыры, в которую они попали. Улыбаясь, Дженсен через служебный ход прошел в здание и спустился в подвал. И там его улыбка погасла.
— Что он тут делает? – резко спросил Эклз, увидев, что Брюс был не один. На стуле, облюбованном Дженсеном еще с первого раза, сидел Нейман. Они с Уиллисом замолчали, услышав шаги на лестнице, и встретили Дженсена напряженным молчанием.
— Помогает, — сурово ответил Уиллис, снова вернувшийся в привычный модус грозного, но справедливого начальника. – Садись, у нас проблемы.
Дженсен убрал подушку на спинку дивана, загнул простыню и сел в освободившийся угол. Нейманн даже не смотрел на него, сосредоточился только на Брюсе, продолжая начавшийся до прихода Эклза рассказ.
— Взрыв был несильным, но лаборатория разрушена полностью. И хранилище, где были образцы, пробные и начальные. Люди не пострадали, их эвакуировали по пожарной сирене. Как только они оказались на улице, прозвучал взрыв.
Дженсен медленно холодел, слыша это и понимая, о чем говорит Нейманн. Завод «Фармы» все-таки взорвали, пока они с Брюсом скрывались от Бореаназа.
— Когда?
— Вчера в полдень, — сразу понял, о чем его спрашивают, Джеррод.
— Вчера? – удивился Дженсен. – Но Генрих сказал мне, что с заводом все в порядке…
— Странно, — заметил Нейманн. – Потому что он вчера летал туда вместе со мной.
Дженсен и Брюс переглянулись.
— Нет, — осипшим голосом произнес Дженсен, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Свет от мониторов мешал, пришлось закрыться ладонью, и стало слышно, как в висках стучит кровь. Дженсена словно накрыло огромным ватным колпаком, под которым загустел воздух, сперло дыхание, и каждый выдох отдавал колокольным гулом.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |