Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Винокуров И. ВД Непомнящий Н. Н. В49 Кунсткамера аномалий. - М.: 31 страница



покой.

 

Произошли перемены в политике. Революция, а вслед за ней и Наполеон

стали теперь историей. Франция вновь обрела короля. Можно было бы,

пожалуй, даже сказать, что все стало по-прежнему - так много всего

было реставрировано.

 

Но исподволь революция продолжалась. Великая революция, о которой в

драме Георга Бюхнера "Смерть Дантона" сказано, что она не знает

святынь. Однако одну святыню она сохранила до наших дней: 14 июля,

день взятия Бастилии - событие, которого никогда не было. Каждый год в

этот день французы выходят на улицу, радуются, танцуют и вспоминают

героев, брешь, 15 пушек, непрерывно паливших в народ...

 

 

ТАННСТВЕННОЕ В ПРОНЗВЕПЕННЯХ п. С. ТУРГЕНЕВА

 

В начале 60-х годов прошлого века в творчестве великого русского

писателя Тургенева появилась тема таинственного. Впервые она

воплотилась в рассказе "Призраки", написанном в18б1-1863 годах. Затем

образ таинственного стал возникать в все чаще и чаще: "Собака" (1864),

"Странная история" (1869), "Стук... Стук... Стук!.." (1870), "Часы"

(1875), "Сон" (1876), "Рассказ отца Алексея" (1877), "Песнь

торжествующей любви" (1881), "После смерти" (1882) и некоторые другие

его произведения, в частности незавершенный рассказ "Силаев", который

создавался предположительно в конце 70-х годов. Все эти произведения

исследователи творчества писателя относят к "таинственным повестям"

Тургенева.

 

Их открывает рассказ "Призраки", названный в подзаголовке "Фантазией".

Зачем автору потребовалось такое уточнение? Не опасался ли он

непонимания, неприятия нового для него направления со стороны

читателей, друзей, собратьев по перу, критиков? Исследователи

литературного наследия Тургенева обратили внимание, что писатель,

"словно предвидя это непонимание, предохранял себя на всякий случай

разговорами о "пустячках", "безделках", "вздоре". А потом сердился и

переживал, когда эти "пустячки" так и признавались пустячками..." (И.

Виноградов).

 

"Таинственные повести" Тургенева были встречены современниками почти в

штыки. И. Виноградов в этой связи замечает: "Трезвый реалист, всегда

поражавший удивительной жизненной достоверностью своих картин, - и

вдруг мистические истории о призраках, о посмертной влюбленности, о

таинственных снах и свиданиях с умершими... Многих это сбивало с



толку". Особенно досталось писателю за рассказ "Собака" - о

разорившемся помещике, которому чудится, будто его преследует призрак

какой-то таинственной собаки. Один из ближайших друзей Тургенева, В.

П. Боткин,

 

 

познакомившись с "Собакой", написал ему: "Она плоха, говоря

откровенно, и, по мнению моему, печатать ее не следует. 'Довольно

одной неудачи в виде "Призраков". А некто П. И. Вейнберг поместил в

сатирическом журнале "Будильник" что-то вроде открытого письма

Тургеневу в стихах:

 

Я прочитал твою "Собаку", И с этих пор

 

В моем мозгу скребется что-то, Как твой Трезор.

 

Скребется днем, скребется ночью, Не отстает

 

И очень странные вопросы Мне задает:

 

"Что значит русский литератор? Зачем, зачем

 

По большей части он кончает Черт знает чем?"

 

Но вместо ожидаемого "конца" последовал ьоаый взлет творчества

писателя, не понятый не только его современниками, но и в более

поздние времена. 1 ' оявление "Призраков" советские литературоведы

связывают с внешними и внутренними причинами: "...когда происходило

обострение классовой борьбы, Тургенев приходил в угнетенное

состояние"; он "пережил в этот период тяжелый душевный кризис, может

быть самый острый из всех, что пришлось ему когда-либо испытать", -

писал в 1962 году И. Виноградов. Но поразительно, последнее не

отрицает и сам Тургенев. В письме В. П. Боткину от 26 января 1863 года

он пишет в СЕЧЗИ с "Призраками": "Это ряд каких-то душевных

dissolving- views (туманных картин. - Авт.), вызванных переходным и

действительно тяжелым и темным состоянием моего "Я". Насколько

писатель был искренен в оценке своего состояния перед другом, мнением

которого дорожил? Не "прибеднялся" ли на всякий случай? Положим,

"Призраки" написаны Тургеневым в

 

 

стоянии тяжелого душевного кризиса (правда, остается непонятным, как в

таком состоянии мог быть создан подобный шедевр), ну а все прочие

"таинственные повести"? Что, обострение классовой борьбы и вызванное

этой и другими причинами "тяжелое и смутное состояние" продолжались

еще два десятилетия, до 1882 года? Ведь нет же, а шедевры, в том числе

и "таинственные", продолжали выходить. Так в чем же дело?

 

Все очень просто. Тургенев никогда не изменял себе. Он как был, так и

остался реалистом, в том числе и в изображении таинственного. Дар

писателя, наблюдательность, интуиция, знание жизни своего народа

позволило Тургеневу отобразить таинственное с такой точностью в

деталях, какая не всегда доступна иному профессионалу. На это

обстоятельство, насколько известно, впервые обратила внимание М. Г.

Быкова. В книге "Легенда для взрослых" (МД 1990), в которой

рассказывается о проблеме потаенных животных, включая и снежного

человека, Майя Генриховна задается вопросом.: "Применял ли

когда-нибудь Тургенев знание о необычном в природе в своем

творчестве?" И отвечает на конкретном примере: "В рассказе "Бежин луг"

природа вплотную на мягких лапах подступает к ребячьему костру.

/.../Поражают детали, конкретные знания: "Леший не кричит, он

немой",-роняет Илюша, которому на вид не более двенадцати лет". А в

письме к Е. М. Феоктистову Тургенев в отношении "Бежина луга" заметил:

"Я вовсе не желал придать этому рассказу фантастический характер".

Такое мог сказать только реалист.

 

А ведь писатель имел и личный опыт встречи с таинственным, да такой,

какой пережить и врагу не пожелаешь! Об этой встрече рассказано в

названной книге М. Г. Быковой.

 

Как-то в Париже у Полины Виардо собравшиеся

^говорили о природе ужасного. Интересовались, поче-

му ужас всегда возникает при встречах с необъяснимым,

^чнственным. И тогда Иван Сергеевич рассказал о

Происшедшем с ним случае встречи с ужасным и

 

^ Кувсткамера аноммхй 440

 

ственным существом в лесах средней полосы России. Присутствовавший при

этом Мопассан по свежим следам записал рассказанное, отобразив

услышанное в малоизвестной новелле "Ужас". Вот она.

 

"Будучи еще молодым, Тургенев как-то охотился в русском лесу. Бродил

весь день и к вечеру вышел на берег тихой речки. Она струилась под

сенью деревьев. Вся заросшая травой, глубокая, холодная, чистая.

Охотника охватило непреодолимое желание окунуться. Раздевшись, он

бросился в воду. Высокого роста, сильный и крепкий, он хорошо плавал.

Спокойно отдался на волю течения, которое тихо его уносило. Травы и

корни задевали его тело, и легкое прикосновение стеблей было приятно.

Вдруг чья-то рука дотронулась до его плеча. Он быстро обернулся и...

увидел страшное существо, которое разглядывало его с жадным

любопытством. Оно было похоже не то на женщину, не то на обезьяну.

Широкое и морщинистое, гримасничающее и смеющееся лицо. Что-то

неописуемое - два каких-то мешка, очевидно, груди, болтались спереди;

длинные спутанные волосы, порыжевшие от солнца, обрамляли лицо и

развевались за спиной. Тургенев почувствовал дикий леденящий страх

перед сверхъестественным. Не раздумывая, не пытаясь понять, осмыслить,

что это такое, он изо всех сил поплыл к берегу. Но чудовище плыло еще

быстрее и с радостным визгом то и дело касалось его шеи, спины, ног.

Наконец, молодой человек, обезумевший от страха, добрался до берега и

со всех сил пустился бежать по лесу, бросив одежду и ружье. Страшное

существо последовало за ним: оно бежало так же быстро и по-прежнему

повизгивало. Обессиленный беглец - ноги у него подкашивали ль от ужаса

- уже готов был свалиться, когда прибежал вооруженный кнутом мальчик,

пасший стадо коз. Он стад хлестать отвратительного человекоподобного

зверя, который пустился наутек, крича от боли. Вскоре это существо,

похожее на самку гориллы, исчезло в згрослях". Конечно, это

исключительный случай в биографии

 

 

писателя - настолько необычный, что, отобрази он его в рассказе, даже

с подзаголовком "фантазия", быть бы ему обвиненным по меньшей мере в

надуманности. Осознавая всю неординарность случившегося, Тургенев лишь

раз, да и то в кругу близких людей, вспомнил о том ужасном и

таинственном происшествии. Большего ему не позволила внутренняя

цензура: он был реалистом, но то событие явно выходило за всякие

границы общеприемлемой реальности. А отдельные элементы таинственного

в его произведениях были не столь круты, и читающая публика вполне

могла воспринимать их как полет творческой фантазии. Видимо, писатель

и сам расценивал свои "таинственные" творения подобным же образом, но

присущие ему ощущение таинственных. сторон жизни и необыкновенно

развитая интуиция позволили как бы невольно и в какой-то мере

неосознанно отразить в "таинственных повестях" нечто большее - саму

фантастическую реальность, облеченную в изысканно художественную

форму.

 

Возьмем, например, рассказ "Призраки", как было уже упомянуто, первый

в ряду "таинственных" произведений Тургенева. В основе сюжета -

необычные ночные полеты героя рассказа, который стремительно

проносится над землей в объятиях призрака в образе женщины по имени

Эллис. "Я начинал привыкать к ощущению полета и даже находил в нем

приятность: меня поймет всякий, кому случалось летать во сне" - такими

словами описывает автор странные впечатления своего героя, который со

временем убеждается, что это вовсе не сон, а нечто большее: "Эге-ге! -

подумал я. - Летанье-то, значит, не подлежит сомнению".

 

...Со времени написания "Призраков" прошло около

столетия, прежде чем парапсихологи обратили внимание на рассказы людей

о порой испытываемых ими необычных переживаниях, известных под

названиями "выхода из тела", "внетелесного состояния", "астральной

проекции", "бродячего ясновидения" и некоторыми другими. Их

отличительная особенность проявляется в возможности видеть сцены или

события, недоступные

 

 

приятию в том месте, где находится физическое тело очевидца. У

последнего возникает ощущение, что его сознание временно покидает свою

телесную оболочку и способно путешествовать по городам и весям. При

этом он осознает, что это не сон, а нечто большее. Да и по возвращении

в свое обычное состояние у него не возникает ощущения, что все

случившееся было сном. Более того, в тех случаях, когда имелась

возможность проверки сцен или событий, засвидетельствованных "вышедшим

из тела" сознанием очевидца, их описание зачастую соответствовало

действительности. Тому есть и надежные подтверждения, полученные в

эксперименте с людьми, чья способность "выходить из тела" проявляется

по желанию. Обычно же "внетелесное состояние" возникает в случаях,

когда человек оказывается на краю смерти в результате болезни или

несчастного случая, иногда оно вызывается сильнейшим эмоциональным

стрессом, но чаще всего проявляется без какой-либо очевидной причины

во время сна. Феномен известен на протяжении всей человеческой

истории, и его проявления совпадают у представителей самых разных

стран и культур - в Египте, Тибете, Индии, Китае, в Америке и Европе.

 

У некоторых людей во время сна "выходы из тела" происходят

систематически. Например, англичанин Д. Уайтмен в книге "Таинственная

жизнь" (Лондон, 1960) поделился с читателями своим опытом свыше

шестисот "выходов из тела". Американский бизнесмен Р. Монро в книге

"Путешествия вне тела", опубликованной в США в 1977 году, обобщил

личный опыт таких "путешествий" - он "выходил из тела" более девятисот

раз! Его труд опубликован на русском языке издательством "Наука" в

1993 году.

 

Вот как, например, Монро описывает свой очередной "выход",

состоявшийся 10 ноября 1958 года г послеобеденное время, а также

результаты последуй, лей проверки увиденного: "Опять я всплыл вверх -

с намерением посетить Брэдшоу и его жену. Сообразив, что доктор

Брэдшоу болеет и лежит с простудой в постели,

 

 

я решил навестить его в спальне, которую, бывая в доме, я ни разу не

видел, и если потом мне удастся описать ее, это и послужит

доказательством моего визита. Опять последовал кувырок в воздухе,

ныряние в туннель, и на этот раз ощущение подъема в гору (доктор и

миссис Брэдшоу живут милях в пяти от моего офиса в Доме на холме). Я -

над деревьями, надо мной - чистое небо. На мгновение я увидел (в

небе?) округлую человеческую фигуру, кажется, в каком-то широком

одеянии и в шлеме на голове (осталось впечатление чего-то восточного),

сидящую, сложив руки на коленях и, возможно, со скрещенными ногами на

манер Будцы; ^^м она растворилась. Значения этого не знаю. Немного

спустя двигаться в гору стало трудно, появилось ощущение, что энергия

покидает меня и мне не одолеть этот путь.

 

При мысли об этом произошло нечто удивительное.

^" в точности такое чувство, будто кто-то взял меня

^ЗДонями под локти и поднял. Я почувствовал прилив

 

 

силы, влекущей меня вверх, и быстро понесся к вершине холма. Тут я

наткнулся на доктора и миссис Брэдшоу. Они находились на улице, и на

какое-то мгновение я оторопел, так как встретил их, еще не достигнув

дома. Это было мне непонятно: ведь доктор Брэдшоу должен лежать в

постели. Доктор Брэдшоу был в легком пальто, на голове шляпа, его жена

- в темном жакете, все остальное тоже темного цвета. Они шли навстречу

мне, и я остановился. Мне показалось, они в хорошем настроении. Они

прошли мимо, не заметив меня, по направлению к небольшой постройке,

похожей к а гараж. Брэд плелся сзади.

 

Я поплавал туда-сюда, махая рукой и безуспешно пытаясь привлечь их

внимание. Тут мне послышалось, что доктор Брэдшоу, не поворачивая

головы, говорит мне: "Я гляжу, тебе больше не нужна моя помощь".

Решив, что контакт получился, я нырнул обратно в землю (?) и,

оказавшись в своем офисе, вернулся? тело и открыл глаза. Все вокруг

было без изменения. Вибрация еще не прекратилась, но я почувствовал, ч

'о для одного дня достаточно.

 

Важное добавление. Вечером этого дня мы по: пили доктору и миссис

Брэдшоу. Не сообщая, вче\ ^, я поинтересовался, тле они были между

четырьмя и пятью часами. (Жена, узнав о моем визите, катгорически

заявила, что такого не может быть - хотя бы потому, что доктор Брэдшоу

болен и лежит в постели.) Итак, я по телефону задал этот простой

вопрос миссис Брэдшоу. Она ответила, что примерно в четыре двадцать

пять они вышли из дома и пошли в гараж. Она собиралась на почту, а

доктор Брэдшоу, решив, что <-му не мешает подышать свежим воздухом,

оделся и отправься с ней. Точное время вычислить нетрудно: на почте

они были без двадцати пять - на машине от дома ехать туда минут

пятнадцать. Я вернулся из своего путешествия к ним примерно в четыре

двадцать семь. Я спросил, во что они были одеты. По словам миссис

Брэдшоу, на ней были черные спортивные брюки, красный свитер, а сверху

наброшен черный жакет для езды в

 

 

Доктор Брэдшоу был в летней шляпе и светлом пальто. При этом никто из

них меня не "видел" ни в прямом смысле, ни как-либо иначе, и они даже

не подозревали о моем присутствии. Доктор Брэдшоу не припомнит, чтобы

он что-либо говорил мне. Самое важное во всем этом: я ожидал застать

его в постели, но не застал.

 

Слишком много совпадений. Я не собирался никому ничего доказывать.

Только самому себе. Я убедился - поистине впервые, что это не просто

сдвиг, травма или галлюцинация, а нечто большее, выходящее за пределы

обычной науки, психологии и психиатрии вместе взятых. Удостовериться в

этом было необходимо в первую очередь мне самому. Случай простой, но

незабываемый".

 

А теперь сравним некоторые фрагменты "путешествий", описанные в книге

Монро и в "Призраках" Тургенева. Вот соответствующий отрывок из

рассказа "Призраки":

 

"Я взглянул вниз. Мы уже опять успели подняться на довольно

значительную вышину. Мы пролетали над известным мне уездным городом,

расположенным на скате широкого холма. Церкви высились среди темной

массы деревянных крыш, фруктовых садов; длинный мост чернел на изгибе

реки; все молчало, отягченное сном. Самые купола и кресты, казалось,

блестели безмолвным блеском; безмолвно торчали высокие шесты колодцев

возле круглых шапок ракит; белесоватое шоссе узкой стрелой безмолвно

впивалось в один конец города - и безмолвно выбегало из

противоположного конца на сумрачный простор однообразных полей.

 

- Что это загород? - спросил я.

' -...сов.

 

^ -...сов в...ой губернии?

^-Да.

^ - Далеко же от дому!

 

- Для нас отдаленности нет", - ответила герою Рассказа Эллис.

 

А вот фрагмент описания похожего видения из "путешествия" Монро,

состоявшегося вечером II марта 1961 года: "Начал медленно подниматься

над зданием... Движение ускорилось, и вот уже вокруг знакомое голубое

мелькание. Вдруг остановился и понял, что нахожусь высоко в небе, а

внизу подо мной - сельский пейзаж с разбросанными там и сям домами.

Местность выглядела знакомой, и мне показалось, что я вижу наш дом и

другие здания между рекой и дорогой. Спустился вниз к дому и через

минуту соединился со своим физическим телом. Сел, весь в целости, и с

облегчением огляделся вокруг. Теперь я на месте!"

 

А теперь вновь вернемся к Тургеневу. Герой "Призраков" просит Эллис

отнести его в Петербург, и она тут же выполняет его желание:

"Слуша-а-а-а-ай!" - раздался в ушах моих протяжный крик.

"Слуша-а-а-а-ай!" - словно с отчаянием отозвалось в отдалении.

"Слуша-аа-а-ай!" - замерло где-то на конце света. Я встрепенулся.

Высокий золотой шпиль бросился мне в глаза: я узнал Петропавловскую

крепость.

 

Северная, бледная ночь! Да и ночь ли это? Не бледный, не больной ли

это день? Я никогда не любил петербургских ночей; но на этот раз мне

даже страшно стало: облик Эллис исчезал совершенно, таял, как утренний

туман на июльском солнце, и я явно видел все свое тело, как оно грузно

и одиноко висело в уровень Александровской колонны. Так вот Петербург!

Да, это он, точно. Эти пустые, широкие, серые улицы; эти

серо-беловатые, желто-серые, серо-лиловые, оштукатуренные и

облупленные дома, с их впалыми окнами, яркими вывесками, железными

навесами над крыльцами и дрянными овощными лавчонками; эти фронтоны,

надписи, будки, колоды; золотая шапка Исаакия ненужная пестрая биржа;

гранитные стены крепоси и взломанная деревянная мостовая; эти барки с

сен м и дровами; этот запах пыли, капусты, рогожи и КОЕ Хшни, эти

окаменелые дворники в тулупах у ворот, лл скорченные мертвенным сном

извозчики на прода1

 

 

ных дрожках, - да, это она, наша Северная Пальмира. Все видно кругом;

все ясно, до жуткости четко и ясно, и все печально спит, странно

громоздясь и рисуясь в тускло-прозрачном воздухе. Румянец вечерней

зари - чахоточный румянец - не сошел еще и не сойдет до утра с белого,

беззвездного неба; он ложится полосами по шелковистой глади Невы, а

она чуть журчит и чуть колышется, торопя вперед свои холодные синие

воды. - Улетим, - взмолилась Эллис. И, не дожидаясь моего ответа, она

понесла меня через Неву, через Дворцовую площадь, к Литейной. Шаги и

голоса послышались внизу: по улице шла кучка молодых людей с испитыми

лицами и толковала о танцклассах. "Подпоручик Столпаков седьмой!" -

крикнул вдруг спросонку солдат, стоявший на часах у пирамидки ржавых

ядер, а несколько подальше, у раскрытого окна высокого дома, я увидел

девицу в измятом шелковом платье, без рукавчиков, с жемчужной сеткой

на волосах и с папироской во рту. Она благоговейно читала книгу: это

был том сочинений одного из новейших Ювеналов. - Улетим! - сказал я

Эллис. Минута, и уже мелькали под нами еловые лесишки и моховые

болота, окружающие Петербург. Мы направлялись прямо в югу: небо и

земля, все становилось понемногу темней и темней. Больная ночь,

больной день, больной город - все осталось назади".

 

Сравним этот фрагмент с описанием "путешествия" Монро, совершенного 30

октября 1960 года после полудня: "Примерно в три пятнадцать лег с

намерением посетить Э. У. в его домике, находящемся на расстоянии пяти

миль. С некоторыми затруднениями мне в конце концов удалось вызвать у

себя состояние вибрации. Отделившись от физического тела, остался в

комнате. Мысленно сконцентрировавшись на Э. У., медленно

(сравнительно) тронулся в путь. Вдруг оказался ^ад оживленной улицей,

перемещаясь над тротуаром на ^оте примерно двадцать пять футов (на

уровне верхнео края окон второго этажа). Узнал улицу (главная улица

 

 

городка), узнал и квартал, над которым пролетал. В течение нескольких

минут скользя над тротуаром, разглядел заправочную станцию на углу и

белого цвета машину со снятыми задними колесами, стоящую перед

раскрытыми решетчатыми дверями, перепачканными смазкой. Был расстроен

тем, что не попал к Э. У. Не видя ничего достойного интереса, решил

вернуться в физическое тело, что и проделал без каких-либо

затруднений. Вернувшись, сел и стал анализировать, почему не попал

туда, куда собирался. Следуя какому-то внутреннему побуждению, встал,

спустился в гараж, сел в машину и проехал пять миль до городка, где

жил Э. У. Решив извлечь хоть какую-то пользу из этой поездки и

проверить виденное сверху, поехал к тому самому углу Мэйнстрит, где

видел белую машину перед открытыми дверями. Она была на месте. Хоть и

мелочь, а все-таки какое-то подтверждение! Подняв голову вверх, туда,

где я плыл над тротуаром, замер от неожиданности: именно на том уровне

проходили электрические провода довольно высокого напряжения. Может,

электрическое поле притягивает Второе Тело? Не благодаря ли ему оно

обладает способностью перемещаться в пространстве? Вечером этого дня я

все же попал в дом к Э. У. Кажется, уже в первый раз я был не очень

далеко от цели: примерно в три двадцать пять он, как выяснилось позже,

шел по Мэйн-стрит, а я следовал за ним прямо у него над головой, не

подозревая об этом".

 

Конечно же, герою рассказа Тургенева, в отличие от Монро, не было

надобности проверять свои впечатления - законы жанра не позволяют. В

жизни, однако, это оказывается возможным, и проверка показывает, что

"путешественник" действительно странным образом "побывал" там же, где

оказалось его нечто, обычно не выходящее за пределы физического тела

"путешествующего".

 

Вместе с тем, сколь ни загадочны подобные перемещения в пространстве,

Тургенев в "Призраках" огясывает еще более удивительные странствия -

не тол^о в пространстве, но одновременно и во времени: Эллис

 

легко переносит героя рассказа в Римскую империю времен Цезаря и в

Россию периода восстания Степана Разина.

 

Чтобы проиллюстрировать сказанное, придется привести довольно-таки

значительный отрывок из "Призраков". Вот он.

 

XI

 

"На следующую ночь, когда я стал подходить к старому дубу, Эллис

понеслась мне навстречу, как к знакомому. Я не боялся ее

по-вчерашнему, я почти обрадовался ей; я даже не старался понять, что

со мной происходило: мне только хотелось полетать подальше, по

любопытным местам.

 

Рука Эллис опять обвилась вокруг меня - и мы опять помчались.

 

- Отправимся в Италию, - шепнул я ей на ухо.

- Куда хочешь, мой милый, - отвечала она торжественно и тихо - и тихо

и торжественно повернула ко мне свое лицо.

Онопоказалосьмненестольпрозрачным, как накануне; более женственное и

более важное,.оно напомнило мне то прекрасное создание, которое

мелькнуло передо мной на утренней заре перед разлукой.

 

- Нынешняя ночь - великая ночь, - продолжала Эллис. - Она наступает

редко - когда семь раз тринадцать... Туг я не дослушал несколько слов.

- Теперь можно видеть, что бывает закрыто в другое время.

 

- Эллис! - взмолился я, - да кто же ты? скажи мне наконец!

 

Она молча подняла свою длинную белую руку. На темном небе, там, куда

указывал ее палец, среди мелких звезд красноватой чертой сияла комета.

 

- Как мне понять тебя? - начал я. - Или ты - как эта комета носится

между планетами и солнцем - носишься между людьми... и чем?

 

Но рука Эллис внезапно надвинулась на мои глаза... Словно белый туман

из сырой долины обдал меня...

 

- В Италию! в Италию! - послышался ее шепот. - Эта ночь - великая

ночь!

 

 

Туман перед моими глазами рассеялся, и я увидал под собою бесконечную

равнину. Но уже по одному прикосновению теплого и мягкого воздуха к

моим щекам я мог понять, что я не в России; да и равнина та не

походила на наши русские равнины. Это было огромное тусклое

пространство, по-видимому не поросшее травой и пустое; там и сям, по

всему его протяжению, подобно небольшим обломкам зеркала, блистали

стоячие воды; вдали смутно виднелось неслышное, недвижное море.

Крупные звезды сияли в промежутках больших красивых облаков;

тысячеголосная, немолчная и все-таки негромкая трель поднималась

отовсюду - и чуден был этот пронзительный и дремотный гул, этот ночной

голос пустыни...

 

- Понтийские болота, - промолвила Эллис. - Слышишь лягушек? чувствуешь

запах серы?

 

- Понтийские болота... - повторил я, и ощущение величавой унылости

охватило меня. - Но зачем принесла ты меня сюда, в этот печальный,

заброшенный край? Полетим лучше к Риму.

 

- Рим близок, - отвечала Эллис... - Приготовься! Мы спустились и

помчались вдоль старинной латинской дороги. Буйвол медленно поднял из

вязкой тины свою косматую чудовищную голову с короткими вихрами щетины

между криво назад загнутыми рогами. Он косо повел белками бессмысленно

злобных глаз и тяжело фыркнул мокрыми ноздрями, словно почуял нас.

 

- Рим, Рим близок... - шептала Эллис. - Гляди, г^еди вперед... Я


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.072 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>