Alix: Надо ли говорить, где был наш Джаред ровно два часа спустя? О нет, я не откажу себе в этом удовольствии: через два часа наш Джаред был, как штык, напротив восточного фасада "Эль Плаза"с букетом тигровых лилий в вспотевших руках. Я не спрашивал, где он взял тигровые лилии в Лас-Вегасе в два часа ночи; не уверен, что хочу это знать. Но это и не важно. Что важно, так это то, что одно-единственное окно на восточном фасаде было гостеприимно распахнуто настежь. Это хорошая новость. Плохая новость - то, что оно находилось на четвёртом этаже. Оставив открытым окошко, наша Рапунцель как-то подзабыла упомянуть о том, что её принцу надо захватить с собой прицепную косу, коль скоро сама Рапунцель стрижётся ёжиком. И вот вы представляете себе эту картину, да? Начало третьего ночи, безлюдная улица, и этот придурок с цветочками, стоящий с задранной головой и разинутым ртом. Вот и первое испытание на пути настоящей любви - ну ладно, второе, если за первое считать стычку с шестёрками Крипке. Как думаете, остановила ли эта преграда нашего Джа? Если ответ "да" - то вы совсем, совсем не знаете нашего Джа. В каких-то делах он может быть робким, но если уж что себе в голову заберёт - тут только держись. Он полез по водосточной трубе. Гостиница была старой, не особенно фешенебельной, лишь натуральный паркет и хрустальные люстры в фойе спасали её от позорного звания мотеля. Водосточная труба шла по внешней стороне стены, держась на редких и довольно хлипких алюминиевых креплениях. И вот Джаред, воистину, напрочь лишённый инстинкта самосохранения, как тонко подметил Дженсен, зная его всего пару минут, - вот этот самый Джаред лезет по трубе вверх, зажав стебли лилий в зубах, и труба под его немаленьким весом шатается и скрипит так громко, что в отдельных окнах начинает вспыхивать свет, а со второго этажа доносится испуганный возглас - Вегас весёлый город, ночные кражи тут не в диковинку. Но Джареду всё нипочём, Джаред продолжает лезть и лезет, даже когда одно из креплений отлетает от стены и труба со скрипом просаживается на полтора фута вниз. - О, Боже. Ты всё-таки пришёл, - донёсся сверху голос, который для Джареда в этот миг был слаще звуков любого саксофона, и крепкая рука сгребла его за шиворот, затаскивая наверх. Изо всех сил стискивая лилии в зубах, Джаред в последнем отчаянном порыве заработал руками и ногами и наконец перевалился через подоконник. Падать, впрочем, было невысоко и небольно - пол устилал толстый пушистый ковёр, на котором стояли две широко расставленные ноги в домашних шлёпанцах. Ноги оказались неожиданно кривоваты (и, рассказывая всё это, Джаред честно это признал - теперь понимаете, почему я верю каждому его слову?), что, впрочем, не умалило энтузиазма нашего отчаянного друга. Он выплюнул лилии на ковёр и тут же сгрёб их обеими руками, а потом неловко поднялся на ноги. Эклз стоял напротив, глядя на него со смесью недоверия и любопытства. В комнате царил мягкий полумрак, горел ночник у кровати, и в этом интимном свете Джаред разглядел, что на Дженсене из одежды, помимо шлёпанцев, один только банный халат. - Не думал, что ты придёшь. А если даже и придёшь, то влезешь, - коротко сказал Дженсен. Это звучало почти как укор, и Джаред, едва очухавшийся от сражения с водосточной трубой, даже слегка обиделся. - А ты мог бы и предупредить, что твой номер на четвёртом этаже. - И что? Ты бы вызвал пожарную команду, чтобы она помогла тебе вскарабкаться по стене? - Нет, но я был бы морально готов, - сказал Джаред и протянул ему букет. - Это тебе. Дженсен, до того момента игнорировавший какой-то непонятный веник, который жевал Падалеки, забираясь в окно, уставился на лилии так, словно ему под нос сунули вантуз для унитаза. Несколько секунд Джареду казалось, что сейчас он переспросит: "Это? Мне?" или вовсе расхохочется ему в лицо. Но Дженсен лишь хмыкнул, не двигаясь с места, и сказал: - Ты ведь раньше никогда не лазил в окна к парням, да? Тут он, надо сказать, снова попал в самую точку. Да уж, не так-то прост был этот Дженсен Эклз, видел нашего Джареда слёту насквозь. - Я вообще-то и к женщинам не лазил, - слегка розовея, ответил Джаред. - Но... - Но в кино это обычно делают с розой в зубах, угу. Дай сюда, - сказал Дженсен, довольно грубо отбирая у него букет. Джаред расширившимися глазами следил, как Дженсен двигается к мойке, почти уверенный, что букет сейчас полетит в мусорную корзину. Но Эклз всего лишь вынул из холодильника бутылку с виски, вылил остатки спиртного в раковину, прополоскал бутылку и набрал в неё воды, после чего до странного бережно погрузил изжёванные крепкими резцами Джареда стебельки лилий в живительную влагу. - Будем считать, что это дань твоего поклонения моему охренительному таланту, - сказал он вполголоса, не глядя на Джареда и расправляя помятые цветочные лепестки. - Так и есть, - искренне сказал Джаред. Дженсен искоса посмотрел на него. Потом усмехнулся. - Знаешь, я всё-таки не ошибся. Ты забавный. Что будешь пить? - Виски. Двойной. Без льда, - выпалил Джаред, и усмешка Дженсена стала шире. - А, да, как я мог забыть. Ну проходи, что ли, - он небрежно мазнул рукой в глубь комнаты и снова повернулся к холодильнику. Джаред бочком, в смущении озираясь, пробрался по комнате. Это была обычная гостиничная комната, не слишком маленькая, не особенно большая, с когда-то качественными, но уже выцветшими обоями и запылившимися портьерами над окном и входной дверью. "Как-то немного кисло для дружка лихого мафиози", - подумал Джаред - и вздрогнул, когда Дженсен, не оборачиваясь, сказал: - Знаю. Не ахти какая квартирка для дружка самого Крипке. Но уж что есть. Я не в том положении сейчас, чтобы привередничать. Звякнули кубики льда. Дженсен взял бокал и отхлебнул, потом протянул другой бокал, без льда на этот раз, Джареду. Тот нерешительно взялся за стекло, и их пальцы предсказуемо и неизбежно соприкоснулись. И ни один из них не отпрянул и не отнял руку. - На самом деле, ты до сих пор жив только потому, что Эрик ко мне охладел, - сказал Дженсен, усаживаясь на край кровати напротив кресла, в котором сидел Джаред. - Я думаю, он собирается меня бросить. - Бросить? Тебя?! - воскликнул Джаред, поражённый таким святотатством. Дженсен криво улыбнулся, взбалтывая лёд в бокале. - Ну, в этом нет ничего особенного. И ничего страшного тоже. Любые отношения себя со временем изживают. Эрик и так для меня сделал больше, чем я мог от него ждать... - Больше? - с горечью окинув взглядом потёртый номер, переспросил Джаред. - А что он тебе вообще дал? Возможность играть вечерами в дурацком клубе, куда ходят придурки вроде меня, ни черта не понимающие в музыке? И эту комнатушку? И невозможность поговорить с тем, кому ты нравишься и кто нравится тебе, без риска, что вам обоим непоздоровится? - И ещё этот банный халат, - сухо сказал Дженсен. - Ты... Джаред, верно?.. Мы с тобой сколько знакомы, три часа? Ты ничего обо мне знаешь, и тем более - об Эрике. - Я знаю, что он тиран, - свирепо сказал Джаред. - И что он тебя не ценит. И плевать, Рири Крипке это или кто-то другой! - Если бы он услышал, что ты назвал его Рири, он бы открутил тебе яйца и затолкал в глотку. - Но его ведь тут нет. - Зато тут есть я. - Ну, настучи ему на меня. - Хорошо, - улыбнулся Дженсен и, не вставая с кровати, снял с рычажков телефонную трубку. Джаред сидел и смотрел, как он набирает номер. В самом деле набирает, не дурачась. Джареду были слышны длинные губки в трубке и щелчок, когда на том конце провода ответили. - Эрик, привет. Это я, - глядя Джареду прямо в глаза и чуть заметно улыбаясь, сказал Дженсен. - Да, всё хорошо. Был тут один придурок вечером в клубе, но Фрэнк и Чарли с ним разобрались. Решил вот позвонить, сказать, что... - он умолк и какое-то время слушал неторопливый спокойный голос, что-то говоривший в динамике. - Да, конечно. Прости. Буду ждать твоего звонка. Он отнял трубку от уха, и короткие гудки в ней зазвучали ещё до того, как она легла обратно на рычажки аппарата. - Ну вот, - подняв голову, беспечно сказал Дженсен. - Теперь он не хочет, чтобы я ему звонил. Говорит, чтобы просто сидел и ждал, когда ему захочется меня увидеть. Или услышать. Или оттрахать. Ты испугался? - Нет. С чего бы? - Я мог сказать ему, что тот самый придурок из клуба влез в окно и сидит сейчас напротив меня. Думаю, это бы хоть на минутку вернуло ему интерес к моей персоне. - Ты бы этого не сделал. - Почему ты так уверен? Ты меня совсем не знаешь. - Неправда. Знаю. Дженсен пристально посмотрел на него. Я так и вижу двух этих парней, сидящих в полутёмной комнате друг напротив друга, и чёрный дисковый телефон между ними. Наверное, там пахло виски и лилиями. Романтичнее, мать его, не бывает. - Ну хорошо, - сказал Дженсен и, встав, сбросил с плеч халат, оставшись в одних шлёпанцах. О чём, казалось бы, может думать взрослый мужик, забираясь к кому-то посреди ночи в окно? Я говорил вам, что иногда наш Джа - сущая школьница, только-только собирающаяся стать женщиной? Ну, вот. - П-постой!! П-подожди! Й-й-я... - Ты - что? - спросил Дженсен, подступая к нему. - Никогда не спал с мужчиной? - Вообще-то нет. То есть практически никогда нет! - затараторил Джаред, в панике глядя на надвигающееся на него мускулистое обнажённое тело. - Правда, один раз мы с Чадом, ну это мой друг, Чад, и мы с Чадом напились в дым и как бы ну некоторым образом того... (Нет, вы теперь понимаете, почему я верю каждому слову этого ублюдка? Он как на духу выложил едва знакомому парню нашу страшнющую тайну, о которой даже Майк с Томом не знали - и честно признался мне в этом, пересказывая во всех подробностях события той ночи! Ну вы видели второго такого козла?) - Ясно, - сказал Дженсен, мягко охватывая коленями его бёдра и упираясь ладонями ему в плечи. - Ты девственник. - НЕТ! - возмущённо завопил Джаред, и Дженсен, тихонько хохотнув, прикрыл ему рот тёплой влажной ладонью. - Не ори, на этаже дежурят ребята Эрика, - прошептал он, наклоняя голову и целуя Джареда в шею. "Прямо в жилку, вот сюда, она колотилась у меня, как ненормальная, прямо так и вопила - я здесь, иди и возьми меня", - сказал мне Джаред, когда дошёл до этого места, и тронул чуть дрогнувшими пальцами свою шею. Джаред, конечно, девственником не был. У Джареда было, наверное, десятка два девчонок - не так уж и мало, при его-то характере. Но готов спорить, он вёл себя как образец невинности первые пять минут, пока Дженсен, оседлав его, вылизывал ему шею и ухо тем самым вертлявый языком, который выделывал всякие непотребства с коктейльной трубочкой и мундштуком саксофона. Ладони его при этом лежали у Джареда на лице, не давая отвернуть голову, и похоже было на то, что он ни капли не сомневался в дальнейшем развитии событий. И очень скоро Джаред тоже перестал сомневаться. С парнями он не спал раньше, это верно, но когда тебе делают минет или когда ты засаживаешь кому-то, нет большой разницы, с парнем ты или с девчонкой. С той только маленькой разницей, что ни от одной девчонки нашему Джареду никогда не рвало крышу так, как от этого парня. Если верить Джареду - а ему, чёрт возьми, верю - следующие полтора часа они трахались, как два озверевших кролика, вдоль и поперёк, на кровати и на полу, на столе, на кресле, на подоконнике, во всех позах, какие могли придумать, а воображение у обоих было что надо. Дженсен большую часть времен грыз что-нибудь, чтобы не кричать - иногда это было плечо Джареда, но Джаред ничего против не имел. Он и сам оставил на крепком красивом теле Дженсена множество следов своего пребывания - потом он говорил, ему страшно хотелось выгрызть надпись "Здесь был Джаред" у Дженсена на заднице, такой подтянутой, упругой и притягательной она была. Вспомнил ли Джаред за эти полтора часа хоть раз о Сэнди, о том, что не звонил ей уже двое суток, и о том, какая она маленькая и как клёво танцует менуэт? Сомневаюсь. Майк бы порадовался за нашего Джа - он наконец-то в полной мере познал истинное значение этого сложного и труднопроизносимого слова. - Всё, - сказал Дженсен, заваливаясь на спину, так, что голова его свесилась с кровати, а ноги ткнулись Джареду в подбородок. - Не могу больше. Вот-вот сдохну. - Это плохо? - пробормотал Джаред, целуя его в пятку и крепко придерживая за щиколотку, на всякий случай. - Плохо? Да это охренеть как хорошо. Девственник, как же, ага. Принимал меня за простачка? - Нет, - наивно ответил Джаред. - Я правда не спал с парнями. Раньше. - Ну так тебе стоит почаще этим заниматься, ты в этом офигительно хорош. Я думал, такие дикие самцы все остались в Бронзовом веке... уй-й... перестань грызть мне пятку! Блин, ну Джаред! Ну щекотно же! - он захихикал, дёргая ногой и пытаясь отпинаться от Джареда, они хохотали и возились в постели, перепутавшись в руках и ногах друг друга, дурачась, словно обоим было по восемь лет, и были совершенно счастливы. И кое-кто счёл, что таким огромным и безоблачным счастьем надо делиться с другими. - Очарова-ательно, - раздался неторопливый мягкий голос из темноты, а за ним - четыре редких весомых хлопка. - Enchanter, Дженсен, мой мальчик. Enchanter. Дженсен упал с кровати. Джаред, так и не выпустивший его ступню, повалился следом за ним, и на несколько секунд кровать Дженсена превратилась в хаотичное месиво панически мельтешащих рук и ног, запутавшихся к тому же в простыне. За всей этой суетой вспыхнул свет - безжалостно яркий, осветивший двух преступников на постели и их сурового судию, восседающего в кресле посреди комнаты. Вы спросите меня, как же это надо было трахаться, чтобы не услышать и не заметить, как открывается дверь, как в комнату входят трое мужчин, как один из них садится в кресло прямо напротив кровати, а двое других встают у него по бокам. Я вам отвечу, как: очень увлечённо. Именно так трахались Джаред и Дженсен в ту ночь. Что, увы, не спасло их от момента истины, принесшего скорую и неизбежную расплату. - Тихо, тихо, ребята, успокойтесь, - примирительно сказал Бешеный Рири Крипке, покачивая закинутой на колено ногой. Ребята, тем не менее, никак не успокаивались, и Крипке слегка кивнул своим подручным. Те среагировали моментально, слаженно и совершенно молча: через пять секунд барахтающиеся в простынях Джаред и Дженсен были водворены обратно на кровать, несколько менее любезно, чем хотелось бы им обоим. - Так, так, - с удовлетворением проговорил Крипке, поглядывая то на мелко трясущегося Дженсена, то на хлопающего глазами Джареда. - Вот, значит, как ты по мне соскучился, Дженсен. А я-то обрадовался твоему звонку, решил, ты действительно хочешь меня видеть. Дай, думаю, сделаю своему мальчику приятный сюрприз. Его негромкий вкрадчивый голос бархатисто переливался в гробовой тишине, которую нарушил лишь дробный стук дженсеновых зубов. - Эрик, я... - О, - рука с зажатой между пальцев дымящейся сигарой сделала успокаивающий жест, - теперь ты можешь звать меня Рири. Уже можно. Терять тебе всё равно нечего. - Послушайте, мистер Крипке... сэр, - вмешался Джаред. Он потом говорил мне, что, несмотря на грозную репутацию, Крипке произвёл на него впечатление вполне нормального человека - невысокий, лысеющий, обаятельный мужчина с приятными манерами и спокойным голосом. Он решил, что можно попробовать договориться прежде, чем его ноги сунут в алюминиевый тазик и начнут заливать цементом. - Вы должны знать, что Дженсен тут ни при чём. Я приставал к нему в баре сегодня, и он меня послал, ваши люди вам это подтвердят. А потом я влез к нему в окно и... - Джаред, если не ошибаюсь, - улыбаясь, сказал Крипке. - Верно? Дженсен метнул на него умоляющий взгляд. - Верно, да. Так вот, я... - Ты, значит, влез к Дженсену в окно. И, я так понимаю, без лишних слов завалил на кровать. - Да, именно так всё и было! - радостно сказал Джаред, весьма смутно понимая, что ему грозит, если Крипке поверит, и понимая вполне ясно, что грозит Дженсену в обратном случае. -...а потом на пол, на подоконник, на кухонную стойку и туалетный столик. Я видел. Это было впечатляюще, - сказал Крипке и осклабился, прижимая зубами кончик сигары. Джаред сглотнул. - Я просто хочу сказать, что... - Что ты его изнасиловал восемь раз подряд. И ему понравилось. Понимаешь, Джаред, такая маленькая загвоздка во всём этом - я давно знаю Дженсена и знаю, что ему нравится. - Эрик, ладно, хватит уже, - внезапно вмешался Дженсен, и Джаред с некоторым облегчением заметил, что зубы у него уже не стучат и голос не дрожит - он взял себя в руки. Не то чтобы это увеличивало шансы на спасение, но приятно было чувствовать рядом надёжное плечо сообщника. - К чему эта мелодрама? Я же знаю, ты приехал только потому, что твои ребята нас выследили. И тебе всё равно на самом деле, кто меня трахает. Уже давно всё равно. - Вот тут ты не прав, Дженсен. Ты умный мальчик и верно заметил, что наша страсть уже не та, что была когда-то. Но мне не всё равно, кому ты теперь достанешься, отнюдь. Во-первых, я собственник, и я ревнив. Ты об этом знал. Знал ведь? Дженсен шумно сглотнул. Джаред поглядел на него с беспокойством и снова попытался встрять: - Мистер Крипке.. - Заткнись, - даже не взглянув на него, без выражения сказал тот. Джаред подавился, и Крипке мягко продолжал: - А во-вторых, я ведь люблю тебя, малыш, и об этом ты тоже знаешь. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Я собирался позаботиться о тебе как следует. Ты же не думаешь, что я просто выставил бы тебя за двери с одним только драным чемоданом, в том виде, в каком подобрал в трущобах Бруклина? Никогда. Я хороший хозяин и забочусь о своих вещах, даже когда для них больше нет места на моей каминной полке. - Слушайте, ну это уж слишком! - возмутился Джаред. - Дженсен не вещь, не смейте говорить о нём так! - Да заткнёшься ты наконец или нет? - простонал Дженсен, без сил сползая на кровать. Крипке задумчиво перебросил сигару из одного уголка рта в другой. Поскольку скорее всего он размышлял сейчас о цвете алюминиевого тазика для ног Падалеки, Джаред решил использовать паузу по максимуму. - Вы же деловой человек, мистер Крипке. Не верю, что месть для вас может значить больше выгодного предложения. Послушайте, я мог бы заплатить... за себя и за Дженсена. Любую сумму, только назовите, я тут же выпишу чек и... Заливистый, громкий, очень неприятный смех Крипке прервал нашего смельчака посреди его отчаянной речи. - Чек, говоришь? Да ты не без чувства юмора, парень! Одобряю. Нет, ребята, вы слышали? Чек! - он снова захохотал, и двое его мордоворотов покорно заржали с ним в унисон. - У меня есть деньги, - настаивал Джаред. - Пять миллионов долларов на личном счету, и больше тридцати - на счету моего отца. "Падалеки Прайз", слыхали? Мы делаем копировальные машины. Я уверен, что всё это можно как-то уладить. Крипке перестал смеяться. Мордовороты тоже. - Чёрт, - сказал он. - У тебя пять миллионов долларов? - Твою мать, - сказал Дженсен, в изумлении глядя на Джареда. И тут наш Джаред понял, что этой щекотливой темы они как-то не коснулись - не до того было. Он виновато пожал плечами, смущённо улыбнувшись. - Угу. А кроме того, я женюсь во вторник. И мне не надо лишних проблем, мистер... - Ты женишься во вторник? - медленно переспросил Дженсен, а Крипке хлопнул ладонью по колену и снова захохотал: - Он женится во вторник! Ну надо же! Дженсен, ты слышал? У этого парня пять миллионов долларов, и он женится во вторник! Да что ж ты сразу не сказал? Ну, дела! Он хохотал и хохотал, так искренне, так заливисто, что Дженсен вдруг тоже стал хихикать, сперва чуть слышно, потом громче, и Джаред, глядя на всё это в некотором недоумении, невольно заулыбался сам, потом зафыркал, а потом тоже захохотал в голос, несколько истерично, но надо же было, чёрт возьми, дать какой-то выход напряжению. И вот так вот они ржали, утирая слёзы, все трое - Бешеный Рири, его дружок и любовник его дружка, которых он застукал вместе в одной постели. Думаю, лишь полное отсутствие мозга спасло двух крипкиных мордоворотов от неизбежного сумасшествия при виде этой картины. - Ох, ребята, - утирая слёзы тыльной стороной ладони, простонал Крипке. - Ну вы даёте. Давно мне не было так весело. А если задуматься, всё вышло к лучшему. Ну-ка, сделайте дядюшке Рири приятное, поцелуйтесь. Смех моментально смолк. - Эрик... - начал Дженсен. - Я неясно выразился, малыш? Поверни свою хорошенькую мордашку и поцелуй своего дикого самца, пришельца из Бронзового века. И не говори, что стесняешься, я тебя знаю, ты потаскушка та ещё. Считаю до пяти, после этого он полетит в окно, и ты следом за ним. Раз. - Мистер Крипке, это... - заговорил Джаред, но тут Дженсен резко повернулся к нему и вцепился обеими руками в его лицо. - Делай, как он говорит, - яростно прошептал он и впился Джареду в губы, заглушив своим ртом его протестующий возглас. Джаред немного помычал, так, для порядка, а потом его рука как-то сама собой нашарила затылок Дженсена. Ладони Эклза были мокрые и горячие, и цеплялись за Джареда так панически, что ему захотелось сгрести Дженсена в охапку и не отпускать. Вот только единственным следствием этого было бы то, что из окна четвёртого этажа они вылетели бы вместе, сплетясь в объятии. А Джаред умирать не хотел, у него ведь была назначена свадьба во вторник. Так что он просто целовал Дженсена, так жарко и отчаянно, будто это был последний поцелуй в его жизни - надо сказать, именно так он в тот момент и думал, - и опомнился, только увидев сквозь опущенные ресницы слепящие вспышки фотокамеры. - Ой! - вскрикнул Дженсен, отскакивая от него и прикрывая рукой глаза. - Что за?!. - Не останавливайтесь, пожалуйста, - попросил Крипке, снова и снова щёлкая затвором фотокамеры. - Дженсен, придвинься к Джареду поближе. Закинь ему ногу на бедро. Руку положи на шею. Джаред, я буду тебе очень признателен, если ты просунешь палец ему в задницу. Сделай одолжение. - Что?! Вы не... - Слушайся его, Бога ради, - чуть слышно простонал Дженсен, снова поворачиваясь к Джареду. Тот в замешательстве смотрел на льнущего к нему Эклза, разом забыв, куда в таких обстоятельствах надо девать руки и ноги. Камера продолжала щёлкать. - Что вы делаете? - пялясь в чёрные зев объектива, наконец выдавил Джаред. - Мщу, - сладко отозвался Крипке, снова и снова спуская затвор. - Понимаешь, Джаред, меня ведь не просто так прозвали Бешеным Рири. Ещё пять минут назад я собирался утопить в канализации вас обоих. Но твои пять миллионов, богатенький папочка и свадьба во вторник всё изменили. Зачем убивать тебя, когда можно так испоганить тебе жизнь, что ты пожалеешь, что я тебя не убил? - он счастливо засмеялся и, в последний раз щёлкнув затвором, опустил камеру. - Ладно, порезвились и хватит. Вставайте и одевайтесь, ребята. Дженсен моментально подчинился, Джаред последовал его примеру, чуть помедлив. Всё происходящее казалось ему идиотским, нелепым сном. Он с трудом нашёл свою одежду - точнее, ему её бросил Дженсен, усиленно избегавший его взгляда - и минут пять путался в штанинах брюк, беспрестанно чувствуя на себе нежный, доброжелательный взгляд Бешеного Рири. Наконец, одетые оба, Джаред и Дженсен неловко застыли рядом, переминаясь с ноги на ногу. Крипке смотрел на них, как умилённый родитель на соединившуюся чету любимых детей. - Будь кто-нибудь из вас женщиной, я бы отвёз вас в ближайшую церковь и заставил пожениться. Но, увы, в этой великой стране браки между пидорасами строго запрещены. Поэтому мы поступим проще. Я поженю вас сам. Джаред Падалеки, это Дженсен Эклз, и теперь он твой. Я собирался передать его моему другу Робу Зингеру - он бы позаботился о карьере этого парня. Но теперь ничего не попишешь, а я ведь не могу просто выставить беднягу на улицу. Так что передаю его тебе, Джаред Падалеки. Заботься о нём, оберегай и почаще корми омарами, он их любит. - Эрик... - Помолчи, Дженсен, я не с тобой разговариваю. Как я уже сказал, силой, данной мне моим физическим, материальным и интеллектуальным превосходством, я объявляю вас созданными друг для друга. Доказательством тому служит брачная ночь, скрепившая ваш союз. Фото, запечатлевшие её, завтра появятся во всех газетах. Я буду следить за тобой, Падалеки, и если в течение года ты бросишь Дженсена без приличествующих твоему материальному статусу отступных, я достану тебя из-под земли и закатаю в бетон. Я понятно изъясняюсь? - Угу, - сглотнул Джаред; голова у него шла кругом. Крипке кивнул, довольный ответом. - Приятно иметь дело с толковым человеком. Кстати, забыл спросить - как он тебе вообще? Стоил разорванной помолвки, вечного позора и испоганенной жизни? Не думаю, что Джаред тогда был в состоянии как следует обдумать вопрос. И поэтому лично я нисколько не удивлён его ответом. Зная нашего Джа - разве мог он ответить иначе? Разве мог он, после всего случившегося, думать иначе, мать его так? - Стоил. Сэр. - Да-а... - кинув на застывшего Дженсена долгий, исполненный лёгкого сожаления взгляд, протянул Крипке. - Пожалуй, и правда так. Он хорошо сосёт. Я, по правде, за всю свою жизнь не знал никого, кто бы так офигенно сосал. С другой стороны, хороший минет - это важная, но не единственная составляющая долговременных отношений И вы убедитесь в этом на собственных шкурах, мальчики. Счастливо оставаться. Следующим утром в отеле Джаред рассказывал нам эту историю. Не в таких подробностях (до подробностей мы с ним дошли позже, когда выжрали с горя на двоих немеряное количество виски), но даже обрисованная в целом, ситуация не внушала оптимизма. Когда Джаред смолк, уронив голову на руки, я, Том и Майк долго молчали, переваривая услышанное. Потом Майк выматерился, витиевато и затейливо, а Том сказал: - Чёрт, что же теперь делать? Никто из нас этого не знал. Тут ещё вот какое дело: вы не подумайте, что кто-то из нас стал презирать Джареда за случившееся. Во-первых и в-главных, он был нашим другом, настоящим другом, а настоящим друзьям прощаешь и не такое. Во-вторых, гомофобов среди нас не водилось - Майк не брезговал иногда перепихнуться со смазливеньким трансвеститом, а у Тома вообще был когда-то бой-френд, с которым они встречались целых полгода. Правда, тогда мы ещё не были знакомы, и он наотрез отказывался посвящать нас в подробности этой трагической истории. Ну а я... да уж, чего теперь греха таить - было дело, когда мы с Джаредом в очередной раз пили вдвоём, я сгрёб его за воротник рубашки и поцеловал. Не знаю, что на меня тогда нашло, я ведь точно и однозначно предпочитаю женщин - просто наш Джа, он такой... ну, очень сложно его не любить. Во всех смыслах. Мы не трахались - трахнуть лучшего друга было бы пределом цинизма даже для такой беспринципной скотины, как я, - так, повозились немного, поржали, опять же... Но я навсегда запомнил, как он жадно, почти просяще меня целовал, постанывая мне в рот, и как цеплялся руками за меня, будто умолял не отпускать. Наутро мы с ним помнили случившееся весьма смутно и предпочли никогда не вспоминать об этом. И только после всей этой истории с саксофонистом из Вегаса до меня наконец дошло, почему у нашего Джа проблемы с девчонками. На самом деле не было у него с девчонками никаких проблем. Просто он был геем, о чём долгое время даже не подозревал. Слишком долгое, пожалуй. Конечно, после всей этой истории задерживаться в Вегасе на лишний день мы не рискнули - неземная доброта Бешеного Рири могла быть следствием минутного помрачения, застившего его рассудок, и проверять это предположение вряд ли стоило. Однако прежде чем вернуться в Чикаго, Джаред ещё раз встретился с Дженсеном наедине. О подробностях этой встречи я не знаю - Джаред так и не рассказал мне об этом. Знаю только, что приятной она точно не была. Джаред разрывался между стыдом, досадой и чувством вины, и чтобы хоть как-то сгладить всё это, предложил Дженсену денег. В ответ Дженсен дал ему по морде - Я не шлюха, - сухо сказал он, пока Джаред ошалело моргал, придерживаясь рукой за опухающую скулу. - Хотя знаю, что похож на неё. - Ты неправильно понял, - залепетал Джаред. - Просто Крипке сказал ведь, что я... ну, я должен дать тебе отступные, вроде как при настоящем разводе... - Боже, какой ты всё-таки придурок, - поморщился Дженсен. - Какой развод, что ты несёшь?! Мы оба мужчины, и мы НЕ ЖЕНАТЫ! - Но Крипке... - Боишься его, да? Не виню тебя, я бы и сам боялся. Честно говоря, то, что мы пережили эту ночь, вообще чудо Господне. Но теперь всё позади, малыш Джаред, выдохни. Эрик сказал, что достанет тебя, если ты меня бросишь. Но ты не бросаешь меня. Считай, что это я бросаю тебя. А в этом случае ты мне ничего не должен. Так он сказал, весь такой гордый и независимый, в этом своём кокетливом бежевом беретике, и ушёл, закинув на плечо чехол со своим саксофоном. Вот после этого-то Джаред и напился, и рассказал мне, как было дело. Но рыданиями в жилетку, к сожалению, делу было не помочь. К тому времени, когда мы вернулись в Чикаго, фотографии Джареда и Дженсена очутились на первых полосах всех крупных газет. Заголовки были один другого гаже: "Сын копировального магната в постели с саксофонистом", "Гомосексуальные оргии в притонах Лас-Вегаса", "Весь этот джаз". Последняя статья была самой ядовитой, она жестоко обличала порок и разврат, царящий в среде любителей этого богопротивного музыкального направления. Том, прочтя статью, очень обиделся. Сэнди МакКой, как легко догадаться, обиделась тоже. Я напоминаю вам: это были восьмидесятые. Самое их начало, задолго до разгула политкорректности в отношении гей-сообщества. Сексуальная революция уже отгремела, так что Джаред по крайней мере мог не опасаться линчевания - однако ни в одном приличном доме его теперь не пустили бы на порог. Это очень огорчило его отца, и вдвойне огорчило отца Сэнди. Настолько огорчило, что он вызвал Джареда к себе в кабинет на ковёр, словно тот был клерком низшего звена, и полтора часа бил его по голове клюшкой для гольфа - я, честно говоря, так и не понял, в переносном смысле или в буквальном. Брызжа слюной в пунцовое от стыда лицо Джареда, он вопил, что его девочка, его чудесная малышка, знающая по именам всех художников Возрождения и умеющая танцевать (а может быть, даже делать) менуэт, заслуживает много большего, чем какой-то вонючий пидор, пусть даже у этого вонючего пидора смазливая рожа и куча бабок. Джаред покорно сносил оскорбления, потому что, боюсь, чувствовал он себя в тот момент вполне в соответствии с ними. Хотя если хотите знать моё мнение, то всё это было не слишком-то справедливо. У Джа была холостяцкая вечеринка, и все об этом знали. Никто бы слова не сказал, если бы он переспал по ходу с певичкой или стриптизёршей, или официанткой из придорожной забегаловки. Никто бы особо не шебуршел, если бы фото Джа, прижимающего грудастую блондинку к стенке в сортире, украсило собой передовицы газет. Конечно, семейство МакКой сделало бы оскорблённую мину, может быть, свадьбу отложили бы на недельку-другую, пока всё утрясётся. Вся беда в том, что Дженсен Эклз не был грудастой блондинкой. Малышка Сэнди могла бы, скрепя сердце, простить своему жениху певичку или официантку. Но не саксофониста. - Подонок! Кобель! Прочь из моего дома! Я расторгаю всё! - закончил свою обличительную речь мистер МакКой, на что Джаред ответил тихо и серьёзно: - Мистер МакКой, я люблю вашу дочь. Ошибки совершают все. Позвольте мне поговорить с ней, и если она не захочет меня видеть, я исчезну навсегда из её жизни, клянусь. - Не захочет тебя видеть? Да мне пришлось запереть эту дуру в её комнате, потому что она рвалась повиснуть у тебя на шее! Может, вырвала бы при этом парочку твоих лохм, но потом бы слюнями залила, я её не знаю, что ли? - Так она не сердится? - просиял Джаред. В радиусе трёх кварталов мгновенно вырубилась вся электрика, но мистер МакКой был непреклонен, как телеграфный столб. - Она не сердится, она ревёт, как белуга, с тех пор, как увидела эти треклятые газеты. Ты ещё не успел на ней жениться, а уже разбил ей сердце, скотина! - Я всё исправлю, мистер МакКой. Обещаю. Просто дайте мне шанс. Понимаете, вся проблема в том, что наш Джа - он хороший. И в тот момент он искренне верил, что всё можно исправить. Он верил, что любит Сэнди, он всё ещё не считал себя геем. В конце концов, он переспал с одним-единственным парнем один-единственный раз. А один раз... ну, словом, вы знаете эту поговорку. Так что в конце концов мистер МакКой позволил ему встретиться с Сэнди, и всё было так, как и предрекал этот мудрый человек: Сэнди влепила Джареду пару пощёчин, а потом повисла у него на шее, заливая слезами его рубашку. И он гладил её по волосам, целовал в макушку и уверял, что очень сожалеет и всё такое, что всё осталось позади, что он будет ей верен до гроба и вообще. Я думаю, в тот момент он хотел жениться на Сэнди раз в двадцать сильнее, чем до того, как мы поехали в Потукет. Не потому, что вся эта история с Дженсеном Эклзом помогла ему осознать свои чувства. Просто после истории с Дженсеном Эклзом Джаред чувствовал себя чудовищно виноватым. И перед Дженсеном Эклзом в том числе, но тот исчез с горизонта, и искупить свою вину Джаред мог теперь только перед Сэнди, что и намеревался сделать с энтузиазмом солдата, кидающегося грудью на танковую амбразуру. Буря миновала, но тем не менее, следовало теперь выдержать паузу, чтобы шумиха утихла. Сэнди - вернее, отец Сэнди - дала Джареду три месяца испытательного срока. За это время он должен был показывать себя с лучших сторон, сглаживая неприятное впечатление восхитительными манерами и активной общественной деятельностью. Джаред так и поступил, и следующие три месяца мы практически его не видели - он мотался по стране между десятками благотворительных обедов, балов и собраний, участвовал в кампании по защите животных, ездил на советы директоров в предприятии своего отца - словом, всеми правдами и неправдами искупал свою вину. Я встретил его в эти месяцы только раз, почти случайно; он был похудевший, задёрганный, осунувшийся, с тяжёлыми мешками под глазами и в смокинге за две тысячи долларов, неприятно оттенявшем его чудовищную бледность. Так и хотелось спросить, стоило ли оно того, но я слишком люблю Джареда, чтобы подкалывать его в тяжёлую минуту. В конце концов сам я, да и все мы, никогда не видели от него ничего, кроме добра, а сейчас только и могли отплатить, что искренним состраданием. Но вот трёхмесячная пытка подошла наконец к концу. Надрывные усилия Джареда быть хорошим и положительным были признаны удовлетворительными, и была снова назначена свадьба - опять на вторник. На месте Джареда я счёл бы это нехорошим знаком, но Джаред был слишком измучен последними месяцами, чтобы придавать значение таким мелочам. За неделю до свадьбы семейство МакКой любезно выпустило его из своих цепких когтей и позволило в последний раз глотнуть свежий воздух свободы. Джаред тут же помчался к нам, и мы никогда ещё не были так рады его видеть - честное слово, не только потому, что все три месяца нам приходилось самим платить за выпивку. Просто мы и вправду соскучились по нему. Как будто что-то из нашей жизни ушло вместе с ним, какое-то маленькое бестолковое солнышко. В тот вечер мы, как в старые добрые времена, совершали рейд по барам. Розенбаум заикнулся было про холостяцкую вечеринку, но Джаред так на него посмотрел, что Майк подавился и сконфуженно замолчал. Говорить о прошлом мы дали негласный зарок - чёрт со всем этим, в самом деле, мы не собирались позволить всякой ерунде омрачить нам праздник. - Поверить не могу, что всё это кончится через неделю, - вздохнул Майк, щедро подливая себе бренди; местечко было шумным, кругом гудели несколько десятков голосов, и говорить приходилось на повышенных тонах. - Ну ничего, думаю, всё образуется. - с бодростью, которой не чувствовал, сказал я, дружески толкая Джареда в плечо. - Уверен, малышка Сэнди будет держать нашего Джа в чёрном теле только первые год-полтора, а потом, как и все бабы, станет ходить налево. И пока она будет кувыркаться со своим любовничком, Джа будет тут зависать с нами, верно, Джа? Джаред натянуто улыбался, устало кивая нашим косолапым шуткам. Больше всего мне в тот момент хотелось запихнуть его в багажник его собственной машины и отвезти куда-нибудь, где до него не дотянутся все Сэнди и мистеры МакКои мира. - Между прочим, сегодня тут должны играть джаз, - сказал Том нарочито весело, как будто пытаясь нас подбодрить. И я даже не успел наступить ему на ногу под столом, когда за нашими спинами раздалось характерное потрескивание микрофона, и до колик знакомый негромкий голос сказал: - Спасибо, что пришли сюда сегодня. Попробуем сделать немного джаза. - О, нет, - простонал Майк, и никогда я ещё не был с ним так согласен. Мы обернулись - все мы. Но Джаред последним, словно отказываясь признавать, что это происходит на самом деле. Дженсен Эклз совсем не изменился. Вольная жизнь нищего саксофониста явно пошла ему на пользу больше, чем светская суета - нашему Джареду. Он всё так же был чертовски хорош, его брюки, уже немного потёртые, были всё так же идеально отутюжены, а саксофон так же начищен до блеску, и от него слепило глаза. Он так же бережно придерживал трубу, так же сладко втягивал мундштук своими чувственными губами, и так же дьявольски хорошо играл фьюджен. И слушать его было по-прежнему приятно, так же, как и просто на него смотреть. Впрочем, на этот раз слушали его с куда меньшем вниманием, чем в клубе "Лонг-Айленг" в Вегасе несколько месяцев назад. Толпа по-прежнему галдела, ржала и материлась, и весь этот гвалт перекрывал печальные звуки саксофона. Но Эклзу было, кажется, всё равно; он играл, прикрыв глаза, как будто для себя одного, и выглядел точно таким же далёким и недосягаемым, и таким же невозможно притягательным, как в Вегасе, когда все не могли оторвать от него глаз. Когда он закончил и отнял саксофон от губ, Джаред встал. - Джаред, - сказал я, - нет. Он меня не услышал. Отвернувшись от нас, он отодвинул стул и стал пробираться между столиками. Я схватил Розенбаума за плечо. - Что вы сидите, олухи?! Надо его остановить! - И как это сделать, по-твоему? - спросил Том, провожая Джареда взглядом. Я бессильно разжал руку. В самом деле - как? Привязать к стулу? Он перегрыз бы верёвки и всё равно сбежал - я это отчётливо видел по его лицу. Потому что когда Джаред чего-то в самом деле очень сильно хочет, он это делает. С его слов я в точности знаю, что было потом. Он протиснулся душным коридорчиком, прошёл за сцену и отыскал гримёрку, крохотную, клаустрофобически тесную: сделай два шага и упрёшься в зеркало, ещё шаг - и ткнёшься носом в стену. Дженсен курил над стулом, на котором стоял уже зачехлённый саксофон. Ему в тот вечер было заплачено за полчаса игры, он отработал своё и теперь собирался двигать в следующий клуб - чтобы выжить, ему приходилось выступать в четырёх-пяти заведениях за ночь. Но обо всём этом Джаред узнал позже, а в тот момент он просто прикрыл дверь за собой и тихо сказал: - Привет... Дженсен обернулся так круто, что Джаред понял, хотя и несколько запоздало, что там, в зале, Эклз его не заметил. Поэтому Джареду представилась редкая возможность увидеть на его лице совершенно искреннее выражение... вот только выражение чего, он так и не понял. - Ага. Привет, - после длинной паузы ответил Дженсен, и они оба надолго замолчали. Наконец Эклз отвернулся, снова поднёс сигарету к губам и втянул фильтр, и тогда Джаред слегка улыбнулся. Дженсен моментально обернулся к нему и спросил: - Что? - Ничего, - невольно улыбаясь шире, ответил Джаред. - Просто... почему каждый раз, когда я тебя вижу, ты что-нибудь сосёшь? Дженсен задумался на секунду. Потом ответил: - Не знаю. Наверное, потому, что это получается у меня лучше всего? Они ещё какое-то время молча смотрели друг на друга. А потом оба расхохотались, одновременно, и это было как прорванная плотина. Ещё через секунду они были друг у друга в руках, ладони Дженсена скользили у Джареда по спине, пальцы Джареда ерошили мягкий, немного отросший ёжик у Дженсена на затылке, а потом они целовались, и чёрт, даже не знаю, на месте кого из них я в тот момент хотел бы оказаться. - Я думал, что никогда тебя больше не увижу, - пробормотал Джаред Дженсену в рот между поцелуями, немного невнятно от того, что Дженсен всё время пытался укусить его за губу. - Я почти надеялся. - А я был абсолютно уверен, - хмыкнул тот в ответ. - Чикаго большой, мы маленькие. - Как тебя сюда занесло? - М? - В Чикаго. - А почему бы и нет? Хороший город, ничем не хуже других. И публика тут любит джаз. - Один раз увидев тебя с саксофоном, его невозможно не полюбить, - пробормотал Джаред, вжимая его в облезлую стену гримёрки. А потом у них был секс, прямо возле этой самой стены, и для Джареда это был уже второй раз, так что общеизвестная поговорка больше не действовала. Второй раз - это, как ни крути, второй раз, и, в отличие от первого, он определённо что-то да значит. Для Джареда это значило, что он по уши влюблён в саксофониста из Вегаса и хочет провести с ним остаток своих дней. И самое удивительное то, что саксофонист из Вегаса не был особо против. Что сказать - мы были за них рады. Джаред просто светился, рассказывая об этом, я никогда раньше не думал, что он может светиться ТАК - тут не три квартала, а три города в округе начинали искрить и гудеть. Но вот что, пожалуй, ещё важнее - когда я впервые увидел их вместе, Дженсена и Джареда, я вам клянусь, между ними тоже всё искрило и гудело, даже когда они друг к другу не прикасались. Джаред привёл его в наш компанию - почти насильно, как я понял, Дженсен до последнего отпирался, но потом всё же пришёл - и я смотрел на них, просто сидящих рядом, изредка кидавших взгляды друг на друга с таким видом, будто больше всего на свете им хотелось друг друга съесть... Я видел, как они соприкасаются коленями под столиком, не потому, что они двигались - они-то как раз сидели совершенно неподвижно, - а по тому, как сияли они оба и между ними начинали носиться волны электростатики. Чёрт, этого магнита без дураков хватило бы, чтобы поднять с пола дюжину скрепок! А то и две дюжины. Поэтому неудивительно, что все мы - я, Том и даже Майк - сразу полюбили Дженсена. С первого взгляда было ясно, что Джаред совершенно счастлив рядом с ним, и этого было вполне достаточно. - Ну, дела. Ну, класс. Ну вы даёте, парни! И что теперь? - со свойственной ему деликатностью спросил Майк, и этим до основания уничтожил хрупкую красоту безоблачной и безмозглой любви, витавшей над столом мгновенье назад. Что теперь, да. Хороший вопрос. Конечно, Джаред не явился на свадьбу во вторник. Ему хватило мужества встретиться с Сэнди и попробовать объясниться, но не думаю, что у него это получилось как следует - он совершенно ошалел от любви и был, вероятно, не столь дипломатичен, как обычно. Сложно сказать, что испытала бедняжка Сэнди, услышав, что от неё сбегают из-под венца второй раз подряд, причём опять с мужиком. Джаред искренне надеялся, что она оправится рано или поздно - ведь, в конце концов, между ними никогда не было настоящей любви, всего лишь рассудочное представление о том, что будет удобно для них обоих. Джаред ценил чувство и страсть больше ежедневного сонливого комфорта. Сэнди, видимо, нет. Предстояло ещё одно важное объяснение - с мистером Падалеки-старшим, и этот момент Джаред решил слегка оттянуть. Он снял коттедж в пригороде, они с Дженсеном въехали туда и посвятили всё свободное время попыткам измыслить такую форму объяснений, которые отец Джареда сможет принять без риска для своего психического здоровья. В перерывах между этим утомительным времяпровождением они, естественно, трахались, и, подозреваю, этому занятию они предавались с заметно большим энтузиазмом. Джаред потом рассказывал в красках, как он это умеет, про то, как кормил Дженсена клубникой со сливками, и, конечно, омарами тоже - про омаров он не забыл, - и как они занимались сексом в бассейне, и как играли в покер на раздевание, и Дженсен продул и играл Джареду на саксофоне совершенно голый. Эта ничем не омрачённая идиллия длилась три дня, а на четвёртый возле коттеджа затормозил чёрный порш с тонированными стёклами, и из него вылезли четыре гориллы. Джаред сперва решил, что это люди Бешеного Рири, но Дженсен успел сказать ему, что Эрик никогда не ездит на поршах, считая эту тачку слишком пижонской. Больше он ничего сказать не успел. Гориллы, нанятые мистером МакКоем, отметелили Джареда с той методичностью и старанием, с которой дотошная хозяюшка выбивает на балконе запылённый ковёр. Дженсен пытался им помешать, но они отшвырнули его в сторону, как котёнка, а потом один из них сгрёб его и держал всё время, пока трое его дружков играли Джаредом в английский футбол. Из порша всё это время раздавался задушенный писк Сэнди, которую папаша приволок полюбоваться на расправу над несостоявшимся зятем. В конце концов она, видимо, умолила его сжалиться и не забивать Джареда до смерти - должно быть, у девочки всё же остались к нему какие-то чувства, и ещё она совершенно точно была хорошим человеком. Так или иначе, папаша МакКой дал отбой как раз перед тем, как стало слишком поздно. Гориллы бросили Джареда на ступеньках бассейна, врезали Дженсену парочку прощальных пинков и уселись в порш, который тут же развернулся и уехал.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |