Пейринг: Дженсен/Джаред, Джаред/Дженсен 1 страница

Четвертый Рейх

Артер: ~bonny~

Автор: Nemi

Бета: Fairytalegirl

Жанры: экшн, AU

Пейринг: Дженсен/Джаред, Джаред/Дженсен

Рейтинг: NC-17

Размер: ~ 29 000 слов

Саммари: В двадцать первом веке мир заново ощутил на себе идеи нацизма. Местом его возрождения в этот раз стали Соединенные Штаты Америки, с переменным успехом противостоящие объединившимся в союз России, Европе и Востоку. В поделенном почти пополам мире только Британия и вернувшиеся под ее крыло страны остаются нейтральными. Весь остальной мир — поле для борьбы двух сверхгигантов.

В условиях постоянной вражды неонацистов и коммунистов капитану Второго Отдела Абвера Дженсену Эклзу приходится противостоять появившемуся на территории Америки диверсанту.

Дисклеймер: Использованы имена реально существующих людей, но сделано это не для выгоды, а только для развлечения.

В фике описывается выдуманный мир со своими законами, заимствования из реальной истории присутствуют, но не в полном объеме и не всегда правильно. Автор знает об этом и еще раз напоминает — мир этого фика им выдуман.

Озвучиваемые в фике идеи превосходства одной расы над другими ни автором, ни артером не разделяются и никому не рекомендуются.

От автора: Я могу сказать сто слов благодарности, а могу только одно, но оно будет сильнее и важнее всех остальных. Поэтому мое "от всей души спасибо" будет адресовано чудесным ~bonny~, Fairytalegirl, Уртика и всем тем читателям дневника, терпевшим мое нытье.

Спасибо вам!

К 2039 году мир изменился. Вместо пестрого разнообразия цветов и оттенков на политической карте мира остались всего три – синий, красный и белый. Синим оказались закрашены обе Америки, Ирландия, большинство развитых стран Европы и Япония. Кроваво-красным горели территории России, бывших стран СССР, славянские страны Европы. А также Ближний Восток, Китай и Монголия, Индия, Индонезия и страны Африки, еще хранящие наследие деятельности советской власти. Остальная часть «черного континента» стала «синей».

Белыми оставались Англия, Канада, Австралия и Новая Зеландия, а также Франция. Эти страны сохраняли нейтралитет между противостоящими друг другу монстрами – коалициями возрожденного нацизма и коммунизма, центрами которых были Вашингтон и Москва.

У этой биполярности было две причины: экономическая и политическая.

Мировой финансовый кризис заставил развитые страны объединяться и позволять присоединяться к себе странам с менее развитыми экономиками. Первая волна кризиса в 2017 году, вызванная выходом из Евросоюза его локомотивов – Франции и Германии, обрушила экономику всей Европы. Для того, чтобы выжить, многие европейские страны перешли под патронаж Германии, чья финансовая система оказалась наиболее устойчивой и независимой от внешних факторов. Франция осталась в одиночестве, но предложение Великобритании об окончательном объединении и слиянии политических и финансовых систем, позволило двум великим странам выстоять и противостоять дальнейшим проблемам.

В то же время укрепились позиции России, во многом благодаря тому, что ее экономика, основанная на продаже природных ресурсов, была переориентирована на внутренний, а не на внешний сбыт. Для того, чтобы продолжать получать нефть и газ по меньшим ценам, бывшие союзные республики изъявили желание стать равноправными субъектами Российской Федерации, что и спасло их экономики от падения. Военный, экономический и промышленный союз России и Китая привел к тому, что Евразия почти полностью оказалась под их влиянием.

Банковская система США в 2017 году была почти уничтожена. Кризис 2008 года, вызванный недостаточностью наличных денег, был лишь репетицией того, что случилось спустя девять лет. Безработица и нищета, обрушившиеся на США, привели к первому расслоению общества. Усилились национальные и расовые конфликты, уровень преступности достиг 89%. Появились первые нацистски-ориентированные сообщества и со временем они приобрели реальную политическую силу. Окончательно воцариться на Капитолийском холме белые американцы, ставшие называть себя нео-нацистами, смогли в 2021 году, после внеочередных выборов в Конгресс. 2020 год остался в учебниках истории всех стран как год второй волны кризиса.

К этому времени нацистские настроения вернулись и в Европу, особенно в Германию и Италию – бывшие очаги нацизма и фашизма. Япония, в одиночку противостоявшая восточному альянсу во главе с Китаем, также присоединилась к бывшим союзникам. Мир окончательно раскололся.

В это же время в России к власти пришли коммунисты. В дальнейшем историки определили причину этого явления. Тоталитарный строй, будь то коммунизм или нацизм, давали гарантию крепости и стабильности в неспокойное время. Люди, уставшие от череды потрясений, потянулись под крыло сильных, проверенных временем систем управления.

Дальнейшие объединения были неизбежны.

Под власть неонацистов попали Южная Америка, объединившаяся под управлением Германии Европа, а также Япония, получившая сильнейших союзников в противостоянии с Китаем. Прокоммунистски-настроенным и объединившимся по этой причине оказался остальной мир во главе с Россией и Китаем. Противостояние схожих, но считающих себя противоположными, идеологий было неизбежным. В этих условиях нейтралитет союза Великобритании и Франции, с примкнувшими к ним Австралии и Новой Зеландии, а также Канады, оставался залогом пусть хрупкого, но мира. Финансовый кризис 2017, а потом и 2020 годов почти не затронул экономики этих стран. Во многом они поддерживались вливаниями со стороны правящих кругов неонаци и комми, предпочитавших хранить свои личные сбережения в лондонских банках, а также вкладывать бюджетные деньги в экономику нейтрального союза, поддерживая тем самым неустойчивое равновесие мира. Каждая из сторон понимала настоящую силу Британии и Франции и принимала ее.

В самой же Америке в это время неонацизм становился национальной идеологией. Афроамериканцам, несмотря на их посты, должности, образование и финансовый статус, было предложено или вернуться на историческую родину, или лишиться всех преимуществ равных граждан. Предложение это носило рекомендательный характер, но в 2023 году вышел закон «О гражданских правах и обязанностях», где было закреплено понятие «чистой крови», а негры, евреи и индейцы были объявлены не-гражданами и лишены всех прав. После этого основная масса чернокожего населения покинула Америку. Остались на территории США только молодые люди до двадцати пяти лет, перешедшие на положение рабов. Евреям было также предложено покинуть территорию США, но, в отличие от негров, им позволяли оставить не только вещи, но и деньги, в размере до 3000 долларов на человека. Все остальное конфисковалось. 2025 год стал годом полного уничтожения коренного населения Северной и Южной Америк. Центром управления Южной Америки стала Аргентина, где позиции нацистов были сильны изначально, еще после того, как правящая верхушка Третьего Рейха, старший и средний офицерский состав были эвакуированы туда в максимально возможном количестве из захваченной Германии.

Оплотом же неонацизма стала Северная Америка, а здание Рейхстага, раскинувшееся на Капитолийском холме, увенчало собой окончательное воцарение этой идеологии над половиной мира.

Закон «О гражданстве» также определял и законодательно закреплял понятие чистоты крови. К высшей расе отнесли лиц, имеющих немецкие, скандинавские, ирландские и итальянские корни. Приравненными к чистокровным считались также британцы, французы и японцы. Все остальные считались не-гражданами и представителями низших рас, где тоже была своя градация. На верхней ступеньке там стояли славяне, за ними – арабы, жители Индии и Индонезии, китайцы и другие монголоидные расы, евреи и негры.

Отдельным пунктом в законе значилось сохранение чистоты крови и усиление высшей расы, где всячески поощрялось рождение более чем двух детей, а гомосексуализм оказывался вне закона.

Именно таким оказался мир к 2039 году, в котором и начинается эта история.

В Германии иметь фамилию Мюллер — всё равно что не иметь никакой.

Г.Горин, "Тот самый Мюнхгаузен"

Дженсен быстро поднимался по ступенькам Рейхстага, кивками отвечая на приветствия знакомых. Никто не обижался – все видели, что он торопится. Обычно прямой взгляд капитана сейчас блуждал, пролистывая лица встреченных на пути офицеров и солдат. Кивнув знакомому из смежного отдела на входе, Дженсен свернул в левое крыло третьего этажа и сразу прошел в кабинет Уиллиса. Брюс сидел, закинув ноги на стол – до начала рабочего дня было еще двадцать минут, и устав был им забыт ради нескольких минут отдыха. Бурные гулянки все сильнее отражались на внешнем виде полковника. Мешки под глазами, покрасневшие из-за бессонной ночи белки пугали и менее выдержанных, чем Дженсен, людей. Брюс едва приоткрыл глаза, услышав, что в кабинет кто-то вошел, и снова закрыл их.

— Диана была неугомонна?

— Ты же видел, — устало потер лицо руками Брюс. – Шампанское не идет ей на пользу.

— Но, согласись, повод был неплохой. Когда еще мы выпьем настоящего шампанского, а не калифорнийскую бурду?

— Правда, — Брюс наконец сел ровно, но все равно грузно оперся локтями о стол. – Хороший был вечер.

Дженсен хмыкнул, соглашаясь.

— А ты как? Рано ушел вчера, были планы?

Слово «планы» он растянул в гласных, не давая сомнений в том, что конкретно имеет в виду. Дженсен стер с лица ухмылку и преувеличенно серьезно ответил:

— Были. Метр семьдесят, синие глаза, черные волосы, родинка над бровью. Наполовину итальянка, наполовину ирландка.

— Идейно верный выбор, — похвалил Уиллис, перенимая показную строгость подчиненного, но быстро рассмеялся. – Рад за тебя. Хотя в твоем возрасте пора завести постоянную пассию. Сам знаешь, если не женишься до тридцати, то на тебя будут косо смотреть.

Объяснять дальше Дженсену было не нужно. Он и сам прекрасно знал, что его ждет. Женатым солдатам быстрее давали продвижения по службе, за рожденного «чистого» ребенка платили серьезную премию, за второго – повышали в чине. Неженившихся же после наступления тридцати одного года просили пройти «небольшую проверку», как любил выражаться спецотдел. Легкая доза «сыворотки правды» и электроды, прикрепленные к центрам мозговой активности, не давали солгать при ответе на главный вопрос: «Испытываете ли вы сексуальное влечение к лицам своего пола?».

Проверка действовала на мужчин и женщин, и последним, конечно, было проще. Лесбиянки выявлялись редко – настолько редко, что за время службы Дженсен вспомнил только про двух. Мужчины попадались чаще, и дальнейшая судьба их была незавидна. Себе такой участи Эклз не хотел и уже полгода, как начал присматриваться ко всем мало-мальски подходящим женщинам в своем окружении. Но, к сожалению, никого пока не выбрал, хотя следовало поторапливаться. Если Брюс решил проявить активность в этом вопросе, значит, заинтересовались Дженсеном уже уровнем или двумя выше. И это было серьезно.

— Не думай, что я спрашиваю просто так, — подтвердил его догадку Уиллис. – Тобой заинтересовались наверху. Запросили твое досье и характеристики, и я им с удовольствием все предоставил с личным мнением. Поэтому, мой друг, в скором времени тебя может ждать повышение…

Дженсен уловил в его голосе недосказанность, но перебивать не стал, просто посмотрел внимательно в глаза, показывая, что внимательно слушает.

— Все будет зависеть от нового задания. Если справишься – считай, что дело сделано, ты перейдешь в старшие офицеры. Если нет…

Заканчивать предложение Уиллис не стал, но Дженсен и так его понял. Он кивнул, показывая, насколько серьезно принял к сведению слова начальника, и спросил:

— Что за дело?

— А вот об этом мы сейчас и будем говорить.

С началом рабочего дня Уиллис преобразился. Он выпрямился, демонстрируя идеальную выправку потомственного военного, глаза заискрились отвагой и готовностью противостоять врагам Рейха, казалось, даже редеющие волосы стали пышнее. Он чеканным шагом прошел в зал совещаний, и Дженсен последовал за ним.

— …Предыдущая деятельность «Мюнхгаузена» в Италии привела к пожару на заводе, занимавшемся изготовлением бактериологического оружия, а официально – фармацевтикой. Эксперты подтвердили, что это был взрыв неизвестного устройства, хотя налицо были все признаки ошибки в производстве: нечистые компоненты, катализируя друг друга, привели к аварии. Однако изначально этот вариант вызывал сомнения. Схема очистки на заводе была идеальной. Настолько, что их специалисты помогали устанавливать системы фильтрации, вентиляции и кондиционирования даже здесь, в Северной Америке. Эти заводы работают без единого нарушения, соблюдая все стандарты, и никаких эксцессов в их деятельности не было. И сейчас нам поступил сигнал, что «Мюнхгаузен» был отправлен в Америку. Данных недостаточно, поэтому можно лишь предполагать. Возможно, его задание состоит в том же, что и в Италии. А может быть, оно настолько далеко от привычной нам подрывной деятельности комми, что предположить, в чем именно оно заключается, мы не можем. Прогнозировать тоже.

Конец рассказа был жалок. Брюс, посмотрев на Дженсена, поджал недовольно губы – явный признак тяжелой задумчивости и неуверенности в собственных силах. К счастью, подобное было настолько редким явлением, что считать это по внешним признакам мог только Дженсен, всего дважды видевший нечто подобное, но в более приватной обстановке.

— Описание, место высадки, места возможного появления?

— Ничего нет, — развел руками Нейманн. – Даже сама информация о возможном внедрении досталась нам очень дорого – пришлось пожертвовать давним информатором.

— Добудьте описание внешности, в идеале – фото, узнайте возможное направление работы, место внедрения и биографию! Что за позывной такой – «Мюнхгаузен»?

Джеррод пожал плечами.

— Не Абвер, а гадальный салон, — забушевал Уиллис. – Никакой информации, только кофейная гуща и таро. Следующий такой доклад ты будешь читать отправляющимся на родину жидам!

Нейманн молча внимал угрозам начальства, он прекрасно знал, что его отдел не собрал ни единой крупицы нужных данных. Вернее, всего одну. Но для сотрудника Отдела-2 это было ничтожным. Как опытный разведчик, Нейманн готов был искать дальше, а как опытный подчиненный – внимать угрозам начальства, всем видом давая понять, что признает свой промах и готов его исправить.

Брюс махнул рукой, зовя за собой Дженсена, и вышел из переговорной.

— Жрецы-авгуры, — продолжал бушевать Уиллис, заходя в кабинет. – К нам приехал неизвестно кто, неизвестно зачем и неизвестно куда…

— Ты сам знаешь, они работают по официальным каналам, — успокоил начальника Дженсен. – Остальное всегда было моей заботой.

— Верно, — в один миг пришел в себя Брюс. – Именно этим ты и займешься. Ваш отдел для меня сейчас — главный помощник. А для тебя дело «Мюнхгаузена» — верный шанс идти выше. Действуй, Дженсен!

Эклз отсалютовал и вышел из кабинета. К себе ему идти было недолго – двадцать метров по прямой, но пройти их было сложно. Двадцать шагов до своей двери он сделал так тяжело, словно в подошвы форменных сапог залили сверхтяжелый металл. Но Дженсен справился, и вошел в кабинет, сохраняя на лице рабочую полуулыбку и блеск в глазах.

— Доброе утро!

В его отделе не было жесткой субординации. Эклз целенаправленно уничтожал ее, при этом сохраняя видимость наличия – только для начальственных проверок. Его команда была слаженной и спетой, каждый должен был быть другому как брат. В критических ситуациях именно родного человека спасут быстрее, чем постороннего, и этого Дженсен добивался.

К сожалению, такая позиция оборачивалась и своей негативной стороной. Дженсен на себе испытал прелесть близкой работы с человеком, чье появление вызывало лишь одну реакцию – острое возбуждение.

Генрих улыбнулся при его появлении, гораздо теплее, чем полагалось, и Дженсен ответил тем же – не смог удержаться. Вся его команда уже поднялась со своих мест, каждый смотрел на капитана, ожидая планов работы и указаний.

Этому Дженсен и посвятил следующие полчаса, справедливо рассудив, что отвлекаться на неподобающие мысли ему… не подобает. Инструктаж прошел коротко и по делу, основное время заняли уточняющие вопросы его подчиненных и наметки на дальнейшие действия.

— Вперед! – напутствовал Дженсен, прошел в свой кабинет, примыкавший к общей комнате отдела, и тяжело опустился в кресло. Прошлая ночь и для него не прошла бесследно, хоть он ушел из клуба гораздо раньше Уиллиса, с довольной улыбкой наблюдавшего за танцами подвыпившей Дианы. Ни к какой девушке Дженсен, конечно, тоже не пошел, а вернулся домой и долго не мог уснуть. Причину своей бессонницы и невеселых дум Эклз вычислил уже давно, но избавиться от нее не получалось.

— Среди моих есть еврейская семья, близкие родственники которых были высланы на историческую родину, но переехали в Польшу.

Генрих, отвечая на мысли Дженсена, снова оказался перед ним, но уже во плоти. Он не постучал, хотя и должен был – до такой степени открытости Эклз в отношении с подчиненными еще не дошел. Но Мюллер словно не признавал этих границ, оказывался в непосредственной близости от Дженсена слишком часто, лишая того самообладания.

— И что? – немного резко спросил Эклз.

Генрих нахмурился.

— Я подумал, что мы сможем выяснить что-то о комми…

— Выясняй, — дернул бровью Дженсен. Генрих правильно истолковал этот знак, вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. Дженсен прикрыл глаза и вздохнул.

Генрих.

В памяти начали всплывать строчки личного дела, которое Эклз уже успел заучить наизусть.

Генрих Миллер, двадцать пять лет, рост – 193 см, вес – 95 кг, глаза – каре-зеленые, узкие, раскосые, нос – длинный, заостренный, губы – тонкие, волосы – темно-русые, особые приметы – родинка на левой щеке возле носа…

Сухое описание из досье должно было давать в жизни неприметного и некрасивого парня, а на деле все минусы складывались в огромный плюс. Он, несмотря на «острые черты лица», «длинный нос» и «тонкие губы», был весьма привлекателен, приятен внешне и, возможно, внутренне. Привыкший вычислять человеческую душу за секунды, Дженсен сразу увидел, что кроется за иногда вспыхивавшими в глубине глаз искрами и за немного нервным ртом – постоянная готовность улыбнуться. Это видели и другие сотрудники, также привыкшие по мельчайшим деталям узнавать человека, поэтому Генрих быстро стал общим любимцем. По мнению Дженсена, это было неплохо для дела. С другой стороны, это было очень плохо для него самого.

Природа наградила Мюллера не только высоким ростом, но и статью, мускулами и хищной грацией, от которой Дженсену иногда становилось не по себе. Под черной тканью формы перекатывались мышцы, походка была мягкой и плавной, на вкус Дженсена даже чувственной. Это и заставляло капитана Абвера, сотрудника Второго отдела Дженсена Эклза плохо спать по ночам и отвлекаться от своих обязанностей днем.

Также, это грозило ему непрохождением «небольшой проверки» в спецотделе, потому что каждый раз мысли о Генрихе Мюллере заставляли сердце Дженсена пропускать удары, а руки – потеть. Это, несомненно, не придавало никакой ценности Эклзу как сотруднику контрразведки, поэтому Дженсен тщательно скрывал темную сторону своей натуры. На людях он старался казаться повесой и дамским угодником, что весьма котировалось в тех кругах, куда ввел своего протеже дальновидный и расчетливый Уиллис.

Брюс словно на расстоянии услышал мысли своего подчиненного, звонок по внутренней связи раздался, когда Дженсен смотрел на Генриха сквозь стекло между своим кабинетом и общей комнатой. Мысли все никак не шли ровным строем, так, как было привычно. Они скакали от улыбки Генриха к мыслям о Мюнхгаузене, от наметок плана работы до вспыхнувших фантазий от того, как Генрих перегнулся через стол, забирая у сидевшего перед ним Гаррета отчет. Нужно было привести себя в порядок и приняться за дело, и звонок начальника как нельзя лучше этому способствовал.

— Зайди, — бросил Брюс и сразу положил трубку. Это озадачило, но Дженсен привык получать информацию не досужими размышлениями, поэтому немедленно отправился к начальнику.

В кабинете Уиллис был не один. Рядом с ним сидел незнакомый Дженсену мужчина с нашивкой спецотдела. По чину он был равен Эклзу, но даже Уиллис вел себя с ним как подчиненный, и это было заметно.

— О, Дженсен! – на залысинах Брюса виднелись тонкие дорожки от капель пота, что настораживало. – Познакомься…

Но гость прервал его.

— Дэвид Бореаназ, специальный отдел Абвера, — представился он и вопреки уставному приветствию протянул Эклзу руку, сразу давая понять, что общение у них неофициальное.

— Очень приятно, — осторожно ответил Эклз, но руку пожал крепко.

— Тоже рад познакомиться, — улыбнулся Бореаназ. – Увидеть, так сказать, лично. Мы как раз о вас и беседовали, присаживайтесь, продолжим втроем.

Капитан вел себя в кабинете старшего по званию как хозяин, что было нехорошим знаком. Дженсен сел напротив него, аккуратно положил фуражку на приставной стол, сложил ладони, как примерный ученик на вызове к директору. Он молчал, всем видом показывая, что превратился в слух, и Бореаназ не заставил его ждать, сразу рубанул с плеча:

— Дженсен, сколько вам лет?

— Месяц назад исполнилось двадцать девять, — четко ответил Эклз.

— И вы руководитель специальной службы, хотя для этого нужно быть хотя бы майором?

— Этот чин получают только после тридцати, — мягко напомнил Дженсен. – Но моя работа была признана удовлетворительной, и специальным приказом руководство этой службой было доверено мне полтора года назад.

— Да, я знаю, что ваш руководитель очень вас ценит, — взгляд, брошенный на Уиллиса, был нечитаем, но насторожил Дженсена, особенно тем, как подобострастно улыбнулся в ответ Брюс. – Поэтому и мы заинтересовались вами. Спецотдел всегда следит за успешными солдатами, и многим, очень многим помогает в продвижении по службе. С вами могло бы быть тоже самое, Дженсен, но, к сожалению…

Дженсен чуть наклонил голову, искренне заинтересовавшись резким витком разговора.

— Есть некоторые моменты, которые настораживают наше с вами общее руководство. Вам двадцать девять лет, но вы не женаты?

— Именно так.

— И не имеете постоянных отношений?

Дженсен развел руками, признавая это.

— Капитан Эклз тот еще ходок, — пояснил Уиллис. – С его внешностью это не удивительно.

— Н-да, — задумчиво произнес Бореаназ. – С его внешностью…

Взгляд, направленный на Дженсена, был гадким и оценивающим одновременно. Капитан осматривал его так, словно мысленно прикидывал и помечал в рапорте, что объект отличается пропорциональностью черт лица и этим может быть привлекателен для противоположного пола. Другого ни Бореназ, ни кто-либо другой не смог бы увидеть в Дженсене – подтянутом, сметливом, исполнительном и удачливом военном, зарекомендовавшем себя только с лучших сторон. Хотя, возможно это и было подозрительным.

— С его внешностью, — вдруг улыбнулся Бореаназ, — действительно было бы неправильным отказываться от доступных удовольствий. Уверен, барышни сами проявляют настойчивость, так?

Улыбка его была натянутой, голос преувеличенно весел. Дженсен отмечал это сразу, напрактиковался за время допросов шпионов. Но игру следовало продолжить, и он, кивнув с видом «да, такой вот я счастливчик», мелко рассмеялся следом. Уиллис подхватил это, и все втроем солдаты Рейха являли собой крайне странную картину.

— Знаете, Дженсен, — посерьезнел капитан. – Вами очень интересуются наверху, и это уже не секрет. Я был направлен, чтобы лично познакомиться с вами, составить свое мнение. Пока оно положительное. Не разочаровывайте ни меня, ни ваше руководство.

С этими словами он поднялся и отсалютовал оставшимся в кабинете Уиллису и Эклзу.

— Фух, — тихо выдохнул Брюс, едва за посетителем закрылась дверь. – Кажется, я обосрался.

Дженсен уже привык к этой нарочитой грубости, хмыкнул даже, потому что прекрасно понимал, о чем начальник говорит. Ему и самому было не по себе от этого знакомства и странного разговора, напоминавшего чаепитие у Безумного Шляпника.

— Я так и не понял, чего он хотел, — признался Эклз.

— Я уже говорил, что тобой интересовались, — напомнил Уиллис. – Вот и прислали… Посмотреть на тебя. Говорю же, твоя холостяцкая жизнь не дает кому-то покоя. А с той охотой на ведьм, которая началась после ареста Эванса, было бы глупо надеяться, что тебя не будут проверять. Эклз, блудный сын мой!

Дженсен посмотрел на Брюса с опаской.

— Я тебе говорю – раскрой этого Мюнхгаузена и женись. И тебе откроются врата Вальгаллы, сын мой, ты попадешь в верхи, а карьерная лестница превратится в лифт!

— Я понял, — Дженсен скривился, но от всей души надеялся, что эта гримаса походит на улыбку. – Пойду выполнять.

— Жениться? – захохотал Уиллис.

— Так быстро – только на Ланг, — и рассмеялся следом, потому что Иоанна Ланг, секретарша Уиллиса, отличалась уродством и страстью к сплетням. Но только ее и одобрила негласно Диана, вторая жена Брюса.

Несмотря на показное веселье, к себе Дженсен возвращался почти напуганным и очень настороженным. Попавшийся же на пути Генрих только подкинул дров в костер. Эклз даже сбился с шага, увидев перед собой причину возможного положительного ответа на главный вопрос всех тридцатилетних неженатых мужчин «Испытываете ли вы влечение к лицам своего пола?».

Да. Дженсен мог бы сказать «да», потому что Генрих, увидев его, улыбнулся так, что зашкалил пульс. Эклз ненавидел себя за эту слабость, еще ни к кому и никогда он не испытывал подобного. Только в далекой юности, едва поняв, что на самом деле происходит с ним в школьной раздевалке или общей на всех мальчишек класса спальне. Но уже тогда запрещал себе думать о подобном, и сделал так же сейчас. Когда Генрих подошел, сжимая в кулаке какой-то листок, Дженсен уже привел в порядок и мысли, и дыхание.

— Появилась новая информация?

— Э, нет, — сбился с шага Генрих.

— Тогда откуда такая довольная улыбка?

Дженсен знал, что срывает на Генрихе злость из-за своих собственных фантазий о нем, но ничего не смог поделать.

— Простите, капитан, больше не повторится.

Мюллер притормозил, норовя вытянуться в струнку перед суровым капитаном, но Дженсен нервно мотнул головой, и они продолжили движение.

— Так что у вас?

— Те евреи, о которых я говорил, завтра они уезжают, я подумал, что лучше пообщаться с ними лично…

— Поехали, — решительно развернулся Дженсен. Генрих остолбенел.

— Вы… Со мной?

— Что не ясно, Генрих? Да, едем вместе. Это дело на особом контроле, и я хочу знать о нем все. Вы идете?

Мюллер в несколько шагов догнал успевшего отойти Дженсена.

— Конечно.

Сидеть рядом с Мюллером в машине было еще худшим наказанием, чем даже видеть его каждый день через стекло кабинета или общаться на совещаниях. Чуть было стихнувшее из-за злости и темного страха вожделение нахлынуло с новой силой. Колено Генриха касалось ноги Дженсена на поворотах, от форменного кителя пахло чем-то горьковато-пряным, и Эклз то и дело ловил себя на том, что задерживает дыхание, сохраняя в себе этот запах. Голову кружило, подводило живот, а ладони то и дело приходилось вытирать о брюки.

— Капитан, вы нездоровы?

Голос Мюллера был тих, настолько, что слышал его только Дженсен. Но шепот получился не заботливым, а даже интимным, ласкал мягкой пуховкой обнажившиеся нервы. Дженсен сморгнул стекшую на веко каплю пота и сухо ответил:

— Я в порядке, лейтенант.

— Простите.

Генрих отодвинулся, совсем немного, но Эклз больше не чувствовал тепло его тела через двойной слой ткани, и от этого стало пусто. На очередном повороте Дженсен, кляня сам себя, съехал по сиденью левее и снова оказался рядом с Мюллером. Тот не отодвинулся снова, да и некуда было, и весь остаток пути Дженсен думал не о работе, а считал, сколько раз он касался бедра Генриха. Это было очень глупо и очень неправильно, настолько, что затихшая было злость проснулась снова. Выходя из машины, Эклз так хлопнул дверью, что даже вечно невозмутимый шофер Виктор укоризненно посмотрел на шефа.

— Куда дальше?

Дженсен презрительно осмотрел бывшее гетто. Евреев начали селить здесь почти двадцать лет назад, но сейчас, когда их выселяли с материка на историческую родину, эти кварталы опустели, превратились в подобие городов-призраков. В одинаково убогих панельных домах-коробках с каждым днем оставалось все меньше жителей. В том, куда направился Мюллер, видимо, оставалась только одна семья, назавтра уезжавшая из Америки.

Дата добавления: 2015-09-28